Сова

Когда Мари подходит к магазину Джорджа и Фреда, небо пылает ярко-оранжевым. Таким же алым и ярким как и волосы Уизли… Она делает глубокий вдох. Это надо сделать. От прикосновения к дверной ручке по телу пробегает холодок, и она останавливается на минуту, прислоняясь к двери, - зачем она пришла? Тео ведь отговаривал ее до последнего. И все же она аккуратно открывает дверь, защитные заклинания пропускают ее тут же, как и всегда, но Мари все же ежится, она была не уверена, что ее не выписали из списка желанных посетителей, и всматривается в темноту, ощущая, как витающая в воздухе золотистая пыль оседает на неё, практически вдавливая в землю. — Джордж? Фред? — окликает она. Эхо затихает, и ей кажется неправильным, что она нарушила давящую тишину, будто она больше не имеет на это права. Ответа не следует, но это не удивляет её: в конце концов их может и не быть дома, да и из комнат не слышно, что говорят в магазине. На негнущихся ногах она добирается до задней части магазина, ей приходится приложить усилия, чтобы открыть дверь, которая всегда тяжело поддавалась, — дверь, за которой находится совсем не внушающая доверия лестница. Она поднимается наверх, ощущая усталость у себя под кожей, до мозга костей, это чувство никогда не покидает её с тех самых пор… Она легонько стучит, но ей снова никто не отвечает, так что она просто заходит внутрь — ей даже не нужен отданный ключ, ведь дверь не заперта. Но в темноте она не может различить ничего, кроме безликих теней. — Джордж? — вновь окликает она негромко, но не получает ответа — вокруг лишь тишина, от которой щемит в груди. Неуклюже передвигаясь по гостиной, она больно ударяется о кофейный столик и не замечает ни единого признака жизни во всей квартире — только холодную пустоту и почти осязаемое одиночество. Она не останавливается напротив висящих у окна расшатанных полок, чтобы полюбоваться на фотографии, как делала это всегда: сейчас воспоминания причиняют ей слишком много боли. Пройдя вглубь квартиры, она ощущает лёгкий сквозняк и следует за едва уловимыми потоками свежего воздуха, которые приводят её к спальне Фреда. Дверь в комнату слегка приоткрыта, и внезапно до неё доходит, где он. Она распахивает дверь, подходит к открытому окну и хочет позвать его, но не находит слов — они угасают, едва успевая пронестись у неё в голове. Она хватается за подоконник, её подташнивает от лёгкого головокружения. «Ты справишься», — убеждает Мари саму себя, но воспоминания сползают с крыши и проникают в окно, опутывая её, словно паутина или поржавелые цепи. — Только взгляни, какая красота! — восхищается Фред, широко разводя руками. Они стоят на крыше их с Джорджем нового магазина приколов. — Дух захватывает! — соглашается Мари, и она действительно не может дышать от изумления. Фред смотрит на неё и улыбается — широко и живо, — и та улыбается в ответ. Ей кажется, что сейчас перед ними целая вселенная возможностей, и она чувствует, как потихоньку набирается смелости. Она глядит на него, а вокруг всё залито солнцем и оттого кажется окрашенным в золото, и в её голове проносятся миллионы мыслей, ухватить бы одну, зацепиться за ее трепещущее крылышко и улететь далеко-далеко… — Ужин на столе! — доносится до них голос Ли, и Фред разрывает зрительный контакт, направляясь обратно внутрь. Мари тепло — внутри и снаружи, — и, бросив последний взгляд на раскинувшийся внизу, купающийся в лучах солнечного света Лондон, она думает, что, так будет вечно… Мари пытается отогнать воспоминания, она не может позволить себе зацикливаться на прошлом — в особенности сейчас. Она начинает вылезать через окно, но ей кажется, будто она пробирается сквозь обломки горных пород — путь ей преграждают десятки и тысячи вчерашних дней. Фред ликующе ухмыляется, а Мари раздражённо вздыхает, потому