Сова

      Молли появилась только утром, а с ней появилась наконец и та самая умиротворяющая атмосфера, когда стена молчания кирпичик за кирпичиком растворяется в горячем чае словно рафинированный порционный сахар и всех вдруг снова так отчаянно и честно тянет друг к другу. Розовощекая от мороза и пережитого потрясения Миссис Уизли наспех успокоила детей, что с отцом все хорошо и он поправится, тут же вытащила палочку из вязаной сумочки и отправила на плиту сразу 10 горячих, шипящих в воздухе яичниц. Параллельно же она громко ругала Сириуса за бардак и пустой холодильник, пока тот пытался аккуратно заставить исчезнуть пару пустых бутылок огневиски. Мари хихикнула в кулак, Молли ее всегда поражала, она была из того вымирающего вида неугомонных матерей, которые после того, как случится апокалипсис, будут сетовать, что курица в духовке немного подгорела.       После завтрака все дружно отправились спать. Пройдя по лестнице пару пролетов и громко топая, Мари остановилась... и уже на цыпочках спустилась обратно, едва сдерживая улыбку от своего коварства. Она прошмыгнула в комнату близнецов. Там ее явно ждали, братья переглянулись и тихо утянули девушку за руки на весьма пыльный ковер. Мари поморщилась, ковер пах как протухшие яйца докси, а возможно это и были они... девушка в голове начала перебирать все забастовочные завтраки в поисках учуянного ингредиента.       Тем временем Фред, все это время немного нервно взлохмачивающий себе волосы на затылке, наконец запально сказал. — Спасибо тебе! — За что? — За то, что была рядом. — Джордж тоже был очень серьезен. — Мы очень испугались сегодня за отца... Да я вообще был уверен, что это конец, — в запале выдохнул Фред — такие как он всегда погибают первыми, понимаешь? Он слишком хороший, слишком, слишком храбрый, а еще у него слишком много тех, кто его любит. Во всех войнах такие погибают, а выживают двуличные трусы, о которых никто и не вспомнит, вроде Петтигрю...       Весь вечер братья рассказывали истории из своего детства, из юности Артура, когда он еще радовался и выпячивал грудь, что его первенец именно сын, даже пару историй про их с Молли школьные годы. Мари не перебивала, она понимала, что ее друзьям сейчас просто нужна молчаливая дружеская рука, которую она и перекладывала с одного колена на другое. За час она услышала воодушевленные и полные восторга рассказы близнецов как их отец влюблён в свою работу и защиту прав магглов настолько, что ему плевать с высокой башни на свою репутацию предателя крови, хоть именно она стала причиной того, что его карьера в министерстве не развивается. Фред с горящими глазами поведал ей о том, как Мистер Уизли написал книгу о том, почему нельзя зачаровывать маггловские предметы, а сам тайком набил ими сарай и надеется, что Молли не узнает. Затем Мари с трудом сдерживала смех, когда пыталась представить рыжего отца семейства с длинными волосами и в брюках клеш, пытающегося набраться смелости и признаться в любви своей лучшей подруге Молли, которая собиралась тогда стать певицей, хотела сбежать из Хогвартса и, смешно вздернув нос, говорила, что дети и свадьба это последнее, что ее волнует.       Оказалось именно Мистер Уизли впервые предложил им разыгрывать людей, чтобы проучить немного соседского мальчишку, который смеялся над их одинаковыми и уже тогда потрепанными вещами. Фред даже ударил себя в грудь, заявляя, что их отец мог бы быть отличным прикольщиков и надувателем, и что эти великолепные гены в них от него! Мари в ответ хмыкнула, вспоминая розыграш про одеяла, и втайне понядеявшись, что гены все же в близнецах свои собственные...       Так они и сидели, Мари била легкая дрожь то ли от смеха, то ли от откровений друзей. Неожиданно она протяжно всхлипнула и сказала. — Он такой прекрасный человек, ваш отец. То, что сучилось с ним... Все, кто участвовал в этом, достойны сгнить в Азкабане!       