Smalltown boy

Humans aren’t gonna behave as we think we always should Yeah, we can be bad as we can be good*

      До старшей школы Шеперду приходилось слышать лишь робкие перешёптывания о вечеринках. В средней школе были, конечно, и свои, которые носили нелепое название «partay». Забавно, что одна буква меняла весь смысл: лишняя «a» лишала гостей выпивки, травы и, тем более, наркотиков. Туда ходили посмотреть фильм, поиграть или потанцевать, не более.       Джозеф не мог вспомнить, чтобы его когда-то звали на такие вечеринки. Впрочем, он не считал, что многое потерял. Юноша вряд ли пошёл бы и этим вечером, если бы его не уговорил один из членов школьной команды.       Шеперд избегал подобных скоплений, справедливо полагая, что в такой обстановке легче развязывался язык и труднее следить за собой, даже если не было выпито ни капли алкоголя. И в этот раз здравый смысл понуждал его отклонить предложение, но Джозеф не послушал его. Взял ли верх интерес, или же это было бессознательное желание наладить давшие трещину отношения с остальной командой — юноша сам не до конца отдавал себе отчёт. У двери он вдруг замялся: на секунду его снова одолело острое желание уйти, спуститься в метро и поехать в Гарлем, где, как он знал, ещё не закончилась сегодняшняя игра. Там всё было проще: не приходилось притворяться, бояться, что кто-то узнает, расскажет, подкараулит в переулке. Там никому не было интересно, чем он занимался за пределами площадки. Проще было и сдерживать себя: было не до этого во время игры, а после уже не оставалось сил.       Но можно было забыться сидя на трибунах, и тогда приходилось себя одёргивать. В это время ход игры мог отойти на второй план, взгляд переходил с одного игрока на другого, оценивая, сравнивая с собственной командой. Было что-то в жителях Гарлема, что притягивало внимание Шеперда. Жилистость, ещё больше выделявшаяся из-за роста и удлинённых конечностей, приятный цвет кожи — не такой манящий, как у латиноамериканцев, но и не слишком тёмный, почти полное, по сравнению с европейцами, отсутствие волос на теле. И, хотя их лица, в большинстве своём, не казались Джозефу красивыми, на некоторые он не мог не заглядываться. Одним из них был Лиам, имевший правильные, по меркам европейцев, черты и приятный, почти миндалевидный разрез глаз. Шеперд иногда специально приходил раньше, когда играли четырнадцати-пятнадцатилетние подростки, чтобы посмотреть на этого парня.       В компании, в которой Джозефу предстояло оказаться, едва ли кто-нибудь разделял его вкусы, но отступать было уже поздно — не успел Шеперд постучать, как дверь уже распахнулась, один из встречающих отметил его имя в списке, а второй, в обмен на доллар, посторонился, пропуская гостя внутрь. С девушек, однако, платы не брали — им даже не обязательно было числиться в списке приглашённых.       Квартира, хотя и просторная, была обставлена примитивно: никаких украшений, стены покрашены светло-жёлтой, облупившейся от времени краской, придававшей комнатам вид школьного класса или больничной палаты. Дешёвая мебель, хотя и не разваливалась на глазах, была изрядно потёртой, в пятнах, пропахшей не раз пролитым на неё пивом. Несмотря на поздний вечер, колёсико громкости подключенной к магнитофону радиолы было повёрнуто до упора. Из устройства доносился мягкий голос Синатры, который заглушался смехом уже подвыпивших гостей.       Выбор музыки Шеперда не слишком впечатлил: он равнодушно, даже с некоторой неприязнью, относился к джазу, предпочитая набиравшие всё большую популярность рок, фанк и ритм-н-блюз, которые, пусть и происходили от джаза, отличались большей предсказуемостью и ритмичностью мелодии. Под эти песни хотелось танцевать, подпевать им, забыв обо всём. Джаза же было слишком много и к нему сложно было привыкнуть. Такие исполнители как Синатра и Армстронг вгоняли Джозефа в тоску, не вызывая, даже в глубине души, никакого отклика.       Сидя на одной из подушек, скинутых на пол, Шеперд держал в руках банку пива «Буш», отличавшегося отвратительным вкусом, как и всё дешёвое пиво. Впрочем, оно выполняло свою основную функцию: заставляло расслабиться и не смотреть волком на всех окружающих. В конце концов, они пришли сюда за тем же, но, в отличие от Джозефа, ничего не стеснялись.       