Не отринь меня

Они, рекруты, стояли, поедая его глазами. И, прости его Император за это, как же ему нравилось. Катон чувствовал себя стоящим на огромном утесе. Он высоко, выше всех, а у ног его плещет, шелестя не умолкающим восторгом, людское море. Рекруты, лучшие из Десятой роты. Признаться, иногда, в самой глубине души капитан Второй роты, Като Сикариус, завидовал Антилоху, капитану Десятой роты. Ведь именно этому достойнейшему Ультрамарину со странным, трудно запоминающимся именем доставались восторги и восхищения новоиспеченных Астартес. Но сегодня Катон даст им увидеть, приподнимет завесу, так сказать, над тем, каким должен быть истинный защитник Ультрамара. И покажет на своем скромном примере, разумеется. - Так вот, на чем я остановился? – Он картинно откашлялся, дожидаясь всполохов ответов. - На тактике боя, капитан. – Какой юный голос, однако. - Тактика, Астартес, тактика. Архилох наверняка учил вас… - Антилох, с Вашего позволения. Но они рассмеялись, и напряжение, нисходящее на новичков перед боем, покинуло рекрутов Десятой роты. - Да-да, вечно путаюсь. – И Катон рассмеялся добрым, сочным смехом. - Так вот, Антилох наверняка учил вас, главное – натиск и умно поставленная оборона. С таким превосходством можно победить любого врага, и мы это докажем. Все вместе. Сейчас. Там, - и Катон показал рукой в сторону гор. – Там скрылись зеленорожие, и мы их вышибем из их мерзопакостного гнезда в сумрачных предгорьях. В чем наше преимущество? Рекруты загудели и стали по одному отвечать, постепенно воодушевляясь. Но Катону этого было мало. - Наше преимущество… В чем оно? Да оно во всем! Например, храбрость и упорство. Мы вырубим связь и ответим на призыв Макрейджа лишь тогда, когда враг будет низвергнут. Так?! Яростный крик восторга прокатился по отряду, и Катон продолжил: - А вот еще одно. Внезапность. Ооо, мое любимое преимущество. Мы прилетели на эту помойку на 3 дня раньше срока. Понимаете? Никто не знает, что мы здесь. Никто не волнуется за нас. Мы явимся победителями тогда, когда они еще не успеют вздохнуть: «А где, собственно говоря, наши герои, наши рекруты, ну и какой-то там капитан Като вместе с ними? Слыхали про такого? Нет? Вот и мы нет.» Дружный хохот перебил речь Катона, и глаза рекрутов заблестели. Капитан Сикариус шутит с ними – вот оно, истинное братство Ультрамаринов. То самое, которого нет и не было в других легионах, пронесенное сквозь дым побоищ и Отметку Калта. Боевое братство. - И, наконец, доблесть. Не отступать, не сдаваться! Отвага и честь, рекруты! – Взревел Катон, высоко подняв над собой Клинок Бурь, засиявший на фоне закрытого облаками низкого неба. - Отвага и честь! Катон Сикариус прямо чувствовал, как ветер раздувает его алый плащ и играет перьями плюмажа. - Мы победим и вернемся, осиянные славой. Вперед, занять места, согласно диспозиции! Бой шел долго. Слишком долго. Волны нападавших сменяли друг друга. Гремели очереди болтеров, взрывы гранат, вопли противника и их нечестивые молитвы могли бы поколебать дух любых воинов, но только не Ультрамаринов. Катон слишком поздно понял, что они угодили в ловушку. Искусную ловушку. Не было никаких орков, это была дезинформация. Несущие Слово напали на них и взяли в кольцо, откуда не было выхода. Их гудение отдавалось в шлемах, и рекруты невольно теряли концентрацию, ощущая эту неослабевающую вибрацию. А Катон ругал себя последними словами. Если бы он… Он не успевал перечислить всего, что он не сделал или сделал неверно. Клинок Бурь свистел в его руке. С тоской и льдом в сердцах он видел, как они падали, его мальчики. Рекруты Антилоха. Их первая серьезная операция. Они умирали с честью, но умирали. Это разрывало ему сердце. Несущие Слово отнюдь не