Братья переглянулись, они и не замечали как подруга громко шмыгает носом, пытаясь стереть слезы рукавом свитера. Тут вдруг оба поняли, что нападавшим мог быть ее отец или брат, и почему-то к горлу подкатил комок жгучего неловкого стыда. Противный комок цвета воспаленных и натертых уголком рубашки щек Мари. — Совенок, мы понимаем, как тебе трудно и потому еще больше ценим твою поддержку, — Джордж приобнял ее, поглаживая растрепанные волосы, — все будет хорошо. — Вы мои самые лучшие друзья, — пробормотала девушка, утыкаясь в его плечо. — Да, и мы всегда будем рядом, — важно сказал Фред. — Так уж и всегда? — Ну... Только если мимо не пройдет парочка вейл... — ...или пролетит вся сборная по квиддичу, мы вынуждены будем бросить тебя как слабое звено и побежать за автографами... — ...или пробежит Тот-кого-нельзя-называть, тебя конечно оставим в безопасном месте и никуда не возьмем, мы-то ему уже надрали задницу, а точнее рожу, еще на 3 курсе... Тут Фред немного погрустнел. — Или если откроем магазин приколов. Но мы оставим Ли за тобой присмотреть! Мари почему-то только улыбнулась. — Да не нужен мне никто, чтобы за мной присматривать. И так и передайте Ли, а то он все еще бедный после той истории с приворотным обходит за километр омелу, когда я с ним иду. Просто обещайте мне, что во все самые важные события нашей жизни мы будем вместе.       Близнецы переглянулись и тут же серьезно кивнули, обнимая подругу с двух сторон. Так они и сидели в тишине тесной кучкой на пыльном старом ковре, думая каждый о своем. Фред прервал молчание, громко рассмеявшись. — Мари Сарвон, ты все же такая девчонка! — Заткнись, Фред, в этом доме главная девчонка это Рон! — Ну это само собой, но новость в том, что, оказывается, ты тоже у нас девчонка!       За окном уже светило яркое солнце, так что близнецы накрылись одеялами по самые уши. Мари продолжала сидеть на полу, она рассматривала записи Фреда и Джорджа о забастовочных завтраках: "где-то же должны быть эти яйца докси, я точно помню". В комнате стало очень тихо, Фред, кажется, уснул, а вот Джордж нет. Мари тихо поднялась и присела на его кровать. — Джордж, Миссис Уизли же сказала, что все будет хорошо. Тебе надо отдохнуть. — Да, я знаю. Если честно, я думаю сейчас совсем о другом, — он тут же отвел глаза. — И о чем же? — Ну… Можно вопрос? Личный? — если бы Мари его так хорошо не знала, подумала бы, что он смутился, но это на Джорджа было бы совсем не похоже. — Конечно можно! — выпалила она и уже через минуту пожалела. — Что у вас с Фредом? — В смысле? — гриффиндорка замерла, напряженно смотря в одну точку. — А что у нас? — Вот я и спрашиваю. Вы… встречаетесь?       Она в ответ лишь залилась звонким смехом, который от искреннего переходил постепенно в весьма натянутый. Сдержаться пыталась, чтоб не разбудить Фреда, но получилось плоховато. Джордж, глядя на нее, тоже не мог сдержать сконфуженную улыбку. — И все-таки? — настаивал он. Отношения брата и лучшей подруги давно занимали его мысли, но только сейчас Джордж наконец осмелился спросить и потому отступать был не намерен. — Джордж, я ведь тебя очень люблю… Но иногда ты несешь такую чушь! — она улыбалась и улыбка уже была понятной, знакомой, такой детской. — Это значит нет? — Нет. Мы с Фредом просто друзья и это всегда будет так, ну за исключением может чрезвычайных ситуаций!— она старалась сохранить серьезность. — Например? — Джордж с подозрением сощурил глаза. — Ну там землетрясения, цунами, ураган, наводнение, пожар, эпидемии, кислотный дождь, контакт с внеземными цивилизациями, объявление войны или! последнее пирожное. — заключила она с самым серьезным видом. — Ты неисправима. – Джордж обнял ее за плечи. — И это хорошо.       