Не отринь меня

Второй мир системы Урданул… Полковник Сирил говорил уже достаточно долго, являясь нескончаемым источником сведений об этой крайне важной, но в общем-то полузабытой системе для Империума. Так вот, второй мир был целиком и полностью аграрным. Огромные бескрайние поля, звери, отдающие гражданам Империума свое вкусное и калорийное мясо. Затишье и покой. Почему техножрецы Марса выбрали данную систему, полковник Сирил не знал и не задумывался над этим до того самого момента, пока комиссар Гаррет не переспросил его, по какой причине их, техножрецов, выбор пал на это место. Полковник хмурился, поскольку не любил, когда его прерывали. А Кларк Гаррет смотрел на пикт системы и карту звездного неба. Расположение планет было необычным. И как он сразу этого не заметил? - Не знаю. – Буркнул полковник и углубился в тарелку с едой, раздосадованный тем, что его прервали. Его прибор стукнул по тарелке чуть громче, чем было позволено, согласно неписаным правилам. Он терпеть не мог эргономичной армейской посуды и предпочитал фаянс и стекло там, где все ели из того, что предписывалось. - Кто их, техножрецов, поймет? Во всяком случае, не я. Я знаю одно, комиссар, мы должны собрать пять предметов и передать адептам Марса. Один из них Вы нашли. - И хоть комиссар Гаррет был ему приятен до того, что они вместе разделили вечернюю трапезу, некая досада у полковника Сирила присутствовала. Кларк Гаррет чувствовал нетерпение. Цель ускользала от них. Заветный маячок, выставленный техножрецами, храни их Омниссия, не давал о себе знать, хотя отряд особого назначения углубился уже достаточно далеко от основного лагеря. И камни… Они звали. Гаррет чувствовал их нежное сонное пение в своей усталой голове. Но камни не показывались. Казалось, они были всюду, но слишком глубоко под слоем земли, чтобы быть доступными для его рук. А еще постоянные задержки. Полковник отправился в разведку вместе с группой комиссара Гаррета, желая лично присутствовать при изъятии объекта. И это тормозило их марш-бросок. Гаррет понимал этого вояку до мозга костей. Полковнику Сирилу было скучно сидеть одному в штабе в полностью лояльном мире. Сирил Норшвайнштайнер хотел подвигов. А поскольку подвиги всегда находили комиссара Гаррета сами, то он просто присоединился к его развед-отряду. И в результате они двигались медленнее, чем могли бы. Чего стоили одни вот эти ежедневные торжественные трапезы в личной палатке полковника? - Омниссия. Не знаю никакой Омниссии и не хочу знать. Есть Бог-Император, зачем нам Омниссия? Да, Кларк? Вы согласны со мной? – Водянистые глаза полковника поймали взгляд комиссара Гаррета, и для пущего эффекта Сирил хлопнул комиссара по плечу. - За Императора. А этим, с Марса, хватит литаний для успокоения или усмирения Бога-Машины. Но груз мы им отыщем, так, комиссар? - Да, сэр. За Императора. – Гаррет честно округлил глаза и замер в самой заинтересованной позе, какую мог придумать. Камни звали его, а он вынужден был сидеть тут, за столом. Эта песня была нежной, как голос девушки. И если бы не полковник Сирил, Гаррет кинулся бы через кусты на поиски камней прямо сейчас. - Не терпится, комиссар? О, я Вас понимаю. – Полковник Сирил вел пальцем по ободку тарелки из белого дешевого фаянса. Эта привычка полковника поначалу удивляла комиссара Гаррета, но потом он привык. – Я бы и сам отправился на поиски этого маячка. Один. И нашел бы, уж можете поверить. Но тсс, нас связывает долг перед нашими людьми! Субординация, мой мальчик, не будем об этом забывать. Все мы рабы субординации. – Он с таким удовольствием выговаривал это слово, что Гаррету хотелось от досады взвыть. - Да, сэр. Двинемся завтра. – И Гаррет принялся очищать тарелку, подбирая подливу сухим хлебцем, чтобы скорее покончить с ужином. Глядя на комиссара, расправляющегося с едой, полковник Сирил Норшвайнштайнер почувствовал удар в самое сердце. Его палец наткнулся на выщербинку на краю тарелки. Маленькую, острую выщербинку, которой еще вчера не было. «Я так и знал!..» – Подумал он. Горло перехватил спазм, и полковник судорожно вздохнул, словно всхлипнул. – Стекло. – Прикрыв глаза, полковник представил, как острый осколок проходит по его пищеводу, вскрывая стенки, царапая поверхность беззащитного нутра. Вот уже кровь... А потом осколок-убийца попадает в кровеносный сосуд и летит прямо к сердцу. Колющий удар не заставил себя ждать, и полковник поперхнулся, покраснев, как солнце на закате. - Что с Вами, сэр? Вот, выпейте. – И Кларк Гаррет схватил свой стакан, совершенно не замечая маленькую пылинку, которая упала прямо в воду откуда-то из воздуха, как ясно увидел полковник Сирил. «Земля. В воде… Моей воде… И я ее пью, спаси меня Император. Миллионы бактерий. Столбняк!» И бедный полковник почувствовал, как мышцы шеи начинает сводить судорога. А Гаррет, не задумываясь о чувствах полковника, приставил к его губам треклятый стакан и заставил выпить мерзкое пойло целиком, еще и постукивая Сирила по спине. Откашливаясь, полковник в ужасе обводил глазами стол и лагерь. Насекомые, пыль, грязь, миазмы… «Мы все умрем. Эпидемия неминуема…» - Вы что-то сказали, сэр? - Ничего, мой мальчик. Одно хорошо – Ваши родители уже умерли! И им не придется пережить собственного сына. Из кустов послышались странные звуки. Там тошнило Джулиуса Тонгу. «Началось. Совсем как тогда» - подумал Кларк Гаррет, глядя на красного, как вареный рак, полковника. - «Камни совсем близко». В его голове стала ясно складываться картина происходящего. Вторая планета из пяти. И на каждой из них он должен выполнить то, что предрешено. Разбудить камни. Чей же это приказ? Он не задумывался. Во имя Императора, он исполнит все, что должен. И цена неважна. - Ну что же, Тит, мы вновь встретились с тобой, мятежный брат мой. Я рад тебе также, как прекрасен свет звезд в черной