что она каким-то непостижимым образом проиграла. — Это просто смешно, — бормочет она себе под нос, когда Фред открывает свои карты, чтобы показать, насколько сокрушительно её поражение. — Ненавижу тебя, — заявляет она, совершенно так не считая, на что он лишь нахально ухмыляется, довольный собой. Улёгшись на крышу, она принимается наблюдать за бегущими по небу облаками, гонимыми лёгким ветерком. — Видишь что-нибудь интересное? — спрашивает Фред, ложась рядом, так что их стопы чуть соприкасаются. — Вон то похоже на кролика, — говорит она, указывая наверх. Фред хмыкает: он явно с ней не согласен. — Ой, да ну тебя, — фыркает она. Он смеётся и, несмотря на то, что над ними, фигурально выражаясь, в последнее время сгущаются тучи, а на горизонте маячит война, на душе у неё легко и спокойно, и кажется, что всё будет хорошо. Она наконец вылезает из окна, до странного запыхавшись, хотя и знает, что это не из-за физических усилий. Она встаёт на небольшой выступ у окна и перешагивает на крышу, едва удерживаясь на подгибающихся ногах. Она находит Фреда именно там, где и думала: он сидит на самом краю крыши — ноги болтаются над пустотой — и наблюдает за заходом солнца. Она в упор смотрит на него, полностью окутанного тенью, и что-то сжимается у неё в груди, болит и завязывается в узел. Медленно приближаясь к нему на отяжелевших ногах, она пытается придумать, что бы сказать, чтобы это не прозвучало банально. — Какая красота, — в конце концов шепчет она, усаживаясь рядом. Он никак на это не реагирует, впрочем, она этого и не ждала. Она кусает губы, ощущая незримую стену. Ей хочется что-то сказать, что-то сделать, как-нибудь всё исправить, потому что кажется, что они оба тонут, не имея ни малейшего понятия, каково это — плыть. — Я… Пришла рассказать, что теперь работаю в министерстве. Представляешь? Разбираю счета, бумаги, судебные дела, магические законодательства. Даже магии не надо, весь день сидишь и переправлешь отчеты, проверяешь то ли написало прыткопишучщее перо… Сущая скукотень! Он не реагирует и только смотрит, прищурившись, на облака. Мари еще немного молчит и неловко ковыряет пальцем уголок черепицы. Она вновь украдкой смотрит на Фреда и чувствует прилив старой доброй гриффиндорской отваги. — А еще я выхожу замуж, за Тео — шепчет она в пустоту, и её тихие слова уносит ветер. Фред напрягается, а затем расслабляется; по его телу проходит дрожь. — Мари, я… Я не понимаю! Что с тобой происходит? С каких это пор ты разбираешься с бумажками? С каких это пор героиня битвы за Хогвартс, гроза школы и страшный сон миссис Норрис, веселая Мари Сарвон решила стать секретарем?? С каких пор Мари Сарвон решила стать Мари Нотт?? Да кого ты обмануть хочешь! Мари, я просто, ты не подумай, я за тебя рад, все дела… Я не понимаю, вот и все! Что? Что произошло? Она молча сглатывает, а Фред лишь с усмешкой улыбается, лицо его было как маска, маска злого шута. — Молчишь, а? Наверное я просто ошибся в тебе, думал, что ты как мы, что ты нас понимаешь… А ты всего лишь очередная аристократичная леди! Кукла, вот и все, поразвлекалась с нами в школе и побежала жить в поместья и ходить по вечеринкам за закрытыми дверьми! Куда тебе, снизойти до работы в магазине глупых детских шуток, да? С Уизли, которые родились на помойке, или как там пел твой дружок? — Знаешь что, Фред? Не смей такое говорить, понятно?? Тебе легко говорить! Легко пить чай каждый вечер со своей дружной семьей, продавать вредилки и подбрасывать партнерам канареечные помадки! Тебе легко летать на метлах с Анджелиной и Джорджем! Поэтому не смей так говорить мне, понятно?? Потому что ты сам так не думаешь! Прекрати это!! Прекрати гнаться за своей школьной влюбленностью!! Мы не в школе больше, понимаешь?? Нет больше никакой шайки, нет меня, тебя, Джорджа и