***
День начался с того, что нашу сладостную дрёму прервал не то чтобы противный, но очень резкий звук будильника. Приоткрыв один глаз я попытался наощупь найти свой гаджет и снова вернуть в комнату тишину, но рука лишь прошлась по гладкой поверхности прикроватной тумбочки и к звуку будильника добавился глухой стук, какой мог бы издать всё тот же телефон, соприкоснувшись с ковром. — Дим, выключи его пожалуйста, — сквозь сон прошептала Пелагея, лишь сильнее кутаясь в одеяло. Мне пришлось подняться с постели, попутно протирая глаза, дабы разглядеть на ковре свой айфон. И такое бывает, знаете ли, в шесть утра, к концу декабря, когда утомляемость превышает все границы, а работы с каждым днём становится всё больше и больше. Начинаешь уже жить исключительно надеждами и чаяниями наконец дожить до Нового Года, цепляешься за него, как за последнюю соломинку. Посидев ещё с полминуты на кровати, упорно вспоминая кто я и чего от меня хотят (и звук будильника уже перестал казаться таким навязчивым, а стал каким-то музыкальным сопровождением этого утра), я наконец нашёл свой гаджет, выключая надоедливую трель. Двадцать первое декабря. Обещанный конец света пока так и не случился. — Полюш, давай просыпаться. Нам сегодня предстоит мно-ого работы. Репетиции, подготовки, прямой эфир… — наклонившись к девушке прошептал я, касаясь кончиком носа её щеки. — Дим… — не открывая глаз, любимая обвила мою шею руками, — а давай никуда не пойдём, а? — Ну как же так то?! — А вот так, позвоним Аксюте, скажем: «извините, Юрий Викторович, сегодня конец света, мы не придём». — Поль, да прекрати ты мусолить эту тему, а? Даже если так, ты что не знаешь Аксюту что ли? Да даже если атомная война начнётся, он всё равно будет работать над своими проектами и всех других заставлять делать то же. — Но я та-ак не хочу никуда идти… — жалобно пропищала блондинка. — Всё, я слышать больше ничего не хочу! — отрезал я, резко вскочив с кровати, — сейчас ты отрываешь свою прекрасную пятую точку от кровати и идёшь приводить себя в порядок. Иначе, отправишься в Останкино на моих руках, растрепанная и в пижаме. — За что ты так со мной, о жестокий Билан? — в спину мне прокричала возлюбленная, — что я такого натворила, чем могла заслужить такое отношение к себе? Но я, ничего не отвечая, вышел из комнаты. — Сто-ой, я первая в душ! — выбегая следом за мной, крикнула уже практически бодрая Пелагея. — Милочка, а как же ты умудрялась не опаздывать, когда жила одна? — ухитрился поймать её за запястье я. — Перед любым важным событием я всегда звала к себе маму, чтоб она дала мне хорошего такого пинка под зад с утра пораньше. — Прямо как я? — Ну не зря же я зову тебя мамой Димой, — хихикнула блондинка, чмокнув меня в щёку, — а в душ первая всё равно я. Пропустив девушку вперёд, я опустился на ближайшее кресло. Несмотря на показную бодрость перед возлюбленной, спать мне хотелось по-прежнему невероятно и от недосыпа покруживалась голова. На секунду прикрыв глаза, я понял, что долго я так не продержусь — ещё пара мгновений и снова усну, чего делать мне категорически нельзя. Снова распахнув глаза я уставился в одну точку, думая над самой важной проблемой этого утра — как заставить свой организм окончательно проснуться. Еле-еле доковыляв до кухни, по-прежнему рискуя упасть от недосыпа где-нибудь посреди дома, я открыл кран с холодной водой, чтобы умыться. Ведь говорят, что ледяная вода бодрит. Ни-хе-ра. Если кто-то советует вам умыться прохладной водой, чтоб больше не хотеть спать — смело шлите этого человека в самое далёкое путешествие. Может, конечно, всё зависит от степени желания спать, но с моей, крайней, справиться можно только одним способом — уснуть и доспать положенные часы. Внезапно раздался какой-то странный телефонный звонок. Дело было в звуке, но я не стал над этим заморачиваться. На экране светилось: «Ю.