Понарошку

У нее настроение было дурацко-идиотское, хихикающее, подкрепленное коктейлями и косячком, и его надутым лицом. Обижался как мальчик весь вечер, что она, такая-сякая, не послушалась, напилась, смеялась, приставала, затащила его в номер, мало ли кто увидеть мог… Глазенки синие были, испуганные и возмущенные. Потом, правда, прошло, когда она оседлала его на кровати, целовала и стонала в потолок всякие пошлости. Он по ней соскучился, может быть не по ней, а по ее телу и их сексу, но и этому она была рада. Он заснул сразу, уставший после перелета, не выспавшийся. Ей было мало, но она его пожалела, дала поспать, а сама, заряженная до упора, бродила по номеру с бутылкой шампанского в руках, придумывая, чтоб такого сделать. Ее тянуло на глупости и сил не было с этим бороться. Смотрела на его обнаженную спину с гладкой, как у ребенка кожей, длинные ресницы, губу оттопыренную. Хотелось его растормошить и зацеловать как щенка, подразнить и довести до ручки. На полу валялись его одежда - джинсики серые, неизменные, кеды, футболка, толстовка. Синяя, конечно. Трусы в клеточку, умилительные. И ее роскошное платье, она сама сейчас щеголяла гордо в одном белье. Идея пришла в голову дурацкая, как ее настроение, но сдержаться уже было нельзя. Хихикая, собрала его вещи в комок и спрятала под ванну. Вернулась довольная, уселась на кровать и рывком сдернула с него простыню. Он приподнял взлохмаченную заспанную голову, оглянулся. - Ты чего? - Ты же просил разбудить через час. - Уже? Сел в кровати, потирая лицо, потянув на себя простынь одной рукой. Она не дала. - Стесняешься, что ли? – спросила с веселым вызовом, нагло уставившись на низ его живота. – Чего я там не видела. - Никак не протрезвеешь? – укоризненно спросил он, вставая с кровати. Потянулся всем гибким, стройным телом, она залюбовалась даже. Красивый он у нее, чистенький и эстетично-аккуратный. - Где мои вещи? Она замерла в восторге, закинула ногу на ногу в кресле, принялась рассматривать свой маникюр. - Софи! Я у тебя спрашиваю, где мои вещи? - Где ты их бросил, там и лежат, небось, - главное сохранять невозмутимый вид, чтобы не сразу догадался, что она вознамерилась его довести. Он обошел кровать, повел головой осматривая комнату. - И где я их бросил? Мы же здесь раздевались. - А я и не помню, я же пьяная и укуренная дура, как ты там говорил. Он остановился посреди комнаты, глаза сощурил. - Хватит дурить. Куда спрятала? А сам стоит голый, совершенно обнаженный, смертельно красивый, обиженно брови хмурит. - Не брала я, честно. Ты мне веришь? – глаза сделала проникновенные, большие, уставилась на него так, что он даже растерялся слегка. Но сама все тут же испортила, захохотала, поднимая коленки к груди. - Хватит! Отдай мне одежду. Она все хохочет, ей все смешно – и возмущенное, начавшее краснеть ирландское лицо, и его пах, с не менее возмущенным, как ей казалось, членом. Эйдан прошипел что-то явно ругательное, стащил с кровати простыню и обернулся ей, враз став похожим на римского вельможу. - Слушай, мне идти надо. Пожалуйста, хватит, отдай мои вещи. Он сдерживается еще, хочет пойти на мировую, надеется на ее адекватность, но вздыхает, наткнувшись на ее взгляд. Безудержный смех ее покинул, осталось теперь непреодолимое желание разозлить и подразнить. Она закусывает ноготок, хитро глядя на него. - Ну чего ты хочешь? Она качает головой. - Догадайся. - Слушай, у меня нет времени на твои игры. Мне надо в номер, я устал. Пожалуйста, Софи, перестань. У