А Фред, конечно, не спал, он просто лежал с закрытыми глазами, из-за всех событий дня сон выскользал в последний момент, возвращая в реальность. Когда Джордж задал ей вопрос, он отбросил попытки, а просто затих и прислушался. Ее ответ был вполне ожидаемый… Даже слишком ожидаемый, но от этого легче не стало. Почему-то атмосфера откровений, которая витала в воздухе (или это был запах пыльного ковра?), заставила его встать с кровати и подойти к брату и Мари. Оба, кажется, были удивлены, Джордж смотрел на него просто и открыто, как всегда, а вот девушка же отвела глаза в сторону. Но он выдал себя не чтобы их смутить. — Так значит? — рассмеялся Фред и всем стало спокойнее. — Значит в случае первого же наводнения подаришь мне обручальное кольцо? Ну что ж, я не против, говорят там на днях затопило какую-то деревеньку в Японии. Только учти, я хочу с брильянтом! — Даже и не надейся, Фредди! Только самые масштабные катастрофы, а то я тебя знаю, сейчас специально пойдешь на кухню и не закроешь кран, а потом мне тебе самый дорогой фрак с оборочками в магазине покупать. — Так нечестно, это сколько же мне ждать придется! У Джорджа уже будет два комплекта детей-близнецов, а я останусь в старых девах. — Ну ладно, обещаю, что если не случится ни одной мировой катастрофы, а мы с тобой оба станем скучными старичками с вставными зубами и мы все еще будем одни... Во сколько это там, лет в 40? Я тут же потащу тебя в церковь, Фредерик Гидеон Уизли! — Мари сгибалась пополам от смеха. Фред не дал ей договорить, он взял ее руку в свою, опустился на колено. — Мари Сарвон, будешь ли ты моей запасной женой? Нижняя губа Мари неправдоподобно задрожала. — Любая девушка всегда мечтает услышать эти слова! Да, да и миллион раз да. Все трое расхохотались, Джордж шутливо встал рядом и произнес. — Мари Дебби Сарвон и Фредерик Гидеон Уизли, властью данной мне полосатыми носками профессора Дамблдора, я объявляю вас запасным мужем и запасной женой. Тут Мари уж не устояла. — Дебби? Ты считаешь, что мое второе имя Дебби? Джордж, мы знаем друг друга уже 5 лет, а ты все еще не выучил мое второе имя!       Так они и просидели еще час, болтая обо всем на свете. Мари быстро уснула на руках своего новоиспеченного запасного жениха, а Фред тем временем старательно пытался с помощью заклинания нарисовать ей на лице ровные кавалерийские усы. Джордж посмотрел на них тогда и наконец ощутил, как падает куда-то камень, который давно поселился в его душе. Впервые он и правла верил, что у них втроем все непременно будет хорошо, не смотря на эти непонятные чувства Фреда, не смотря на войну и не смотря ни на что в целом мире.       Ближе к полудню следующего дня все отправились в Мунго. Мистер Уизли хоть и был слаб, но выглядел неплохо, Мари тепло улыбнулась ему и напела про себя "Obladi, Oblada", Фред и Джордж утверждали, что эту песню битлы написали про их родителей и это было одной из самых милых и неправдоподобных вещей, которые Мари слышала за всю жизнь. Потом в палату вошли Грюм и Тонкс и детей бесцеремонно вытолкали в коридор. Это, конечно, не остановило заговорщиков. И, благодаря удлинителям ушей, которые близнецы с видом полной невозмутимости достали из рюкзака Мари, ребята подслушали разговор взрослых.       Уже через пару дней все опять навещали Артура. Мистер Уизли на этот раз выглядел очень даже хорошо, оправдывая все рассказы близнецов, он творил какие-то феерические истории. Наложить настоящие магловские швы! Ну это ж надо! Мари с восхищением и гордостью посмотрела на отца семейства. Молли же идею не оценила и начала отчитывать мужа. Гриффиндорка задумалась, сколько осталось в Миссис Уизли от той взбалмошной студентки, мечтавшей о пении? Явно меньше, чем в мистере Уизли от длинноволосого любителя магловских штучек. И почему женщины всегда так быстро взрослеют? Почему им так хочется устранить или запереть куда-нибудь внутреннего ребенка, а мужчинам же позволительно его любить и развлекать всю жизнь? Мари решила, что с ней точно такого никогда не случится, торжественно запрещая себе становиться скучной или еще хуже вообще-то взрослеть.       