В. Аксюта». — Здравствуйте, Юрий Викторович, — вежливо поздоровался я, в глубине души всё ещё удивляясь и задумываясь, что же послужило причиной столь раннего звонка от Аксюты. — Здравствуй, Дима, — вполне спокойно поприветствовал он меня, а затем всё-таки сорвался, — это и впрямь конец света какой-то! К съёмкам ничерта не готово, съёмочная группа всё ещё не на месте, да что там, декорации и те не поставлены! Придётся отменять прямой эфир и сдвигать шоу. — Подождите, Юрий Викторович, а мы то тут при чём? Нас зачем об этом оповещать? — Вас? — довольно быстро среагировал мужчина на том конце провода, — всё-таки вы с Полей вместе, да? — Господи-и, — протянул я, — при чём тут она? — Да разве не понятно? Вы ведёте себя как уже давно состоявшаяся пара. И пока я приходил в себя от такого заявления, Аксюта решил окончательно добить меня следующей новостью. — А ВЫ, — он интонационно выделил местоимение, — тут при том, что съёмки на сегодня я отменяю. И ВЫ можете провести ещё один день в компании друг-друга, — продюсер музыкальных шоу первого канала как-то чрезвычайно глупо хихикнул. — Юрий Викторович, подождите… — крикнул я, понимая, что он вот-вот сбросит вызов, — Юрий Викторови-ич! — Ди-има, будильник ты мой, — голос Аксюты сменился голосом Пелагеи. — Какой Юрий Викторович, а? Мы ближайшие два часа его не встретим. Я с трудом разлепил глаза. Передо мной стояла Пелагея, закутанная в халат. По плечам девушки рассыпались мокрые локоны её волос. Значит, пришла из душа. — Меня разбудил, а сам, значит, дальше спать, так, мася? — покачала головой блондинка. — Не-етушки. На съёмки нам вместе ехать. — Хорошо, хорошо, я всё помню и уже иду приводить себя в человеческий вид. А что касается съёмок, так они меня даже во снах не покидают. Как тут забыть, когда даже во сне Аксюта звонит?***
Как оказалось, мрачная сонливость этим утром смогла забрать в свой плен только нас двоих. В телецентре Останкино же, как и всегда, несмотря на раннее время, кипела жизнь, самая бурная и суетливая. Конечно же, Пелагея снова пустила в игру все эти свои уловки с разными машинами, прекрасно сыгранной «радостной встречи с другом Димой, которого в силу занятости не видела уже неделю» и прочее тому подобное. В такие моменты я просто смотрел на неё, а в голове крутилась лишь одна мысль: «девочка, ты явно поторопилась с выбором факультета в нашем с тобой излюбленном ГИТИСе. Актёрский ты закончила бы с ещё куда большим успехом». Пройдя по всем коридорам вместе, как «друзья, не видевшие друг-друга целую неделю и которым есть о чём поговорить», мы дошли до гримёрок. — Дим, помнишь наш уговор? — тихо спросила Пелагея, предварительно осмотревшись по сторонам, — быть весь день рядом… — Помню. — Но мы же в разных гримёрных! — взмахнула руками Пелагея. — Ага, в разных СОСЕДНИХ гримёрках, Поль. Или ты предпочтёшь появиться на публике такой вот невыспавшейся и растрёпанной, но зато просидевшей со мной вместе до самого начала съёмок? — улыбнулся я, стряхивая невидимые пылинки с её плеч. — Всё будет очень хорошо, даже не сомневайся в этом. Пелагея улыбнулась, глядя на меня, и положила свои ладони поверх моих. — Тогда нам стоит не медлить, а уже взяться за дела, — с энтузиазмом предложила она. — До эфира не так уж и много времени, потом же сами себя грызть будем за то, что не успели. — И то верно, — согласился я, опустив свои руки и легонько чмокнув блондинку в щёку. — Удачи тебе сегодня во всех делах. — И тебе того же. Зайдя в свою гримёрку я по привычке осмотрел окружающую обстановку. Ничего нового. А жаль. Было бы очень интересно, если с каждым новым этапом Голоса здесь менялся бы хоть один предмет интерьера. Вот хоть иди к Аксюте и предлагай! Бросив в этой комнате все свои вещи, я направился в общую гримёрку. Ну как «общую», по сути это была обитель Александра Борисовича, но мы все настолько привыкли собираться здесь, что помещение стало «общим» с первого съёмочного дня. — Здравствуй, Димка, — с улыбкой поприветствовал меня Градский. — Что-то ты один сегодня, где Польку то потерял? — Да не терял я её, она в своей гримёрке должна быть, — пожал плечами я. Смысл сказанного дошёл до меня только после того, как я замолчал, а от лукавого взгляда мужчины хотелось провалиться куда-нибудь на цокольный этаж телецентра, если тут есть такой, конечно. — Присаживайся, в ногах правды нет, — продолжая улыбаться, как ни в чём не бывало, предложил мне Александр Борисович. И я и впрямь присел, при этом абсолютно не понимая, как вести себя дальше и стоит ли делать вид, будто я не понял всех этих намёков. — Эх, молодость… — как-то совсем неоднозначно вздохнул Градский, украдкой поглядывая на меня из-под очков. — Доброе утро… — в помещение робко вошла Пелагея, окинув нас недоумённым взглядом. — А что это вы с утра пораньше такие… — Странные? — предложил продолжение её фразы я, на что она неуверенно кивнула. — Да я тут, Полечка, рассуждаю, как хорошо быть молодым, любовь, морковь, все дела… — всё с тем же хитрющим выражением лица сказал