Ли, как не стало мародеров! Теперь все по другому! Знаешь, то все было куда проще, так что повзрослей уже наконец, Фред Уизли! А до тех пор не смей мне такое говорить! — выдавливает она через силу, слова застревают у неё в горле, как наждак, но ей уже гораздо свободнее, будто бы она сбросила с себя старую кожу. Она вскакивает и бежит к окну, пока под подошвами хрустят камешки и стыки крыши. Уже на выходе ее ловит вернувшийся Джордж, она тут же замечает, как он напрягается. Боится за брата, за его драгоценные чувства. Ей хочется рассмеяться, ну или расплакаться, там уж не важно… Но это все потом. Голос Джорджа пытается казаться спокойным и беззаботным, но рыжий явно напряжен. — О, Мари, здорово, что решила зайти! Все хорошо? Что-то случилось? Ты к Фреду? — Я пришла, потому что обещала, что во все самые важные события нашей жизни мы будем вместе. Вот и все. Не волнуйся, Джордж, я уже ухожу... Мари аккуратно выскользнула из рук близнеца и направилась к выходу. — Может тебя проводить? — Не стоит, я аппарирую из магазина. И дверь за ней захлопнулась. Джордж очень долго стоял в коридоре, переминаясь с ноги на ногу и настороженно прислушиваясь, но так и не дождался хлопка аппарации. Он покачал головой, и зачем он тут стоит, уставившись в темноту, глупости, конечно она уже трансгрессировала… И все же казалось, что Мари так и не ушла и навечно затаилась где-то между забастовочными завтраками и исчезающими шляпами, как молча смотрящий куда-то полупрозрачный призрак. *** Джордж слушал то, что ему рассказывал брат и в его глазах плескалось непонимание, перерастающее в волну откровенного шока. Фред сидел спокойно, а Джорджу хотелось встряхнуть его, заламывать пальцы, сделать хоть что-то! Разве Фред не видит??? Он что, глупец??? - Тебе не кажется, что это совсем на нее не похоже, Фред? Мари за Нотта? Ды ты-то сам слышишь? Что-то произошло, Фред! У нее что-то случилось и она не говорит… - Ничего не произошло, Джорджи - Это империус или зелье любовное, ты что, не заметил, она сама не своя с битвы, да ни в жизнь Мари по своей воле не согласилась бы выйти за это графское личико! Надо ее спасать, что-то произошло и теперь… Фред не выдержал этой тирады. - Да она целовалась с ним! На святочном балу, то есть после святочного бала… - Откуда ты знаешь? - Она говорила. И потом… Фред махнул рукой и с горечью приманил что-то палочкой, на раскрывшейся ладони сверкнула маленькая жемчужинка в литой и витиеватой огранке. - Это же… - Да. Фред подбросил заколку в руке, не давая Джорджу закончить, что же это такое. - Ты был там? - Угу. - Так они… Джордж сам не знал, что хотел сказать. Целовались? Любят друг друга? Женятся? Все это было глупо спрашивать, как будто огромный мыльный пузырь, все слова лопались, так и не долетая никуда. Фред устало продолжил. - Я не знаю, Джордж, не знаю! Просто… просто забудь про все это, хорошо? Она правильно сказала, школьные компании должны оставаться школьными компаниями, а школьные влюбленности школьными влюбленностями, вот и все. Двери закрываются, братишка, но это не значит, что перед нами не открываются новые… И близнец достал коробочку из кармана брюк. - Фредди, это… - Для Анджелины. – Фред одернул тут же, не дал договорить брату. Джордж посмотрел на брата, глаза в глаза. И увидел в них молчаливый кивок. - Поздравляю! Джордж взял руку брата в свою и энергично встряхнул в сильном рукопожатии. Это был тот редкий случай, когда на лице ни одного из них не горел костерок задорной улыбки. *** Мари стояла у резного зеркала и пыталась застегнуть жемчужную сережку, застежка не поддавалась и там и норовила выскользнуть из пальцев как скользкая речная пиявка. Мари вздохнула. Из резной и витиеватой рамы на нее смотрела маленькая кудрявая девочка, только постаревшая, с морщинками, уже начинающими