Сова

Фред всегда хотел кота, большого и толстого. Ленивого кота, который весь день будет спать, просыпаться только чтобы поесть. Еще Фред хотел магазин приколов. И вот сидя в этом самом магазине до поздней ночи, разрабатывая придуманную с Джорджем очередную серию товаров, Фред вдруг осознал, почему на очередной вопрос, почему он не идет домой – там же ждет Анджелина… Фред понял, что поэтому и не идет. Он покосился на сову, которая принесла от Джорджа письма и счета и скривился. Еще немного и им исполнится 30 лет… Намечалась очередная костюмированная вечеринка и в письме Джордж восторженно обсуждал новые парные костюмы. И, как бы скептически Фред не косился на беременную Алисию в роли белого кита и своего постаревшего брата-капитана, но со вздохом приходилось признать, что Фред хотел так же. Хотел так же, но не с Анджелиной. Он со вздохом смял в руке старую колдографию, где еще в Хогвартсе они втроем с Мари наряжались в соль, перец и тмин или леди, бродягу и тарелку со спегетти, и тихо выругался. 30 лет… И что с ним теперь? Сидит и смотрит на старые фотокарточки. Джордж свои 30 не терял даром, прямо сейчас он отдыхал где-то с беременной Алисией и двумя своими дочками и вообще черт знает чем занимался. А что Фред? Фред был в магазине. Иногда ему казалось, что теперь даже не имеет смысла спрашивать «А где Фред Уизли?», ответ всегда был всегда ограниченным – как на старых часах мамы, его стрелка навсегда застряла в одном и том же положении и не сдвигалась вот уже много лет. Конечно, что-то поменялось… Фред вот обзавелся щегольскими очками, рыжей бородой и дюжиной седых волос, а еще Фред днями и ночами торчал в магазине, разрабатывал новые вредилки и каждый месяц регулярно взрывал свой кабинет, после чего долго и кропотливо заново его отстраивал. Фреду иногда казалось, что магазин успел стать его тюрьмой, ведь любое место, которое ты не покидаешь – по сути тюрьма. Смешно… Джордж же медленно отходил от дел, он окончательно переехал с женой в коттедж рядом с «Ракушкой» Билла и даже придумал своему такое глупое название, попахивающее кризисом среднего возраста - «Берлога», но Фред не мог его винить – у Джорджа были замечательные дети, красавица-жена, пара кило лишнего веса и даже гараж, в который он ревностно перевез все жужжащие и трещащий магловский хлам отца. Фред не винил Джорджа, в конце концов тому было почти 30 лет и они давно перестали вести одну жизнь на двоих… От брата в последнее время приходили только счета и прочая бухгалтерия и он давно не заезжал, чтобы очередную ночь провести вместе с Фредом, чтобы высунув кончик языка создавать новые наборы вредилок, веселящих конфет, подставных зелий и хохмо-эликсиров. Временно компаньоном Фреда во всех этих делах стал неугомонный Ли Джордан, но и тот быстро пошел дальше. Ли манили другие страны и города, он раз за разом предлагал братьям ехать вместе – оставить все и лететь куда глаза глядят, за новыми идеями, за новыми впечатлениями, открывать новые филиалы, путешествовать. Фреда ничего не обременяло, даже маленьких детей как у Джорджа у него не было. Казалось бы, забросил пару футболок, подал документы на трансконтинентальную трансгрессию и вперед, далеко и надолго. Но Фред отнекивался – то у Энджи были соревнования, то надо было пересчитать налоги, то неожиданный суд о той неудачной партии исчезающих шляп. Всегда находились причины. Ведь в конце концов, когда ты хочешь, то причину найти – проще простого, как чашка чая! А Фред хотел. Вернее не хотел. Фред так не хотел, чтобы все это заканчивалось. Приколы, громкие посиделки, это ощущения – молодости. Но было уже не так, ну нет во взрослой жизни той же прелести. Да он и сам не знал, что именно ему так нравилось в те первые пару лет, когда они жили в квартирке над магазином вдвоем и когда из мебели было только старое красное кресло, которое Энджи, кстати, выкунула, потому что в нем оказалось целое гнездо толстеньких и довольных жизнью докси, просто… Те дни прошли и очень давно, но новое для Фреда почему-то так и не началось. Иногда Фреду казалось, что он, как и Анджелина, играет в Британской лиге. Что в международную ему рано, что он еще слишком молод и все успеет – и попутешествовать, и переехать куда-нибудь как Билл и Чарли. Как и детей, большой дом – все ведь успеется… Зачем ему другие страны и другие дела и проблемы, когда и в Лондоне столько неотложных, столько таких интересных дел – вон опять эти конкуренты «Приколы от Пола» выпустили карманную карту Хогвартса со всеми новыми тайными проходами, о которых Фред и подумать не мог! А еще в Лондоне была Мари. То есть он, конечно, не знал, где она, но точно знал, что где-то в Лондоне. Почти физически ощущал ее присутствие. Когда-то Фред еще пытался ее искать, ссорился с Анджелиной, бродил по маггловским кварталам, давал объявления во все газеты. Но ничего… как будто она растворилась в том чертовом Лондонском тумане. Пробираясь сквозь него Фред в тот день бежал к ней домой, но увидел только огорождения, висящие над домом цветные объявления о продаже и суровые лица работников конфискации. Это было бесполезно, как и она писала. Мари исчезла, исчез и Теодор Нотт… Фред грубо сжал кулаки – в свой 30-летний день рождения он опять думал о Мари Сарвон. Это… это было не глупо, а просто-напросто позорно. Дома его ждала Анджелина, она наверняка сама испекла какой-нибудь красивый торт с вишнями, а он думал о давно ушедшей школьной любви. Может поэтому его и не пускают в международную лигу? Как и Энджи с ее травмой, из-за которой, он знает – она тогда тихо плакала всю ночь на кухне – ей уже никогда не летать за сборную. Может быть и у Фреда такая же травма? Из-за которой ничего уже не поделать. Если бы все истории заканчивались happy end-ом, о любви не было бы написано столько книг, столько стихов и песен. Хот наверное, он даже уже не любил Мари, по-крайней мере, как раньше. Эта любовь переросла во что-то иное, но не исчезла совсем. Просто немного притупилась. Стерлась местами. Покрылась слоем пыли. И все равно. Между ним и Мари не осталось нитей, их связывающих. А если и есть, то они не рвутся. Их невозможно сжечь или перерезать. Они просто есть и их не может не быть. Их последние встречи запомнились Фреду какими-то смазанными. Они были уже слишком редкими. Они уже совсем не общались, но Мари по-прежнему спрашивала, как его дела… Фреду иногда стыдно, но он не отвечал тогда на ее сов, ограничивался сухими отписками, а сам с Ли и Энджи мотался где-то по соревнованиям по квиддичу, тогда был год кубка как раз. Фреду стыдно, но он почти не помнит, как даже Мари выглядит. Закрывает глаза и не может ее представить. Иногда Фред с ужасом понимает, что через смутные черты Мари в воспоминаниях проступает загорелая кожа и пухлые губы Анджелины. Дверной колокольчик прозвенел в очередной раз, окончательно разгоняя эти наваждения. Фред поднял голову от записей, чтобы увидеть стопку коробок, а над ней пару рыжих вихров. — Эй, вы там, джентльмен с коробками, прекратите загромождать магазин, — полушутя-полусерьезно произнес он. — Скоро нагрянут посетители. Боюсь, они начнут думать, что здесь продаются коробки, а не волшебные фокусы. — Ты мог бы мне помочь, — Рон поставил коробки на пол, чтобы перевести дух. — Сидишь над своей учетной книгой, как Перси над отчетом о котлах. Лицо Фреда вытянулось: — О, нет! Малыш Ронни ранил меня в самое сердце тонкой иглой своего искрометного юмора! — он театрально вздохнул и приложил руку к груди. — Я принес все коробки из фургона! — возмутился Рон. — А что сделал ты? — Нанял тебя, — спокойно ответил Фред, снова углубляясь в бумаги. — Так ты меня, значит, нанял? — уточнил Рон, открывая коробку, доверху набитую батончиками в разноцветных обертках. — А я-то думал, что бесплатно тут горбачусь, помогаю старшему брату. Где, в таком случае, моё жалованье? Рон быстро справлялся с работой: одним заклинанием вскрывал коробку, другим левитировал её содержимое на место, третьим заставлял товары лежать немного неровно, чтобы покупателям захотелось подойти, поправить, а заодно скупить всё, что они видят. — Ты всегда можешь пополнить свой запас забастовочных завтраков. — Спасибо, Фред, ты