Александр Борисович, поглядывая то на меня, то на Пелагею. И не известно, чем бы это всё закончилось: приняли бы мы с Полей окрас даже не переспелой помидорки, а приличной такой свёклы, или вместе провалились бы на тот самый цокольный этаж, которого тут, быть может и нет, если бы не распахнувшаяся позади блондинки дверь. — Здравствуйте всем, — дружелюбно поприветствовал нас вошедший Леонид Агутин, — вы тут уже все в сборе, один я оказался, так сказать, на обочине… — Давайте поговорим что ли по-человечески, пока Аксюта не пришёл, — предложил Градский, — рассказывайте, как живётся? К Новому году готовитесь? — Готовиться то в целом некогда, — пожал плечами Агутин, — постоянно выступления, работа. Но вчера с Анжеликой нашли время и составили Новогоднее меню. На выходных планируем нарядить ёлочку. — А мы даже и не вспоминали пока про надвигающийся праздник, — вырвалось у меня. Две пары удивлённых глаз и одна гневно-убивающая прямо на месте уставились на меня, явно ожидая дальнейших объяснений. — Ну… я планирую этот Новый год встретить крайне семейно, с родителями и младшей сестрой, — на ходу придумывал я, дабы выкрутиться. — Да к тому же у меня чуть раньше день рождения, его для начала пережить бы. И снова глаза сказали мне всё за своих обладателях. Во взгляде Леонида читалось лишь понимание, значит, поверил. Серо-зелёные омуты моей возлюбленной источали облегчение, значит, мой ответ тоже её устроил. И только в глазах Александра Борисовича продолжали танцевать лукавые искорки. — А ты, Поль, что скажешь? — слегка улыбаясь, спросил он. — А я… Да я про Новый год вообще не вспоминала… — Конечно. Тебя куда больше волнует грядущий сегодня конец света, — ляпнул я, запоздало прикусывая язык. Снова на те же грабли. Да я так точно до завершения этого дня не доживу. Ещё пара слов и этот, набивший уже на моём языке мозоль, конец света для меня действительно наступит. От рук Пелагеи. — Вот доверяю тебе все свои тайны, а ты выносишь их на всеобщее обозрение, — наигранно обиделась Пелагея, стараясь перевести всё в шутку. — О, они все здесь уже! — влетел в гримёрку Аксюта. — Похвальная пунктуальность, господа наставники. Я к вам сегодня буквально на пару слов. — На пару слов, которые затянутся на полтора часа, — тихо хихикнула Пелагея. Но Юрий Викторович её, к счастью, не услышал. — В очередной раз хочу поблагодарить вас всех за проделанную на этом проекте работу. И хочу даже извиниться за некоторые эмоциональные встряски и повышения голоса, — продюсер музыкальных шоу первого канала взглянул на девушку. — Да, порой мои нападки переходили все границы, но это было обусловлено лишь стремлением к совершенству, не более. Наш первый прямой эфир показал, что вы замечательные наставники и люди, умеющие держаться в кадре и вкладываться в своё дело. Надеюсь, и сегодня вы меня не подведёте. А теперь, Лёнь, твои уже пришли на генеральный прогон, иди, репетируй с ними. Удачи в этом дне, я очень надеюсь на вас. Улыбнувшись напоследок, Аксюта покинул нас. — Ну, я пошёл, — вымолвил Агутин, подходя к двери. И как только дверь за певцом закрылась, воздух в помещении стал куда напряжённее. Ведь в гримёрке остались только я, Поля и Александр Борисович с его двусмысленными намёками. Больше всего мне сейчас хотелось убежать, как маленькому мальчику, спрятаться в любой другой комнате, чтобы никто не доставал своими вопросами. Не в обиду Градскому, конечно. Человек он прекрасный, исполнитель потрясающий, но все эти его шуточки в наш адрес как минимум напрягают. — Что вы мнётесь то как неродные? — добродушно спросил мэтр, — присаживайтесь поудобнее, расскажите, как докатились до такой жизни… — До какой «такой»? — осторожно поинтересовалась Поля. — Ой, не надо мне тут только комедию ломать, — махнул рукой Градский, — я конечно уже старый, но к счастью ещё не дурак, всё вижу и слышу. И мой вам совет, чисто по-дружески, старайтесь так явно друг за дружкой не бегать. У Аксюты, конечно, люди надёжные работают, но вдруг лишние глаза или уши проникнут? — он подмигнул нам, заставляя и меня и Полю заливаться краской.***