были шайкой сумасшедших или безумными убийцами. Они обрывали жизни согласно хаоситскому ритуалу, и это было особенно страшно. А еще они были Воинами с большой буквы. Оружие в их руках не знало промаха, поскольку их мерзкие молитвы заставляли рекрутов хоть на секунду, но отвлечься и пропустить удар врага. Катон тоскливо посмотрел в небо. Помощи ждать было не от кого. И все из-за него. - Антилох! - Я считаю, библиарий. Видите? Уже восемьдесят. Осталось найти еще пятнадцать, и тогда все. - Антилох, поговори со мной. Выплесни все, что скопилось на душе. Не молчи, друг. Но капитан Десятой роты был нем и подавлен. С каждой новой находкой он уходил в себя и, прежде чем передать очередное тело апотекариям, которые запускали свои нартециумы, готовясь извлечь геносемя, клал руку на грудь каждому. Каждому павшему. - Почему, Варрон? Почему? - Что «почему», Антилох? – Варрон Тигурий был подавлен увиденным. Тела, изуродованные доспехи, воронки, гильзы, осколки. И снова тела. Верховный библиарий знал, что сейчас скажет Антилох. Это жгло его душу не меньше. - Почему он не передал сигнал? Почему воксы были выключены? – Взревел Антилох. – Кодекс! Катон Сикариус нарушил Кодекс! И это убивает меня. Наш живой пример, наше все, рыцарь-чемпион забыл о Кодексе… - И Антилох разрыдался, положив большую ладонь на грудь еще одного рекрута. Мертвого рекрута, чьи ноги были оторваны взрывом. - Я не знаю, что тебе сказать, Антилох. – Тигурий положил руку на наплечник капитана. – Мы спросим его, если найдем. Спросим со всей строгостью, не сомневайся. Тело капитана Сикариуса отсутствует на поле битвы. Или он жив, тогда он предстанет перед Великим магистром, или… - Голос Тигурия упал. – Или он мертв. О его участи, если он пленен вот этими, - и Тигурий плюнул на нечестивый знак Хаоса на хоругви, валявшемся на земле. – Я не хочу и думать. Это хуже смерти, Антилох. Во много раз хуже. Будем надеяться… - На что, Варрон? – Антилох не мог сдержать нахлынувших эмоций. – Надежды нет. - Надежда есть всегда, капитан Антилох. Я скорблю вместе с тобой, друг. Но долг зовет. Катон, тяжело дыша, из последних сил старался держаться на ногах. Шлем он давно сбросил, поскольку стекла, выдерживающие прямой удар выстрела болтера, были разбиты в бою. С обнаженной головой и глазами, залитыми кровью из раны на лбу, он бил, колол и резал. «Доколе… - шептали запекшиеся губы рыцаря-чемпиона. – Доколе я смогу.» Но даже в таком состоянии он не выпускал меча из рук. Это был тяжкий бой с достойным противником, вернее, противниками. Их было двое. Один, движущийся с молниеносностью арлекина, стремился достать Катона ударами секиры. Другой же раскручивал свой моргенштерн, попадая с такой ловкостью и точностью, что керамитовые наплечники капитана Сикариуса треснули под могучими ударами. Они были неуловимы, но что еще хуже, в отличии от остальных хаоситов, которые лезли напролом и сражались только сами за себя, эти двое знали, что такое доблесть и честь, и что значит братство. Когда Катону удалось сбить одного из них кулаком, другой заслонял упавшего, приняв удар Клинка Бурь на свою секиру, и она выдерживала. Катон был уверен, что это колдовство, иначе и быть не могло. Он чувствовал, что воинская удача изменяет ему. Вот девка. Нашла себе помоложе, покрасивей, хотя… И Катон устремился в битву с удвоенной силой, стараясь нанести удар по шлему, усеянному шипами, рогами и свитками с их нечестивыми молитвами. От гибельного удара Клинка Бурь шлем одного из них раскололся, но к несчастью голова оказалась не задета. Катон засмотрелся на бледное, удивительно красивое лицо с тонкими чертами и, спаси нас Император, с темными волнами разлетевшихся на ветру волос. И это его погубило. Второй воспользовался