Снежная королева.

Звук входящего вызова доносился откуда-то из гостиной. С трудом поднявшись со стула, я ухватился за краешек стола, чтобы не упасть. Кажется, равновесие найдено. Чувствуя себя героем, балансирующем на грани глубокой пропасти, я перешагнул через груду осколков — то, что осталось от двух моих любимых ваз. В голову снова ударило сожаление о содеянном. И я сейчас совсем не о вазах. Найдя наконец свой мобильный где-то под диванной подушкой, я с удивлением посмотрел на имя того, кто хотел со мной связаться. Гагарина. Тебе то от меня что нужно, женщина?  — Алло, — заплетающимся языком выдавил из себя я.  — Вы меня точно до инфаркта доведёте! — орать на собеседника без приветствия это уже выдержанный стиль этой девушки.  — Тихо, Полин, что случилось?  — Это я у вас должна спросить, что случилось. Звонит мне твоя благоверная…  — Она не моя, Полин, — с горечью произнёс я. Тоска нахлынула с новой силой, опустошённость перешла все границы. Я просто начал сомневаться в том, что я вообще кому-то нужен, что не зря родился на свет. Грешным делом даже начал доходить до вопроса — а как было бы лучше, если бы я продолжал жить и вредить окружающим людям, или же если бы я не родился вообще?  — Не перебивай, — рявкнула Гагарина. — Так вот, ТВОЯ, — девушка интонационно выделила слово, — ТВОЯ, слышишь, Пелагея, опять звонила мне в слезах…  — Полин, я такой крети-ин, — вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать. — Наговорил ей всяческих гадостей…  — Подожди-ка, как ты сказал? А ну, давай, рассказывай, хочу твою версию происходящего услышать.  — Рассказывать то нечего, — тяжело вздохнул я, — развёл трагедию из ничего, наговорил Полюшке всяческих гадостей, любая бы от такого ушла…  — Бля, я валяюсь с вас. Вы такие вроде бы разные, но так похо-ожи, — девушка на том конце провода едва ли не хохотала.  — То есть?  — Полчаса назад я слушала речь в стиле: «Полиночка, родная, я такая дурочка, у меня было всё, а я того не ценила. Зачем только я доставала Диму своей ревностью? Ведь знала в глубине души, что любит он только меня…». Все слова испарились из моей головы. Она винила в происходящем себя, понимаете? Я наговорил ей гадостей, а она решила, что виновата. Я наорал и выгнал из дома, а Пелагея сидит, рыдает и винит себя…  — Полин, она у себя?  — Да, — не задумываясь выдохнула блондинка, запоздало опомнившись, — Билан, стой, ты ж в таком состоянии до первого столба не доедешь.  — Спасибо, Полин! — крикнул я в трубку, сбрасывая вызов и находясь уже на полпути к своей машине. Схватив ключи с полочки в прихожей, я попытался открыть дверь. Получилось не с первого раза, почему-то, но мне было лень размышлять на эту тему. Конечно, из этого можно было развить длинные рассуждения, увидеть знаки судьбы, как я любил, но тогда всё обернулось бы совсем не в мою сторону, а наоборот. Неоткрывшаяся дверь — это же явный признак того, что ехать мне никуда не стоит. «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня» — так мне кажется, звучит народная мудрость? А в нашей ситуации так вообще медлить нельзя ни секунды. Обида утрамбуется, оставив только боль, которая день изо дня будет таять, но очень-очень медленно. На это могут уйти долгие годы. Эта боль, скапливаясь, породит ненависть куда большую, чем была в самом начале нашего общения, когда Поля всего лишь пряталась за маской нелюбви и безразличия, боясь меня. Как показала практика, не зря боялась. Распахнув ворота, я сел за руль, отъезжая от дома. По коже прошёлся неприятный холодок и до меня наконец дошло, почему. В спешке я даже забыл надеть куртку, но возвращаться — плохая примета, а мне слишком важен исход такой моей вечерней и перетекающей в ночную вылазки. Пролетая через красный свет светофоров я мысленно молился, чтоб никакие сотрудники ГАИ не заметили моих совсем не невинных шалостей. Едва найдя во дворе любимой место, чтоб припарковать машину, я бегом направился в её подъезд. Если кто забыл, на дворе декабрь, а я по дурости без куртки. Но попасть туда так быстро, по щелчку пальцев, мне не удалось. Набрав номер случайной квартиры на домофоне, я около десяти минут рассказывал какой-то женщине всю нашу историю любви, конечно, умолчав о том, кем мы являемся. Видимо, история женщину тронула и она великодушно пропустила меня. В подъезде оказалось не намного теплее, чем на улице, но здесь хотя бы не было леденющих порывов ветра. На этот раз я не стал идти по лестнице, решив воспользоваться лифтом. Всё-таки, риск пройтись по этим ступенькам не только ногами, но и носом, был слишком велик. Даже казалось странным, что несколько секунд назад я бесстрашно преодолевал километры на машине. Добравшись до нужного этажа, я подошёл к двери. Слишком много раз приходилось мне видеть её. И сейчас сердце щемило сильнее всех предыдущих разов вместе взятых. Ведь за этим куском дерева, с одной стороны покрытой железом, кроется самый нужный мне человек на этой планете.  — По-ля, открой! — распевал я, стоя под дверью и нажимая на звонок. По ту сторону двери послышалось какое-то шуршание, видимо, блондинка дошла до двери.  — Поль, я же знаю, что ты здесь, — прошептал я, прижимаясь к двери, пытаясь заглянуть в глазок, хоть и прекрасно знал, что ничего там не увижу.  — Дим, уходи, — вполне уверенно попросила Пелагея.  — Поленька, прости меня, я такой деби-ил, — протянул я, слегка стукнувшись головой о дверь.  — Иди домой, пожалуйста, — уже более сдавленно ответила она.  — Не уйду. Дома больше нет. Мой дом там, где ты, а ты здесь, значит здесь и мой дом.  — Дим, за тебя сейчас весь выпитый тобой алкоголь говорит, а не ты сам, — всхлипнула девушка. — Пожалуйста проспись.  — Чёрт, как у тебя тут холодно, — пробормотал я, обхватив себя руками и наконец до конца осознав, что уехать без куртки было очень и очень плохой идеей. По ту сторону двери тишина. Но я так просто не сдамся. Прислушавшись, я уловил славленные всхлипы. Да какие всхлипы, рвущиеся наружу рыдания!  — Поль, — тихо позвал я, надеясь, что она меня слышит, — если со мной вдруг что-то случится, не переживай. Просто помни, что я любил тебя до последнего вздоха в моей жизни. Так, на всякий случай. И не подумайте, что я нагонял драматизма, вовсе нет. Но от холода организм трезвел немного быстрее и вместе с тем приходило осознание того, что в таком состоянии не факт, что я доберусь до дома в целости и сохранности. Медленно я поплёлся к лестнице. Больше рвать душу ни себе, ни ей, я не собираюсь. Боль должна пройти, рано или поздно, но пройти. Никто не знает, что там впереди, но бесцельно сидеть у двери я не буду. Будь что будет.

Я не выстрелю в висок себе, не надо Делать вид, что мир это — ты. Я всё вытерплю, знаешь, Это видимость, как игра. Мы погибнем несчастливыми, о, нет, Непохожа ты на других: Только ты умеешь так красиво Вывести из себя. За что мне?! Я сильней твоей зимы, Я теплей твоей жары, Я не жду тебя давно, Мне всё равно, Пойми, я сильней! Для чего ты заставляешь вновь терпеть боль?! Не дави на газ, будь скромней! Я у пропасти, просто отпусти меня навсегда. Ты теряешь, превращая облака в соль, Вряд ли сможем мы стать теплей, Я в твоих мечта всегда играл Чужие роли для тебя.*

 — Подожди, — слышу я позади себя звук открываемой двери и слишком любимый голос. — Стой, что ли, Билан! Ты приехал сюда на своей машине, сам за рулём?  — Да, — отвечаю я, — замедливая свои шаги раза в три, если не больше.  — В таком состоянии? — голос любимой звучит грозно, но в то же время в нём слышатся нотки волнения.  — Да, — повторяюсь я, поворачиваясь к ней.  — Дурак, — выдыхает она, подходя ближе. — Ты же просто чудом не попал в аварию.  — А что случилось, если бы я попал? Верно, ничего, — криво усмехнулся я.  — Так, ты как хочешь, но за руль в таком состоянии я тебя не пущу, — грозно сказала она. — А ну, дуй ко мне в квартиру. Да разве не об этом я смел только мечтать? Улыбаясь, как пациент какой-нибудь больницы для психически нездоровых, я гордо прошествовал в её квартиру.  — Где твоя куртка, Дим? — вполне спокойно и буднично спросила Пелагея. Её голос больше не дрожал и лишь покрытое красными пятнами лицо выдавало то, чем она занималась несколько минут назад.  — Куртка? Дома.  — И ты, зимой, без куртки? Да что ж за наказание то такое на мою голову? Я уж молчу о вождении в нетрезвом виде. А я улыбнулся ещё шире. Волнуется. Она. За меня. Волнуется!  — Нет, но вы посмотрите на него, ещё и улыбается тут! Быстро разулся и прошёл в зал, греть тебя буду.  — Каким образом? — приподнял свои брови я.  — Точно не тем, о котором ты подумал, — всё ещё не выходя из роли «грозной мамочки» отозвалась Пелагея, убегая на кухню. Я послушался её. Просто взял и сел на этот диван в её зале, хранивший миллионы воспоминаний. О том, как она сидела здесь, укутавшись в плед, а я звал её куда-нибудь, например за зелёным горошком. Или же, например, через парочку дней, так называемый «показ мод» и его грандиозное продолжение именно на этом диване. Пелагея вернулась ко мне с пледом в руках. Нет, не так. Она вернулась ко мне с ТЕМ САМЫМ пледом в руках. Да-да, с тем самым, который когда-то был моим. Понимаете, нас уже слишком многое связывало, следовательно, это не может быстро закончиться.  — Пей чай и ложись спать, — улыбнулась она мне, протянув в руки чашку чая и укрыв пледом. — Спокойной ночи. И ушла. Оставив меня одного допивать этот слишком крепкий и невыносимо горячий чай. С каждым глотком я чувствовал, как трезвеет организм, а в голове всё постепенно раскладывается по полочкам. Она не пустила меня за руль, видя, что дома я пил явно не просто воду. Заметив, что я без куртки, сделала мне чай и укрыла пледом. Да что там, она хотя бы не плачет уже в моём присутствие. Прогресс. Значит, я всё ещё вправе рассчитывать на совместное будущее. Отнеся чашку на кухню, я прилёг на диван. И всё бы ничего, если бы не невыносимое желание увидеть перед сном лицо любимой. Тихо, на носочках, стараясь не разбудить, я подошёл к двери спальни, приоткрывая её. Блондинка уже спала, обеими руками обнимая мягкого медведя, подаренного, между прочим, тоже мной. Ещё одно совместное воспоминание, ещё одна ниточка, связывающая нас. Поддаваясь внезапно нахлынувшему наваждению, я подошёл к ней, выдёргивая медведя из её объятий и аккуратно усаживая его на прикроватную тумбочку.  — Эй, а ну верни Александра Борисовича, — недовольно пробурчала девушка. — Кого же я теперь обнимать буду?  — Меня, например, — самодовольно улыбнулся я, юркнув к ней под одеяло.  — А не обнаглел ли ты, а? — спросила она, в противовес своим словам прижимаясь ко мне и даже разрешая разместить руки на её талии.  — Обнаглел, — согласился я, расплываясь в довольной улыбке.  — Фу, от тебя пахнет, — сморщилась Пелагея, — что же мне с тобой делать, алкоголик мой? Всё опьянение мгновенно исчезло, стоило лишь ей произнести это несчастное «мой». И сердце ухнуло куда-то в пятки.  — Ой, — прикусила язык блондинка, но было уже слишком поздно.  — Ну… я пойду, наверное, — убрав руки с её талии сказал я, решив и впрямь уйти, дабы не смущать девушку. Слишком много произошло за этот день. Нам нужно время, чтобы всё переосмыслить.  — Нет, подожди, Дим, — вдруг неожиданно попросила Пелагея. — Я сегодня много думала. О нас. Ты только подумай: ты поп-исполнитель — я фолк, ты родился в Карачаево-Черкессии, на юге — я в Новосибирске, на севере, ты брюнет — я блондинка, я родилась летом — ты зимой. Мы — полюса. Как у нас может быть что-то общее, если мы такие разные?  — А Гагарина говорит, что одинаковые, — улыбнулся я, снова обнимая её за талию и не встречая никакого сопротивления. — Знаешь, даже если мы полюса, то в любом случае полюса одной планеты. Да и не стоит всех обманывать, я же знаю, что блондинка ты крашеная.  — Прости меня, Дим, — вдруг прошептала девушка, а по её щеке скатилась одинокая слезинка.  — Ну чего ты, — улыбнулся я, привычным жестом убирая солёную каплю. — Ты ни в чём не виновата, чтобы просить прощения. Вот меня, кретина, прости. Я же столько всего тебе наговорил… Знаешь, я даже пойму тебя, если ты весь следующий год от меня нос воротить будешь…  — Думаешь, я позволила бы тебе так спокойно разваливаться на моей кровати и обнимать меня, если б не простила, дурачок? — ласково спросила блондинка, едва касаясь своими губами моих.  — Подожди, — отстранился я от девушки, — Пелагея Сергеевна, а как вы объясните мне, что оставили все свои вещи в моём доме, — улыбнулся я, вспоминая, как после хлопка дверью я ринулся к тому самому шкафу, и каково ж было моё удивление, когда я обнаружил все вещи возлюбленной всё в том же моём шкафу.  — Ну, самое главное я всё-таки успела взять с собой, — улыбнулась девушка. — А вообще, я с одной стороны жутко боялась, что ты догонишь меня, скажешь, что никуда не отпустишь, а с другой стороны очень хотела этого. И чтобы не дать такому раздвоению личности усилиться, я сбежала из твоего дома.  — Но ты же понимала, что рано, или поздно тебе придётся за ними вернуться? — приподнял одну бровь я, всё сильнее путаясь в логике возлюбленной.  — А это ещё одна причина, по которой я их там оставила, — тоном «ну ты, Дима, вообще ничего не понимаешь» сказала мне блондинка, — везде необходим холодный расчёт и это был план «Б» по возвращению к тебе.  — Какой ты стратег у меня, — рассмеялся я, притягивая девушку поближе и жарко выдыхая ней куда-то в область шеи.  — Ну, Ди-им, не дыши на меня, — прохныкала Пелагея, отворачиваясь от меня.  — Ладно, — согласился я, тоже переворачиваясь на другой бок и, соответственно, убирая руки с её талии.  — Верни как было, Билан, — попросила девушка, — так куда спокойнее.