Стоит признать, Александр Борисович не такой уж и ехидный старикашка, лишь жаждущий смутить молодое поколение, а вполне понимающий и добродушный человек. Поэтому, заметив, в какое замешательство он вогнал нас, мэтр лишь скромно улыбнулся и быстро перевёл тему. Так что, пожалуй, панику после ухода Леонида, я нагонял зря. Репетиции мерно шли по своему графику. Спустя некоторое время Агутин вернулся, а репетировать на большую сцену отправился Градский со своей командой. За ним следовала Пелагея. Моя лучезарная девочка, шепнув мне пару слов о том, чтобы я не скучал, покинула меня. К слову, тогда мы все уже разбрелись по разным гримёркам, но я и Поля, соблюдая этот странный обет, данный друг-другу «быть в этот день максимально долго друг-с другом», находились в моей гримёрке. Златовласка, казалось, совсем уже забыла о своём утреннем настрое и страхе и вполне спокойно восседала на моих коленях, называя меня «трон Дмитрий», и хохотала, заряжая меня волной позитива. До тех пор, пока Александр Борисович тактично постучал в дверь, сообщив, что теперь очередь дошла до Пелагеи. Но и сидеть скучать мне долго не пришлось. Не успел я даже и пострадать своим одиночеством, как за дверью послышался удвоенный стук каблуков. — Здравствуйте, можно? — поинтересовалась просунувшаяся в дверной проём голова Ольги Кляйн. — Конечно, — улыбнулся я такой, я бы даже сказал немного детской и наивной выходке подопечной. Честно, это выглядело как сцена из какого-нибудь любимого всеми Ералаша, где я был в роли строгого учителя, а Оля — самой неответственной ученицей. — А мне? — мне и впрямь не показалось, они пришли вдвоём. На пороге стояла подозрительно сияющая Маргарита Позоян. Такой настрой девочек меня крайне радовал. Конечно, если с утра они шутят и улыбаются, это совсем-совсем не значит, что так продлиться до самого окончания прямого эфира на Первом канале, но, в прошлый раз их трясло уже за две недели до выступления, а тут… Прогресс! — А тебе нельзя, — не сдержал я свою вполне добрую язвительность, — Вы что, на проект пришли, чтобы со мной о чём-то беседовать и репетировать? Да не-е, бред какой-то. Девушки весело рассмеялись, что я принял за ещё один добрый знак. — Конца света не боитесь? — задал я в шуточной форме самый надоедливый вопрос этого дня. — Кстати, Маргарита, с днём рождения тебя! — Да чего бояться то? Мне льстит, что такое событие назначено на мой праздник. Двойной повод, знаете ли! — Действительно, как можно бояться чего-то в Риткин день рождения, — хихикнула Кляйн. — А вообще, честно, занимаясь любимым делом, и умереть не страшно. И, пока я не забыл, я стремительно вышел из гримёрки, сказав девушкам что-то вроде: «мне нужно кое-куда позвонить». Мне и впрямь было нужно позвонить. В цветочный магазин, где мы с Полей провели вчера достаточно времени, выбирая шикарные букеты для моих подопечных. Как выяснилось, с ними всё было в порядке, как впрочем и с доставкой. Поэтому вернулся на прежнее место я довольно быстро. — А мне до сих пор так странно и неловко от того, что я буду исполнять. Я, кажется, уже у всех зрителей ассоциируюсь с чем-то таким смелым, позитивным, ярким и ритмичным, а тут прошиб на эмоцию. — В этом то и вся фишка, понимаешь, Оль? Они ждут от тебя драйвовой песенки, а тут ты появляешься на сцене с трогательной, даже драматичной историей. — Ага, а я всё в той же поре, — кивнула Маргарита, — хотя, так мне куда проще и легче. Да и чувствую я себя вполне комфортно. — Ну извини, Марго, не затронуть с тобой мою любимейшую Адель я просто не мог. — Так странно, — вдруг вымолвила Позоян, — совсем недавно мы проходили «слепые» прослушивания, только-только знакомились с командой, а теперь нас всего двое, а совсем скоро и вовсе останется одна. — А самое главное — печально будет в любом случае: и если я пройду, и если не пройду, — включилась в рассуждения Кляйн, — в любом случае придётся прощаться… — Ну-ну, — поспешил остановить их грустные размышления я, — мы вовсе не прощаемся. Вне зависимости от решения телезрителей и моего решения, мы в любом случае будем поддерживать связь.***
Репетиции прошли крайне успешно. И Маргарита и Оля в очередной раз доказали мне, что обе имеют право называться «лучшим голосом страны», вопреки всем дурацким правилам этого проекта. А после у меня образовалось небольшое окошко свободного времени, которое я просто не знал куда деть. У Пелагеи конечно же сейчас дела: причёска, макияж и прочие женские заморочки. Мешать ей сейчас не хотелось. Ольга и Маргарита тоже должны были подготовится к выступлениям не только вокально, но и внешне. Единственным неотрепетированным на сегодня номером оставалось выступление с приглашённой звездой. Но Полина где-то запропастилась. Не в силах больше сидеть в надоевших четырёх стенах, я решил всё-таки