паузой и ударил капитана под колени, перерубив доспех. Катон упал и понял, что бой проигран. Удар ногой оставил его без меча. Его держали и прижимали к земле семеро, а эти двое… Второй тоже снял шлем. Они не насмехались, не визжали, не обмазывались кровью. Их глаза были холодны и отрешены. «Ангелы. - Подумал Катон. – Ангелы смерти из легенд Талассара.» Мощный удар в челюсть и по затылку вырубил его, отправив в беспамятство. И он не видел и не чувствовал дальнейшего. - Я не знаю, кто он, Настурций, но Эребу понравится. Наш скромный подарок. Смотри, сколько всего. Весь доспех, он, как риза… Как бесценный оклад. - Главное, чтоб содержимое, Нимфадор, себя оправдало. – Настурций тяжело дышал. Бой был выигран с огромным трудом. Столько потерь. Ярость выплеснулась наружу, и он с силой ударил Ультрамарина ногой. – И оно оправдает, содержимое! Иначе смерть. Взять его и донести живым. Пусть светоч Лоргара возрадуется. - Светоч? – Нимфадор, улыбаясь, приподнял бровь. – Брат… - Что «брат»? В чем я не прав? - Напротив. – И Нимфадор улыбнулся во весь рот. – Светоч Лоргара. Красиво сказано. И справедливо. – И он шутливо намотал на палец прядь волос Настурция. – Главное, мы понимаем, и это важно для нас обоих. Теплая рука Настурция поймала руку Нимфадора, слегка пожала изящные для Астартес пальцы и вернула прядь себе. - Мы с тобой понимаем, брат. Тащите его! Каракал. О нем только все и говорили. Лорена расчесала волосы, с тоской глядя на головы манекенов, украшенные накладными косами. Полтора часа шума, споров, подобострастного лебезения горничных, вздохи дворецкого и, наконец, обиженный мяв, перешедший в грозный рык, и ей удалось убедить старших слуг тирана Клауда, ее будущего мужа, в том, что герцогине Талассара вовсе не нужны чьи-то накладные лохмы. Пусть и увешанные блестящими камнями и перевитые золотыми цепочками. Вид шпилек, скрытых в мягких прядях, пугал, и ей вовсе не улыбалось позволить закрепить эту тяжесть на своей бедной голове. Клауд из рода Талестрис, ее муж, как только брак будет консуммирован. Тяжелая голова с ушами-кисточками легла Лорене на плечо, и зверь тяжело вздохнул. Он вырос слишком быстро и еще сохранял внутри себя повадки котенка, хотя почему «он»? Это была она, самка каракала во всей своей дикой красе. Лорена записала ее в хозяйственную книгу дворца под именем Дара. Из сотни предложенных имен каракал выбрал именно это. Почесав теплый пятнистый нос и выслушав тяжелый, но довольный вздох, Лори прыснула, вспомнив вздох мажордома, когда тот в первый раз увидел Дару. - Госпожа, этот зверь… - Дара, к Вашему сведению. И она очень не любит, когда ее называют зверем. - Дара, госпожа, ей нужно свежее мясо каждый день. – Мажордом переминался с ноги на ногу. - И что? - А если поставки задержатся? – Он смотрел на Лорену, и она не могла понять, тот лицедействует или действительно испуган. - А как они могут задержаться? На Грире нет машин? Нет фабрик? Вы охотитесь с копьями? - Госпожа… - Нет, ответьте мне, пожалуйста. - У нас все есть, госпожа. Но вдруг? - Тогда Дара Вас съест. Именно Вас. – И Лорена толкнула его тонким пальцем в грудь, отчего мажордом отшатнулся к стене. Он побледнел и расстегнул верхнюю пуговицу. - Перестаньте пожалуйста, Габен. Еще немного, и я поверю, что Вы испуганы. - Когда господин наш, Клауд, пообещал отрубить руку тому, кто уронит бесценную вазу, так и вышло. – И он расстегнул вторую пуговицу, глядя в пол. – Рука была отсечена. - Никто Вас не съест, Габен, Вы не вкусный. Дара предпочитает свежее мясо. – Лори рассмеялась, но мажордом не спешил присоединиться к ее веселью. – А кто уронил вазу? - Бажен. Не по злому умыслу, госпожа, поверьте. Лори закрыла рот ладошкой, и Дара, урча, немедленно