очень щедр! Вот бы мне до сих пор было двенадцать! Разноцветные леденцы-летуны отправились в бочку с прозрачным дном, подвешенную под потолком. Остановившись под ней, можно было принять бодрящий душ для любителей погоняться за сладостями. — Вот бы в нашей семье водились домашние эльфы, — продолжал мечтать Рон. — Но нет же, Гермиона меня со свету сживет. Ириски «Гипер-язычки» наполнили ведро с соответствующей надписью. Взрывающееся драже аккуратно поместилось на подстилке из мягкого зеленого бархата, тоже, кстати, съедобного. Фред тихонько посмеивался. — Неужели тебя рассмешила моя шутка? — удивился Рон. — Нет, малыш Ронни, твоя шутка не рассмешила бы даже сову*. Но мне, кажется, кое-что вспомнилось. Кажется, с год тому назад… — Ты обещал не вспоминать об этом, — напомнил он. — Обещал не рассказывать Гермионе, но не вспоминать совсем — это выше моих сил. Уникальный случай! Забастовочный завтрак спас известного аврора от очередного скучного дня на работе. Рон пожал плечами: — Пока моя работа скучна, магическая Британия в безопасности. И меня это, знаешь ли, устраивает. — Правда? — отозвался Фред. — Устраивает, когда какие-то школьники взрывают котел у себя в подвале, а их полоумные соседи вызывают авроров с испугу? — Даже так, — кивнул Рон, поставил пустую коробку на пол, уменьшил её заклинанием и закинул в коробку для пустых коробок. — Ты предлагаешь мне бросить работу только потому, что она бесполезна? — Нет, — ответил Фред, не отрываясь от книги. — Но я хочу, чтобы ты взглянул вот на это. Рон подошел к столу. — Это книга учета, — констатировал он. — Это не просто книга, — гордо сказал Фред. — Это мой новый проект. Каждый раз я заполняю графы «приход» и «расход» вручную, а затем высчитываю в уме прибыль и остаток. Но что, если заколдовать страницу, чтобы она сама считала эти числа? — Можно, — согласился Рон. — Но разве не придется каждый раз наносить заклинания на новые страницы? — Если придумать, как его усилить, то можно заколдовать всю книгу. Она уже сама себя расчерчивает на таблицу, почему бы не научить её считать? — лицо Фреда озарилось новой идеей. — Так-так… — заинтересовался Рон. Теперь уже две рыжих головы склонились над учетной книгой, не замечая времени и посетителей, наполнивших магазин. Шумные мальчишки с визгом гонялись друг за другом, вооружившись складными копиями меча Гриффиндора. Девчонки примеряли новую коллекцию съедобных украшений «Новый день — новый вкус». Продавец за прилавком с трудом успевала отпускать товар. — Фред, а не пора ли нам пообедать? — через несколько часов вспомнил Рон. — Это можно, — он оторвался от бумаг и крикнул: — Верити, ты будешь сегодня обедать? — Да, мистер Уизли, — перекрикивая шум, ответила она. Не покидая своего места, Фред взял бильярдный шар с номером три и закинул его в какую-то трубу. Через несколько минут на пороге магазина возник рассыльный из соседнего кафе с тремя бумажными пакетами. — Вот это уровень! — восхищался Рон, уплетая сэндвич с беконом. — Это тебе не в аврорате давиться тыквенной лапшой с крендельками, — хмыкнул Фред. Солнце плавно склонилось за крышу магазина напротив. Закончив смену, министерские служащие наводнили Косой переулок. Все спешили за покупками: перьями, чернилами или новой мантией. Гермиона тоже заглянула в магазин, чтобы среди полок с безголовыми шляпами отыскать своего мужа. — Здравствуй, милый! Ещё не освободился? Рон с трудом оторвался от чертежа магической схемы, чтобы произнести что-то вроде: — Сейчас мы тут доделаем. Дай немного времени. Она с интересом взглянула на исчерченные листы, кое-где дополненные ценными указаниями, сделанными самым кривым почерком на свете. — Может, здесь надо… — начала она, но её тут же прервали. — Нет-нет-нет! — замахал руками Фред. — Семейные дела Уизли не терпят женского вмешательства! Гермиона в упор посмотрела на него, выразительно подняв брови: — Здравствуй, Фред. — Конечно, — он примирительно поднял руки. — Ты — тоже Уизли. Но дай нам доделать наш небольшой… — Эксперимент, — подсказал Рон. — Возможно, мы на пороге великого открытия. — Но, скорее всего, нет. — Малыш Ронни, — Фред повернулся к нему, — ты проявил себя верным делу помощником, но твоя мораль слаба. Я освобождаю тебя от обязанностей. — Что? — не понял он. Фред состроил страшную гримасу и начал говорить громким шепотом: — Иди успокой жену. Не то эта ведьма может разнести весь магазин. Потом по щепочке собирать придется. Но Гермиона и не думала сердиться. Наоборот, происходящее весьма её позабавило. Она сочувственно склонила голову: — Дорогой, буду ждать тебя дома. И тут же аппарировала прямо из магазина. Рон даже возразить ничего не успел. — Мистер Уизли, я закрываю кассу? — уставшим голосом спросила Верити. — А что, уже пора? — Фред взглянул на часы. — Надо же! Время закрывать магазин! Спасибо, Верити, можешь взять лихорадочных леденцов для Джейн и Майкла. До завтра! Когда она ушла Фред с улыбкой заявил: — Мне нравится новая Гермиона! Мало спорит, много улыбается. Что ты с ней сделал? Рон застыл, словно его застигли на месте преступления. — Пока ничего, — с трудом выговорил он. Они снова склонились над чертежами. Они скрипели перьями и вновь наполняли чернильницы магическими чернилами. Спорили, выходили на свежий воздух проветриться, или, наоборот, взорвать особо вонючую навозную бомбу. — В целях науки, — объяснял Фред, а Рон многозначительно кивал в ответ. Пока их не отвлек негромкий стук в окно. Прилетела сова с запиской. — От Анжелины, — сказал Фред, с опаской отвязывая послание. — Что там? — спросил Рон. — Пора домой? — Нет, — улыбнулся он, пробегая строчки. — Я тебя удивлю, малыш Ронни, но не все такие подкаблучники и приходят домой по первому зову жены. Просит, когда буду возвращаться, не шуметь на кухне. Затеяла какие-то пироги, а тесто боится громких звуков и может убежать. — Это Анжелина написала? — удивился Рон. В его представлении жена брата вполне могла быть злобной фурией, но вообразить бывшего гриффиндорского капитана наедине с пирогами он категорически не мог. — Что будешь делать? — спросил Рон. Фред пожал плечами. — Останусь в квартирке над магазином, ну или аппарирую в сад. В первый раз что ли? — он сложил записку, затем убрал её во внутренний карман пиджака и скомандовал: — За дело! Они не заметили, как перевалило за полночь. — А что мы будем делать с обратной стороной страницы? — спросил Рон. — Ничего, — ответил Фред. — С этой стороны таблица, с обратной — пусто. — Мы знаем, что на неё будут распространяться чары. — Рон перевернул лист и ткнул в него волшебной палочкой. — Если добавить сюда… — тут он произнес что-то на смеси латыни, древнегреческого и позднего британского кокни. — То страница будет выводить общий итог за месяц. А если нам очень повезет, то он будет меняться со временем. — Подробнее! — потребовал Фред. — Например, ты записал, что продал в этом месяце безголовых шляп на десять галлеонов, а на обратной странице появляется запись «Шляпы приносят хороший доход и являются самым продаваемым товаром». — Ну, это-то я и без неё знаю, — Фред размял затекшую шею. — Погоди, — продолжал Рон. — Затем она пишет список по убыванию. В конце ты видишь самые неходовые товары. — Вроде волшебной трости, позволяющей ходить по стенам. За прошедшие полгода я продал всего одну такую. — Но она принесла свои шестьдесят галлеонов. Значит, их можно сравнить с теми же шляпами по десять галлеонов в месяц. Фред сдвинул брови и поджал губы, явив собой сосредоточенность в чистом виде. — А ведь малыш Ронни придумал невероятно полезную вещь! — он обошел стол и с чувством пожал ему руку. — Этот день настал. Рональд Билиус Уизли, я хочу сделать тебе предложение! Он выдержал многозначительную паузу. — Какое? — насторожился тот. — Ты будешь моим компаньоном? — Серьезно? — ошалел Рон. — Абсолютно! Не думал, что скажу это, но ты умный и толковый парень, а «Всевозможным Волшебным Вредилкам» нужны именно такие. Согласен? — Я не знаю, мне надо подумать, посоветоваться с Гермионой… — растерялся Рон. — Это большие перемены. — Да, ладно, брось! Вся наша жизнь — это большие перемены. И я скажу тебе по секрету: если каждый твой день похож как две капли