В комнате было невыносимо душно, несмотря на открытое окно и прохладный ветер октябрьского вечера. К концу месяца ночи стали заметно холоднее, хотя днём всё ещё сохранялась достаточно тёплая для игры погода. Всю зиму, к сожалению Шеперда, придётся заниматься только в школьном зале, отрабатывать командную технику и «вариться в собственном соку». Возможно, Джозеф действительно был несправедлив к своей команде, но его раздражало то, что большинство из них не живут игрой, как делал это он сам, как делали это все игроки в Гарлеме.       Все участники школьной команды были на вечеринке, пили уже не первую банку пива и довольно ухмылялись, когда, девушки, стоявшие рядом, как бы случайно тёрлись о них под песню «come fly with me», входившую в последний вышедший альбом Синатры. Одни парочки о чём-то шептались, другие на скорость пили пиво, протыкая бок банок ключами и не заботясь о чипсах, поглощаемых менее азартными гостями. Несмотря на то, что прошло уже полтора часа с «официального» начала, гости продолжали стекаться, и в какой-то момент музыку уже почти невозможно стало услышать из-за смеха и громких разговоров.       Из-за наплыва новых гостей Шеперду пришлось потесниться, а потом и вовсе прижаться к стене, чтобы избежать ног, расступившихся перед вкатившимся в комнату первым кегом пива.       Джозеф выпил две банки, но недостаток воздуха и отсутствие какого-либо опыта в потреблении алкоголя быстро сделали своё дело: юноша впал в лёгкую эйфорию, порождённую выпивкой и гиперкапнией, постепенно переходившей в гипоксию. И без того светлая кожа юноши ещё сильнее побледнела, на лбу и спине выступил холодный пот, но Шеперд, находившийся в непривычно приподнятом настроении, этого не заметил. Ноги казались ему необычно лёгкими, из-за чего было несколько затруднительно их контролировать и идти прямо, не пошатываясь. Это состояние можно было бы сравнить с наркотическим опьянением, но в Адской Кухне никто не рисковал брать на вечеринки наркотики, даже самые лёгкие. Не столько из сознательности, сколько из страха: в самом районе не было почти ни одного наркоторговца — они отстреливались не только полицией, но и местными бандами, и легче было обойтись алкоголем, чем рисковать и вести дела с торговцами Гарлема или других районов.       Когда Джозеф, ещё чувствующий прилив сил, направился к холодильнику за новой банкой, чья-то ладонь, скользнув под локоть, остановила его. Шеперд не успел ничего понять, а подошедшая девушка, хотя и была куда более трезвой, чем пыталась показать, уже приникла к его руке.       — Ты меня с кем-то перепутала, — не вопрос — утверждение.       Джозеф был раздражён и смущён таким поведением. Украдкой он опустил взгляд на свою руку, к которой беззастенчиво прижималась плохо скрываемая топом грудь. Её обладательницей оказалась миловидная девушка, с огромными из-за макияжа и накладных ресниц глазами и пухлыми губами. Светлые волосы были небрежно уложены, завершая её сходство с Бриджит Бардо.       — Нет, я искала тебя, — проворковала незванная спутница.       Она была примерно того же возраста, что и Шеперд, но, если они и учились в одной школе, он ни разу её не видел. Впрочем, он и не мог похвастаться обширным кругом знакомых.       Видя, что юноша отнесся к этому абсолютно равнодушно, блондинка только сильнее прижалась к нему.       — Ты выглядел одиноко, — продолжала щебетать девушка, так близко склонившись к его уху, что Джозеф почувствовал её дыхание.       От запаха её парфюма, как ему показалось, началась дурнота и головокружение. Мягкая рука поглаживала его по щеке и Шеперд мысленно цеплялся за неё, словно за спасительную соломинку, удерживающую его в сознании. Сбоку что-то зашевелилось и чужие губы приникли к его. Они были такими, какими и казались — горячими и мягкими, но при этом неприятно липкими. Уставшему мозгу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это помада оставляет на губах неприятные отпечатки. В довершение всего, после поцелуя на коже остался слабый, но стойкий вкус приторно-сладкой ванили.       Шеперд краем сознания понимал, что его куда-то ведут, но времени, проведённого в менее душной кухне, не хватило на то, чтобы окончательно привести его в чувство.       