Тем временем ссора родителей близнецов продолжалась и все засуетились, чтобы хоть как-то покинуть палату. Рон сразу захотел чаю, а Фред и Джордж подышать свежим воздухом. Мари, прикинув все за и против, решила, что чай намного лучше холодного воздуха. — Где-то должен быть кафетерий!       Гарри и Гермиона шли впереди, Рон и Мари немного сзади. Пройдя по кристально-белому коридору, они вышли на витую мраморную лестницу. Стены здесь тоже были увешаны портретами знахарей жутковатого вида, они пучили глаза со стен, разговаривали со своими жабами (или разговаривали жабрами), а некоторые, прямо не уходя с картин, препарировали крыс. Ребята стали подниматься по ступенькам, но в конце их ждали единственные двери без таблички. — Это палата для хроников, — негромко проговорила прохоящая мимо врач. — Для неизлечимых случаев. Конечно, при современных зельях и заклинаниях и известной доле удачи, разумеется, можно рассчитывать на некоторое улучшение... Не тревожьте их лучше, ребята, если вам тут никого не надо навестить. — Лучше бы она сказала, какой это этаж. — споткнувшись, простонала Мари в след магички. — По-моему, шестой, — сказала Гермиона. — Нет, это пятый, — возразил Гарри, — нам на следующий... Но тут он застыл в изумлении: из маленького окошка той самой двери без надписи, прижимая нос к стеклу и широко, бессмысленно улыбаясь, пристально смотрел голубоглазый белозубый мужчина с золотистыми кудрями. — Мерлин! — воскликнул Рон, уставившись, в свой черёд, на кудрявого блондина. — Господи! — воскликнула и Гермиона, задохнувшись от удивления. – Профессор Локхарт! Бывший преподаватель защиты от сил зла изящным жестом распахнул дверь и направился к ребятам. На нём был длинный лиловый халат. — Здравствуйте, здравствуйте! — бодро воскликнул он. — Вы, я полагаю, за автографами? — Надо же, ничуть не изменился, — шепнул Рон на ухо Мари. — Э-э... как поживаете, профессор? — поинтересовался Гарри. — Прекрасно, даже восхитительно, благодарю вас! — с чувством ответил профессор Локхарт и достал из кармана изрядно потрёпанное павлинье перо. — Ну-с, сколько вам автографов? Я, знаете ли, выучился писать обеими руками одновременно! Так друзья поспешили зайти в дверь за бывшим учителем.       Только зайдя в палату, Мари тут же удивилась, это было больше похоже на небольшую захламленную комнатку, чем на больничную койку. Да, сразу видно, что здесь пациенты живут постоянно; там, где лежит мистер Уизли, ни у кого нет такого количества личных вещей. Стена у кровати Локхарта была сплошь увешена его изображениями и все они зубасто улыбались или приветливо махали руками. Многие были даже подписаны для себя, детским, неровным почерком. Вот и сейчас он придвинул к себе свежую стопку фотографий, схватил перо и со страшной скоростью начал ставить автографы.       Занавески же в дальнем конце палаты были раздвинуты, а по проходу между кроватями к двери шли посетители: грозная старуха в длинном зелёном платье, побитой молью лисьей горжетке и остроконечной шляпе с чучелом ястреба и... Невилл. Он уныло брёл по пятам за незнакомой бабкой. Мари зажмурилась, это ведь здесь з-за Беллатрисы Лейстрейндж состоят на лечении его родители, но хотя Мари знала эту историю, все же никогда не хотела столкнуться с ней лицом к лицу. — Это мы, Невилл! — тем временем обрадовано закричал Рон и вскочил со стула. — Ты видел?... Тут Локхарт! А ты кого навещаешь? — Это твои друзья, дорогой? — любезно проговорила бабушка Невилла, нависая над ребятами. Невилл явно готов был провалиться сквозь землю. По его лицу поползли тёмно-багровые пятна, и он отвел глаза в сторону. — Ах да, — вглядевшись в Гарри, бабушка сунула ему морщинистую руку, похожую на когтистую птичью лапу. — Да, да. Разумеется, я вас знаю, Невилл отзывается о вас с большим уважением. — Э-э... спасибо, — Гарри пожал протянутую руку. Невилл