воды на предыдущий, то это скука смертная. Сколько ты уже в аврорате? Три года? Пять? — Четыре года в академии и шесть на службе, — ответил Рон. — Девять лет! — воскликнул Фред. — И чего ты добился за девять лет? Тебе повысили жалованье? Ты дослужился до начальника? — Но Гарри… — Хватит всякий раз равняться на Гарри. Он — твой друг, а не образец для подражания. И у него своя жизнь, а у тебя — своя. — Я только хотел сказать, что мы с Гарри напарники. Если я уйду, то оставлю его одного. — А как же Невилл? — возразил Фред. — И ещё человек пятьсот, которые там прохлаждаются в авроратском буфете за бутербродами? Поверь, они будут счастливы поработать в одной упряжке с Избранным. Рон все ещё медлил. — Малыш Ронни, решайся. У тебя есть шанс всё изменить. Прямо сейчас для тебя открылась дверь в новую жизнь. Не заставляй меня говорить тебе: «Осторожно, двери закрываются». — По-твоему это разумно, принимать такое решение в два часа ночи, даже не посоветовавшись с женой? — По-твоему, я похож на разумного человека? — усмехнулся Фред. — Я же вижу, ты хочешь согласиться! — настаивал он. — И что такого может сказать Гермиона? На самом деле, Гермиона давно подсказывала Рону спросить у брата, не готов ли он взять его в компаньоны. Но она-то считала, что работа в аврорате сопряжена с риском и опасностью… Рону показалось, что всё решили за него. — По рукам! — наконец, согласился он. — По рукам! — довольный Фред начал искать чистый пергамент. — Мы должны составить письменный договор. Всё должно быть по закону, чтобы эти министерские ищейки, и речь идет не о твоей жене, не подкопались. Так, какое сегодня число? Тридцать первое… — Вообще-то уже первое, — перебил его Рон. — Первое апреля? — он зачем-то переспросил, уставившись невидящим взглядом в пергамент. — Твой день рождения, — напомнил Рон, чтобы хоть как-то заполнить затянувшуюся паузу. Фред тряхнул головой: — Тогда почему ты меня не поздравляешь? — Потому что ты просил не делать этого. — Я просил не поздравлять меня, как брата. Но теперь ты можешь поздравить меня, как компаньона. — С днем рождения, компаньон, — Рон улыбнулся одной стороной рта. — С днем рождения, компаньон! — на автомате повторил Фред. — С рождением «Всевозможных Волшебных Вредилок» Джорджа, Фреда и Рональда Уизли! «ВВВ»! — глаза его зажглись каким-то странным огнем. — Потом заполним все эти бумаги. Нам есть что отметить. Пойдем отсюда. Фред надел пальто и стремительно вышел на улицу. Еле поспевая за ним, Рон закрыл дверь магазина, бормоча про себя: — Гермиона этому не обрадуется. * * * Дырявый котел сегодня полностью оправдывал свое название, он был шумным, пыхтящим людьми и едва ли не разрывался от наплыва посетителей. — Нам по две пинты тёмного пива. Только не «Старого стада Гампа», — заказывал Фред. — А в качестве аперитива — огневиски: нам и нашему компаньону. — Добрый вечер, мистеры… и миссис, разумеется, Уизли, — кряхтел Том, когда прямо перед ним, в самый центр и без того забитого зала аппарировали еще и Джордж Уизли со своей женой, оба в смешных цветных картонных колпаках — Собираетесь что-то отпраздновать? Джордж ему улыбнулся и ответил за брата. — Знаешь, Том, тебе цены нет как хозяину этого заведения, но вот как бармен ты немного болтлив. Я тоже болтаю без остановки, но ты же меня знаешь, у меня в одно ухо влетело — а другого в помине нет. Так что давай-ка огневиски, мы будем за тем столиком. Он взял свой стакан, жену и, довольный шуткой, уселся спиной к бару. Рону и Фреду же осталось только последовать за ними и усесться напротив, наблюдая, как Том хмурится и сопит над их пивом. По негласно заведенной между всеми Уизли традиции, первый стакан огневиски был выпит молча. Рон немного скривился, Фред же со смаком выдохнул. — Итак, новый компаньон, сколько тебе понадобится времени, чтобы закрыть дела в аврорате и перейти работать в магазин на полный день? — Думаю, пару недель, от силы месяц. Они принялись обсуждать дела, и явно заскучавшая Алисия уже порывалась уйти, но скоро перед ними показалась официантка, расплескивая пивную пену через край. — Ваш заказ, — она, наконец, поставила кружки с громким стуком. — Желаете что-то ещё? Острые крылья пикси, поджаренные на адском пламени до хрустящей корочки? Щупальца гриндилоу в маринаде из болотной ряски? Жабью икру? — Нет, спасибо, — поблагодарил Рон, мельком взглянув на девушку. Она приветливо улыбалась. Обычная черная мантия с коротким рукавом, поверх неё фартук со множеством карманов, светлые волосы, карие глаза. В полумраке бара Рон прищурился, чтобы разглядеть её получше, и выдал с совершенно изумленным видом: — Ханна! Что ты здесь делаешь? — Работаю, разве не видно? — едва ли смутилась она. — Но почему здесь? — продолжал Рон. — А что не так? Это хорошая работа, за неё платят, и у меня есть комната наверху. Не всем же работать в аврорате. Ханна пожала плечами и отправилась убирать соседний столик. — Девчонка дело говорит, — подмигнул ему Фред. — Ты не понял, мы учились вместе, — недоумевал Рон. — Я думал, она где-нибудь устроится, будет делать что-то… — Что, например? — перебил Джордж. — Работать в банке Гринготтс? Или в Мунго? — Да! — облегченно выдохнул Рон. — Она же была старостой. Вот уж никак не ожидал увидеть её здесь. — Ладно тебе! В любой работе есть свои плюсы и минусы, — все подняли кружки с пивом. — Кстати, тебе придется вместе со нами заниматься разработкой и испытанием новых товаров, не забыл? Первые опыты — над самим собой. Будь готов к испытаниям на голодный желудок. Я всерьез подумываю об изобретении гнойной пилюли, вызывающей временное появление язв по всему телу. Через час они просто отвалятся. Подойдет для тех, кто хочет завалить медкомиссию, или избавиться от огрубевшей кожи. Что скажешь? Рон немного позеленел, но все же кивнул с видом человека, которому всё по плечу: — А почему не испытывать пилюли на ком-то ещё? — На эльфах что ли? — захохотал Фред. — Ну хотя бы… — Хмм… Надо бы отправить патронуса Гермионе, я тут подумала.. – Алисия толнкула Рона в плечо – Ты как думаешь, Ронни, фирменные значки ГАВНЭ еще продаются? Рон насупился: — Я имел в виду крыс или пикси. Можно кроликов, в конце концов. — Но они такие милые! — продолжал веселиться Фред, но тут же серьезно произнес: — Первое правило изобретателя — изобретай так, чтобы было не страшно испробовать на себе. Это обеспечивает должное качество товаров «ВВВ» уже на протяжении десяти лет. Выпьем за это. Рон с неохотой согласился. Эта часть будущей работы виделась ему исключительно в гнойно-зеленом цвете. А тем временем хлопнула входная дверь и в бар ввалились Ли Джордан и Кэтти Белл, Джордж помахал им и тут же оглянулся по сторонам: — Вот сейчас твоя подруга школьных дней была бы очень кстати. Может, позовешь её? — Ты знаешь, она вообще-то сражалась вместе с нами за Хогвартс, — напомнил Рон. — Все мы сражались, — кивнул Фред. — Только Малфои не сражались. Но за это ведь не лишают фамильных особняков в Уилтшире и наследных сейфов в Гринготтс. Эй, ведьмочка! — крикнул он, взмахнув рукой. Ханна тут же подошла, по-прежнему приветливо улыбаясь. — Мы все хотим повторить пиво, и я буду ещё стакан огневиски. — Поесть точно ничего не желаете? Повар только что испек игривый пирог с лакрицей. — Точно! — воскликнул Фред. — Анжелина затеяла лакричные пироги. Неделю назад она накупила лакрицы, кажется, на вечность вперед. Наверное, решила пустить её в ход. Ханна переводила взгляд с одного Уизли на другого и на третьего, да и на четвертую. — Значит, будете пирог? — уточнила она. — Ни в коем случае! — возразил Джордж. — Хорошо. Она развернулась, чтобы уйти, но Рон её окликнул: — Ханна, погоди! Я всё равно не понимаю, как ты тут оказалась? Ты же Аббот? У тебя должен быть фамильный сейф в Гринготтс и недвижимость в Уилтшире. — В Дербишире, — поправила она. — А сейф в Гринготтс есть у всех, даже у вас. Но работать ведь всё равно приходится? — она посмотрела на часы и вздохнула: — Сегодня у меня был не самый легкий день. Если честно, всё, чего я хочу — это напиться и поплакать. Через полчаса моя смена заканчивается. Вы не будете против? Вся компания одобрительно загудела и Рон кивнул. — Тогда через полчаса я