принялась вылизывать языком волосы хозяйки, стремясь успокоить. Каракал чувствовал, что теплые пальчики, они потеряли что-то, что-то дорогое, а Лорена вспомнила мальчика лет десяти с отнятой кистью. Ей сказали, что он ждет очереди, и аугментика будет отличной. Как будто это что-то меняло. Мажордом поднял глаза на Лорену и вновь застегнул пуговицы. - Я правильно понимаю, что Дара, - и он опасливо покосился на каракала. – Дождется свежей порции мяса и никого не съест? - Да, Габен. Мы с Дарой подождем. И никто, слышите, никто не будет съеден. Разнесите эти слова по дворцу. И еще. – Лорена перевела дыхание и выпрямилась, а Габен пожирал глазами ее встрепанные, в слюне каракала волосы, которые показались ему самыми прекрасными в мире. – Габен. Я желаю знать о всех нарушениях дворца за последний год или два. Нарушения, проступки и наказания за них. Пока моего господина Клауда нет здесь, я желаю сама узнать и, возможно, что-то изменить. По брачному договору у меня есть это право. Я – голос тирана Грира, это один из моих титулов, как Вы знаете. - А вдруг Вы – не только голос, госпожа? Но еще и сердце? – Габен смотрел прямо в ее глаза, а потом сплюнул прямо Лорене под ноги. Лорена удержалась, чтоб не взвизгнуть, подумала секунду и плюнула прямо на ботинки Габену. Тот расцвел, как жасмин в июльскую ночь. - Я доставлю все акты, госпожа, и еще. Согласно акту от шестой эпохи, если мне не изменяет память, у Вас есть право не утруждать себя ношением парадных париков и накладных кос. Я помню уложение. - Какое облегчение, Габен. И какая память. Кстати, а что бывает с теми, кто перепутает одно из уложений или забудет? - Он лишается глаза, госпожа. Примерно на год. А вот если напутает, тут хуже - раскаленный свинец в глотку. Наш господин Клауд любит порядок во всем. Позже, глядя на Дару, поедающую с рук Лорены большие сочные куски мяса, Габен отважился погладить каракала по лапе, но был остановлен звонким «тррр», ставящим границы фамильярности, а Лорена с жадностью смотрела на толстые книги и компьютер, дублирующий на диске информацию со старых дворцовых книг. Она уже знала, что книги переписывают чаще всего дети, которые таким образом учатся усидчивости и внимательности, а компьютер нужен для предотвращения ошибок в актах. - И часто детей наказывают, Габен? За ошибки. - Что значит «часто», госпожа? Всегда. Каждый получает по способностям и потребностям, так велел господин наш, Клауд. - И сколько это длится, Габен? Его справедливое правление? - Мой прадед говорил, что когда он был совсем малышом и получил по рукам за плохо вымытый угол покоев розгой… Госпожа, ничего страшного, правда, его пальцы после этого не слушались, но лекари сумели помочь – так вот, с тех самых пор тиран Клауд совсем не изменился. – Мажордом с опаской оглянулся и зашептал, поднеся к горлу странный прибор, менявший его голос до шепота. – Ночью я отведу Вас туда, где смогу говорить. Вы и зверь, то есть, Дара… Мы знали, мы верили. Вы вернете на Грир жизнь. Это было в наших легендах. Мы расскажем Вам все. Придете? – И он передал ей прибор. Лорена поднесла его к горлу и просипела: - Приду, Габен. Дара, насытившись, развалилась поперек комнаты и сыто зевнула. Ее хвост ходил ходуном, намекая мажордому, что он тут явно лишний в их скромной девичьей компании. Оглядев каракала, Габен с облегчением выдохнул – ужасающий зверь был спокоен и не проявлял агрессии. Виргиния Лорена Клаудия была почти готова к выходу на парадный обед. Все было согласно желанию тирана Клауда – платье, украшения и мелодия. В этом дворце каждый звучал, хотел он этого или нет. И лишь волосы оставались свободными. Они потрескивали от переполнявшей Лорену энергии. Видя умиротворение мажордома, Лорена