***
Философия Юнги на кухне до трёх ночи, Намджун со своей неуклюжестью и непонятными фразами, их забавные ссоры и даже молчаливый и замкнутый Чимин – обстановка в квартире его друзей располагала перестать выть и плакать. И бесноваться от собственной бесполезности. — Да чего ты все рубишь с плеча? — начал Юнги. — Ты не даёшь никому времени отдышаться, давишь и не даёшь проходу. — Это не так, — мотает головой Чон. — Ага, и внимание Тэ ты тоже не настойчивостью обратил на себя? — поддакивает Мон. — Главное, признаться самому себе, в чем проблема. Чонгук закатывает глаза к потолку и снова подступают слезы. Ах, вот он и плакса. — Вы должны вроде поддержать, а не добивать больного, нет? — вмешался неожиданно Чимин. — Чонгук, любить и хотеть быть рядом – не порок и не вина. Это нормально. Это же выше нас, так? Чон посмотрел на него внимательнее: черные круги под глазами и помятый вид, волосы в ужасном состоянии, да и одежда не первой свежести. Весь он был какой-то... Запущенный. Как заброшенный сад в поместье бывших господ. — За любовь надо бороться, за счастье – тоже, — подытожил Чимин и вышел из комнаты. Заперевшись в гостевой, Пак свернулся на полу и по привычке невидящим взглядом уставился в стену. Поза спокойствия, которая никогда не помогала. Но по крайней мере его не трогал так... А телефон Чонгука неожиданно звенит, оповещая о сообщении: «Забери меня, пожалуйста. Я не хочу тут быть. Не хочу этого. Больница Сант Флёр». И отправитель: мой светлый лучик. В порыве отчаяния Чонгук прочитал сообщение вслух. И наблюдал за вытянувшимися лицами друзей. Юнги поперхнулся колой, а Джун хлопнул рукой по столу. — Значит, будем освобождать твою принцессу! — сказал гений мысли Мон. Впопыхах одевшись, они запрыгнули в машину Мина и рванули по адресу, выданному навигатором. Сердце колотилось бешено: его попросили о помощи. Что же там происходит? Чон так волновался, что искусал все губы в кровь и чуть не оторвал пуговицу на куртке. — Нет времени для гениального плана. Мы отвлекаем работников, ты ищешь Тэхена, встречаемся на парковке, — Намджун был единственным, кто пытался трезво рассуждать. Двери больницы не запирались на ночь, это было им на руку. Юнги, проявив недюжую смекалку, изобразил эпилептический приступ, и его нёс на руках Джун. Прям как когда-то Чонгук Тэхена. — Помогите, мой друг, он... Он... — Нам тоже вошёл в роль. — Эпилепсия у него впервые! Пока Мон верещал и путал всех своей истерикой, попутно роняя то стойку с капельницей, то сшибая ящики с инструментами, Чонгук сумел проскользнуть между всех и вбежать в отделении неврологии. Здесь пришлось потратить время и поочерёдно открывать двери в поисках Тэхена. Он оказался в пятой по счёту палате. Несмотря на позднее время он сидел на кровати и читал книгу. Очень грустный. — Тэхен, — позвал его Чон, подбегая к кровати. — Что случилось? — Чонгук, ты пришёл, — он поднял на него свои бездонные глаза и вымученно улыбнулся. — Меня заставляют проходить болезненную процедуру. Это невыносимо. — Малыш... — от жалости скрутило все внутренности. — Но почему? Что-то ещё нашли? — Утром был приступ. Все из-за ссоры. Мать не воспринимает мои слова: вбила себе в голову, что я немощный ребёнок. Она хочет положить меня под наблюдение... В психушку... Кулаки невольно сжались до скрипа костяшек. Она совсем сошла с ума? — О чем ты вообще? Причём тут ты и психушка? Я не позволю. Тебе просто нужно ещё раз обследоваться, — а затем невесомо Чон коснулся губами его лба. — И забота... Тэхен смутился, но не отвернулся. — Нам пора, если мы хотим выбраться, — заметил Чонгук, начиная искать в тумбочке вещи. Одевшись, Ким уже за руку с Чоном выглядывали из-за двери, разведывая обстановку. Было тихо. Даже слишком. Ускорив шаги, они выбежали на лестницу и стали спускаться к черному входу, о котором рассказал Тэхен. Эйфория охватывала Чонгука, он в шаге от решения проблемы. Он сможет, не сдастся. Будет опорой и верным плечом любимому человеку, и вместе они справятся с болезнью. На парковке ждали друзья. Юнги нервно курил, Намджун недовольно на это косился. — Вы слишком долго, садитесь, — выкинув сигарету, Мин сел внутрь. Тэхен застопорился