к вам присоединюсь. Только, Рон, пожалуйста, больше не кричи моё имя на весь зал. — Он будет молчать, как рыбка в пруду, — пообещал Фред, и, когда Ханна скрылась из вида, тут же спросил: — Откуда я её знаю? — Говорю же, мы учились вместе. Только она на Хаффлпаффе. — Макмиллан? — гадал Фред. — Нет, кажется, это был парень, и его звали Эрни. — Аббот. Ханна Аббот. Она ходила с нами на ОД, — рассказал Рон. — А-а-а… — протянул Джордж. — Все равно не припоминаю. Интересно, заказ она тоже принесет через полчаса? — Ну, что ты, она же с Хаффлпаффа, — Рон впервые обрадовался этому факту. — Итак, гнойная пилюля. Сколько она будет работать? — Около часа. — Это проверенный опытами результат? — Пока нет. — Значит… Пинты пива грохнулись об стол, на этот раз чуть не выскочив из скрюченных пальцев Тома. — Приятного вечера, молодые люди, — прошамкал он, прежде чем уйти. И вечер действительно был приятный! Шумная компания хотя и была в том возрасте, когда уже казалось бы должно было уже нашуметься, поднимала за здоровье братьев стаканы и разбрызгивала теплую пену на дубовый стол, когда подошла Ханна. Фред кричал, создавая себе палочкой прожекторы вокруг как те самые магловские телеведущие с их колдо-экранов, но эти столпы света ему-то как раз были не нужны – он и сам светился не хуже. — Посмотрите на нас! Мы здесь и это потрясающе, это просто невероятно! Я сегодня праздную 30 и время, когда я разрешу каждому из вас уйти по своим домам это… 2 часа ночи. Тут же Рон покосился на часы и пробормотал. — 01-00.. Алисия и Джордж переглянулись и дружно сказали — 00-45! Фред даже не посмотрел на них в порыве выдавая — … 3 часа ночи! Алисия пробормотала себе под нос… — Если мы сейчас уйдем, то я уложу детей. Тем временем на соседний стул плюхнулась Ханна. — Наконец-то! Ещё одна смена позади. Ваше здоровье! Она подняла кружку, и Рон заметил, что на ней совершенно отсутствует пена. — Эй, а это что такое? — Тихо! — шикнула она на него. — Это огневиски. Том не заметил, он плохо различает цвета. Видел только, что я взяла пивную кружку. А что делать? Надо как-то радоваться тому, что имеешь? — Ханна, Мерлин на тебя погляди! Второй раз за вечер ты меня удивляешь! Давно ты пристрастилась? — Эй! — возмутилась она. — Ты не моя мама, так что не рассказывай мне, как жить. Джордж сделал серьезное лицо: — Да, Рон, Ханна — взрослый человек, и имеет право сама решать, сколько ей пить, — но тут же от серьезности не осталось и следа. — А нам можно провернуть такой трюк? — Это не трюк, а вознаграждение за мой нелегкий труд. — Так как ты здесь оказалась? — спросила Кэтти. — Пришла спросить, нет ли работы, — пожала плечами Ханна. — А работа была, к тому же порядком. — И давно ты здесь? — заинтересовался Джордж. — Пару недель. Ханна сделала большой глоток из своей кружки, с удовольствием откинулась на стуле, расслабив плечи, и, наконец, перестала приветливо улыбаться. Глаза её немного затуманились, а речь потекла сама собой: — Все дело в магической силе числа семь. Маленькая ведьма встретила в пещере семь гномов, в неделе семь дней, и каждые семь лет жизни выпадает шанс всё изменить. В четыре года у меня случился первый выброс магии, через семь лет — Хогвартс, ещё через семь — война, и вот прошло ещё семь лет. Я поняла, что пора. И, вот я здесь. — Интересно, — задумался Джордж. — Рон, возьми на заметку. — По-моему, первые четыре года выбиваются из твоей теории, — заметил он. — Нет, — Ханна решительно покачала головой. — Там всё по-другому. Пока нет выбросов магии — неизвестно, в каком мире тебе жить. Если ты — сквиб, то тебе придется жить по законам маглов, а они больше верят в математику, считают не семерками, а тройками, точнее, как-то вроде «один-три-семь» и только потом четырнадцать… — Погоди, — перебил Рон. — А по каким законам живет тогда Филч? Джордж мельком взглянул на Фреда. Они вступали на опасную почву… — Тише! — осадил Джордж брата. — Мы держим имя Филча в секрете? — шепотом спросила Ханна — А то он здесь. Сидит в дальнем углу. — Я всегда знал, что Филч не прочь заложить за воротник, — хмыкнул Ли. — За весь вечер заказал только болотный чай, — возразила Ханна. — Тогда что он тут делает? — недоумевал Рон. — Самое интересное другое, — вставил Ли. — Кошка с ним? — Нет, — улыбнулась Ханна. — Может, пришел помочь с уборкой? — предположил Рон. — Ханна, извини моего брата, он стал слугой стереотипов, — сказал Джордж. — Работенка у Филча — не позавидуешь, но я скорее поверю, что он пришел отметить наш день рождения. — Я, конечно, не должна вам говорить, — начала Ханна, лукаво поблескивая глазами. — Но на кухне мне удалось кое-что услышать. Все переглянулись, а затем вместе произнесли: — Ханна, не томи! — Филч ждёт здесь свою возлюбленную! — выпалила она. — Что?! Они уставились на неё так, будто после двух глотков огневиски она обернулась Венгерской Хвосторогой. И только Джордж еще крепче вцепился взглядом в Фреда. — А как же Миссис Норрис? — первой пришла в себя Кэтти. — В общем, история длинная. Пока я её слушала, два пирога успели напрочь остыть. Потом посетители долго возмущались, Том ругался на меня… — Ханна! — перебил Рон. — Ближе к делу. — Ну, вот, — она попыталась сосредоточиться. — Оказывается, Филч поступал в Хогвартс вместе с нашим поваром, мистером Пориджем. — Филч поступал в Хогвартс?! Но он же… — Да-да, — кивала Ханна. — Говорят, его родители долго не могли смириться с решением Шляпы… — Он и Шляпу надевал? — изумилась уже Алисия. — Давай-ка по-порядку. — Хорошо. Значит, Филч надевает распределительную Шляпу, а она возьми и пошути, что этому в Хогвартсе разве что полы мыть, да за швабрами следить. — А что Филч? — Он в ответ: «Хорошо», — Ханна изобразила скрипящий голос Филча. — Говорят, был очень послушный. А дальше спрашивает, за какой стол ему идти. Тут все начали смеяться. Кто-то из профессоров его увел. Потом вызвали родителей. Ходят слухи, они долго убеждали всех, что их сын — волшебник. Но магии-то нет, — она развела руками. Джордж увидел, как Алисия всхлипнула и тут же крепко сжал ее руку и потерся своей щетинистой щекой о ее теплую щеку, скрывая слезы. Когда они только начинали встречаться – Джордж потешался над привычкой жены пытаться всунуть магловским нищим сикли и кнаты или тащить домой со двора ругающихся благим матом садовых гномов, которых случайно сам Джордж огрел заклинанием для скоса травы. Иногда Джордж думал – бедная она, жалеет всех. А потом вдруг понял – это мы все бедные, что никого не жалеем. — А причем здесь возлюбленная? — не уловила тем временем Кэтти, она ну очень любила роковые истории любви. — Это было потом, — продолжала Ханна. — Учиться его не оставили, но совет Шляпы он запомнил. Как только ему стукнуло восемнадцать, пришел устраиваться на работу. Уже как раз Дамблдор директором был. Отговаривал его. А тот ни в какую, — Ханна сделала паузу и отпила из кружки. — Так вот в то время выпускалась из Хогвартса одна ведьма. Говорят, очень красивая. Филч влюбился по уши. Цветы ей таскал, туфли и сапоги чистил. Она помыкала им, как хотела. — Слизеринка, наверное, — буркнул Рон. — По-моему, Райвенкло, — вспомнила Ханна. — И в итоге, перед выпускным, он ей во всем признался. Она над ним смеялась. Сказала что-то вроде: «Зачем ты мне, такой красивой, весь такой в прыщах. Буду старой, горбатой, тогда будет твое счастье. Дождешься?» Филч в ответ: «Дождусь». Теперь он каждое первое апреля сидит тут и ждет. Даже цветы принес. Пару минут все переваривали эту историю. Слишком сложно было представить Филча молодым и влюбленным. Только Фред сидел как воды в рот набрав. — Она назначила встречу на первое апреля? — высказался Рон. — Да это же явное издевательство. Только дурак не заметит здесь подвох. — Влюбленный дурак, — поправил молчавший до этого Фред. — Знаешь, Ханна, это самая печальная история о любви, которую я слышал. История о Ромуле и Джозефине** — не в счет, они выдуманные герои. Мне не хотелось бы в этом признаваться, но впервые в жизни я сочувствую Филчу. — А я — нет, — заявил Рон. — Это каким же надо быть идиотом, чтобы всю жизнь провозиться со швабрами, потому что «Шляпа так сказала»? Ханна как-то странно посмотрела на него: — А вы