решила пошутить: - Рады, что она насытилась, Габен? Не расслабляйтесь. Представьте, что Вас ждет совсем скоро. - Что, госпожа? - Вскоре Даре понадобится другой каракал. - Зачем? - Ну как зачем? Зов природы. Потомство и прочие надобности. Габен, у Вас есть еще один каракал? - Нет, госпожа. Тиран Клауд не распорядился… - Мажордом побледнел и вновь расстегнул пуговицу, представив, что может устроить такая кошка, когда придет ее пора. - Тогда задумайтесь, Габен. Задумайтесь, пока не поздно. И найдите ей супруга, а то дворец ждет веселая жизнь. Да и не только дворец. Идем, Дара, нас ждут гости. Дара выгнулась дугой и издала грозное «трррр». - Они поседеют, госпожа. Все. И я. Но потом. Когда этой тва… То есть, Даре понадобится, ну, вот это. - Думайте, Габен, и станьте спасителем дворца. – И они двинулись туда, где собрались гости тирана Клауда из рода Талестрис. – Найдите второго каракала. Инквизитор Конрад Джарвис стоял у стены своего кабинета с сиротливо белеющими на ней листками. Казалось, он весь погрузился в созерцание имен, запечатленных на них его собственной рукой. Но Сирил Норшвайнтайнер так не думал, он видел, как напряжены плечи инквизитора, как он нервно переступает с ноги на ногу. За годы боевых действий полковник насмотрелся всякого и был готов ко всему. Возможно, Конрад Джарвис сейчас просто вытащит оружие и направит его на Клауда, в гордом одиночестве стоявшего перед ним, а возможно, испелелит взглядом, а возможно… Вариантов было много. Но вот к чему бывший полковник Астра Милитариум был не готов, это к мягким переливам голоса инквизитора, когда тот начал допрос. - Итак, Клауд. Или точнее будет сказать Клауд и Гаррет, Гаррет и Клауд, разлученные с детства. Сколько же я потратил времени на ваши поиски? Сначала на Кларка Гаррета, а потом и на Вас. На то, чтобы вычислить, разыскать, обезвредить… Не надо, - махнул он рукой в сторону Клауда, как будто тот хотел что-то промолвить. - Не стоит мне возражать, Клауд. Именно обезвредить. Пока вы в этом доме, ваши хваленые силы и могущество равны силе удара мушиной лапки. Вы мне не ровня вот здесь. - И он гулко топнул ногой. - Тут закон я, не так ли, Сирил? Скажите что-нибудь. Нет? Ну тогда кивните. – И Конрад Джарвис расхохотался неприятным, режущим ухо смехом. Сирил кивнул, сглотнув слюну, чтобы не закашляться, и подал инквизитору две папки. Тот бегло просмотрел их содержание, а затем, захлопнув, кинул на стол, взмахом разрешив Сирилу не вытягиваться по стойке смирно, а отойти к месту, предназначенному для секретаря. - Первый этап закончен, и я заслужил выпивку у горящего камина, свежее белье и много маленьких мирских радостей. Люблю, знаете ли, засахаренные фрукты. – Обернулся инквизитор к Сирилу, и самопишущее перо новоиспеченного секретаря зафиксировало слова Конрада Джарвиса. - Но. – Удар кулака обрушился на стену, и Клауд невольно вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к этим вспышкам, превращавшим инквизитора в кого-то или, вернее, во что-то, весьма отличающееся от человека. – Но вы продолжаете быть песчинкой в раковине, царапая и травмируя мое сознание своими загадками! Клауд, член таинственной Кабалы, неуловимой, как вода, протекающая сквозь пальцы. Кто ты и что ты? Гаррет, чьи силы неподвластны разуму человека. Рыжеволосый комиссар, чистый, как слеза ребенка, верный, искренний и до мозга костей пронизанный чем-то настолько чуждым, что мне хочется… - Сжечь? – Клауд тяжело смотрел на инквизитора, только сейчас представив, чему свидетелем он может стать. – Сжечь моего брата? После всего пережитого? - Не сейчас, дорогой. Сперва я все пойму для себя, раскрою окончательно его секрет, и лишь потом, да и то, при условии того, что он отдался