же упорно не поднимал глаз, и его лицо всё сильнее походило на ту самую напоминалку, круглое и красное. — А вы, конечно же, Уизли, — продолжала миссис Лонгботом, царственно предлагая свою руку уже Рону. — Я знакома с вашими родителями, не очень близко, разумеется, но это прекрасные, прекрасные люди... А вы, должно быть, Гермиона Грейнджер? Гермиона тоже обменялась с ней рукопожатием. — И мисс Мари Сарвон? — Мари поежилась, когда женщина словно выплюнула ее фамилию, — Про вас я, разумеется, тоже многое знаю. И рада, что вы сделали правильный выбор. – Она, несколько погодя, протянула руку Мари. — Невилл много о вас всех рассказывал. Вы его не раз выручали, не так ли? Он хороший мальчик, — она с суровым одобрением поглядела на внука, — но, боюсь, не унаследовал таланта своего отца. И миссис Лонгботом мотнула головой в сторону кроватей в дальнем конце комнаты. Ястреб на шляпе угрожающе покачнулся. — Что?! — поразился Рон. — Так там твой папа, Невилл? — Что это значит, Невилл? — грозно осведомилась миссис Лонгботом. — Твои друзья ничего не знают о твоих родителях?       Невилл сделал глубокий вдох, поднял лицо к потолку и наконец отрицательно потряс головой. Мари никогда и никого не жалела так, как сейчас Невилла, но не знала, чем ему помочь. — Здесь нечего стыдиться! — сердито воскликнула миссис Лонгботом. — Ты должен гордиться, Невилл, гордиться! Не затем они пожертвовали своим здоровьем и рассудком, чтобы их стыдился единственный сын! — Я не стыжусь, — еле слышно отозвался Невилл. Он по-прежнему избегал встречаться взглядом с друзьями, Рон же привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть родителей Невилла. — Но ты избрал странный способ это показать! — заявила миссис Лонгботом. — Мой сын и его жена, — она величаво повернулась к Гарри, Рону, Гермионе и Мари, — потеряли рассудок под пытками приспешников Сами-Знаете-Кого. Гермиона тихо охнула. Рон, перестав выгибать шею, потрясённо замер. — Они были аврорами, и их очень уважали в колдовской среде, — продолжала миссис Лонгботом. — Это были чрезвычайно одарённые люди. Я... Алиса, деточка, что такое?       К ним боязливо, бочком, подошла мама Невилла, одетая в ночную рубашку. От круглолицей, счастливой женщины с фотографии первого Ордена Феникса не осталось ровным счётом ничего. Лицо постарело, щёки ввалились; глаза казались чересчур большими, а всклокоченные, абсолютно белые волосы мёртвыми. Она не хотела (или не могла) говорить, но, глядя на Невилляа совершала какие-то странные движения, робко протягивая ему что-то на ладони. — Опять? — устало вздохнула миссис Лонгботом. — Спасибо, Алисочка, спасибо. Невилл, возьми, что там у неё? Невилл и так уже подставил руку, и его мама уронила туда обёртку от взрывачки Друбблс. — Какая прелесть, — с деланным восторгом похвалила бабушка Невилла и похлопала невестку по плечу. А Невилл тихо и серьёзно сказал: — Спасибо, мамочка.       Алиса, напевая про себя, прыгающей походкой пошла к своей кровати. Невилл обвёл всех вызывающим взглядом, словно говоря: только попробуйте засмеяться! Но Мари в жизни не видела ничего менее забавного. — Что же, нам пора, — вздохнула миссис Лонгботом, натягивая длинные зелёные перчатки. — Очень приятно было познакомиться. Невилл, выбрось эту обёртку, у тебя их столько, что комнату можно оклеить.       Последнее, что заметила Мари перед тем, как дверь палаты закрылась, было то, как Невилл тайком сунул обёртку в карман. ***       На Площади Гриммо 12 Мари очень нравилось. Каждое утро она пробиралась на порог с свежезаваренным румынским кофе драконьей обжарки, по пути переругиваясь на чем свет стоит с портретом Миссис Блэк, которая так и продолжала называть Мари очень хорошей девочкой, случайно связавшейся с предателями крови. Затем она вприпрыжку бежала к Сириусу и до самого ужина разбирала с ним старые пластинки, болтала и играла ему на гитаре. К вечеру же весь дом стекался в гостиную —обсуждать ть последние новости или просто утыкать носы в тарелки с грандиозными ужинами миссис Уизли.       