Снежная королева.

Голова гудела, как телефон, стоящий на вибрации, будто бы миллионы дятлов пытались что-то выдолбить там. Если бы мы были в древнегреческих мифах, она бы уже давным-давно раскололась, породив на свет не одну Афину Палладу. Но мы не в древнегреческих мифах, а в современной России, поэтому голова оставалась внешне целой, болезненно реагируя на каждый звук надоедливого будильника.  — Просыпайся давай, Толик, — обвив мой торс ледянючими руками, прошептала Пелагея. Что? Я не ослышался, Толик? Какой вообще Толик?  — Я Дима вообще-то, — пробурчал я, открывая глаза. Любимая просто светилась каким-то невероятным светом. Стоило мне увидеть её улыбку, как я сразу забыл о том, что собрался обижаться.  — Вчера вечером был натуральный Толик, — хихикнула блондинка.  — Поль, ты можешь объяснить, что происходит?  — Что, алкоголь вчера совсем остатки мозга разъел, да? Головка бо-бо? Говорила же вчера тебе мудрая тётя Яна не пить.  — Нет, ну она ещё и издевается! — всплеснул руками я, резко сев на кровати. Каждое движение отзывалось неприятной пульсирующей болью в голове.  — Привет, я Толик, — смешным голосом проговорила Пелагея, скосив глаза к носу, — и я алкоголик.  — Ну По-олька, — рассмеялся я, чем только усилил неприятные ощущения. — Ты чего такая бодрая то, а?  — Так всегда, когда мне на репетиции не нужно, в отличие от некоторых, — блондинка показала мне язык.  — То есть не надо?  — У меня они сегодня во второй половине дня, чего не скажешь о тебе. С горем пополам я поднялся с кровати, еле-еле добрался до ванной комнаты, открывая кран с холодной водой, надеясь, что водные процедуры хоть как-то помогут мне облегчить своё состояние. И, кстати, помогло. Может, голова и не прошла, но хотя бы спать не хотелось.  — А если серьёзно, то как ты? — на пороге ванной появилась Пелагея с чистым полотенцем в руках.  — Не так плохо, как ты думаешь, — улыбнулся я. — Голова болит больше от недосыпа, чем от чего-то другого.  — Значит, руки в ноги и на репетиции, ты вчера уже израсходовал лимит всех выходных.  — Противная ты, — скривился я, забрав полотенце из рук возлюбленной, — можешь хоть иногда забыть о работе?  — Меньше слов, больше дела, люби-имый!

***

Дни протекали незаметно с одной стороны, но очень скучно и тоскливо с другой. Целыми днями мы проводили своё время на репетициях, имея возможность видеться лишь по ночам, да и то, больше старались выспаться, чтоб дальше с новыми силами отправится на работу. Вопреки, быть может, сложившемуся у кого-то впечатлению, Маргарита оказалась не такой уж и понимающей девушкой. После сюрприза и дополнительного выходного в понедельник, она буквально «села мне на шею». Хотя, её тоже можно понять. Позоян и так потеряла часы репетиций и теперь, конечно же, хотела наверстать упущенное. Да впрочем, жаловаться на неё мне не стоило бы. Ученицей она была очень даже способной. И вообще, с ней было достаточно интересно и весело. За те дни, что нам пришлось провести вместе, я уже с лёгкостью мог приравнять её к своим подругам, таким, например, какими были Полина Гагарина, или Катя Добрякова. … — Я так уста-ала, — зевнула Маргарита, потянувшись. — За окном уже темным-темно…  — Просто темнеет рано, — решил позанудствовать я, несмотря на то, что сам устал не меньше девушки.  — Я хотела бы уже на сегодня прекратить, но, Дим, завтра же прямой эфир.  — Именно поэтому нам стоит сделать перерыв. Мне не нужна завтра засыпающая на ходу участница, гораздо лучше, если ты будешь выспавшаяся, отдохнувшая.  — Может, — снова завела свою шарманку Позоян, — стоит ещё раз отрепетировать все номера?  — Мар-га-ри-та, — устало покачал головой я, — ты поёшь прекрасно и завтра всё пройдёт на высшем уровне.  — Я и прекрасно — несовместимые понятия, — фыркнула моя подопечная.  — Ты слишком самокритична, правда. Слышала о том, что со стороны людям виднее что и как есть на самом деле?  — Ладно, — сдалась подопечная, — в конце то концов, завтра будут ещё репетиции.  — Вот именно, — улыбнулся я, понимая, что моя всё-таки взяла, — так что давай, пока, иди домой, набирайся сил. Маргарита довольно-таки быстро собралась, но вдруг замерла на пороге, будто вспомнив что-то.  — Дим, ты прости, может быть, слишком личный вопрос, но что там у вас с Пелагеей? — вновь развернувшись ко мне, спросила она.  — Много будешь знать — скоро состаришься, — отрезал я.  — Извини, — виновато опустила глаза Позоян, — до завтра… Девушка ушла, оставив меня в пустой репетиционной. Эти стены для меня за последние четыре месяца стали едва ли не домом. Здесь творилась история наших отношений с Пелагеей. Не вся, конечно, но частично да. Кажется, ещё вчера я стоял у распахнутого окна, вдыхая тёплый августовский воздух и обдумывая наспех принятое решение стать наставником в этом проекте. Что я имел тогда? Да ничего. Конечно, предчувствие не подвело, моя жизнь и впрямь изменилась с тех пор, как я согласился вложить частичку себя в «Голос». Но думал ли я тогда, что жизнь повернётся настолько круто? Определённо нет. Прежде я думал, что благодаря проекту найду новых замечательных людей, которые, возможно, займут не последнее место в моей жизни. Но о том, что я могу встретить любимую девушку, я и помыслить не мог. В августе Поля и взглянуть на меня лишний раз не хотела, а сейчас спокойно засыпает в моих объятиях. Тогда, четыре месяца назад при виде меня её красивое личико неприятно искривлялось, а изо рта так и сыпались всевозможные оскорбления, а сейчас её лицо озаряет счастливая, а главное, искренняя улыбка. От ненависти до любви. Долгий путь был пройден нами за эти четыре месяца. Долгий и не самый лёгкий. Но, в этой жизни, как известно, просто так ничего не даётся. «Так, размышления это, конечно, хорошо, но не стоит забывать, что дома меня ждёт Поля, а значит, стоит закругляться», — мысленно сказал я себе, помотав головой и надеясь, что это и впрямь поможет отогнать ненужные мысли. Резко поднявшись на ноги, я начал собираться, как вдруг, несмелый стук в дверь приубавил мою решительность.  — Привет, Дим, — тихо поприветствовала меня стоящая на пороге не та блондинка. Юля в моей жизни — какое-то проклятое имя. Казалось, только-только наконец выяснил всё с Волковой и даже сохранил с ней хорошие дружеские отношения, как пожалуйста, на тебе, Дима, новую носительницу этого имени, только куда более навязчивую и привилегированную. Да, то была Саркисова.  — Ну привет, — угрюмо отозвался я, выходя из помещения и всем своим видом показывая, что говорить с ней у меня нет ни времени, ни желания.  — На твоём празднике нам так и не удалось поговорить, Дим, — улыбнулась Юля, взяв меня за руку. Дежавю. Когда-то такая же ситуация происходила и с другой Юлей - Волковой. И если в прошлый раз мне просто хотелось одёрнуть руку, в этот возникло ещё и острое желание вымыть с каким-нибудь хорошим мылом кисть, которой коснулись пальцы этой навязчивой особы.  — А о чём? Я пытался быть дружелюбным к ней, клянусь, но не получалось. Слишком много отвращения вызывала эта чрезмерно неестественная блондинка.  — Как о чём? Разве нет тем для разговора? Например, клип. Яна сказала, что у неё есть на примете что-то, где я могла бы сняться. Всё с тобой ясно, дорогая. Если клип волнует тебя куда больше, чем крестины Яниного долгожданного ребёнка, то кто ж тебе теперь поможет?  — Юль, я и сам понятия пока не имею, что там в планах у Яны. Тем более, сама видела, в каком она сейчас состоянии. Устойчивое «семь пятниц на неделе» это ещё мягко сказано…  — Ой, — блондинка вдруг обхватила мой торс обеими руками, — извини, чуть ногу не подвернула, на этих-то каблуках, — глупо хихикнула она. И угадайте, что произошло в этот миг по всем существующим и не существующим законам подлости? Конечно же, на горизонте возникла другая, куда более родная и любимая блондинка. На лице её застыло ужаснейшее, просто вселенское разочарование.  — Отстань, Юль, — грубо обронил я, стряхнув с себя ненавистные руки. — Поль, Поля, подожди…  — Я жду объяснений, — холодно отозвалась она, сложив руки на груди.  — Я и сам не знал, что ей в голову взбредёт сегодня сюда прийти. Да я понятия не имею, кто ей вообще мог сказать, что сегодня я здесь… А, кстати, ты что тут делаешь?  — Пришла на тайное свидание, но, вот, чёрт, ты меня раскусил, — язвительно отозвалась Пелагея. — И сколько раз твоя Саркисова так «неожиданно» — девушка даже взяла слово в воздушные кавычки, — к тебе приезжала?  — Слушай, Ханова, давай не здесь, а? — как можно равнодушнее прошептал я, — здесь же люди, а ты это так не любишь. Поехали домой?  — Я не могу называть домом твой дом, — отозвалась блондинка.  — Да? А раньше тебе почему-то ничего не мешало, — зло сказал я, открыв перед девушкой дверь. — Ты на чём приехала?  — К сожалению, на такси, так как думала, что уедем мы отсюда вместе.  — Просчиталась. Очень жаль. Мне было очень тяжело поддерживать такой равнодушно-холодный тон, но, как я где-то уже упоминал, человек я вредный и упрямый и если уж мне что-то в голову взбрело, отстаивать буду до последнего. Всю дорогу блондинка просидела, отвернувшись к окну и всем видом показывая, мол, не хочу вообще иметь с тобой что-то общее.  — На выход, — безразлично сообщил я, припарковав машину у дома.  — Ну, о чём ты там дома хотел поговорить? — перешагнув порог снова начала Пелагея.  — Не я хотел, ты хотела.  — Хотела. Слушай, мне до жути надоело то, что вокруг тебя постоянно крутятся какие-то бабы. А ты ходишь рядом с ними с самой довольной рожей, какая только может быть. Давай, что ты там хотел мне сказать про эту Юлю, кажется, Саркисову.  — Поль, она замужем…  — Пф, нашёл проблему, — фыркнула блондинка, — разведётся, это недолго.  — Да я её терпеть не могу!  — То-то оно видно. В одном клипе едва ли не потрахались, благо, с музыкой такое совмещать не принято, теперь следующий.  — Она будет крёстной мамой Саши, Янкиного сына. А если ты не знала, крёстные отец и мать одного и того же ребёнка не могут быть кем-то кроме друзей.  — Ага, значит, и это уже узнал. А с каких это пор ты интересуешься православными канонами? С тех самых как узнал, что она крёстная мать, да? Небось, расстроился, что лишишься секса с такой эффектной дамой.  — Прекрати выдумывать, а? — уже прикрикнул я. Нет, ну, а как ещё прикажите достучаться до этого упрямого барашка?  — Правда глаза режет, да, милый? И я уже не выдержал. Перекидываться фразами как мячиком — не для меня. Быть может, ни к чему хорошему это не приведёт, но я выскажу этой строптивой блондинке всё, что я думаю, иначе взорвусь на месте, как граната.  — Знаешь, Поля, вокруг меня всегда будут, как ты сказала, крутиться какие-то бабы, — повысил голос я. Потому что я, блять, известный артист. Обо мне только мечтают тысячи и нет, это не эгоизм, не нарциссизм, просто отражение факта. Да, у меня есть подруги-девушки, некоторые уже стали мне как родные сёстры и обрывать с ними общение по первому твоему приказу я не собираюсь. Кроме того, в моих клипах всегда должны сниматься девушки. И, представляешь, для камеры мы там, на съёмочной площадке не чай пьём. Будешь так же ревновать меня за каждый придуманный режиссёром взгляд на них? За каждое касание?! Или, быть может, мне снимать тебя в роли всех моих возлюбленных, тем самым ещё сильнее разжигая сплетни, а? А может вообще запретишь мне снимать клипы?! А потом и выступать, и вообще прикасаться к музыке?! Прикажешь отказаться от сцены в пользу тебя? Да я бы с радостью, если бы ты не хотела, чтоб я бегал как собачонка по твоему первому зову. Пелагея смотрела на меня расширенными глазами, замерев на месте.  — Что уставилась?! — воскликнул я, не замечая состояния возлюбленной. -Не нравится — иди отсюда, не живи со мной, таким плохим. Теперь я понимаю, о чём ты всё время говорила мне. Мы поторопились, да. Во всём.  — Но я такого не говорила, — глотая слёзы, тихо выдавила из себя блондинка. Её тихий тон, медленно катящиеся по щекам слёзы — моя медленная смерть. Снова вспылил из-за ничего. Снова сделал любимой девочке больно. А она, как в замедленной съёмке, неторопясь развернулась и направилась в комнату за своими вещами. И будто током пришибленный, как парализованный, я стоял на этом треклятом месте, не в силах и рукой пошевелить, не то что уж догнать её и извиниться. Да что там, я понятия не имел, что теперь нужно сказать ей, чтобы загладить ту вину, смыть из её памяти все те слова, что я ей наговорил. Как сквозь толстый слой ваты я услышал как хлопнула входная дверь. Теперь точно всё. Ушла. Безвозвратно. Снова из-за меня, из-за моего треклятого неумения держать язык за зубами. Будь я хоть капельку осторожнее и тактичнее, я смог бы удержать этот шаткий мир, не допустить такого стремительного его крушения. Злясь на самого себя, я ударил кулаком по стене. И ещё раз. Сбивая руки в кровь. Очень сильно хотелось что-то разбить. Например, собственную голову. Проверенный способ — напиться и забыться, или как там об этом правильнее говорить? В любом случае, на кухне у меня была припасена бутылка коньяка. Не сказать, что я прямо планировал запивать свою очередную несчастную любовь, но, как видите, вещь полезная. По дороге сметя две вазы, отправив их на пол и со странным удовлетворением рассматривая битые осколки на полу, я наконец дошёл до кухни, выуживая из запасов алкоголь. Говорят, о любви хочется кричать. И я был абсолютно согласен с этим выражением. И сейчас мне тоже хотелось. Вопить от боли, выть как волк на недостижимую луну, которой для меня за несколько мгновений стала моя златовласка. Горькая жидкость всё больше заполняла мой организм, а мысли о любимой так и не покидали меня. В миллионный раз в голове прокручивалась вся наша история. Пару раз в голове даже проскакивали мыслишки позвать какую-нибудь подругу, чтоб развеять грусть. Волкову, например, или ту же Саркисову. Но только от одной мысли, что их руки, всего лишь руки, будут касаться меня, уже становилось противно. Опустошённая бутылка уныло каталась по столу, иногда подталкиваемая моими руками. Назад-вперёд, назад-вперёд, как маятник, начавший отсчитывать минуты моей унылой и нудной жизни без Поли. И это, наверное, продолжалось бы вечно, если бы не зазвеневший где-то в глубине дома телефон.