В комнате, куда его привели, было куда лучше. Прохладный воздух, в котором причудливым образом сочетались запахи кофе, жареных пряных орешков, фалафеля и разлагающегося мусора, заполнял пространство, напоминая о том, что за пределами этой квартиры город жил своей жизнью.       Джозеф не помнил, сам он опустился на кровать или его усадили, но, придя в себя через пару минут, он обнаружил, что свитер с него сняли отнюдь не из-за жары. Новая знакомая, имени которой он даже не помнил (или она не представилась?), сидела перед ним на коленях, пытаясь расстегнуть ширинку. Молния на старых джинсах постоянно заедала, но девушка с завидным упорством продолжала её дёргать.       — Какого чёрта, — Шеперду больше всего на свете сейчас хотелось лечь на эту кровать и заснуть, но увиденное подействовало на него как чашка крепкого кофе, — ты творишь?       Девушка на мгновение впала в ступор, размышляя как поступить: притвориться дурочкой или солгать.       — Ты сказал, что не против, — уверенно ответила она, так и не убрав рук, но остановившись.       — Пиздец, — Шеперд устало закрыл лицо ладонью, — я более чем уверен, что не говорил ничего подобного.       Он-то знал, что даже в полубессознательном состоянии не смог бы такое сказать.       — Можешь сказать теперь, — с усмешкой пожала плечами девушка, — раз уж мы начали.       — Нет, — Джозеф едва сдержался, услышав характерный звук расстёгиваемой молнии. Понимая, что блондинка останавливаться не планировала, юноша запаниковал.       — Я же сказал — отъебись, — рявкнул он, толкнув девушку на ковёр и вскочив с кровати.       Девушка сидела на полу, с удивлением и обидой смотря на Шеперда, который, сорвавшись с места, выбежал из комнаты, на ходу застёгивая ширинку и надевая свитер. Джозеф направился прямо к выходу, спокойно пройдя мимо «охранников» и уже не видя как девушка, с улыбкой передёрнув плечами, отряхнулась и вернулась в гостиную.       На улице, помимо Шеперда, были только рабочие, кидавшие мешки с мусором, стоявшие на обочине, в машину. И, хотя район и казался в это время достаточно мирным, юноша знал, что, стоило прислушаться — и можно было услышать в отдалении чьи-то крики или звуки выстрелов. Пусть в Клинтоне было небезопасно и днём, но к ночи жизнь в нём окончательно преображалась, и надо было иметь не только опыт, но и удачу, чтобы без происшествий пройти по нему после наступления темноты.       Шеперд обладал и тем и тем. За всю жизнь, прожитую в Адской Кухне, он научился не только слушать и смотреть, но и выжидать и прятаться, если была необходимость. Тёмные переулки — далеко не всегда верная гибель. Для тех, кто изучил город, закоулки могли стать спасательными кругами, позволявшими обойти привычные места скопления банд. От одиночек уйти было сложнее, но, при должной сноровке, возможно было и это.       В это время уже не было смысла ехать в Гарлем, поэтому Шеперд решил не тратить свои и без того скудные средства и добрался до дома пешком. Идти пришлось почти полчаса, но за это время ему на пути не попался никто из тех, кто мог бы заставить его преодолеть это расстояние в два раза быстрее. Опять спасли многочисленные заброшенные дворы, узкие проходы между домами и заборы.       Родители уже легли спать, но отец вышел на шум, держа в руках свой револьвер J-frame. Увидев сына, мужчина лишь нахмурился.       — Ты сказал, что придёшь утром, — мужчина посмотрел на часы, — сейчас два часа ночи.       — Стало скучно, — буркнул Джозеф, выключив свет в коридоре.       Юноша не был удивлён тому, что отец ничего не ответил. Они вообще редко общались — отец был столь же нелюдимым, как и сын, и, вдобавок, не питал к своему чаду особой любви. В их семье не было ненависти — мать всегда сглаживала все конфликты, но не в её силах было преодолеть холод в их отношениях.       Только запершись в комнате Шеперд снова и снова стал прокручивать события вечера. То, что из всех гостей девушка выбрала именно его, казалось странным: он ничем не выделялся из толпы, а его внешний вид вполне ясно давал понять, что с деньгами у него туго.       Но, засыпая, Джозеф думал уже совсем о другом: впереди выходные, ещё наполненные солнечным теплом, и он не собирался их упускать.