дойти до гримёрки Пелагеи и заодно немного размять ноги. И каково же было моё удивление, когда кроме возлюбленной, в помещении я нашёл ещё и «потерявшуюся» Гагарину. — Полина, что происходит? — накинулся я на неё без предупреждений. Невежливо, да, но понимаете, я её жду-жду, извожусь почему она не приходит, а она сидит спокойненько в соседней гримёрке. — У тебя хочу спросить, — ответила она, — что нервный то какой? Полька что ли не удовлетворяет? Вот ведь умеет одним предложением вогнать двух взрослых людей в краску! — Да при чём здесь это? — продолжал я, — ты же поёшь с моей командой, а в итоге прогуливаешь репетицию. — Ой, да ладно, — махнула рукой Гагарина. — Как будто вчера мало репетировали. Подумаешь, не пришла, всё равно один же раз всего споём. — Вот посмотрю я на тебя, потом… — многообещающе протянул я, — я убеждён, когда-нибудь наступит прекрасный день и ты будешь сидеть в этом проклятом красном кресле. И тебе точно так же будет нужна приглашённая звезда. Вот тогда я отыгра-аюсь… — Не фантазируй, Биланище, — закатила глаза Полина, — я и без тебя найду кого пригласить. — А что я всё ещё здесь вы оба благополучно забыли, а, Приглашалкины? — подала голос ранее молчавшая Пелагея. — О, Поля, — радостно хлопнула в ладоши Гагарина, — ты то мне как раз и нужна. Скажи, как думаешь, я настолько, извините, ёбнутая, чтоб приглашать Билана петь с моей командой. — Да кто тебя знает, — пожала плечами Ханова, поймав мой умоляющий взгляд. — А вы поспорьте. — На что? — в один голос спросили и я, и Полина. — Да потом придумаете на что, просто поспорьте, пока повод есть, — пожала плечами Пелагея. — Ладно, согласился я, протягивая руку Гагариной, тогда, Поль, тебе разбивать.***
За дружескими разговорами, а позднее приготовлениями к прямому эфиру время пролетело незаметно. И снова я сижу в красном кресле, под прицелом нескольких камер, а через несколько минут перед прицелом миллионов глаз по всей стране. Второй раз уже не первый, не получается такого выброса адреналина и эндорфинов, как в прошлую пятницу. На этот раз всё куда спокойнее. И сердце в груди бьётся не бешено и мысли дурные не одолевают. Но, видимо, позитивный настрой был только у меня. По левую руку от меня моя самая-самая любимая блондинка вжимается в спинку кресла, пытаясь казаться увереннее. — Чего ты, Поль? — Дим, вот он — конец света. Этот прямой эфир. Я, кажется, после него жить не смогу. — Конец света? — удивлённо воскликнул Градский. — Как? Опять? Да что ж такое то, я ещё от предыдущего не отошёл. Пелагея слегка улыбнулась, а у меня сразу же будто камень с души свалился. Но поговорить и пошутить на эту тему нам не дали. На сцену уже поднялся Нагиев, готовый вот-вот начать свою всем уже приевшуюся речь о главном вокальном проекте страны. Ну что ж, повторение одних и тех же фраз — его фирменная фишка, чего только стоит его: «удачи вам, любви и терпения. Всё, пока. Пока». И многим, кстати нравится. Но у нас шоу же совсем не о Нагиеве, правда? Поэтому долго ему на сцене стоять не пришлось — его сменили прекрасные вокалисты из команды Александра Борисовича Градского. Когда первооткрыватель этой сцены на сегодня, Евгений Кунгуров, заканчивает петь, я украдкой бросаю взгляд на Пелагею. Сидит, улыбается, значит, всё хорошо. Лёня говорит что-то о том, какой прекрасный исполнитель сейчас находится на сцене, но это совсем-совсем неважно. Важно то, что моя самая любимая блондинка больше не боится. Но одна фраза Агутина вырывается из общего текста, такая, я бы сказал, животрепещущая для нас: — А конца света видимо не будет, не сегодня. И девушка поворачивает на меня голову, одаривая каким-то чрезмерно выразительным взглядом. Я лишь смею улыбнутся, с удивлением ловля ответную улыбку. На сцене уже следующая участница команды Градского, а Поля всё продолжает делать мне какие-то намёки. И я склоняюсь через подлокотник кресла, чтобы наконец услышать и понять её. — Спасибо, Дим, — вдруг неожиданно шепчет мне она. — За что?! — искренне удивляюсь я, не забывая изредка посматривать на сцену, чтоб у окружающих создавалось впечатление, что говорим мы чисто по «Голосу», обсуждаем выступление Дины Гариповой. — Как за что?! Я только сейчас поняла, как глупо себя вела, зацикливаясь на этом глупом слухе об апокалипсисе. Не каждый бы выдержал, а ты ещё и пытался поддержать… — голос блондинки слегка дрожал. — Ну всё, Поль, давай успокаивайся, — шепнул я, — а то конец света точно