бездне неба. Мы едины, и мы ничто друг без друга. Помнишь слова клятвы или забыл их в изгнании и забвении? – Фарзиций улыбался уголками губ. - Фарзиций… - Они сплелись в приветственном объятии, скинув капюшоны. Две ветви вновь встретились после многолетнего разногласия. Единство и борьба противоположностей, так было всегда, и это было залогом прогресса. - Ответь мне, Тит. Ты пришел как победитель? Или я могу считать твое возвращение приходом заблуждающегося брата в отчий дом? – Фарзиций говорил мягко, но Тит знал опасную мягкость этих слов. Стоит оступиться, и он не выйдет отсюда, а возродится совсем в другом месте. Все-таки, тогда, на совете он слегка перегнул палку, и Фарзиций явно этого не забыл. - Заблуждающегося? Нет, благородный Фарзиций. Победителем – опять же, нет. – Тит придержал за плечи своего вечного оппонента и с удовольствием разглядывал его. Время оставляло следы на них, своих детях, как ветер на песке. И Фарзиций не избежал их. «Желт, как пергамент» - улыбнулся про себя Тит. – «И также сух». – Я пришел к тебе, как брат к брату. Возникла заминка на великом пути, и я хочу совета. - Заминка? – Фарзиций с удовольствием рассматривал Тита. Порывист и упруг, как мяч. И также ограничен. Ограничен, как воздух в мяче плотной оболочкой, каков каламбур. - Именно, брат мой. Простая заминка, узелок на шелковой нити. И если мы, - Тит подчеркнул голосом это «мы» и с восхищением увидел, что его послание достигло цели. – Если мы преодолеем, вернее, распутаем его, успех обеспечен, и наше Звездное Дитя восполнит недостаток равновесия во Вселенной. - Если бы заминка была незначительна, ты бы не попросил о приватной встрече. Наши собратья из других рас не слишком благосклонны к твоему замыслу. И не начинай. – Фарзиций махнул в сторону открывшего было рот Тита. – Я знаю, кто пестовал твое творение, знаю, что их было много, и там были не только люди. Но брат, вспомни, кто был против. Наших с тобой пальцев не хватит, чтобы счесть их. И они занимают важные посты в нашей иерархии. - Заминка серьезна, но преодолима. Выслушай меня, и если нет, мы разойдемся, каждый на свой путь, чтобы встретиться вновь, когда все станет окончательно ясно. Я не откажусь от моего замысла, тем более, он воплощается. Фарзиций! – Тит положил руки на плечи собрата. - Он во плоти, наш звездный мальчик! И уже сейчас поражает. Он не человек. - Но и не Звездное Дитя, Тит? Он хотя бы один из нас? Или ты еще не приступал к инициации? – Фарзиций говорил несколько брезгливо, но в глазах его сверкал нешуточный интерес. - Он прошел две ступени, Фарзиций. Две из ста. Он Вечный, наш Клауд. А если ты примешь меня, то он станет и твоим. - Клауд? Мда. Пусть так. Не слишком-то благозвучное имя для правителя Вселенной. Будущего правителя. – Глядя на Тита, Фарзиций все более понимал, что происходящее – вовсе не шутка и не ошибка. Его брат добился таки. Но вот чего? - Его имя затеряется в веках, Фарзиций. Как и имя Анафемы в свое время. – Тит расхохотался своим звонким сочным смехом, вызывая мурашки на коже Фарзиция. – Вспомни, брат, о сидящем на Золотом Троне. А мое Дитя - пока он всего только Клауд, и перед ним расстилается огромный путь. - А жалость, Тит? Где твоя жалость? – Фарзиций насмешливо скосился на довольного Тита. - Он слишком рано начал, этот бедный мальчик. Клауд, кажется. - Жалость? Не смеши меня. В делах Вселенной ей нет места. – И Тит продолжил чуть мягче. - Что делать, Фарзиций, что делать? Мы не властны над нашей судьбой. И он не властен над своей. Посмотри на меня, брат. Взгляни в мое сердце, ты не найдешь там преступных ростков сострадания. Каждый, кто испытывал жалость и участие к юноше, проникался к нему чувствами, умер. - Ты не дал ему в спутники Вечного? Какая предусмотрительность. – Фарзиций с одобрением поглядел на своего брата. – То есть, он изначально одинок. - И холоден, как скала, могу тебя заверить. А если мы устраним ту самую заминку, наш мелкий узелок на великом пути, его становление как личности, завершится. Он уже тиран и такой, каких не ведал этот мир. Я дал ему целую планету, Фарзиций. – И Тит расхохотался, как нашкодивший мальчишка. - И? - Они обожают и страшатся своего владыку. Матери боятся пугать им детей, такой ужас он наводит на подданных. Я хочу распространить его влияние дальше, в Империум. И заполучить превосходный источник дорогостоящего сырья. Но об этом после. - Ты великолепен, Тит. И я приветствую тебя от имени всей ветви. – И Фарзиций раскрыл объятия, куда Тит немедленно вбежал, упруго ударившись головой в грудь собрата. – Рассказывай о своей заминке. Я открыт тебе. - Брат-близнец, забравший в силу каприза природы нечто нужное нашему Звездному Дитя. И еще чувства. Тень их. Беседуя со мной, Клауд проявил постыдную мягкость. Он хочет найти брата. И не как пленника. - Я понял тебя, благородный Тит. – Фарзиций уставился куда-то над головой Тита и в задумчивости продолжал речь. - Близнецы. Две половинки. От чего бы им вновь не стать целым, м, Тит? Подумай. Тит с обожанием посмотрел на величественного Фарзиция. Не даром, ох, не даром он стоит во главе, возвышаясь над великими, как скала над холмами. И даже досада от собственной недогадливости не посетила Тита, так он был восхищен словами Фарзиция. - Ты молчишь, Тит? – Фарзиций приподнял брови. - Я в восхищении, брат. – Тит склонил голову и отступил на шаг. - Станут целым. Да. И я знаю, кто осуществит это. Корабли покидали место встречи ветвей Кабалы, как маленькие вспышки искр от костра. Две ветви вновь готовы были объединиться. Равновесие Вселенной никогда не будет потеряно. Конрад Джарвис сидел в гордом одиночестве за столом, покрытым папками с материалами будущего отчета, и постукивал длинными крепкими ногтями о поверхность стола. Еще вчера Мелисса пожаловалась, что он портит столешницу, оставляя на ее