помните сами, как страшно было её надевать? Я не знаю, если бы мне такое сказали, я бы умерла прямо там. — Ханна закрыла лицо руками. — Я, как подумаю об этом, у меня все магические силы уходят. Даже палочку держать не могу. Я превращаюсь в Филча, — совсем расстроилась она. — Успокойся, Ханна, ты не превратишься в Филча. Он старый, и он — сквиб, — Рон попытался поддержать её. — Или ты уже завела кошку? Ханна угрюмо покачала головой: — Филчу нет и пятидесяти. — Серьезно? — изумились все. Разговор клеился сам собой, беседа о школе и Филче так захватила компанию, что никто не заметил, как Фред становится чернее тучи. Тем временем Алисия прошептала на ухо Джорджу… — Мы будем разбужены плачущими детьми менее чем через 4 с половиной часа… Ты не думаешь, что нам всем уже пора расходиться, а? Не успела она договорить, как с грохотом открылась входная дверь, в которую неровной походкой вошел человек, о храбрости которого слагали легенды. Его мантия была мятой и грязной, а покрытое шрамами лицо украшала щетина, которая тоже повидала немало битв с совестью по утрам. Гипнотизируя барную стойку, он шел по проходу меж столиков, никого не замечая. — Невилл, стой! — окликнул его Рон. Он остановился не сразу, повернулся на нетвердых ногах и, не меняя выражения лица, сказал: — Что пьете? Пиво? Я сейчас приду. И направился дальше. — Что это с Невиллом? — забеспокоилась Кэтти Рон поджал губы и произнес: — Он такой уже несколько месяцев. Ходит сам не свой. На работе вечно с похмелья, и каждый вечер с ним случается какая-нибудь история в новом баре. Джордж только присвистнул: — Это все из-за родителей? — Видимо, да. Все трое настороженно притихли, ожидая Невилла. Он вернулся, принеся в одной руке бутылку огневиски Огдена, другой отмахиваясь от Тома, топающего за ним. — Мистер Лонгботтом, это коллекционная бутылка! Единственный экземпляр во всем баре! Она видела ещё короля Георга. Почему бы вам не выбрать зелье попроще? Эта стоит целое состояние! — Так ты пришли мне счет — я оплачу, — отмахнулся Невилл, поставил бутылку на стол и небрежно развалился на стуле, как подобает уже очень нетрезвому человеку. — Давайте выпьем? — предложил Невилл, подняв свою коллекционную бутылку. — За победу над Волдемортом. Не дождавшись остальных, он выпил прямо из горлышка. — За «ВВВ»! — подняла свой стакан Алисия. — И с днем рождения, компаньоны, — добавил Рон. Фред тем временем обернулся к Невиллу: — Что новенького на работе? — Сегодня был в Корнуэлле, — со вздохом ответил он, пытаясь оторвать этикетку с коллекционной бутылки. — Подозрение на тёмный артефакт. — Вот почему Невиллу достается что-то интересное на работе, — он спросил Рона. — А тебе сплошь школьники с хлопушками, да обеспокоенные старые девы? — Потому что я не могу ездить в долгие командировки, — оправдывался тот. — А Невилл? — Мне нравится уезжать отсюда куда-нибудь подальше, — ответил он. — В Корнуэлле я успел найти и описать несколько видов эхеверии и синего папоротника. По легенде, он является прародителем корнуэльских пикси. Но я так не думаю. — То есть ты ездил в Корнуэлл за темным артефактом, а привез кучу папоротника? — Джордж оглядел присутствующих. — Знаешь, Невилл, тут Ханна иногда в жизни надо всё менять. Что ты об этом думаешь? Невилл сдвинул брови и уставился невидящим взглядом в тот угол, где сидела Ханна. — Я бы хотел, чтобы в моей жизни, наоборот, перестало всё меняться. Хотя бы год спокойной жизни. Чтобы можно было выспаться. Или встать рано, пока солнце не печет, поработать в теплице. Растения меня успокаивают. — Невилл, работа в аврорате сведет тебя с ума, — не подумав, ляпнул Джордж. — Что? — он приподнялся на стуле, в глазах его зажглось что-то недоброе. — Тише, Невилл! — Рон попытался усадить его на место. — Он не хотел ничего такого сказать. Аврорат — не самое лучшее место, но и не самое худшее. — Если рассуждать логически, то любая работа — та ещё подмышка гриндиллоу, — пустился в объяснения Джордж. — Только стирать подштанники Мерлина считалось более-менее почетным занятием. Ханна, например, у Тома на побегушках… — Эй! — возмутилась она. — А что, разве не так? — просил Рон. — Ну, ладно. Ей не осталось ничего кроме, как спрятать остатки своего самоуважения в кружке с огневиски. Рон продолжал: — А Фред вот каждый раз пробует на себе очередное изобретение. Недавно провел три дня в самой страшной линьке, вычесывая шерсть отовсюду, где её быть не должно. — Прошу уточнить: особо колючую шерсть дикого буйвола. Анжелина меня тогда на порог не пустила, потому что у неё аллергия на шерстяного меня. Я три дня валялся в магазине, умирая от желания почесаться. Но это ещё что! Давно мы не вспоминали про Филча. А он, кстати, тут сидит неподалеку… Они как могли старались развеселить Невилла, но добились только того, что тот снова уставился на бутылку, не говоря ни слова. — Может, если тебе нравится быть подальше от Лондона, ты бы отправился в путешествие, куда-нибудь далеко, — предположила Ханна. — Куда? — без интереса спросил он. — Не знаю, в Южную Америку. Там уж точно будет что изучать. — Можно будет поработать с наследием инков — они наворотили немало темных дел. А на досуге изучать местную флору, — в глазах Невилла промелькнуло что-то, похожее на интерес. Кажется, идея ему понравилась. — Я слышала, там есть растения, которые ведут себя, как животные. Охотятся, питаются мясом и даже перерождаются в полнолуние. — Не думаю, что у тебя останется так уж много времени на это, — перебил Рон. — К тому же аврорат не оплачивает такие командировки. — Но можно туда отправиться самому, без аврората, — подсказал Фред. — Достаточно просто бросить службу и заняться дорогой твоему сердцу наукой. — Бросить службу? — ошалело переспросил Невилл. — Фред, почему ты пытаешься всех уговорить уйти из аврората? — поинтересовалась Ханна. — Потому что люди умирают тогда, когда им суждено умереть, независимо от количества авроров поблизости. Даже Гарри Поттер не сможет спасти всех. — Точно! — Невилл что-то вспомнил и покачал головой. — Никуда я не поеду до конца этого года, потому что пообещал кое-что Гарри. К нему повернулись три заинтересованных лица. — Вы умеете держать язык за зубами? — зачем-то спросил он. — Конечно! Здесь сидят самые молчаливые люди магической Британии. — Я скоро стану крёстным, — довольно осоловело произнес он. — Да ты что! У Гарри и Джинни? А ещё сестра называется! Приходится всё узнавать через вторые руки! — возмущался Джордж, а сам не переставал улыбаться. Рон, напротив, снова насупился. Джордж заметил это и поспешил заявить: — Что, малыш Ронни, кажется, Гарри решил обогнать тебя уже во второй раз. — Ещё посмотрим, — пообещал он. — А правда, что Гарри назвал своего первенца в честь того преступника, который сбежал из Азкабана? — заинтересовалась Ханна — Эй, Ханна, попридержи метлу! Улетит — не поймаешь! — возмутился Рон. — Совсем газет не читаешь? Или до твоего огорода в Дербишире совы не летают? Это был крёстный самого Гарри! К тому же с него сняли все обвинения. — Я читала, — обиделась Ханна. — И там говорилось, что его помиловали, а не «сняли все обвинения». И то посмертно. — Вот тебе и на, — Рон с укором посмотрел на Ханну. — Сколько лет прошло, а некоторые все ещё считают Сириуса преступником. — Да в чем я виновата? — возмутилась Ханна. — Ведь все только и твердили, что он сбежал из Азкабана. — Я вспомнил! — завопил Джордж и даже хлопнул себя по лбу. — Ты всем рассказывала, что Сириус Блэк превращался в розовый куст! — Во что? — не понял Рон. — Побеги розы участвуют в некоторых зельях обращения, — снова включился Невилл, впрочем, говорил он не очень разборчиво. — Если горбатая ведьма хочет обернуться красавицей, как-то там... — Но превращаться в розовый куст! — недоумевал Рон. — Может, ты и про Снейпа до сих пор думаешь, что он был… — Про Снейпа я читала у Скитер, — перебила она. — Надо подкинуть ей идею очередной книги, — осенило Фреда. — «Сириус Блэк: анимаг или розовый куст». — Ладно, ребята, прекратите, это уже не смешно, — попросила Ханна, но братьев Уизли было не остановить. — О чём же она будет писать, если за Сириусом не значится ни одного любовного скандала? — Если мы о