Хаосу. Нет, Клауд, это было бы слишком просто... Сирил? Вы побледнели? Что с Вами? – Джарвис пытливо уставился на своего секретаря, который пытался прочистить горло. – Вы тоже не хотите жечь комиссара Гаррета? Да это заразно, я смотрю. Псс, послушайте, я тоже не хочу его жечь. Во всяком случае, сейчас. Я же сказал – после. Кстати, как он? - Без сознания, – Сирил замялся и в то же мгновение мягкий, чуть гортанный смех влился ему прямо в правое ухо. - Ты можешь называть меня «Ваша милость», секретарь. И не смущайся. Мы теперь в одной упряжке. - Без сознания, Ваша милость. И, должен заметить, Кларк Гаррет весь в синяках. Я расстегнул его шинель и ужаснулся. - Чему? – Конрад Джарвис остро посмотрел на взволнованное лицо Сирила. - Должен Вам сказать, что прежде я не видел, даже в самых жестоких боях, чтобы он получал какое-либо повреждение. - Они дрались на камнях, он и инквизитор Джарвис, отсюда и синяки и другие ушибы. – Клауд заговорил, пытаясь поймать взгляд Сирила. Но тот не поддавался. Бывший полковник старался не смотреть в сторону Клауда, испытывая к тому неприязнь и недоверие. Сирил Норшвайнштайнер не сводил глаз с инквизитора, а затем проговорил с укоризной: - Дрались? Вы? Но зачем? Инквизитор? - А как иначе, полковник? Как было вывести нашего достойного комиссара из транса? Вот Вы знаете? Полковник помотал головой, и инквизитор продолжил: - Вот и я не знал. А потому использовал сильнейшее средство – любовь. - Любовь?! Я Вас не понимаю. Любовь к кому? - К достойнейшей Нанэрль Гаррет, его матери, поскольку возлюбленной у нашего комиссара не наблюдалось. К Вашей матери также, Клауд. – Джарвис посмотрел на Клауда, который кивнул, но Сирил упорно не обращал на того внимания, пожирая инквизитора негодующим взглядом. - И что же Вы сделали, инквизитор? Как Вы использовали любовь к матери, к Нанэрль? - Я поцеловал ее портрет и сказал, что мне понра… Звонкая пощечина огласила своды кабинета, а затем полковник бросился на инквизитора. Клауд вздохнул и прикрыл глаза. Люди… - Вот видите, Сирил, насколько это сильное средство? Транс был снят… Да успокойтесь же! Выпейте воды! Я не собираюсь никого жечь. Сядьте наконец. Не заставляйте меня нокаутировать Вас еще раз. Сирил непослушными пальцами пытался застегнуть манжет, не замечая, что пуговицы отсутствовали, и сам он пребывает в крайне потрепанном после короткой схватки виде, а Джарвис с удовольствием наблюдал всю гамму чувств на его честном, аристократическом лице. - Мы с Вами сработаемся, полковник. Я оставлю это звание за Вами. Вы честны, открыты, никаких задних мыслей. Никаких компромиссов с собой. Отлично, Сирил, Вы приняты. Продолжим. Распорядитесь привести сюда Кларка Гаррета. Или принести – все смотря по состоянию. Я должен решить, что делать дальше, имея два туза, два сильнейших туза в руках. - Совсем забыл, что при моей новой должности недопустимо, – Сирил хлопнул себя по голове, вытянулся и прищелкнул каблуками. – Вам пришло вот это из Ордо Еретикус. Я должен был передать сразу, как только Вас увижу. Простите мою халатность, инквизитор Джарвис. - Ладно, ладно, давайте, что там? – Джарвис прочел приказ и нахмурился. Его глаза пробежали по Клауду, который, временно забытый, так и оставался на своем месте. – Это касается Вас, Клауд из рода Талестрис. Я получил приказ, вернее, приказ, замаскированный под просьбу – немедленно отправить Вас на Грир. У Вас там свадьба? Великий Император, с кем? Вы же еще… Хотя? Внешность бывает обманчива. Вы же достигли совершеннолетия, м? - Возможно, инквизитор. Я про свадьбу. Это подразумевалось, хотя я не был уверен окончательно. – Клауд задумался. Интересно, кто прислал Конраду Джарвису это послание? Тит? - Не гадайте, Клауд из рода