поверхности выбоины. В варп ее жалобы и саму столешницу. Не складывалось. Именно так говорил ему Фабий Байл. И вот теперь не складывалось у самого Конрада Джарвиса. Он снова и снова прокручивал записи, вернее, их обрывки от последней встречи с комиссаром Гарретом кадианского полка, будь он неладен, Альтерских гор. Визор был уничтожен, и инквизитору приходилось опираться только на свою отменную память, на предчувствие, записи и интуицию. Чей приказ услышал Кларк Гаррет, и куда он, собственно говоря, унесся? Почему его номер оказался пуст, и куда он направился? Хотя, скорее всего, он выполняет боевую операцию, согласно долгу. Ничего, планшет с синей точкой никогда не подводил, не подведет и теперь. Но почему в такой спешке? Конрад Джарвис с досады ударил кулаком по поверхности стола и принялся разглядывать паутину трещин, разбежавшуюся от места его удара. Что происходит? Его сердце сходило с ума, то падая, то разгоняясь в непереносимом ритме. Запас платков с кружевной каймой скоро подойдет к концу, так часто он пользовался ими в эти дни, утирая пот или унимая кровотечение из носа. А заказывать новые он так и не полюбил. Ему нравились старые, проверенные вещи, а к новым платкам еще придется привыкать. Гаррет и Клауд. Значит, Кабала не получит свое Звездное Дитя, если инквизитор хоть что-то понимает. А Конрад Джарвис понимал. Клауд был не полон, и именно поэтому отправился на поиски комиссара с Кадии, а не потому что его обуяли братские чувства. Ну что ж, он найдет потерянного брата, но не для себя, а послужит Империуму, а именно верному и покорному слуге Императора, Конраду Джарвису. Конрад закрыл глаза, и Кабала представилась ему огромным пауком, сидящим в центре гигантской паутины, прекрасной и зловещей. Паутины в каплях росы на рассвете, когда лучи солнца пронзают ее. Однажды он видел такую и смотрел на нее, восхищаясь древним ткачом с мохнатыми лапами, крепкими жвалами и пузом, полным жгучего яда. Впрочем, это все не так важно. Конрад Джарвис вскочил, и его тень огромной птицей заметалась на стене. Только два имени. Клауд и Гаррет. Остальные – прочь со стены. Он изучит их все, откаталогизирует, но на виду останутся лишь два имени. А теперь, когда эти два так беззащитны под ярким лучом света, пора добавить к ним кое-что. Нервно вернувшись к столу, он сбросил все папки в поисках клочка чистой бумаги. Отлично. Под прессом в виде летучей мыши как раз было два или три обрывка. Джарвис никогда не разбрасывался тем, что ему принадлежало, и сохранял каждый чистый листок независимо от его размера. Дрожащей от нетерпения рукой он записал на каждом из них имени и усмехнулся краем губ. Мелисса пыталась толковать ему, что мнемо-перо удобнее. Никогда эта женщина не поймет, что предметы из глубины веков рождали в нем не просто благоговение, они помогали ему мыслить и видеть. Три обрывка заняли свое место на стене, прямо под именами Клауда и Кларка Гаррета. Кабала, Фабий и… Юлия. Губы обожгло так, словно он пригубил амасек, которому было не менее трех столетий. Все эти трое, а особенно вечная из рассказа Фабия, так или иначе связаны с близнецами. И он найдет все связи и остановит зло, которое могут все эти лица причинить людям Империума. Конрад Джарвис давал клятву, ту, которую не забывают никогда, и он исполнит свое служение. Инквизитор рванул ворот и сорвал с шеи лиловый платок. Вот оно, опять. Значит, он прав. И тут Конраду пришлось опуститься на пол и сжать виски руками, чтобы остановить пульсирующую боль. Он видел нечто странное, хотя так было и всегда. В его видениях никогда не было ни ясности, ни четкости. Он видел блики на зеленой воде сонного океана, желеобразные тела с конечностями, сходными с людскими, тянули друг к другу щупальца, сплетаясь в единый венок. Одно из существ смотрело прямо ему в глаза. Сморщенные тяжелые веки были лишь слегка приоткрыты, но Джарвис зажмурился от сияния, и в голове вновь взорвалось болью. Клауд. Инквизитор взвыл, пытаясь освободиться от переполнявшего его видения, но волны накатывали. Ему хотелось впиться в лицо когтями и рвать его. Или даже не так. Ему хотелось разорвать кого-то, отдать ему свое напряжение и боль, соединиться. На губы упала соленая алая капля. Кровь. Она несла облегчение. Конрад Джарвис сполз на пол и оставался там, пока прямо перед его носом не замаячили носки кремовых туфель с россыпью жемчужин на лакированной поверхности. - Опять? Вы загубите себя, инквизитор Конрад. К чему вот так? Вы полностью отдаете себя служению и не бережете здоровье. - Оставьте это, Мелисса. С чем Вы ко мне? – Не хотелось шевелиться, дышать. Он был потен и слаб, а эта женщина в нетерпении постукивала туфлей, посылая ему в голову раздражающие сигналы. «Как же ты упорен в своем желании. Ничего. Упорство – это слабость. Сильный не прет через стену, подобно упрямому мулу, а ищет обходные пути». - Вы слишком много думаете, Мелисса. От этого бывают морщины. Неужели Вы опять хотите подтягивать кожные покровы? - О чем Вы, сэр? – Она покраснела от злости. Он видел это по алевшей коже щиколотки и в тайне усмехнулся. - Да я никогда… - А придется, Мелисса. Я не люблю морщинистую старость. Предпочитаю, когда она украшена мудростью. С чем Вы прервали меня, а? - Звонок по закрытой линии. Канал скрыт, отправитель неизвестен. Соединить? - Немедленно. И выйдете отсюда. Он вскочил так, как хищная птица взлетает с поляны ввысь. Да, силы ему не занимать. Поклонившись, она отправилась прочь из комнаты, машинально нажимая клавиши вокс-коммутатора, расположившегося на ее руке. Мелисса всегда предпочитала новинки и презрительно фыркала на его техническую безграмотность. - Впрочем, стойте. Я передумал. Останьтесь, если Вам интересно. - Я знаю свое место, инквизитор. – От досады она сжала губы. Если бы он только не предложил, она бы подслушала под дверью. А