них не слышали, не значит, что у него их не было. Уверен, Рита побежит рассматривать всех окрестных щенков, доказывая распущенность нравов потомственных аристократов. — Или припишет ему роман с Люпином. — Хватит! — неожиданно рявкнул Невилл. — Вы говорите о наших друзьях... О людях, которые погибли... За то, чтобы мы жили... А вы несёте какую-то чушь! — Значит, если бы они были живы, болтать про них не запрещалось? — иронизировал Фред. — Ещё один минус смерти: людям запрещается веселиться за твой счет. — А тебе бы только... Хохотать до упаду? — Невилл, пошатываясь, встал. — Вовсе нет, — ответил Фред. — Порой бывает, что я уже упаду, а все ещё хохочу. Без шутки, знаешь, и жизнь не мила. Кто, как не Фред Уизли знает цену хорошей шутке? Даже если и черной! Ой... — он притворно ужаснулся. — Кругом авроры, я совсем забыл. За неимением чёрных магов, они скоро будут ловить сторонников чёрного юмора. — Фред, ты перегибаешь, — заговорил Рон. — Помолчи, Рон. Мне очень интересно узнать мнение самого пьяного аврора всей магической Британии. Сколько ещё он будет бороться со злом внутри себя, заливая его спиртным из разных бутылок? — Аврорат я не брошу, — еле ворочая языком заявил Невилл. — В память об отце... И о матери. — Они умерли, Невилл, — напомнил Джордж. — Им нет никакого дела до того, где тебя Мерлин носит. Невилл как-то со скрежетом засмеялся, почти закрыв глаза: — Думаешь, раньше было? Я надеялся... Хоть слово... По-человечески! А теперь все, — он сделал какой-то непристойный жест. — Надежды нет. — Нахрен надежду! — выплюнул Фред. — Делай то, что тебе нравится! К чёрту аврорат! — Фред, а ты? — подала голос Ханна. — Почему ты сидишь тут с нами, даёшь дельные советы в четвёртом часу утра? Разве тебя не ждут дома? — Мы с малышом Ронни отмечаем важное событие в жизни «ВВВ» и с моими друзьями мой день рождения! — Может, ты сам не хочешь работать в магазине, поэтому уговариваешь нас бросить работу? — настаивала она. — Неправда, — заявил Фред. — Тебя я не уговаривал. Ты сама знаешь, что эта работа — тот ещё помёт пьяного докси. Он был как-то страшно серьезен и зол. Все смотрели на Фреда с нескрываемым удивлением – в его глазах играла и переливалась не шуточная, смешная и строгая, а безысходная, какая-то волчья горькая ярость. Он и сам был больше поход на рыжего волка - взлохмаченного, с ходящим вверх-вниз загривком. Ханна втянула голову в плечи, а Рон спрятался за кружкой, на дне которой ещё что-то плескалось. — Ну, а если кому-то интересно, как я отношусь к работе в магазине, то вот мой ответ: я обожаю эту работу, и без нее не могу даже представить своей жизни. И жену я боготворю. Потому что боги — они далеко от нас и я хочу, чтобы моя жена, такая идеальная и хорошая тоже была далеко от меня. А рядом я хочу видеть Мари, о которой уже столько лет никто из вас и вспомнить не удосужится. Вот только она теперь магл и ушла отсюда. И я слышу как вы говорите о Филче и понимаю, почему. И аврорат я не ненавижу, я ненавижу всю эту вашу работу работы на министерство, потому что если бы она туда не пошла, не вышла за этого проклятого Нотта, то все было бы по другому. Джордж с тревогой смотрел на Фреда. Он говорил сухо и злобно, и это беспокоило его куда больше, чем само содержание. — Ты не любишь Анджелину? — спросил Джордж внезапно. Фред поморщился. — А что, любить и видеть недостатки нельзя? — Можно. Но лучше не злоупотреблять. — Возможно, у тебя как-то иначе, но у меня круглосуточной любви ни с кем, кроме Мари, не получается! Я полюблю ее через… — Фред посмотрел на часы, — уже довольно скоро. Где-то в промежутке между этим праздненством и открытием магазина. Так что не беспокойся! Пока Фред говорил, Невилл, забытый всеми в вертикальном положении, покачнулся и грохнулся на пол, прихватив с собой стол, и разбив всё, что стояло на нём, а также половину лица. — Невилл! — семикратно отразилось от стен «Дырявого котла». Джордж вытащил его из-под обломков, Алисия попыталась остановить кровь, хлещущую из порезанной щеки. В суете никто не заметил как хлопнула аппарация и Фред исчез, даже не прихватив болтавшуюся на крючке мантию… — Ему бы отрезвляющего, — посетовала Алисия. — Ханна, у вас тут есть что-то подобное? — Понятия не имею, — чуть не плача говорила она. — Может, его в Мунго? Как по волшебству, Невилл открыл глаза и заревел раненым медведем: — В Мунго?! Рано мне ещё в Мунго, — с трудом поднялся, отпихивая от себя руки Ханны, и поковылял к двери, бросив на ходу: — Не дождетесь! — Невилл! Ханна бросилась вслед за ним, но тут раздался голос Тома: — Аббот, стоять! — Чего еще? — в негодовании повернулась она. — Вначале наведи-ка тут порядок, а потом сматывайся среди ночи. А то не видать тебе ни работы, ни ночлега. Казалось, Ханна готова прямо сейчас послать всё к Мерлину одним махом. Но хаффлпафское воспитание дало о себе знать. Она медленно достала палочку и вернулась обратно. — Мы тебе поможем, — сказал Джордж, восстанавливая сломанный Невиллом стол. — Сейчас за один миг тут порядок наведем, — присоединился Рон, убирая лужу из первосортного коллекционного огневиски, которое знавало самого короля Георга. Ханна принялась собирать осколки, тихонько шмыгая носом. Вдруг посреди ночи в опустевший бар влетела скоростная сова и бросила письмо в руки Рона. Он побледнел. — Громовещатель? — изумился Ли. — Открывай скорее! Сейчас загорится! Рон наспех сорвал печать и письмо неожиданно завопило голосом Гермионы: — Где тебя носит?! Где вас всех носит?! Ты обещал быть дома в 10, я себе места не нахожу, Рональд Уизли! Джордж и Алисия, Мерлин вас подери, если вы тоже там - вы вообще знаете, что Флер не может уложить сразу четверо детей одновременно??? Если у вас нет совести, то должен быть хотя бы здравый смысл! Затем письмо загорелось и растаяло горсткой пепла. Тут же пристыженные Джордж и Алисия, с негромким хлопком, взявшись за руки, аппарировали домой, наскоро попращавшись с застывшей компанией. За ними, наскоро и скомканно попрощавшись, вышли Ли и Кэтти, явно чувствующие себя крайне неловко и не понимающие, что им теперь говорить незнакомой в сущности официантке… Последними аппарировал Рон, он успел крикнуть что-то вроде: — Извини. Вот пара лишних галлеонов, за ущерб. Ханна осталась наедине с разбитыми бокалами, сломанной мебелью и разлитым виски. Без сил опустилась на уцелевший стул, и заплакала - она посмотрела на галлеоны, которые засунул в ее передничек Рон, и с размаху запустила ими в барную стойку. Она не помнила, сколько так просидела, когда на её плечо опустилась морщинистая рука. — Хватит тебе уже рыдать над пролитым огневиски, — попытался утешить Том. — И бегать среди ночи за пьяницами, которым до тебя нет дела, тоже не стоит. А то вон, — он кивнул в дальний угол, — закончишь как Филч. Давай-ка, приберись здесь, да иди уже спать. Поверь мне, старому дураку, если следующие десять лет ты будешь хорошей девочкой, тебе потом будет приятно об этом вспомнить. Ханна кивнула, подняла палочку и тихонько произнесла: — Репаро. * * * Ночью начался дождь. Влажный и тяжелый, он медленно, будто бы нехотя, опускался на землю крупными и грязными брызгами. Фред сердито покосился на зависшую казалось прямо над его головой тучу, и с досадой вспомнил мантию, болтающуюся на крючке в «Дырявом котле»… С другой стороны – мантия была бы не лучшим спутником в прогулках по магловским кварталам. Когда-то Фред бродил по ним в слепых и в общем-то глупых попытках случайно столкнуться с Мари. Сейчас же это в общем-то превратилось в пустую и бессмысленную привычку. Капли больно ударяли по носу, а на очки налипали цепкие кляксы воды, полностью закрывая видимость. Фред решил – может это и к лучшему и с радостью натыкался на все подряд – от случайных прохожих до дорожных знаков. Пару раз под его ногами даже грохотала водосточная труба, но не там, где он ее задевал, а выше. Из нее сыпался мусор. И все же даже так идти Фреду нравилось Ночью можно было никуда не торопиться. Пока на улицах не было прохожих, а любопытные жители не выглядывали из-за занавесок, можно было насладиться этим мягким и размеренным, почти церемонным планированием. И все же сегодня он не должен был быть здесь – в