Талестрис. Не знал, что у Вас есть такие… Знакомства. Мне настоятельно советуют не задерживать правителя Грира и отправить его на транспортнике Ультрамаринов. Имя Варрон Тигурий Вам что-нибудь говорит? - Верховный библиарий Ордена? Именно с ним я подписывал дарственную на шахты Грира. А они у нас глубокие и обширные. Главное богатство моей маленькой родины. И Талассар, вернее, его герцогиня – достойный обмен и залог, мне так кажется. – И Клауд усмехнулся так, что Сирила передернуло. - Ну что же. Отправляйтесь на Грир, но помните, Клауд, я жду Вас здесь. А пока… Дверь с ударом распахнулась. - Чем я могу искупить свою вину, инквизитор? – В проеме дверей выросла высокая тонкая фигура комиссара, который, чуть пошатываясь, стоял, прислонясь к косяку двери. – Если это вообще возможно. - Спаси нас Император, Кларк, ну что же Вы встали? – Сирил бросился к стоявшему и поддержал его. - Так чем? Скажите сразу. - В письме, которое я цитировал Клауду, есть дело и для тебя, комиссар. Сядь. – Джарвис втащил Кларка Гаррета в комнату и усадил на одинокий стул. - Мир, оскверненный ересью, все, как в старые добрые времена. Помнишь? Вот там я и увижу, Кларк, что мне с Вами делать. - Я свободен? - Не совсем. Я бы сказал, пока свободны. Покажите мне, что Вы все еще верный сын Императора, а не хаоситская шваль, и Инквизиция раскроет Вам объятия. Если же нет… Кларк Гаррет встретил взгляд Конрада Джарвиса и едва заметно кивнул. Они поняли друг друга. Сирил с облегчением вздохнул. Это было лучшее решение и, по правде сказать, он не ожидал от инквизитора, внушавшего ему искренний ужас, такого великодушия. - Ну что ж, братья, вы опять будете разлучены, но теперь уже не судьбой, а мной, скромным слугой Ордо Еретикус и вернейшим из слуг Императора. – Конрад Джарвис улыбнулся улыбкой варана, заставив Сирила внутренне воззвать к Императору. – Один покинет нас, чтобы жениться, другой, чтобы доказать свою верность. Секретарь, - рявкнул он внезапно, и Сирил прищелкнул каблуками. – Вы будете сопровождать Кларка Гаррета и введете его в курс дела. - Но… Я сам… - Что-о-о? – И Джарвис навис над полковником, пронзая его взглядом. – Сирил Норшвайнштайнер хочет мне сказать, что он не в курсе? - Да, инквизитор. – Холодные струйки пота пробежали по позвоночнику и скрылись в ложбинке между ягодиц. В животе уркнуло. - А ведь и верно. Тогда ознакомьтесь с деталями и в путь, presto. А я, я заслужил время подумать. Идите. – И Конрад Джарвис отвернулся к стене, позволяя присутствующим покинуть комнату. …Запах ароматной свежей лепешки щекотал обоняние и навевал мысли о густом, душистом меде и темном вине, которое следовало разбавлять водой. Но он так никогда не делал. Зачем? Уж лучше едва прикоснуться к его сводящей с ума глубине, чем получить жалкую, бледно окрашенную водичку, обжигающую небо. Он любил все чистое, свежее, нетронутое. Первозданное. «Светоч Лоргара. Однако… И тот, второй, приникший к ладони, чтобы слизнуть ускользающую сладость меда с солоноватой кожи. Таких я не помню. Вас было так много, моих… Сыновей. Не смешно ли? Я слишком молод, чтобы их иметь. Я создан для другого. А Эреб опять нашел лучших. Как ему удается? Хотя… - Тонкая улыбка скользнула по прекрасным губам, еще хранившим сладость спелой смоквы. – В свое время он нашел меня, распознал. Пестовал, воспитывал, просвещал. – Смех наполнил пространство, а тонкие пальцы раздавили виноградину и обагрились ее духмяным, сладким соком. – И совратил, в духовном смысле. «Светоч Лоргара» - я еще подумаю насчет этих двоих. Нимфадор и Настурций, кажется. Кому они достанутся, а, Эреб? Моя медитация подходит к концу, и я вижу, многое вижу. Ты все предусмотрел, мой апостол. А вот сны… Про них ты, похоже, забыл.»