так придется ждать, пока ее начальник сообщит детали звонка. Экран над столом покрылся рябью, и Джарвис сосредоточился, чтобы не пропустить ни слова из видеосвязи. Помехи были не слишком сильными. Тут важно все – жест, движение, вздох. Он был готов к контакту. Все было так, но вот к чему Конрад Джарвис не был готов, так это к запавшим глазам и страдальческому излому губ копии Кларка Гаррета. Волосы его были мокры от пота и не горели заревом, а лишь тлели своей рыжиной. Он был так слаб и сказал всего одну фразу, но ее было достаточно, чтобы вызвать лавину гнева Конрада Джарвиса. Клауд сказал: «Яд. Я отравлен, инквизитор», и связь прервалась. Мелисса была подавлена. Инквизитор Конрад Джарвис уничтожил все следы видеозвонка. В первый раз она столкнулась с таким недоверием. Конечно, это можно списать на его волнение, возможно, это просто очередное напоминание из высшего звена. Отчеты так и не были сданы. От досады она вновь сникла. Звонок был защищен, и ей не удалось установить, откуда он шел. Ее начальник сорвался с места и умчался, ни оставив распоряжений, ни предупредив. Двери его кабинета остались наглухо заперты, вход туда ей был заказан. Она увидела лишь одно – он был в боевом режиме и вооружении. Что-то намечалось, а она была не в курсе. Наверно, в первый раз за долгие годы службы... - Клауд, возьмите себя в руки. Где был яд? Ну же. Где. Был. Яд. Этот голос. Клауд пытался сосредоточиться, но его тянуло опять погрузиться в сладкие грезы. Ведь время еще есть, а ему так хочется спать. Что-то мягко коснулось его щеки. Ну вот опять. Он улыбнулся и попытался задержать это нежное касание. - Nath sihll shah, vor'vorran kalshiel! Клауд, где был яд? – Конрад Джарвис перестал осыпать больного звонкими пощечинами. Все бесполезно. Он не собирался приходить в себя. Выругавшись вновь, инквизитор раскрыл переносной баул и принялся перебирать ампулы, аккуратно вставленные в алые гнезда. Каждая из них была снабжена тончайшей иглой. – Я отдал бы тебя врачам, но времени нет. И кто ты для них? Ничто. Еще один кусок мяса с гнильцой. А мне ты нужен. Слышишь? Не отключайся. А раз ты мне нужен, Клауд из рода Талестрис, будешь терпеть. – И Джарвис высыпал ампулы на пол, чтобы легче было их сортировать. Когда-то у него в подчинении был лучший знаток ядов. Он был всего лишь любителем, но его знания были бесподобны. Инквизитор Джарвис вытащил этого «любителя» из-под трибунала, поскольку тот не мог удержаться и не испытывать свои зелья на живых людях. Для своих экспериментов он выбирал деклассированных, спившихся, поглотивших немереное количество наркотиков, с нижних уровней ульев, и все же, это были люди. Джарвис оценил талант естествоиспытателя и забрал его к себе. Эрик стал лучшим чучельником или таксидермистом, изготовляя модели неизвестных форм ксеносов прямо из них самих, собирая свои произведения из трупов врагов. К тому же, втайне он продолжал совершенствовать свои знания о ядах. Правда, отдавая свое мастерство службе Императору. А через некоторое время он стал мужем и достойным семьянином. Мелисса и Эрик были прекрасной семьей, преданной делу Империума и отдающей все силы борьбе с его врагами. Когда Эрика не стало по нелепой случайности, вся его коллекция была унаследована Конрадом Джарвисом в обход прав Мелиссы. По завещанию. Но она не протестовала. Ему даже показалось тогда, что смерть мужа была встречена ею со слезами радости, а вовсе не скорби. Женщины. Он никогда не поймет, да и не хочет понять. Долгие годы он вместе с ней посещает могилу Эрика. Если так скорбят, то явно не радуются. Его первое впечатление явно было ошибочным. Итак, вот они. Противоядия, защищающие легкие, печень, почки и мозг. Они создадут барьер, пусть временный, но это позволит определить тип яда и ввести больному истинное противоядие, а не этот слабый аперитив, который он даст, чтобы спасти Клауду жизнь. Джарвис брал ампулы и подносил к коже Клауда. Световые метки начинали мигать, показывая, что организм поражен и молит о вмешательстве. Медлить было нельзя. Джарвис окинул взглядом обездвиженного Клауда и хрустнул пальцами, а затем с нежностью, столь редкой для самого себя, освободил страждущего от одежды. Десять ампул. Вводить быстро, и не рассуждая. Блокада должна начаться почти одновременно, иначе омертвение тканей, гангрена, сепсис и смерть. - Инквизитор… - Клауд тяжело дышал. – Я не умру, но потеря времени… - Недопустима. Как и разговоры сейчас. И вот что, Клауд. Ты умрешь, не тешь себя надеждой. Умрешь, если я не вытащу тебя. Клауд с улыбкой отвернулся, прекращая разговор, и Джарвис приступил. Десять игл пронзили плоть. Десять ампул опустели. И тело больного ответило на вмешательство. Ушла восковая бледность, кожа потеплела, и нитевидный пульс стал прослушиваться без особого труда. Так-то лучше. Джарвис вынул портативный вокс и отправил сообщение, содержащее полный анамнез больного. Пробу крови, реакции тканей, образцы выделений, все, что он успел проделать. Он сделал для Клауда все, что мог. Тому предстояло долгое время быть недвижимым. Значит, он должен обеспечить ему не только исцеление, но и более-менее комфортное пребывание. К счастью, катетеры и прочие ухищрения любого уважающего себя медбрата были в его бауле. Теперь оставалось ждать квалифицированной помощи, на которую обычный людской врач был бы неспособен. Клауд, он поможет, я вижу его помыслы. Открой ему все, что посчитаешь нужным. Смерть – это задержка, ИшнꞌАурон. Только поэтому я приму его помощь. Повреждения слишком глубоки. Мне пришлось бы не регенерироваться, а возрождаться заново. – Клауд почувствовал, как взволнован его Наставник. Мальчик мой, неужели ты прошел через возрождение? Они подвергли тебя этому? Я думал, они остановятся на первой ступени. Иначе бы я не покинул тебя. Ты же был так молод. – Теплая волна