наступит, для меня, в виде твоих слёз. Девушка смущённо улыбается и мне остаётся лишь надеяться, что это всё не попало в эфир. Несмотря на то, что половину выступления я пропустил, мне приходится его комментировать. И если бы не пронзительный внимательный и безмерно любимый взгляд, направленный на меня (я ловил его краем глаза, я ж комментирую как-никак, значит должен смотреть на Дину, а не на Полю), я однозначно не смог бы связать и двух слов. Проект идёт дальше и для Александра Борисовича настаёт самое страшное мгновение в этом дне — распределение процентов. И зачем вот придумали эти наставнические баллы? Проголосовали бы зрители, да и ладно. А после написания Градским заветных циферок — долгожданная реклама. Говорят, Александр Борисович пригласил петь с его командой самого Кобзона… А в целом, мне нет до этого никакого дела, да хоть Пугачёву, самой главной задачей для меня насегодня являлось выяснить, кого же позвала моя Пелагеюшка. Я слегка приподнялся с кресла, дабы размять спину и шею, а затем снова опустился на законное, подписанное моим именем кресло. — Ну, мадам, может, всё-таки соизволишь приоткрыть завесу тайны и расскажешь, кого же пригласила сегодня? — улыбнувшись, тихо спросил я блондинку. Настолько тихо, чтоб услышала только она. — А вот и нет, — прикусив краешек губы, Пелагея помотала головой, — скоро сам всё увидишь. — Интриганка и вредина, — возмутился я, на секунду отвернувшись от неё. В ответ девушка показала мне язык. Взрослые люди называется, да? Дима, тридцать (без трёх дней тридцать один) и Поля двадцать шесть годиков. А ведь ещё считаемся наставниками, имеем какое-то право кого-то чему-то учить и даже распоряжаться в каком-то смысле судьбами, имея право выгонять кого-то из проекта, а кого-то оставлять в нём. Рекламная пауза продлилась недолго и мы вновь под наблюдением всей страны. Не особо достоверные источники на этот раз оказались правы. На сцене голоса и впрямь Кобзон. Выступления команды Леонида Агутина прошли как в тумане, в большей степени от того, что приближалось время наших команд. Моей команды, ибо команда Пелагеи вот-вот появится на сцене. Со стороны казалось, что эта девочка, этот сгусток добра и позитива, наконец смогла взять себя в руки и смириться с нахлынувшими эмоциями, иначе как объяснить все эти улыбки и шуточки. Но я, знающий Ханову чуть ближе, чем остальные (совсем чуть-чуть ближе, правда же), абсолютно точно понимал, что моя златовласка балансирует на грани и ей ничего не стоит ударится в слёзы. Минутой раньше, минутой позже, она всего лишь пытается сдержать эмоции хотя бы до распределения злополучных процентов, да будь они трижды прокляты! Несмотря на то, что оба мы находимся в перенапряжении, время летит безумно быстро и вот уже Нагиев забирает чёрный конверт (даже цвет то какой-то траурный, тьфу!) из рук моей возлюбленной. Вот теперь отчётливо видно эту самую грань, на которой находится девушка. Абсолютно безэмоциальное лицо и идеально прямая спина, за которой прячется внутренний ураган. Наконец ведущий уходит от нас подальше и говорит что-то в камеру. Как же это всё сейчас неважно. — Поль, — тихо позвал я напряжённую, как натянутая струна, блондинку. — Я так больше не могу, — жалобно протянула она, ненадолго повернувшись ко мне, — Дим, пожалуйста, забери меня куда-нибудь с этого душесжирающего проекта! — Моя хорошая, — только и смог выдавить из себя я, «одобряюще» улыбнувшись девушке. Объявлена очередная рекламная пауза, подводящая меня к главной интриге недели — кто же является «приглашённой звездой» Пелагеи? Но вот только едва живая от переживаний возлюбленная совершенно выбивает такие лёгкие мысли из головы. Реклама закончилась, значит, у возлюбленной больше нет так называемых «козырей в рукаве». Хотя, о чём я веду речь, вы бы хоть видели её мертвенно бледное лицо… Группа Чайф. Трижды «ха» самому себе. Ревновать к приглашённому неизвестному мужчине, который моей девочке в отцы годится? Пф, увольте. Я наверняка глупо выглядел, когда пытался узнать от Поли чуть больше. Но постепенно вслушиваясь в текст, я осознал: смеяться не хочется вообще. Эта мелодия — мой вечный поиск, смысл жизни, волшебная мантра, заставляющая задуматься о многом.Я рисую на окне Глаз твоих косые стрелы. Я играю на трубе Водосточной неумело. Я тебе построю Кижи Взяв от спичек коробок. Я летаю над Парижем Задевая потолок. Я рисую на окне, Я смотрю в пустые стены, Оставляя на песке Совершенные поэмы. Я раскрашиваю грёзы, Я летаю в облаках. О боже, может, Может просто я дурак. Отчего от счастья слёзы, Слёзы горя, горя море Счастья тихий ручеек, Убегающий в песок. Я рисую на окне, Сам с собою громко споря. Поиск истины в вине, Истина чего-то стоит. Спит кукушка на часах. Может поздно, Может рано. Нет у времени стоп крана Нету крыльев на руках Где-то там засох в пустыне Счастья тихий ручеек. Я один в своей квартире А над небом потолок*