китайских кварталах Лондона, где пахнет сушеной капустой, острыми соусами и дешевыми надеждами, он должен был быть дома, есть лакричные пироги и смотреть кино или сидеть шумной компанией в баре. Но он снова не смог, просто не смог остановиться – Филч, Ханна, Невилл, вся эта атмосфера и эти разговоры – все было один к одному… Фред знал, в нем наверняка говорил алкоголь. На следующий день утром скорее всего будет болеть голова. Весь день по пятам его будет преследовать чувство, словно его голова — жестянка из далёкого детства, обычно прячущаяся на кухонной полке за как две капли воды на неё саму похожими банками, наполненными манкой и гречкой, в которую мама усердно складывала кнаты, и из которой сам Фред иногда таскал несколько монет, чтобы купить пару конфет. Но больше всего ему нравилось просто трясти банку и прислушиваться к звуку — набита она была так плотно, что монетки уже не звенят, а только отдаются приглушённым металлическим покашливанием. Банка тяжёлая, и голова наутро тоже будет тяжёлая, а пока… Пока Фред, уже изрядно продрогший, занырнул в ближайший ресторанный подвальчик. Едва зайдя - Фред наугад ткнул пальцем во что-то цветное в обляпанном меню, чтобы занять неумно вьющуюся рядом словно сороконожку молодую с раскосым взглядом официантку. Присев у бара и расслабившись, Фред наконец успокоился – он сидел и раздумывал, что в его жизни пошло не так, что свой 30-летний день рождения он встречает с острыми куриными крыльями и машущим позолоченной лапкой игрушкой-котом. Фред с потаённым удовольствием отмечал, что его внутренний голос начинает озвучивать мысли тембром Мари. И все же вызвать в голове ее лицо было всё так же сложно: он помнил непослушные волнистые волосы, почти медные в морозном солнечном свете; он помнил ее неровные зубы, — клыки чуть длиннее остальных; он мог точно нарисовать себе крапчатые глаза в обрамлении пушистых ресниц, отбрасывающих мягкие тени на высокие скулы; он отчетливо воображал себе яркий красный от помады рот, который невнимательный водитель легко мог бы принять за сигнал светофора. Но собрать все в единую картину никак не выходило ни пять лет, н и год назад, не выходит и сейчас. Так что, увидев эти непослушные волнистые волосы в какой-то сложной локонной укладке совсем рядом, он только усмехнулся – надо же, наверное и у Мари были бы такие же, встреть он ее сейчас – густые и усмиренные. Не среагировал он и на кажущиеся смутно знакомыми плечи в какой-то болотно-желтой рубашке. И только после тихого, едва различимого среди тысячи квакающих голосов поваров и официантов, ее «Можно счет?» Фред дернулся и весь обомлел. Пространство будто уступило, молча признавая свою ненадобность, и остался только темный тоннель, в конце которого была она, не очень заинтересованно ковырявшаяся палочками в лапше. И Фред замер. *** Мари сидела и ковыряла палочками в почти съеденной лапше. Сегодня было 1 апреля – день рождения близнецов. Не то, чтобы Мари отсчитывала или вспоминала как-то. Но отрывной календарь и абсолютно глупые попытки коллег разыграть друг друга на работе, заключавшиеся в основном в замене чернил в ручке (они были черные, а стали… надо же! Черно-синие) и глупом хихиканьи, не давали вычеркнуть из календаря день рождения лучших друзей. Хотя вряд ли лучших теперь – снова эти громкие слова, уж они-то точно так не считают. Так вот как-то так, шаг за шагом и вышло – старые друзья побрели своей дорогой, новых так и не нажила. В Лондоне у Мари был только один родной человек. Старик-отец. Отцу было уже много лет. Пятьдесят… шестьдесят… семьдесят… — для Мари разница уже давно смазалась. Маленький, сухой, смуглый, обросший белой щетиной, он состоял из одних костей и обтягивающей их кожи. Отец каждый день наливал ей, пришедшей с работы, чаю в железную кружку с отбитой эмалью. Он молчал, и Мари молчала. Он сидел рядом, и ей казалось, что две тоски тянут навстречу друг другу руки. В тоске было что-то тупиковое, неразрешимое. Нужен был кто-то третий, вмещающий и Мари, и отца ее, и их маленькую угловую однушку, и кипяток с ошметками накипи. Дни превратились в солоноватый огарок. Так текла жизнь. Время листало календарь. Холодно и беспристрастно приближало зрелость, а затем и тихую старость. И только лапша в забегаловке «У Фо» всегда была горячей и острой. Мари вздохнула и закрыла глаза. Это было место, где она разрешала себе лечь на волны и покачиваться в море памяти как бумажный кораблик. В голове была цветастая лоскутная куча-мала из воспоминаний, обрывков слов и прикосновений, наскоро сшитая крупными и грубыми стежками. День ото дня в этих воспоминаниях отличались разительно. Казалось, что они вырваны из совершенно разных жизней ни капли друг на друга не походящих Мари, и не находится ровным счётом ничего единого в этих днях, которые почему-то теперь выстроились в существующей хронологии, и нынешняя она вынуждена проживать их именно в таком порядке. Но вдруг хронология покачнулась, падая к чертям, покачнулась таким простым и таким неожиданным сейчас для нее. — Сова? Мари зажмурилась. Фред. Никогда не могла бы перепутать их голоса. Даже друг с другом, не то, чтобы с чужими. Он все что-то говорил ей, сам себя перебивая, хватая ее руки, водя ими из стороны в сторону, кружа. Он все говорил и говорил – о своей жизни, о Хогвартсе, о их сегоднящнем праздновании в «Дырявом котле». Это все был для нее шум – ослепительный красивый шум, который просто нужен, чтобы заполнять пространство – чтобы не утонуть в пучине вращающегося, извивающегося вокруг них прошлого. Мари смотрела на Фреда невидящим взглядом – на Фреда, который … Который был все тем же за этими стеклами и ободками очков. Как будто они его и заморозили, оставили летать солнечным зайчиком по комнате. И казалось, что морщинки под глазами, растекающиеся по всему лицу, утратившие былую детскую топорщистость и пушистость волосы, щетина, переходящая в россыпь веснушек, и взрослое мужское тело – все это налипло на него за жизнь и стоит только хорошенько потереть под горячей водой его лицо как оттуда выступит знакомый ей Фред – дурашливый, несуразно стриженный и по подростковому худоватый, похожий на эльфа из сказок, который прячет вещи других людей, на самом деле очень умный и добрый. И он казался ей таким смешным, таким невероятным среди всей это взрослой суеты вроде аренды квартиры, проблем с отсутствием высшего образования и унылой работы клерка. Он был Питером Пэном, рыжим, взрослым и щетинистым, мальчиком, который отказался взрослеть. Когда мы были детьми, мы думали, что все вырастем такими Фредами. А теперь Мари понимала… она вдруг стала той самой взрослой, которая раздражается, что дети слишком много фантазируют да и вообще испачкали только постиранные белые гольфы – она теперь видела реальный мир и то, что ей нужно сделать. И понимала, чуть не воя, что не стала Фредом. Она стала Перси Уизли, и это было нормально. Пыталась сделать лучшее, из того, что могла, чтобы выжить, берегла свои границы в этой суматохе, и не чувствовала себя за это виноватой перед младшей-ней. Быть Перси Уизли оказалось - вполне нормально. Фред все еще сбивчиво что-то рассказывал, спрашивал, даже не получая ответа снова что-то рассказывал как вдруг… Мари аккуратно соскользнула с барного стула и, повесив на плечо какую-то потрепанную сумочку, явно намерилась направиться в сторону выхода — Мне завтра вставать на работу и… было приятно увидеться. . Фред тут же перегородил ей дорогу, пылко размахивая руками. — Нет! Нет, ты не можешь уйти! Не сейчас. Я нашел тебя, я так долго тебя искал… Ты наоборот должна сейчас развернуться и пойти со мной и…. Наша банда должна быть в сборе снова сегодня! Особенно сегодня! Ты только подумай, как все обрадуются, Джордж, Алисия тоже обязательно, и Ли Джордан. Мари вздохнула глубоко, будто и Фред и эта кафешка и весь мир вообще были для нее - не больше, чем какой-то мыльный пузырь, который забавно вертится, отдаляясь куда-то в небо… Вздохнула и подняла на него взгляд. Фред со всей силы наделся рассмотреть в нем что-то, что угодно – хоть ненависть, хоть обиду на него. Но глаза ее, хмурые перепелиные глаза, выражали только усталость. — Банда? Знаешь, что