После отбоя же Мари, стараясь изо всех своих неуклюжих сил не шуметь, пробиралась в комнату к близнецам, и они проводили ежедневный турнир по взрывающимся картам. Мари отчаянно мухлевала, заменяя свои карты на обычные, а взрывающиеся незаметно засовывая Фреду за шиворот. Но ее коварный обман бывал быстро раскрыт, когда Фред начинал слегка дымиться...       Так незаметно летели каникулы, все радовались и не считали листки календаря. Только вот с каждым днем Сириус становился мрачнее, все чаще запирался в комнате матери с Клювокрылом. Мари отчаянно, изо всех сил старалась его развеселить. Подходя к двери, она тихонько напевала. — Just a small town girl...       И Бродяга, конечно же, подхватывал. Она так и звала его теперь, Бродяга, но всегда уважительно и на "вы". Если они не пели весьма несносные гнусавые дуэты рок-н-ролльных мотивов, то говорили, очень много говорили. Сириус рассказывал ей о времени, проведенном в Хогвартсе с друзьями, со своей бандой. Мари же в ответ под громкое одобрение Сириуса рассказывала про их с близнецами шалости. — Ну вы и даете! Клянусь, до такого даже мы не додумались бы, высший пилотаж. Мародеры бы гордились вами! Да что гордились, гордятся!       Потом уже наоборот под громкое одобрение Мари Бродяга рассказывал про свои приключения. Мари внимательно вслушивалась в каждое слово, ей казалось, что нельзя найти историй лучше, чем те, что случались с этими четырьмя людьми.       Например, что Обратившись в собаку впервые, Сириус провел целый вечер, гоняясь за хвостом; пока остальные мародеры умирали со смеху, наблюдая за ним. Или что однажды Джеймс написал эссе прямо на дереве, потому что не хотел признавать, что он не может слезть. Или вот про то, как Бродяга оттачивал искусство раскачивания на стуле и упал около 153 раз, пока мастерски не овладел балансированием, а потом самозабвенно хвастался этим навыком на протяжении всего пятого курса и бывал особенно доволен, если Джеймсу не удавалось повторить его успехи (рассказ про стул сопровождался мастер-классом на антикварном стуле мамы Сириуса под громкие аплодисменты Мари).       Она вообще была очень эмоциональна, когда дело касалось мордеров, хлопала в ладоши, когда тем что-то удавалось и очень грустила о всех их неудачах, а иногда и переспрашивала о совсем уж фантастических случаях, что только раззадоривало Сириуса. — И вы что, правда целый месяц держали во рту лист мандрагоры? Да не поверю! — Конечно! — активно кивал Сириус — Но это было очень сложно, потому что кто-то его постоянно случайно выплевывал и приходилось начинать заново. А один раз Джеймс даже съел свой лист, пожав плечами как ни в чем не бывало и сказав мне, что это невероятно вкусно. Конечно, я тоже съел свой лист, долго меня потом тошнило, а Джеймс заявил мне, помогая дойти до больничного крыла, «Да не ел я его, поверить не могу, что ты повёлся!». Но дело в том... — Сирус делает драматическую пазузу, — Но дело в том, что Джеймс действительно съел свой лист, и ему понравилось. Он тогда ещё не знал, что всё дело в олене внутри него.       Оба рассмеялись. Мари чувстовала, что готова отдать кому угодно весь свой скромный запас галлеонов, лишь бы вживую увидеть как Сириус распространяет слухи о том, что у него есть кот, чтобы, когда люди спросят у него об этом, он мог ответить – «Да нет, ребята, я собачник». Или Джеймс отказывается ходить на свидания в Хогсмид, говоря девушкам, что им не стоит идти с таким оленем, как он. А Питер голосит на уроках, а когда учителя его отчитывают, обещает, что будет сидеть тихо, как мышка. Иногда к ним заходил, тяжело опускаясь в кресло, профессор Люпин. Он качал головой, улыбался и иногда вносил замечания в браваду Сириуса. — На четвертом курсе я отрастил волосы ниже плеч, все девушки были в восторге, даже профессор Макгонагалл, клянусь, мне подмигивала. Какая это была прическа! Римус же, аккуратно отпив из чашки горячий чай, вдруг спросил. — Не припоминаю, а почему ты тогда состриг их через пару дней? Сириус бросил на друга убийственный взгляд. — Питер заметил, что это “вроде бы слегка напоминает Снейпа”, и я немедленно подстригся снова. Но дело ведь не в этом, мне в отличие от Нюниуса, и правда шло! Лунатик, а может тебе на кухне удобнее будет, с чаем-то?       