и замер в паре шагов от машины. Смотрел то на Чонгука, то на Намджуна, то на Юнги. — Я не могу, — прошептал он. — А как же мама? Что я делаю? — Тэхенни, солнце, давай сядем и во всем разберёмся. С мамой все будет хорошо, мы ей позже объясним, она поймёт, — Чон даже сам не верил в то, что говорил. Парень все колебался, а время шло. Чонгук уж подумал, что стоит его насильно скрутить и кинуть в авто, как в голову пришли те разговоры о давлении. Поэтому он просто стоял и ждал. Стоял и ждал, когда из больницы выскочили санитары, заметившие пропажу, ждал, когда охранники увели их троих внутрь и вызвали полицию. Ждал, когда вновь получал пощёчины от его матери. Не одну и не две, а целую серию звонких и болезненных. Ждал, когда родители Юнги отваливали наличные, чтобы их отпустили и дело о похищении человека замяли. Но ничего не дождался. Лишь спустя неделю тишины он дождался повестки в суд. Как свидетеля, а не обвиняемого. Суд о лишении дееспособности гражданина. И Чон знал точно, что за пиздец им предстоит. Не знал только, зачем его мать такое творит...***
Суд состоялся через месяц. Месяц, в течение которого Чонгук приложил все усилия, чтобы увидеть Тэхена и поговорить с его матерью. Все попытки оказались тщетны. Дома они почти не появлялись, в больницу не пускали, телефон отключили. Он смог подловить пару раз женщину, но та либо шарахалась от него как от чумы, либо грозила вызвать полицию. Бесполезно. Все бесполезно. Он вечно делает все только хуже. Рушит все на своём пути. До основания. Взял и по собственной прихоти уничтожил спокойную жизнь двух ни в чем не повинных людей. А сам алчно жаждал чужих чувств и требовал к себе внимания. Эгоист. Придурок. За месяц было время перебеситься: напиться, разбить всю посуду в доме Юнги и Джуна, прореветься в жилетку Чимина (а он умел слушать и жалеть), поговорить со всеми преподами о процедуре превращения человека в ноль, заручиться поддержкой Джина, который вот уже два года как проходил успешную стажировку в самой известной и крутой адвокатской конторе Сеула. Это не успокаивало и не давало покоя. Он не спал. Вырубался на ходу от усталости – да, но полноценный сон – он забыл, что это. Похудел так, что пришлось таскать одежду Юнги. Он дошёл до той точки отчаяния, что звонил своей маме каждый вечер. Просил прощения, говорил как любит и как за все благодарен, просил теплых слов. А она давно простила его и тихо напевала его любимую колыбельную, когда тот совсем срывался. Предлагала приехать и забрать домой, но Чонгук отказывался. Он должен пройти ещё одно испытание и на этот раз не накосячить. За день до суда у него снова случился срыв. Он орал, раскидывал вещи, бил кулаками в стену, оставляя красные отпечатки. Ужасающее зрелище. Чимин (который вернулся в общагу) крепко перехватил его грудную клетку медвежьей хваткой и пытался успокоить. Тщетно. Тщетно. — Чон, ты пугаешь! Что я могу ещё сделать? Скажи! Невозможно же так! — спрашивал его Пак. — Отговори ее, вразуми её, не дай ему стать нулём, — вопил Чон, не вполне осознавая, что просил невозможное. Но Чимин, чувствуя за все это только свою вину, которая скреблась когтями по совести ежесекундно, заставил Чонгука выпить сильные успокоительные, собрался и ушёл. Наверное, подальше от чоканутого Гука. В день суда с самого утра зарядил дождь. Ливень хлестал во всю мощь, показывая способность стихии быть по-настоящему разрушительной. Некоторые магазинчики потеряли свои товары, по улицам текли реки бушующей воды, а прохожие вмиг становились абсолютно мокрыми. Но Чонгук этого не видел. Видел он бледного Тэхена, грустно сидевшего на скамейке. Его нервную и озлобленную мать, кидавшую ненавистные взгляды на Чона. Представителя государства, который откровенно зевал. Судью, что то и дело поглядывал на часы и писал что-то в своём мобильном. Будто и никому и не было дело, что сейчас будет стираться чья-то личность из истории. Чтобы сохранять самообладание и не кинуться к Тэхену в ноги, согревая их своим теплом, Чонгук вжимал ногти в ладони до ощутимой боли, которая на немного, но все же отвлекала. Затем была речь представителя, скучная и однообразная. Будто из учебника. После слово