сочувствия окутала Клауда. Да, ИшнꞌАурон, прошел. Я не хочу вспоминать. Не надо. Сосредоточься на лечении. Он вытащит тебя. Да будет так. – И Клауд отдался ласке тысячи прикосновений к сознанию. - Как же ты бледен. И это несмотря на все то, что я ввел в твои вены и ткани. Ты нужен мне живым. – Конрад Джарвис отводил прохладной рукой с бледного лба влажные волосы и считал пульс, сжав пальцы на утонченной кисти руки. Пульс был прерывистым и неровным, но он не был пульсом умирающего, барьер действовал. Надолго ли? - Нет, Джулиус, нет! Оставьте меня, друг мой. Эта игла, она внушает мне беспокойство. – Полковник Сирил пытался изо всех сил отодвинуться к стенке подальше от опасности. Опасность для него представлял Джулиус Тонга, лучший связист, а сейчас и врач по совместительству. Отряд слег. И только Джулиус оставался на ногах и временно покинувший дислокацию отряда комиссар Кларк Гаррет, блуждающий где-то в дебрях на поисках маячка. - Но полковник, Вам сразу станет лучше. – Джулиуса колотило, как лихорадке, и он подносил прямо к носу побледневшего полковника Норшвайнштайнера шприц с мутным содержимым. – Это антиспазматическое и асептическое. Я вколю? - Нет, нет, нет и еще раз нет! Отставить, связист! А если воздух? Вы подумали об этом, Тонга? Воздух попадет в вену и… И все! Вы будете убийцей, Тонга! На Ваших руках будет моя кровь. А ее не смыть мылом, знаете ли! Я не могу отяготить Вашу душу вот этим. Пусть я умру… - Проговорил полковник сквозь хриплое дыхание. Давали о себе знать признаки столбняка, проглоченное стекло и железная заноза в ноге. Полковник был просто уверен, что когда он оступился, нечто железное, чего он, правда, не нашел, прокололо его сапог и впилось в нежную плоть пятки. И ужас был в том, что он не нашел занозы. Скорее всего, она уже путешествует по телу и скоро вопьется или в сердце, или в мозг. – Идите лягте, Тонга, Вам самому не здоровится. - Никак нет, полковник. Комиссар приказал не оставлять Вас ни на минуту. – И Джулиус Тонга отправился к умывальнику двенадцатый раз за сегодня мыть руки. Он видел, что полковника нервирует прикосновение к его одеялу без должного омовения. - Что там ребята, Тонга? Как они? - Им плохо, сэр. Кашель, тяжесть. Лежат, сэр. – И Тонга, вздохнув, присел на табурет рядом с постелью полковника. Джулиус то и дело поглядывал на вокс-передатчик. Комиссар Гаррет не взял его с собой, обещав дать сигнал, как только найдет искомое. И вот тогда Тонга будет вести его обратно в лагерь. - Ааа… Джулиус. А нет ли у них… - Голос полковника задрожал, и Тонга увидел, что он пристально рассматривает свой язык в зеркало. - Чего, сэр? - Как бы тебе объяснить, ты же не врач… Знаешь, таких пустул, ну как огромный фурункул, чирей, понимаешь? - Да, господин полковник, понимаю. Вроде нет. - А ты проверял? – Полковник засунул руку себе подмышку, прощупал, затем рука его двинулась вниз и внезапно как будто что-то нашла. Полковник тяжело вздохнул и взглянул на Тонгу так, как будто тот уже лежал в гробу, приготовленный к почетному захоронению. – В паху, Тонга. Проверь. Каждого. Мы все заражены, и все умрем! И последний сожжет трупы, чтобы зараза не распространилась. Я не могу двигаться, смерть близка. Проклятый осколок прочно засел в сердце… И столбняк, Тонга, столбняк. Он скоро обездвижит меня. Я не смогу глотать, двигаться, говорить. Ты один, связист, последний… Наша последняя надежда… - Но комиссар Гаррет, сэр? - Он давно умер, наш комиссар, и его рыжеволосый труп лежит где-нибудь… Спаси нас Император! Как же я не подумал? – Полковник даже подскочил на кровати и со стоном упал обратно. Его сразила боль в сердце. - Он же разнесет заразу, Тонга! Отправляйся в путь и сожги его тело, когда найдешь. Огнемет возьми с собой. - Но… - Исполнять, Джулиус Тонга. Тяжело дыша, вытирая лоб и справляясь с позывами рвоты, Джулиус Тонга, связист полка Альтерских Гор, отправился на поиски тела комиссара Гаррета, чтобы по приказу полковника Сирила спасти этот мир от эпидемии ужасной болезни черной смерти. Комиссар Гаррет умылся в горном ручье и отослал сигнал в лагерь. Все шло отлично. Сигнал маячка не мог пробиться через горную породу, произошел небольшой обвал. Но Гаррет легко расчистил насыпь и прошел внутрь склада, замаскированного под пещеру. По сигналу, который стал гораздо сильнее, Кларк Гаррет легко отыскал небольшой ящик. Поднимая его, комиссар поморщился. Тот был достаточно тяжел. Комиссар пожалел, что отправился на поиски без техники. Хотя какая там техника, если все слегли? На ногах оставался лишь он сам и его связист, который дрожал от лихорадки, но был в трезвом уме, чего нельзя было сказать об остальных. Гаррет вынес ящик из пещеры и умылся. Все. Теперь можно было заняться главным. Камень был тут. Его вибрации пронзали естество Гаррета, дразнили его. Ощущение было давящим, тревожным. Кларк Гаррет хотел, как можно скорее отыскать камень, чтобы избавиться от зуда внутри. Напрасно он вновь обошел все стены и прошел по коридорам пещеры до тупика. К счастью, туннели были не слишком запутаны. Ничего. Тогда Кларк Гаррет вышел из пещеры и вернулся к ручью. Внезапно солнце словно обожгло его кожу. Вот оно. Вода. Она касалась камня. Она текла по монолиту и несла теперь память о нем, передавая ее комиссару. Гаррет посмотрел вверх по течению ручья и нашел место – маленький водопад. Туда он и направился, время от времени опуская руку в ручей. Он не чувствовал холода и свежести. Это было словно пожатие. Камень звал его. Вода ручейка пробила себе выход из горы в том самом месте, где из горных пород показалась гладкая черная поверхность камня. Водопад, маленький и звонкий, скрывал собой камень, но это не остановило комиссара. День был жаркий, он разделся и вошел ногами в ледяную воду. Вместо холода он почувствовал покалывание. Камень играл с ним. Гаррет