Падающий на сцену свет, волшебные голоса группы Чайф и девочек из команды Пелагеи создают какую-то невероятную атмосферу. Она завораживает, обволакивает, утягивает куда-то в себя и не хочет отпускать. Перед глазами вырисовывается какая-то картинка, и я абсолютно уверен — у каждого она своя, неповторимая и уникальная. Пред моим взором почему-то мгновенно возникает звёздное небо, из которого вырисовывается целая история. Сначала это просто светящиеся точки на тёмном небосклоне, затем они принимают очертания, складываются в созвездия. Потом в воображении рождается тихо кружащийся в воздухе снег и московская набережная. И мы вдвоём, с банкой зелёного горошка в руках. Глаза Пелагеи, во сто крат зеленее любого горошка, а в ушах до сих пор звучит её тихий голос: «символы нашей любви». Нежнее и красивее словосочетания и не придумать, как ни старайся. Погрузившись в свои мысли, я не сразу понял, что песня уже закончилась. Слегка привстав с кресла, чтоб, упаси господь, не показаться невежливым, я попытался избавится от этих невероятно тёплых и родных воспоминаний. Не вышло. И снова неприятная часть нашей работы — эти проклятые проценты, которых, как ни крути, у кого-то в любом случае будет больше. Что меня всегда привлекало и продолжает привлекать в данном проекте? Да хотя бы то, что здесь нет этой нездоровой конкуренции и желания утоптать всех окружающих в грязь, как это, увы, принято на многих российских телешоу. Вот, допустим, Мария Гойя вынуждена теперь покинуть проект, а всё равно, рада за свою соперницу, счастливо улыбается, обнимает её, как самую близкую подругу. Счастливая Эльмира Каллимулина убегает со сцены к родным, Мария Гойя говорит свою прощальную речь (мерзкое словосочетание), а моя любимая Полюшка уже не сдерживает слёз, стараясь аккуратно вытереть их руками. Но непослушные солёные капельки всё продолжают катиться по щекам, слегка размазывая тушь. — Прекрати реветь, — шутливо грожу ей я, — иначе я тебя съем. — Никого ты не съешь, Дим, ты слишком добрый для этого, — тихим голосом отвечает блондинка, заливаясь слезами с удвоенной силой. Кажется, я тоже сейчас к ней присоединюсь, ведь настало время моей команды. Вот уже на сцене Маргарита, а мне с каждой секундой хочется как в сказке, как в каком-нибудь фэнтези, замедлить, остановить время, чтоб хотя бы морально подготовиться к такому серьёзному испытанию моей нервной системы. Но увы, мы в жизни и часы с регулярной скоростью тикают к последней ноте в песне, что я доверил сегодня Позоян. — Дим, — тихо шепчет Пелагея, склонившись ко мне поближе через подлокотник, — ты случайно не забыл про цветы? — Нет, Полюш, — отвечаю я, и сам удивляясь, как я умудрился в такой обстановке всё успеть. Вот песня завершается, а это значит… Да ничего это не значит! Любое событие имеет несколько значений, всё зависит лишь от того, с какой стороны посмотреть. И сейчас, если посмотреть с одной стороны, то это будет означать, что работать нам осталось чуточку меньше. Ещё немного и на вполне заслуженный, хоть и крайне короткий отдых. А с другой… Да любой бы уже понял, что с другой — это приближение к страшному решению — кого оставить в проекте. Вот, наконец (?) приходит моя очередь говорить. И пока я в очередной раз искренне восхищаюсь Маргаритой, Пелагей буквально сверлит меня взглядом, как бы напоминая: «цветы, Дима…». Я едва заметно взглядом дал ей понять, что я обо всём помню и не стоит меня перебивать, продолжая свои размышления о Маргарите вслух. — Ой, это уже диссертацией попахивает: «Позоян и я», — ехидно замечает Нагиев, достаточно открыто намекая, что мне пора бы уже закругляться. — Такое совпадение, что сегодня должен был быть конец света, — решаю перейти к самому основному я, — но сегодня ещё и День Рождения Маргариты. Быстро вскочив с кресла, я взял заранее подготовленный букет и вручил его девушке. Возвращаясь на своё место, я заметил одобряющий взгляд возлюбленной. А дальше как во сне, было такое чувство, будто я вовсе