для меня эта компашка, Фред? Вот из кого она состоит – женатая пара, которая ждет третьего ребенка и которую я больше не увижу, мои школьные друзья, которые узнали, что я сквиб и теперь будут сочувственно смотреть этими своими сопереживающими глазами, а еще, конечно, парень, с которым я могла бы быть счастлива до конца своей жизни рядом с прекрасной волшебницей-женой, а теперь капитаном команды по квиддичу, мой любимой, черт возьми! И сквиб, который трудится в адвокатской конторе, пьет кислый кофе утром и копит деньги на подержаную машину и лечение отца. Кому в своем уме придет назвать эту группу людей бандой??? Фред взрывается – он понимает, это последний шанс. Пусть он ей не нужен, это ничего, это, черт, ничего! Сколько вещей она раньше таскала в своем рюкзаке просто потому что не решалась, забывала или просто ленилась выбросить. Почему он, Фред, не может быть хотя бы одной из таких вещей? — О… Ну и что теперь, Мари? Это все закончится? Наша дружба закончится? Я только нашел тебя, а ты хочешь снова уйти? Фред сжимается, словно в ожидании удара, жмурится так, что на обратной стороне век расцветают и в одно мгновение умирают неоновые цветы. У них кислый запах, металлический привкус, и трескучий, электрический звук, когда они распадаются ослепительными искрами. Она прикладывает свою прохладную почти стеклянную руку к его горячей щеке и Фред вспоминает ее свадьбу, щека будто плавится и растекается от ее прикосновений. Но Мари улыбается, Фред видит, ей тоже горько – как горчит хороший кофе, так и сейчас горчат ее слова. — Никогда не будет так, как раньше, Фредди. И не может быть. И … это не должно быть чем-то грустным. Так много прекрасного случилось и так много прекрасного сейчас происходит в нашей жизни. Мы должны быть благодарны за это. Но… то время, когда мы с вами зависали в квартирке над магазином, были молодыми и глупыми… Это кончилось. И мне нужно идти… Спокойной ночи, Фредди. Мари говорит тихо и печально, и это её тихо и печально внезапно остро резонирует у Фреда где-то на уровне диафрагмы, не давая ответить, давая только эхом повторить, смотря, как она, не оглядываясь, бежит в сторону выхода… — Спокойной ночи. *** Мари кутается в пальто. Нужно успокоить свой организм – посчитать, почитать про себя стихи, что там еще советуют… Завтра снова начнется ее самая обычная, магловская жизнь, в которой нет таких глупых случайных встреч из мыльных опер, нет Фреда Уизли, Джорджа и Алисии, нет Ли Джордана. В ней нет никого и ничего. Мари думает – в ее жизни нет им места, а про себя горько понимает, это ей нет место в их… Но тут из все еще светящегося уже несколько лет прошлогодними новогодними огоньками входа в китайский ресторанчик выбегает силуэт – не сразу Мари понимает, что это Фред. Она его и у бара не сразу узнала – белая идеальная рубашка, роговые очки… он выглядел бы очень солидно, если бы не так сумасшедше – оправа чуть покосилась, у рубашки не хватает пары пуговиц, а галстук с фирменным «ВВВ» перекрутился вокруг шеи. Фред кричит ей, машет, чуть ли не спотыкается в попытке ее догнать, хотя она и не идет вовсе. Стоит и хохочет, почему-то это так смешно, а Фред похож на анимированного персонажа, смешно перепрыгивает через лужи и пробирается сквозь дождь, пытается перекричать его холодные потоки и гудящие водосточные трубы. — Стой, Мари, ты должна знать, мне плевать на магию, слышишь? Мне плевать на все – на магию, на Энджи, на магазин! Просто приходи, просто вернись и поздравь меня с днем рождения!!! Мари думает, что никогда уже не забудет этот лихорадочный, припадочный крик, шальные глаза, горячный румянец щек. Она уверена, что Фред спятил, окончательно слетел с катушек, и винит в этом себя. Она кричит куда-то в пенящийся от дождя воздух. — Как-нибудь в другой раз, Фредди, как-нибудь в другой раз. Но он уже словил ее руку. — Я буду ждать. На крыше Биг Бена, слышишь? Хотя бы… Хотя бы как с тобой связаться. — Я приду. — Ничего не кончилось, я буду ждать и пока я буду ждать, ничего не кончится, как бы тебе этого не хотелось! Скажи сейчас нет и я пойду домой, я забуду все и буду с Анджелиной и буду жить в доме за городом, который она выбрала, буду… Мари с силой вырвала руку и хохоча, побежала через дорогу, а по асфальту вслед, словно сопровождая ее как стадо пастуха, текли послушные потоки воды, в низких местах достигавшие середины голени, превращая решетки стоков в бурлящие омуты. На середине проспекта, полного брызжущих водой автомобилей, Мари пришло в голову остановиться и крикнуть ему. — А ты ни капли не изменился, Фред Уизли!!! Фред ощутил как счастье растекается по нему как мед по кружке, когда они с Энджи готовили домашнее сливочное пиво. — Ты не сказала нет! Ты не сказала! Мимо снова пронеслась машина. Над ней вырос козырек воды. Фред торопливо закрыл рот и глаза. Остальное закрывать было уже бесполезно. Затем он запоздало кричал в сторону. —Я буду ждать!! И в ответ только машины подмигивали ему фарами, явно кокетливо воспринимая все на свой счет. *** Когда он вышел из китайского квартальчика, утро уже окончательно наступило. Город спешил жить. Ворчащие и невыспавшиеся подростки открывали двери крохотных семейных магазинчиков, в переулки как в реки ныряли хмурые старьевщики, похожие на воробьев, и мелкие торгаши рыбьими зубами и лягушачьей икрой, и исчезали из виду на день, а спешащие на работу служащие министерства поправляли свои колпаки, в надежде, что в этот раз они не потеряют их по пути в потоке утреннего ветра. На душе у Фреда было тухло, словно в стиральной машинке задохнулись забытые вещи. Он хмуро хлопнул дверью в Дырявый Колет, надо было забрать оставленную ночью мантию. На кабак уже бежала утренняя волна клиентов – продавцы из косого переулка, служители министерства, юные и праздно шатающиеся волшебнички. Все они как волна накатывали в маленькое помещение, слизывали с прилавков горячий драконий кофе в тыквенных стаканчиках «с собой» и снова откатывались обратно… Фред тут же заметил на вешалке свою брошенную фирменную фиолетовую мантию – она была похожа на опавшую и выброшенную на берег медузу. Надо было уходить, но он вдруг задержался… Эта пуффендуйка, Ханна кажется… Фред подошел к барной стойке, и, барабаня по ней пальцами, постарался спросить с максимальной незаинтересованностью у замеченной им девушки, наскоро убирающей волосы со лба. — Ханна, а ты вот говорила... Филч… Он ее дождется, как думаешь? Ханна тихо хихикнула – совсем по девичьи, как хихикуют школьницы на святочном балу, а не 30-летние официантки после ночной смены. — Ну… Фред, я думала ты и сам все понимаешь… — Нет, я не понимаю. — Оу… Ну то есть, я ведь это рассказала… знаешь, это же Филч и… Я не думала, что ты воспримешь это так серьезно. — А я вот воспринял, но это видимо не важно. Ладно, счастливо тебе, дырявый котел... То есть в дырявом котле. В это время дверь распахнулась и впустила в утреннюю духоту кабака потрепанного Невилла. Фред тут же кинул на барную стойку мешочек галеонов и , не удосужившись их пересчитать, наспех пробормотал "за все убытки" и, даже не попрощавшись с Ханной, аппарировал. Та всхлипнула и смела мешочек куда-то в сторону кассы, продолжая ронять сухие и горькие слезы вдруг выступившей так явно обиды. — Не дури, — поддержал ее Невилл, подходя вплотную и кладя свою руку на ее. — Это он идиот, — продолжил Невилл. — Он — дырявый котел, прогнивший, такой же, как и мы. — Но мы хотя бы не отрицаем этого, — глухо отозвалась Ханна. *** — Ну и где тебя черти носили??? Анджелина спикировала на него с порога, а Фред радостно ответил, целуя ее горячие обветренные губы и чувствуя, что очень благодарен ей за то, что она не переворачивает его сердце так, как могла бы перевернуть та оставшаяся среди дождя девушка. * * * Говорят, утром того же дня, выкинув очередной букет в мусорную корзину, Аргус Филч направился к выходу из Дырявого котла. В дверях он столкнулся с горбатой женщиной, весьма отталкивающей наружности. — Смотри, куда идешь, старая ведьма! — в сердцах выругался он и вышел на улицу дожидаться Ночного рыцаря. Она неуклюже повернулась и посмотрела Филчу вслед. Не то с тоской, не то с любовью. Но мало ли о чём болтают?