сел прямо в воду и прижался спиной к камню, а поток воды лился ему на голову. Казалось, нежные руки обнимают его и гладят по плечам, касаются волос. Холодны были объятия, но Гаррет пылал внутри от прикосновения к гладкой поверхности камня. Он видел образы, они проносились так быстро, что он не успевал их запомнить или осознать. Это было неважно, поскольку камень считывал сознание Гаррета. А потом была точка перехода, точка слияния. Тело Гаррета выгнулось, он затылком почувствовал холод, вскрикнул и погрузился в состояние, близкое к экстазу. Его сердце и вибрация камня бились в унисон. Джулиус Тонга вышел прямо на сигнал вокс-передатчика. Идти было все тяжелее, и честный связист боялся не успеть исполнить приказ полковника. Тела Кларка Гаррета не было, лишь огромный ящик, который Тонга не смог даже сдвинуть. Тонга снял огнемет, примериваясь, как лучше сжечь все это в очистительном пламени, а потом найти тело, которое должно было быть неподалеку. Жаль было проваленной миссии, но эпидемия – дело серьезное. У них не было возможности дезактивации, а потому – сжечь. Полковник Сирил отдал приказ сквозь слезы. Похоже, осколок, как и металлическая заноза, миновали каким-то чудом сердце и проникли полковнику в мозг. Во всяком случае, он так говорил, непрерывно вытирая слезы, которые считал кровавыми. Правда, Джулиус никак не мог разглядеть следов крови на его благородном лице. Впрочем, полковнику виднее. И все же, Джулиус решил сперва найти тело комиссара. Он должен был быть где-то недалеко. Но сначала он приляжет и поищет у себя пустулы. Было жарко, жар съедал Тонгу изнутри, и он лег прямо тут, рядом с ящиком. Голос Кларка Гаррета настиг его, как прохладный ветер в разгар полдня: - Джулиус, что это Вы делаете? Зачем Вы сняли штаны? А? - Пустулы, сэр. Черная смерть. В подмышках нет, я подумал, нет ли в паху. Полковник Сирил приказал мне проверять всех без исключения. Себя тоже. - Отставить, Тонга. Вы полностью здоровы, связист. Перестаньте копошиться у себя на теле. У Вас нет никаких пустул. И у меня нет. И у гвардейцев нет. Я забрал груз, и мы должны идти обратно. - Огнемет, сэр? - Зачем он Вам, Тонга? Вы же связист. - Чтоб сжечь Ваше тело, сэр. Пустулы, сэр. Хотите, я проверю? - Отставить, Тонга. Настраивайте вокс и движемся в лагерь. Ящик я понесу сам. С остальным Вы справитесь? - Да, сэр. Только не было бы беды. Гаррет с усилием поднял ящик и водрузил себе на плечо, а в голове его пел песню камень, и он чувствовал нежные холодные объятия ручья. Столовые приборы радостно звенели, скатерть была ослепительно-белой, а полковник столь же величав и прям, как в начале миссии, и легкая худоба, последствие предшествующих событий и перенесенных страданий, совсем его не портила. Полковник Сирил Норшвайнштайнер был вновь в строю и с победительным видом оглядывал своих сотрапезников, составляющих интереснейший контраст для постороннего взгляда. Иссиня-черный с курчавой шевелюрой Джулиус Тонга, с легкой неуверенностью косящийся на вилки и ножи и вздыхающий в глубине души по одинокому, но гораздо более сытному ужину. И сияющий, рыжеволосый с редкой сединой комиссар Кларк Гаррет, белокожий и наслаждающийся происходящим сверх меры. - Да, комиссар, несомненно, да. Мы выполнили свой долг и нашли еще одну часть. Техножрецы прислали одобрение, понятное только им. Я не слишком силен в двоичном коде. – И полковник расхохотался сочным смехом здорового мужчины в полном расцвете сил. – Вся рота встала на ноги, потери минимальны, миссия удалась, а цель велика. За Императора, комиссар! – И полковник встал. Гаррет вскочил в ту же секунду за ним, приподнялся над столом и Тонга. Руки связиста слегка дрожали. Он смотрел на этих двух белых и недоумевал, неужели у них нет памяти? Неужели можно вот так просто все позабыть? Джулиус так не мог. Каменистая тропа, жара, огнемет на плечах, вокс, подвешенный на ремнях, и бесконечный путь. И комиссар Гаррет, свежий, как речной цветок, на плече которого лежит огромный неподъемный ящик. Чтобы поместить его в Химеру, понадобилось восемь гвардейцев. Восемь. Тонга сам пересчитал и записал для памяти. А комиссар нес его один, на плече, и еще подгонял усталого связиста. Тонга будет молчать, но однажды он скажет. Слишком много странного происходит в последнее время. - За Императора, полковник, и за успех! Да, Джулиус? Мне кажется, Вам нужен отдых. - Нам всем нужен отдых, комиссар. Усталость… - Слова, рвущиеся из груди, растаяли под ледяным жаром, льющимся из фиалковых глаз комиссара. – Сэр, я верю в Императора, сэр! - Никто и не сомневается, Джулиус Тонга. Вольно, связист. – Полковник с удовольствием жевал белое мясо рыбы из местной фауны. С соком цитрусовых оно было просто великолепно. На зубах хрустнуло что-то твердое, и полковника закрутил водоворот времени и отбросил его на четыре дня назад… …Сирил Норшвайнштайнер, полковник Астра Милитариум, готовился к смерти. Его исстрадавшаяся плоть молила о прекращении страданий. Вся рота слегла, за исключением его самого и связиста Тонги, посланного на поиски тела комиссара Гаррета, чтобы предать оное огню, дабы эпидемия не распространилась на население планеты. Бойцы лежали вповалку, где их застала болезнь, они бредили, но не было руки, способной утолить их жажду, и полковник, терзаясь собственными хворями, взял на себя эту роль. Он подходил к каждому и подносил воду к иссохшим губам. Ему больше не было страшно, ведь черная смерть не щадила никого. Он тоже умрет. И пусть пустулы и бубоны пока не проявляли себя, уж Сирил-то знал, стоит болезни коснуться его, и в один миг тело покроется этими страшными гнойниками. И тогда они все умрут. Полковник осматривал каждого. И себя тоже. Он шарил по собственному телу и по телам своих бойцов дрожащими руками, боясь наткнуться на ту самую опухоль, визитную карточку