и не здесь. И не стоит осуждать и укорять меня. Такое состояние обусловлено вовсе не тем, что мне не интересно, а тем, что выступление Ольги Кляйн — это наш с ней маленький эксперимент, примерка нового образа. Наверное, может показаться, что я в этом проекте самый нерадивый наставник — всё время говорю и думаю лишь о Поле. Но нет, это не так, поверьте. Я очень и очень волнуюсь за участников своей команды. И вот, когда Оля допевает последние строчки песни, зал взрывается аплодисментами. И у меня, как там говорят, камень с души свалился? Да что там с души, с сердца, с головы, отовсюду. Не человек, камнепад. — Я думаю, будет не совсем честно подарить букет только Маргарите, — не совсем уверено произношу я, вручая второй девушке из моей команды такой же букет, как и Позоян. Слова возлюбленной, её лукавые взгляды на меня прибавляют мне ещё больше спокойствия и уверенности. И стоило мне лишь расслабиться, а девочкам уйти готовиться к следующему номеру, как новая беда — проценты. То, как я их распределил, не поддавалось никакому логическому объяснению. Очень правильно в самом начале Дима Нагиев сказал, что дай нам волю, мы разложили бы эти сто на два по пятьдесят. Больно было невероятно. С августа и до декабря, почти полгода без малого мы прошли этот путь плечом к плечу, а сейчас я должен с кем-то распрощаться. Тем временем на сцене вездесущая Полина, совместно с Олей и Марго, уже пропевают финальные строчки знаменитого «спектакля». Всё, назад пути нет. И снова на сцене Нагиев и его блестящая в свете прожекторов лысина, которая стала мне ненавистной за этот день. Ни одной хорошей новости за этот день нам эта лысина не принесла. Решив поменять порядок зачисления процентов, Нагиев сильно меня удивляет. (Хотя, если быть честным, не меня одного). Наверное, с долей пафоса и самовлюблённости, скажу, что моя команда самая дружная. Ведь даже проценты между Кляйн и Позоян распределились почти поровну: Оля — 51, Марго — 49. А я приписал 60 Позоян… Ну что же, я рад, честно. Но в то же время и расстроен. Вот он — конец. От двенадцати человек осталась одна Маргарита, а что дальше? Пустота и тишина. Обе девочки за это время стали мне семьёй. Я чувствовал себя их… ну не отцом конечно, в силу возраста, но как минимум старшим братом. А сейчас одна «сестрёнка» покидает «семью». Будто бы большой-большой кусок сердца откололи и раскрошили молотком в ярко-красную пыль. Перед глазами невольно пролетает весь наш творческий путь: от слепых прослушиваний и до полуфинала. — Мы не прощаемся, слышишь? Ещё обязательно посотрудничаем. Не стирай мой номер из списка контактов- я ещё не раз позвоню тебе, — шепчу я, на прощание обняв девушку. Наконец выпустив Олю из объятий, я ловлю на себе немного сердитый взгляд Пелагеи. Ну да и кто бы сомневался? Когда камеры были выключены, команда наставников не спешила домой, несмотря на то, что стрелки часов стремительно бежали к полночи. — Вот и всё, предпоследний раз мы тут, — вздохнул Градский. — А я уже привык к этому креслу. Дома что ли себе поставить такое? — А я буду сильно-сильно скучать по всем Вам, — развела в стороны руки Ханова, — я уже привязалась к нашей команде наставников. — Ну, по Димке то скучать не будешь, — хитро улыбнулся Александр Борисович. — Давайте не будем заранее о грустном? — вмешался в разговор ранее молчавший Леонид, — впереди целая неделя… — А сколько их позади… — вздохнул я, возвращаясь к излюбленной теме потерянного времени. — Вы как хотите, а меня Анжелика дома ждёт, — пожал плечами Агутин, направляясь к выходу. — А я человек старый, у меня и так сбился режим, а я ещё и засиживаюсь тут с вами, — прокряхтел Градский, поднимаясь с кресла. — А ты, Поль? — спросил я, дабы не дать лишним ушам узнать личную информацию. — А я тоже домой, Дим, — тепло улыбнулась она, — меня дома возлюбленный ждёт, не думаю, что он будет рад, если я очень сильно задержусь на работе. — Вот же совпадение! — рассмеялся я. — Меня девушка ждёт. Ревнивая… жуть. Смотрит выпуски Голоса и ревнует меня ко всем подряд. На такой позитивной ноте мы разошлись по своим гримёркам. А после на разных машинах отправились в один и тот же пункт назначения. Конечно, мне уже надоело играть во все эти прятки, но переубедить Пелагею — это из разряда фантастики. И я не знаю, что будет дальше, через несколько лет, но сейчас для меня главное — сохранить все светлые чувства как в своём сердце, так и в сердце любимой девушки.