Но больше всего они говорили все же о музыке. Большой страстью Сириуса после мотоциклов и девушек была игра на гитаре. Ему, как и Мари, очень нравились маггловские исполнители, а еще он обожал концерты и живую музыку. — И вот представь значит! Разгар учебного года, Макгонагалл рвет и мечет, а я с обвязанным вокруг головы гриффиндорским галстуком, на руках толпы в разгар концерта группы Queen!       Мари оставалось только, открыв рот, слушать на скольких концертах действительно великих или просто горячо любимых ею групп, он побывал. Это было невероятно. Казалось, что таким дням, как и историям Сириуса, не будет конца, по крайней мере Мари очень хотелось, чтобы было именно так.       Когда наступил день отъезда и Мари сидела на кровати в своей враз опустевшей комнате. Вещи она уже давно упаковала, так что делать было совсем нечего. Идти в развороченную будто дестятками ниффлеров комнату близнецов совсем не хотелось, поэтому она управляла сборами Фреда и Джорджа, раздавая ценные советы через удлинители ушей, которые братья протянули прямо до ее двери. Оставалось только одно.       Прощаться она явно не умела и просто включила в проигрывателе на полную громкость I've Been A Bad Bad Boy, надеясь, что Бродяга заглянет на такой огонек. И он заглянул, облокотившись о дверной косяк и зависнув обросшей головой в дверном проеме. Немного помявшись, он протянул девушке колдографию. Мари жадно впилась глазами в изображение. На нем в гостиной гриффиндора, ярко украшенной для какого-то уже давно отгремевшего праздника, смеялись, обнимали друг друга и улыбались ей четверо совсем юных парней, по сути школьники, да они и были школьники. Мари улыбнулась в ответ. — Я и не думала, что отец Гарри носил такие кошмарные расклешённые брюки! А эти рубашки Питера и Римуса с огромными воротниками! Она подняла глаза на Сириуса. — Это же Англия конца 70х, тогда популярным и горячим считалось, если парень выглядел так, что его только выгнали из Led Zeppelin! — усмехнулся тот.       И вот вдруг все персонажи посмотрели на Мари. Джеймс на снимке важно вышел вперед и заявил: — Ок, ок, я хочу сделать официальное заявление! «В ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬС...» Ремус, стоящий рядом, попытался его одернуть: — Честное слово, это необязательно!       Тут оба Сириуса, молодой с колдографии и тот, что стоял в комнате, одновременно раздраженно прикрикнули. — ЛУНАТИК! И Джеймс, торжественно обводя взглядом гостиную, продолжил. — Как я говорил! В тысяча девятьсот семьдесят шестом году от рождества Христова эти джентльмены, так же известные как мародёры, сумели стать анимагами и при этом не превратились в ужасных и мерзких полулюдей-полузверей. Поэтому я, Джеймс Поттер, объявляю нас самыми выдающимися волшебниками всех времён!       Затем все парни салютовали зрителям стаканами с пуншем и снова замолчали. Мари застыла, ее глаза блестели, а руки сжались на бесценной фотокарточке. — Можно я оставлю ее себе, возьму в Хогвартс? — прошептала она. Сириус улыбнулся и кивнул. — Как бы я хотела быть там, с вами, - В голосе Мари вдруг заиграли мечтательные нотки,— Хотела бы слушать нашу музыку, ходить в кино на премьеру звездных воин, учиться анимагии, создавать карту, да даже подшучивать над отцом Гарри! — тут она остановилась, явно не решаясь что-то спросить, а потом выпалила — Как вы думаете, Бродяга, только честно. Я смогла бы стать мародером?       