играть под веснушками. Это Мари Сарвон? Нет… Белое кружево на плечах напоминало, что теперь, уже через час она будет Мари Нотт. Снизу раздавались оживленные голоса. «Безумие, пир во время чумы». Почему-то вспомнилось, как в детстве Мари прочиталаа «Белоснежку», и ее безумно впечатлило, что Белоснежку украли семь гномиков. Она стала представлять, что и ее украли семь гномов – не тех, которые на заднем дворе водятся, конечно, а таких… Как у Толкина. Красивых. И всем им она нравилась. Эта влюбленность была детской такой, неопределенной, но Мари засыпала счастливой оттого, что где-то там, в незримой реальности, ее любят и заботятся о ней семь гномов.. А где-то там за стенкой, в неинтересной ей реальности, ругался отец, долго крепился, а потом что нибудь разбивал, – но все это было совершенно не важно. А теперь вот ее любит только Тео, и то – любит ли? Или просто чувствует ответственность? Но все же просыпалась порой в Мари какая-то новая, незнакомая ей горьковатая нежность, особенно когда Тео сидел на кухне ссутуленный и смотрел в окна. Может, это и есть любовь? Та, которая без гномиков. Кто ее знает. Дверь с тихим скрипом открылась… - Ты такая красивая… -Улыбнулся смущенно Фред. - Ты как сюда попал? А главное зачем? Думала, что не захочешь меня больше видеть. Мари улыбнулась в пол, не поворачиваясь к другу. Вот бы было всегда можно так, говорить с ним через зеркало, чтобы все казалось таким нереальным, будто во сне, и его серый костюм-тройка на магловский манер, и розы в ее руках, и потеря магии и вся эта история… Вот бы все это случилось только с их отражениями в этом зеркале, чтобы ей не пришлось смотреть этому настоящему Фреду в его грустные глаза. - Я.. я ведь и сам не знаю... – тут близнец спохватился и отвернулся - До свадьбы же нельзя смотреть… - Тебе можно, ты не жених. С сухой улыбкой отрезала она. Так они и стояли, смотря друг другу в отражения глаз, пока секундная стрелка с холодным тиканьем не ставила все на свои места. Фред приблизился к ней и прикоснулся к завитой прическе. – Ты кое-что забыла… Он осторожно вставил ей в волосы маленькую шпильку с белой жемчужинкой. - Это?... - Заколка, которую ты потеряла на Святочном балу… Да. – Закончил тот, задумчиво улыбнувшись. - Она все это время была у тебя? - Ага… Молчание затянулось. Мари вдруг почувствовала, как к глазам подступают тяжелые реки слез. Хотелось обнять, прижаться лицом и скрыться от всего мира в его руках, хотелось отмотать время назад, когда все было просто и достаточно было ответить на поцелуй в больничном крыле, достаточно было посмеяться вместе над придурком-Малфоем, достаточно было не уезжать тем летом в Малфой-Мэнор, отказаться тогда от прошлого и просто, черт, просто стать счастливыми вдвоем, навсегда и навечно. И «жили они долго и счастливо». Хотелось отчаянно завизжать и дернуть стоп-кран жизни, чтобы все смешно повалились друг на друга и на секунду стало легче. Вместо этого она сжала в руке букет и спросила. — Как… как дела? — Вполне, — Фред расплылся в широкой улыбке. — Только…я понятия не имею, что буду делать, когда ты выйдешь замуж. — Продавать всякую фигню в магазине, — усмехнулась гриффиндорка. — По выходным играть в квиддич с братом и женой и мотаться через каминную сеть ко мне. Будем загорать в саду родового замка и болтать, ты будешь называть моего мужа заносчивым графом, а работу сущей скукой, и мы оба будем над этим смеяться. Если захочешь, конечно. — Ты сама в это веришь? — Нет… Они стояли напротив зеркала, а время будто замедлило свой бег… Говорят, зеркала помнят все, что в них отражается. Интересно, правда ли? Молчаливый свидетель, ему если что будет о чем рассказать. Но кому какое дело… Мари вздохнула. - Я все хотела тебе сказать… Все хотела и хотела, Фредди. А теперь понимаю, что поздно, все теперь стало вдруг так поздно, черт! Удивительно...