страшной болезни. Спасая своих людей от жажды, он давил в воду, в которой конечно уже завелись смертоносные вибрионы, он прямо чувствовал, как они шевелят там своими ложноножками и усиками, сок цитруса. Он поил всех гвардейцев из одной кружки, искренне полагая, что смерть уже рядом, и так сойдет. Но себе наливал воду в другую. Полковник нащупал у себя подмышкой ужасный бубон, который то появлялся, то исчезал, и не хотел ускорить заражение остальных. Глоток за глотком Сирил пил воду, как вдруг косточка от цитруса юркой мышью проскользнула ему прямо в пищевод. Полковника бросило в жар, а затем в холод. Косточка. Твердый объект. Ну, конечно, конечно он знал, куда попадет это инородное тело! Правый бок пронзило острой болью, и полковник, застонав, согнулся напополам. Аппендицит, острый. Вот только его не доставало. Из глаз Сирила Норшвайнштайнера потекли слезы. Он не боялся смерти. Его страшило то, что он не помог своим людям и не сможет предать их тела огню. А то, что они умрут - в этом у него никаких сомнений не было… …- Полковник? – Гаррет смотрел на замершего Сирила, на лице которого расцвела страдальческая улыбка. Кларк Гаррет накрыл большую руку полковника своей. – Раны зарубцуются, сэр. Наваждение прошло без следа. Мы все живы, и слава Императору. Правда, Джулиус? – Спросил он вслед выходящему связисту. - Да, комиссар. Император защищает. Но Гаррет чувствовал, что нет той искренности и ясности в Джулиусе, которую он так любил. Похоже, события этой миссии его коснулись сильнее, чем прочих. Гаррет вспоминал… …Они вышли к месту дислокации отряда без лишних плутаний по пересеченной местности. Джулиус Тонга знал свое дело. Они успели вовремя. Палатка гвардейцев была превращена в лазарет и помечена огромным черным крестом. Над входом была надпись, выполненная нетвердой рукой полковника, она гласила: «Черная смерть. Опасно». Вход был зашит наглухо. Полковника Сирила они нашли рядом с огнеметом, который он так и не смог активировать, поскольку боль лишила Норшвайнштайнера последних сил. И комиссар Гаррет начал действовать. Он разрезал белое полотно и вытащил тех, кто еще мог встать на ноги, не обращая внимания на протесты полковника, у которого он отобрал огнемет. Они кое-как помогли комиссару погрузить ящик в Химеру, куда положили и остальных страждущих. Тонга поместился с ними, стараясь устроить каждого поудобнее. Гаррет чувствовал спиной взгляды связиста, и они ему не нравились. - Верьте в Императора, он защитит. Еще немного, и вам станет легче, поверьте, и Он спасет нас всех. – Так говорил Кларк Гаррет каждому, и они верили. Последним он приступил к полковнику Сирилу, который отказывался ехать и просил лишь дать ему оружие, чтобы прервать свою жизнь. Но Гаррет нашел слова и для него. - Полковник, согните правую ногу. Вот так. Видите? - Что я должен видеть, сынок? Оставь меня и помни, лишь как боевого товарища, как того… - Вы верите в Императора, полковник? - Верю, Кларк. – И из чистых глаз Сирила потекли слезы. - Тогда он защитит. Закройте глаза и верьте. От всей души. – Кларк Гаррет поднял полковника, как ребенка, и уложил его голову себе на плечо. Он нес его, словно тот был невесомым, хотя роста в полковнике, как и костей с мускулами, было весьма и весьма. Со всей осторожностью он уложил его в кабину, а сам сел на место водителя. Вот так все и закончилось… Уже много позже, глубокой ночью, Кларк Гаррет пытался осмыслить происходящее. Значит, камни, пробуждаясь, влияют на сознание людей. О чем это говорит? Но поток мыслей не желал подчиняться комиссару. Он разделся и лег, отдавшись воспоминаниям. Ледяной поток воды и обжигающая пульсация камня. Так он и уснул, заново переживая происходившее у горного ручья. Конрад Джарвис спал у постели больного. Шли третьи или четвертые сутки, барьер продолжал действовать, но инквизитор видел, что защита организма Клауда слабеет. Странное чувство единения возникло между ними. Не было больше пленного и пленителя, победившего и побежденного. Конрад Джарвис чувствовал, что Клауд не убьет его, даже если выдастся такая возможность, и не отправится на поиски брата, переступив через хладный труп врага, одержимый своей целью, забрав с собой планшет. Джарвис также перестал представлять его своим личным врагом и врагом Империума. Чувство опасности уходило. Возможно, это была особая харизма Клауда из рода Талестрис, члена тайного общества Кабалы, а, возможно, их двоих объединяла близость смерти. Она была рядом, это темная бездна. Джарвис ощущал ее присутствие в холодности пальцев Клауда, его бледности и томной голубизне его век. И он поклялся себе, что не отпустит двойника комиссара Гаррета, Клауда, в темную пропасть небытия. Рядом с этим молодым человеком Конрад Джарвис постоянно видел и чувствовал нечто. Перед ним проплывали миры в огромном холодном пространстве Вселенной, он видел орды врагов Империума, его внутренний взор проникал туда, куда обычно ему не было хода. К примеру, он видел далекое прошлое, по крупицам восстанавливая память. И при этом он вовсе не был псайкером. А сейчас Конраду Джарвису иной раз казалось, что это именно так. Чаще всего в видениях возникал океан, пронзаемый солнцем. Это случалось тогда, когда глаза инквизитора закрывались, и он боролся с подступающей дремотой. Прилив океана шумел и звал очнуться, словно не хотел, чтобы больной оставался один. Клауд был слаб и спокоен, его Наставник был с ним и каким-то образом блокировал болевые импульсы от действия яда. После инъекций инквизитора ему стало лучше, но Клауд понимал, что это временно, и небытие рядом. Забытье настигало его постоянно и уносило в мир грез. - Клауд, откройте глаза. – Голос Конрада Джарвиса пролился, как густой мед, а прохладная рука приподняла его голову. Мокрая ткань коснулась лица, и Клауд очнулся окончательно. Опять он со своими