Сириус посмотрел в ее горящие глаза, эта курносая наивная девочка... и зачем ей быть там? Там, где война скоро разрушит все надежды и сотрет с лица все улыбки. Ведь она здесь, она и сыновья Молли. Сириус иногда наблюдал за двумя рыжими неугомонными близнецами и в груди рос страшный ком глухой тоски. Он смотрел и видел как будто наяву двух безбашенных хулиганов, мчавшихся на байке над ночным городом, когда весь Лондон был у их ног. — Ты уже мародер, — улыбнулся он Мари. — Правда? — щеки девушки стали ярко розовыми и, чтобы это скрыть, она откинулась на подушки, так что вверх взлетели обутые в ноги кеды — И у меня будет клевое прозвище, прямо как у всех вас? А можно? Можно я буду Рапирой?       Тут вдруг из удлинителя ушей, забытого всеми на полу, раздался полный негодования, а еще больше ревности, голос близнеца. И Мари тут же, не сомневаясь даже, поняла, что это Фред. — Прозвище??? У тебя уже есть прозвище и не заставляй меня его произнести! И это я Рапира, я, сколько раз мы уже это обсуждали!! Мари не дала ему закончить. — Ах ты подслушиваешь, значит, рыжий?? И другой рыжий тоже там?? Ну я вам покажу!       Она изо всех сил дунула в удлинитель ушей, надеясь, что ее месть дойдет до близнецов, а затем запустила эти не только слишком длинные, но и конечно же слишком любопытные уши (а заодно и их обладателей) за дверь, громко ее за ними захлопнув.       Сириус тем временем сгибался пополам от хохота, глядя на злящуюся Мари, пинающую бедную старинную дверь, на эту настоящую взбалмошную гриффиндорку в его старой клетчатой рубашке, которую она отрыла где-то на чердаке, непонятно как и зачем. — Ты обалденная девчонка, Мари Сарвон! Мог бы я выйти отсюда, сразу же пригласил бы тебя прокатиться на мотоцикле над ночным Лондоном. Ты как относишься к мужчинам постарше?       Оба рассмеялись, Мари заливисто, а Бродяга все же немного грустно. Затем он покачал головой, словно разгоняя мысли. Мари знала, на самом деле Сириус разгонял воспоминания, которые так и роились вокруг него. — Да, был бы я лет на 10 помладше... — потом Мародер вдруг серьезно задумался, явно пересчитывая разницу в возрасте в стаканы с огневисски — лет на 5 помладше! — закончил он, явно считая мысль завершенной. — Можешь в общем передать Фреду, что ему не о чем волноваться.       Не дав ничего спросить или сказать, он подмигнул ей, а затем очень быстро обнял на прощанье, слегка похлопав девушку по плечу, и вышел из комнаты. Мари осталась одна и на нее вдруг накатило чувство какой-то пугающей завершенности, непонятное и совсем неосознанное, но тем не менее сильное как удар бладжера плашмя. А тем временем в соседней комнате под хохот Джорджа исходил от ревности Фред. — И почему они так много общаются? У нее же есть мы! А у него.. А у него есть Клювокрыл! Идеальная парочка. Осталось только выяснить, кто из них более драматичен. Фред скривился, Джордж же притворно вздохнул. — Не знаю, братец. Чтобы приблизиться к одному, нужно сперва поклониться, иначе он разорвет тебя в клочья. А другой гигантский полуорёл. — Нет ну помнишь, когда мы только пытались разгадать тайну карты! Он же мне сразу не понравился. Я еще тогда сказал, "Господин Бродяга" звучит как лохматый неудачник! И был прав! Тут же из коридора донесся явно дразнящий голос проходящего мимо Сириуса. — ПОЗВОЛЬТЕ, У ГОСПОДИНА БРОДЯГИ ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ПРИЧЁСКА! На покрасневших ушах Фреда уже можно было жарить бекон, но он только махнул рукой и пошел относить собранные чемоданы в ночной рыцарь, бормоча себе под нос, — Тогда то же самое сказал... Уже в Хогвартсе, разбирая чемоданы, Мари перевернула драгоценную колдографию, на обороте корявым размашистым почерком оказалось нацарапано: "Самому юному мародеру! Береги себя, радуйся, слушай музыку — это хорошее дело. И не забывай стариков. С любовью, Бродяга."