удивительно, как обстоятельства сами заставляют тебя принимать решения, хочешь ты этого или нет. Она повернулась к нему лицом, всматриваясь в глаза. От этого он растерялся. - Что? – Ты неправильно повязал галстук, Фредерик Уизли, как всегда… А теперь, иди к Анджелине, она тебя ждет и она тебя любит. И это правильно. А меня ждет Тео. Шепнула она, поправляя его рубашку, ее тонкие бледные руки нежно провели по его щеке, по веснущатой шее и замерли, так и не поправив галстук. После этого она покачала головой, соглашаясь с чем-то, что сущестовало только в ее голове и, отстраняясь, улыбнулась самой своей настоящей и искренней улыбкой. - У тебя замечательная жена, Хаббл. Береги ее… Фред схватил ее руки в свои. - Мари, я не понимаю! Но она только качнула своими завитыми кудрями. - Никогда не поймешь, Фредди. И вышла через белую тяжелую дверь, вышла навстречу ждущему ее у алтаря Теодору Нотту и новой жизни, в которой все было белым-бело, кроме красных роз в ее руках. *** Каждый из приглашенных счел своим долгом подойти и поздравить юную новобрачную, сделав ей комплимент по поводу шикарного платья, утопавшего в пене белоснежных кружев, и невозмутимо прекрасных алых роз невероятного количества оттенков, на фоне которых она выглядела еще очаровательней рядом со своим супругом — Теодором Ноттом. Все приемы в замке Ноттов всегда были просто великолепны. И этот, посвященный свадьбе, конечно, не стал исключением. И не осталось ни одного гостя, который бы не восхитился убранством, великолепным тортом и чудесной парой: оба родовиты, любезны, величавы и пленяли какой-то отстраненной красотой. Выполнив "танец публичного позора", она огляделась на привычно разбившихся на кучки по интересам магов. Практически всех она терпеть не могла, включая тех, кого она сама пригласила, — слишком много политиков было и среди них. С другой стороны, а кто их любит, кроме них самих? — Поздравляю, Мари, — прошептал бледный и чувствующий себя явно не в своей тарелке Гарри Поттер, протягивая ей букет. — Ты… Хорошо выглядишь. И розы. Да… — он потер шрам, оглядываясь, словно не желая встречаться с ней взглядом. — Отличные розы! — Спасибо, — любезно улыбнулась она. Мари вдруг поняла, что ей решительно нечего отчветить школьному другу. Даже высохший дедушка-сморчок, родственник Тео в десятом поколении, который, судя по своему внешнему виду, мог бы нянчить у себя на коленках отца Альбуса Дамблдора, был ей сейчас ближе, чем бывший друг. "Какое омерзительное зрелище я представляю", — подумала Мари с невозмутимым выражением лица и добродушной улыбкой и поспешно спросила. — Ну так… Как там Гермиона, Рон? Как Джинни, конечно? Рассказывай скорей, я вас всех не видела сто лет! Прошу, сегодня мой день и мне очень интересно. Где-то за пределами этой беседы проходили танцы, менялись мелодии, а Гарри и Мари вспоминали минувшие дни, а также тех, кто эти дни как помогал пережить, так и наоборот. *** С ней было непросто, с Мари Сарвон. Впрочем, как и всегда. Неожиданно Тео понял, что совершенно по-дурацки улыбается во весь рот. Остановившись у широких темных дверей, он беззвучно вздохнул, обращая искреннюю улыбку в холодную усмешку. Невербальное отворило перед Тео двери, он несколько раз глубоко вздохнул и твердым шагом направился к алтарю. Туфли жали, шейный платок давил на кадык. Скорей бы это все закончилось. Всякое там «согласен», «согласна», поцелуй, танец, а там можно будет закончить весь этот фарс. — Нотт, — Гойл в темно-зеленом выглядел несколько похоронно. — Мои поздравления. — Благодарю, — улыбнулся Тео. — Совет да любовь, — Флинт из угла отсалютовал бокалом. Свадьба была очень красивой и элегантной. И кажется, на ней был почти весь магический мир Британии, Франции и Италии. Когда Теодор вывел