было дано матери. Она-то постаралась все выставить в диком свете. — Мой сын – аутист, страдающий эпилепсией. Мы с ней долго боролись. Пока не нашли подходящие нам лекарства. Все было хорошо, пока не появился этот растлитель (Чон рванул вперёд, но Джин осадил его) и не стал доставать моего мальчика. Это пугало его, и он стал нервничать. Появились рецидивы приступов. Он чуть не умер из-за этого наглеца! — Давайте ближе к сути, — прервал ее грубости судья. — Хорошо, ваша честь. Лекарства больше ему не помогают. Он отказывается проходить электро-лечение. Сбегает. Недавно вообще пытался сброситься с крыши (Чонгук взвыл на своём месте, а Тэхен округлил глаза – она врала?). Без этого лечения эпилепсия может привести к смерти. Вы же знаете, ваша честь, что самая опасная эпилепсия – у аутистов. Поэтому прошу высокоуважаемый суд принять во внимание все обстоятельства и лишить Ким Тэхена дееспособности для принудительного лечения в специальном учреждении. — Ах, ты! Он не псих! Слышите! Не псих! — Чонгук все-таки не выдержал и сорвался с места, выкрикивая обвинения. — Он самый нормальный из всех вас! За что вы так с ним? — Прошу вас покинуть зал суда. За неуважение к суду вам назначается штраф и запрет на присутствие до конца слушания по делу, — и раздался молоток. Чонгуку пришлось выйти, кидая самый нежный взгляд, на который он был только способен, на Тэхена. Ему оставалось ждать. Теперь, это его кредо. Но к счастью или нет, ожидание не продлилось долго. Люди стали выходить из зала, а когда он увидел лицо Джина, Чонгук все понял. Полный провал. — Судья даже никого не слушал. Решение было принято заранее. Мы могли бы это обжаловать, но заявление может подать только законный представитель Тэхена... Его мать. А она... — Я понял. Спасибо, — Чонгук сломался. Окончательно. Он искал глазами знакомые черты, но не мог найти. Люди проходили мимо, а ЕГО не было. — Тэхен с приставами вышли через другой вход. Прости, его уже увезли, — Джин крепко сжал плечо Чона, надеясь хоть немного передать ему своих сил. — Куда? — только и смог вымолвить Чонгук. — Больница при церкви Святого Луки. Такси. Два часа в вечных пробках мегаполиса. Все мимо него. Мира вокруг нет. Он бьется головой в спинку переднего кресла и шепчет: «Быстрее». И вновь забывается, теряется. Чонгук пропал, его нет. Чуть больше двух месяцев назад он наивно считал, что впереди его ждёт лучшая жизнь (самая-самая) и радовался каждому мгновению. Сейчас по шкале боли он приближался к критической метке. Повернуть бы все вспять и никогда не подходить к Тэхену, не нарушать его покой, не влезать в его дни. Но он не маг, не чародей, не, черт побери, Гарри Поттер! Поставил на карту всё. Всё! Даже то, чем не владел, чем не имел вправе играть. Проиграл. А после... Пожалел, что вообще дышит. Такси подъехало к воротам больницы. Большая зеленая территория и милое здание по соседству с Католической церковью. Возможно, при хорошей погоде днём это выглядело бы даже мило. Но в сумерках под проливным дождём выглядело как в хорор-фильмах: жутко и страшно. Ворота были закрыты. Чонгук вцепился в них и тряс, но в этом не было смысла. Посторонних здесь не ждут. Он снова плакал, или это капли так глубоко разъедают его кожу? Чонгук – пустышка, глупая насмешка природы. Он проклинал себя сам и молился одновременно. За то, чтобы Тэхен больше никогда не страдал, чтобы забыл его, чтобы все зло, что он натворил исчезло... Чон думал только о себе... Чон не достоин даже дышать рядом с теми, кого он своей волей сделал несчастными... Тэхен, его мама, даже Чимин... В итоге, все тут: у разбитого корыта. Никто не улыбался, никто не видел света. В безысходности Чон падает на колени в мутную жижу грязи перед створами ворот и бьет, бьет по ней, а брызги разлетаются в стороны. Темноту обстановки прорезал свет. Сзади послышалось, как подъехала машина. Затем шаги. — Чонгук, вставай, — Намджун приехал за ним. — Вставай!!! — Не хочу, уйди... — Твою мать, подними свою задницу! Мы должны ехать! — Куда? Зачем? — вяло и без интереса к жизни проговорил Чон. — Чимин узнал, что он причина появления эпилепсии. Он вскрыл себе вены! И начало конца было началом следующего.