него такой умоляющий голос, что она почти сдается, но все таки успевает сдержаться. - Ой, даже не помню. Куда же я могла их деть, твои трусики… Она встает и прохаживается по комнате. - Может здесь? -максимально задрав задницу, наклоняется, заглядывая за тумбочку. - Или здесь? – плотоядно глядя на него, обходит сзади, задев его спину торчащими грудями в шелковых чашечках дорогущего бюстгальтера. - Нету нигде, Эйдан, - театрально разводит руки в стороны. – Беда-то какая… Хочешь, дам свои шортики? Добежать до номера хватит… - Твою мать!! – взрывается он. – Хватит, блядь! Софи, не зли меня! Он бегает по комнате, заглядывает в шкаф, отшвыривает кресло, открывает прикроватные тумбочки, путается в своей простыне, руки, ноги торчат оттуда, как у распеленатого младенчика. Она хохочет опять. - Дура пьяная! Я тебя прибью сейчас! Он злой-презлой, глаза горят, тонкие ноздри раздуваются, на шее вены видно, кулаки сжаты, костяшки белые. Красивый до невозможности. - Ну прибей, - говорит она облизывая губы, с придыханием. – Прямо сейчас прибей… - Я… тебе… - он задумывается, стиснув зубы, какое бы наказание ей придумать, но она знает, что ни черта он не придумает. А если и придумает, то не сделает. - Отдай мне одежду, быстро. - Неа. - Не беси меня. Отдай. - Не отдам. - Думаешь, мне не похуй? Я так уйду. Она фыркает. - Мне тем более похуй. - Блядь!! – почти рычит он. Глаза у него темнеют, и на секундочку ей становится не по себе, что-то очень мужское в них мелькает, непонятное ей. - Ай! – в следующую секунду кричит она и хохочет, бьет его по спине, потому что он рывком поднял ее с пола и тащит на кровать. На кровати она вывернулась, укусила больно, но он навалился сверху, зажал ей руки. Они боролись, пыхтели, вырывали друг у друга запястья, отдергивали головы от злых зубов, пока он, наконец, не скрутил ее в немыслимой позе – на боку, скрюченную, голову зажал своим бедром, руки намертво сцепил локтем. Переплелись как два осьминога, сразу и не разберёшь, где-чья конечность торчит. - Где одежда? – спрашивает он, чуть отдышавшись. Он сильный, сильнее ее, всегда удивлялась как у него из ниоткуда под кожей мышцы вылезали при любом напряжении. - Пусти! - Говори, тогда пущу. - Пустишь, тогда скажу. Левая рука у него оказалась свободной и последовал смачный и болезненный шлепок по ягодице. - Ой! - Говори. - Отвали! Он еще раз ударил, и еще, кожа загорелась. - Больно! - Где одежда? Ударил опять, сильно. Было правда больно, но задницу она подняла повыше, навстречу его ладони, потому что от этих шлепков и его влажной кожи, его тяжести и боли, которую он причинял, внизу живота стало горячеть и наливаться, становилось влажным. - Дура ненормальная, - прошептал он, сильно сминая ее покрасневшие, в полосках от пальцев, ягодицы. – Убью тебя когда-нибудь… Хватка ослабла, она повернулась, увидела его затуманенные глаза. Облизнула губы, опуская руки туда, куда больше всего хотела, наткнулась на горячую и упругую плоть. - Давай… отшлепай меня еще, папочка. - Сучка, – выдохнул он обреченно, грубо разводя ее ноги... Минут через двадцать, когда она, обессиленная, лежала на животе посреди кровати, а он тихо, извиняясь, целовал ей спину, плечи, измятые ягодицы, пробормотала через истому: - Под ванной. Под ванной твои чертовы вещи. Он проехался щетиной по пояснице, заставив ее вжаться в матрас. - Не делай так больше. Я ведь могу сорваться. - Ради этого и делаю, - хихикнула она, услышав как он вздохнул. Жалко его было, но оно того стоило.