Мари на середину огромного зала в поместье Ноттов, девушка вдруг хихикнула, слегка спотыкаясь о легкий цветочный кружевной подол. А когда они начали танцевать, вообще тихо засмеялась. Он взволнованно наклонился к ней. — Что-то случилось? Это все мой пиджак? Так и знал, что ты будешь смеяться… — Конечно буду, что это - цвет болотной тины? Он картинно вздохнул: — Я бы предпочел называть его «благородный темно-зеленый». — И все же это не по поводу костюма. — Что же тогда? — Помнишь ты приглашал меня на Святочный бал на четвертом курсе? — Конечно помню. Ты отказала. – С досадой ответил Нотт. — Да. Но пообещала, что соглашусь в следующий раз, думая про себя, что в следующий раз буду танцевать на балу, только если это будет моя свадьба! — Что ж…Ты выполнила данное мне обещание. – Он усмехнулся. В свете луны, сияющей под магическим потолком, ее лицо казалось Тео прекаснее всех других. Несмотря на свои нелепые веснушки и родинки, непослушные локоны и бледность Мари была для него выражением истинной красоты. И он сжал ее руку в своей, сделай он так с кем угодно еще и это не значило бы ничего, но это была Мари Нотт, его жена. И Мари не вырвала ладонь, только крепко сжала в ответ руку Тео. — И все же верни прежний цвет, темно-бордовый мне нравился больше. — прищурилась она. — Не могу. Забыл контрзаклинание, — только пожал плечами Нотт и закружил ее по хрустальному залу, пока остальные смотрели на их танец, ожидая наконец продолжения банкета, и сдержанно хлопали. *** В этот вечер со свадьбы Фред все же ушел. Но не домой к Анджелине. Он бесцельно бродил по темным улицам Лондона, его самой магловской части – центру. Суетливые туристы, огромные неподвижные вывески и асфальт … Начался дождь, Фред поежился, ох дурак, забыл опять это водоотталкивающее заклинание. Можно аппарировать домой или в Нору… Но вместо этого Фред зашел в магловский паб. Там точно не будет никого из знакомых. За дверью оказалась узкая витая лестница, круто ведущая вниз. В полутьме он начал осторожно спускаться, и с каждым шагом звуки веселой музыки, перебиваемые заливистым смехом и голосами, слышались все громче. Впереди, слева от лестницы, находилась барная стойка, и за ней шустро орудовал со стаканами и бутылками высокий парень в черном жилете с лиловой окантовкой, темные волосы блестели под висящей сверху яркой лампой, источающей голубоватый свет. Бармен помахал ему рукой. - Эй, парень, заходи скорее! Арсенал играет и, клянусь, вот-вот завоюют кубок, паршивцы! Тебе повезло, у нас еще есть пара местечек! Что за Арсенал? Какой кубок? А да ладно, какая разница… Фред сбросил с себя неуместный тут пиджак и сел за высокий барный стул. На большой черной штуковине, которую бармен называл «теле-визор» явно шла какая-то спортивная игра, прищурившись и поморщившись, Фред вдруг вспомнил, как Симус Финиган как-то пытался научить гриффиндорцев чему-то похожему, называл это футбол. У Ли неплохо получалось, Рон счел это глупым занятием, а под конец остались только Джордж, Мари и Джордан. Команда из них была ох какая… Мари постоянно падала, спотыкаясь о мяч, а его брат, подчиняясь инстинкту загонщика, пинал мяч в самые далекие кусты и недоумевал, что за ним приходится идти. Фред усмехнулся этим воспоминаниям. Сейчас тут шел явно тот самый футбол. И от нечего делать, Фред стал смотреть. Матч быстро закончился, что вызвало бурную реакцию всех вокруг. Фред тоже порадовался, из вежливости, про себя не понимая, чему это он. Толпа начала расходиться и близнец заказал выпить, размышляя, чем же он планирует расплачиваться, и осмотрелся… Бар тонул в интимном полумраке. Справа, в глубине, располагалось несколько уютных столиков, совсем немного – шесть или семь. Над столиками плыл сигаретный дым. Напротив, загороженная стойкой, находилась маленькая сцена, и