вопросами – Как это произошло, Клауд? Кто Вас отравил? Взгляд больного заметался, а затем скрылся за веками с густыми ресницами, и румянец окрасил восковую кожу щек. - Не хотите говорить? – В голосе инквизитора не было настойчивости, лишь дружеская мягкость. – Подумайте, Клауд, и вспомните. Кто Вас отравил, дорогой мой? Ну же. Вы же хотите сказать. Ваши губы уже движутся, стремясь выдохнуть ответ. Хотите, я наклонюсь? Никто не услышит, поверьте. – Джарвис наклонился к губам больного и к своему удовольствию услышал: - Катитесь в задницу, инквизитор. И там заройтесь поглубже. - Шепот больного прервался, но Конрад был доволен. – Сопротивляешься, значит, будешь жить. И все же? – Проговорил он уже серьезно. – Кто отравил Вас, Клауд? Это не была пища. Воздушно-капельный путь я тоже исключаю. - Я укололся, инквизитор. – Клауд удивился, насколько хрипло и слабо прозвучал его голос. - И где же выросла та роза, о чьи шипы Вы поранились? - К губам страждущего прижалась холодная грань стакана, обещая прохладную воду своим ледяным прикосновением. - Не смешите меня, Клауд. Лучше пейте и думайте, кто хотел отравить Вас и где. А главное, чем? Это важно для Вашего исцеления. Клауд выпил воду, но на вопросы отвечать не стал. Вскоре глаза его закрылись под действием снотворного, которое Джарвис щедро намешал, даря больному лишние минуты отдыха. И вот, увидев, что больной уснул, Конрад Джарвис позволил и себе прикрыть глаза в полудреме. Он спал и во сне продолжал думать, анализировать. Но все расплывалось и уносилось в вихре сновидений. Клауд открыл глаза, когда экран планшета, лежавший неподалеку, внезапно вспыхнул. Синяя точка, обозначавшая нахождение в пространстве Кларка Гаррета, засияла нереально ярко. Но вот что удивительно, вместе с ней запульсировали еще две точки алым, угрожающим светом. Одна совсем рядом с комиссаром, другая на соседней планете. Клауд приблизил изображение и понял - система Урданул, так называлось место, где проходила военная миссия полка комиссара Кларка Гаррета, и Клауд очень хотел знать, что там происходит. Инквизитор не упоминал никаких других огней, тем более, алого цвета. Что же это? Надо непременно встать на ноги и отправиться туда, но ни слова инквизитору. С этой благой мыслью Клауд провалился в сон - забытье. Конрад Джарвис открыл глаза от сигнала вокса. Вот оно. Наконец. - Клауд, очнитесь. Я оставлю Вас на некоторое время. Вы слабы, не вставайте. Я вернусь с тем, что Вас поднимет. Верьте мне. Только, ради Императора, не проявляйте излишней стыдливости. Не надо так широко раскрывать глаза. Я ходил за больными и знаю, что это такое, когда лежишь и не можешь пошевелиться, а мочевой пузырь напоминает о себе. Вы можете справить нужду, не выходя из постели, как делали в беспамятстве все это время. Краснеете? Напрасно. – И Джарвис стремительно вышел из комнаты. Клауд усмехнулся. Вот уж что его совершенно не беспокоило, так это интимные услуги, так необходимые обездвиженному больному. Инквизитор зря надеялся его смутить. Знал бы он… Клауда волновало совсем другое. Медальон. Его медальон, полученный от секретаря обратно в обход приказа Конрада Джарвиса. Инквизитор не должен его увидеть. Клауд догадывался, кто его отравил, а вот зачем – это он узнает вернувшись. И она ответит, даже если придется забыть, что перед ним старая леди, и проявить некую настойчивость. С пятого раза ему удалось перепрятать медальон. Двигаться было очень тяжело. Джарвис не найдет его, не будет же он простукивать стены? Конечно не будет. К тому же, он не знает, что искать, и что медальон у Клауда. Инквизитор ворвался в комнату, как вихрь, и сразу принялся за дело. Клауд видел, что он достает из контейнера целую лабораторию. Весь в черном, он был похож на птицу и на ящерицу одновременно. Особенно, когда облизывал губы, вздыхая от опасения что-нибудь разбить. - И это еще не все, Клауд из рода Талестрис. Остальное прибудет позже. Мне надо нейтрализовать яд. Достаточно редкий в своей простоте, конечно. Впрочем, другого я и не ожидал. Вас отравил истинный мастер своего дела. – Кулак инквизитора ударил по столу. Он пристально вглядывался в Клауда, а руки инквизитора с длинными продолговатыми пальцами продолжали что-то соединять, чем-то звенеть, и вскоре на столе выстроились стеклянные колбы, перевитые сияющим никелем, и зазмеились пластиковые трубки. – Этот яд прост, Клауд, как сам наш мир. А потому почти неразличим. Небольшая задержка, и Вы мертвы. Без причины. На все воля Императора. Нет! – И новый удар обрушился на столешницу, да так, что все зазвенело. - Не будет этого! Вы мне нужны, Клауд, и я не собираюсь расставаться с Вами из-за какой-то смерти. А Вам, Вам еще понравится. - Что понравится, инквизитор? – Клауд терял нить разговора, борясь со слабостью. - Понравится быть у меня в зависимости. На побегушках. Редкое чувство для Вас, не правда ли? Вы привыкли повелевать, Клауд, и этого не скроешь. Так даже интереснее. - Почему, инквизитор? - А вот этого Вам знать пока не нужно. Готовьтесь, будет неприятно. Заряжая шприцы бесцветной жидкостью, Конрад Джарвис обводил глазами комнату. Что-то изменилось. Он чувствовал, это было разлито в воздухе. Виски сжало. Значит, он прав. Больной не вставал, инквизитор был в этом уверен, катетер бы ему не позволил. Джарвис усмехнулся, вспомнив, куда именно был вставлен катетер. Клауд может быть каким угодно высокомерным, но Джарвис видел краску на его щеках, когда речь зашла о неподвижности и неспособности справить нужду самостоятельно. Цепочка! Его бросило в жар. Ну, конечно. Он видел блеск цепочки через тонкую простынь, на которой лежало тело Клауда. А сейчас ее нет. Джарвис хищно посмотрел на больного. Цепочка, вот оно что. Медальон. Мелисса. Все вставало на свои места. Ну что ж, Конрад Джарвис никогда не отказывался от отличной игры.