на ней, слегка гундося, готовилась петь всклокоченная блондинистая певица. Из узенького прохода, ведущего от лестницы куда-то вглубь, за стойку, то и дело выплывала высокая крепко сбитая официантка с подносом. Доносился аромат запеченной свинины в каком-то кисловатом пряном соусе. И вдруг сзади отодвинулся стул. - Виски, со льдом, пожалуйста. – Немного севший уставший голос. Фред тут же узнал этот тембр, и, медленно повернувшись, увидел Малфоя младшего. - Магловский бар? Ты серьезно? – ставя свой стакан, сказал Фред. -А что, Уизли? Мешаю депрессировать? – В голосе Драко не было привычной злобы…Была бесконечная усталость. Он опрокинул стакан, даже не поморщившись, и глубоко вдохнул. Фред улыбнулся. - Почему же? Нисколько. Он повернулся к бармену и громко сказал. - Повторите, пожалуйста, для меня и моего товарища по несчастью! Бармен наклонился к ним, щедро разливая в стаканы алкоголь, и тихо восхищенно добавил. - Вы только не напивайтесь сразу, сейчас ведь Лилька петь будет! Певичка тем временем затушила окурок, поправила всклокоченные артистические космы и сделала приветственный жест рукой. Слегка путаясь в словах и своем блестящем платье, она объявила прокуренным голосом. И, откинув огромную непослушную копну густых блондинистых кудрей, икнув, заговорила. Фред невольно залюбовался этим движением, ведь если и осталось в этой женщине что-то настоящее, то это ее невероятные кудри цвета жженой пшеницы. - Следующая песня посвящается Мэтту, если ты это слышишь, то поздравляю тебя со свадьбой. Живи со своей женой с прямыми волосами и будь счастлив… - И слегка помедлив, уверенно добавила - Козел! Певица всхлипнула, поправила платье и запела, совсем тихонько и так надрывно, по-девичьи, очень тонко и красиво, совсем не так как только что говорила. И звуки песни, грустные и глубокие, текли точно сами по себе, будто пела не эта постаревшая и густо накрашенная певица из бара, а внутри у нее был заключен кто-то поющий, юный и прекрасный. Memories, light the corners of my mind Misty watercolor memories of the way we were. Scattered pictures of the smiles we left behind smiles we give to one another for the way we were. Can it be that it was all so simple then or has time rewritten every line? If we had the chance to do it all again tell me would we? Could we? Memories, may be beautiful and yet what's too painful to remember we simply choose to forget So it's the laughter we will remember whenever we remember the way we were. Бар был почти пуст. И ,пока она пела, из соседней комнаты вышла старая официантка. Она опустилась на стульчик в углу, слушала и плакала. И испитое лицо ее с красным носом и узелками на щеках казалось просветленным и обновившимся. Когда песня закончилась, Фред громко зааплодировал, краем уха слыша, как то же самое делает Драко. Официантка вздохнула и схватилась за швабру, поднимая стулья и то и дело разливая воду из огромного жестяного ведра, переходя с места на место. Остановившись рядом с Фредом, она в размаху кинула ведро прямо под ноги последним посетителям. Задумавшись о песне и волосах певицы, Фред заглянул внутрь и с удивлением увидел в нем свое тусклое и безжизненное отражение и опущенную спину слизеринского хорька, на которую он почти опирался. Фред вдруг почувствовал, что дух захватило от какого-то осознания, и только он почувствовал, что сейчас словит его, сейчас поймет возможно самую важную вещь с своей жизни, возможно ее смысл, осталось только потянуться и ухватить... Как вдруг что-то, булькнув, с размаху влетело в ведро, отражение, закачавшись, растаяло, он обернулся и увидел позади озорно прищурившую глаза Лильку. Она держала в руках несколько карамелек. Прицелившись, белокурая певичка метнула в воду очередную конфету и задорно рассмеялась. - Перекур, - объявила она.