Наследие Изначальных

      Утро ознаменовалось, кроме звонка Альтаки с вопросами, как настроение и успехи (очень удачно, что у терминала оказался разговорчивый и талантливый на враньё Лалья, как раз до глубокой ночи стряпавший отчёт с приемлемой для всех версией событий), пришествием Тулпеше, от Сайкея уже знающего, что дело завершено и пришельцы скоро улетают.       — Так радость! Я был ждать, наказать Хистордхан за его зло, я был обещать принести за это великая жертва в храм! Лучше гнать Хистордхан прочь от наш мир, но если Хистордхан идти жить с мёртвый — тоже хорошо, любить мёртвый — пусть жить с мёртвый, мы считать так! Я говорить с калбу Досвей, это главный в наша религия в Делкхаст. Он говорить, это хорошее решение. Пусть Хистордхан и его семья брать себе заклятая земля, он там, мы здесь, мы не ходить до его дом, он не ходить до наш дом, всем хорошо. Быть лучше, если он страдать за Шудвеке, но вы напугать, чтоб больше не делать скверна в наш город — тоже хорошо. Калбу Досвей говорить, так спасти много жизнь — спасти наш чистота, это больше!       Не одни только минбарцы не любят скандалы, хотелось сказать Дайенн Лалье, религиозные лидеры зендов тоже не прочь замять дело, не ссорясь с богатым иномирцем и при том не давая пастве поводов для возмущений. Дадут Хистордхану понять, чтоб отбыл с чады и домочадцы в приобретённые угодья поскорее и насовсем, чтоб духу его в Делкхасте не было хотя бы какое-то время — и всем хорошо!       — Поэтому я принести в храм дар не в честь наказание, а в честь порядок! И за то, чтоб вернуться твой брат, Альфаре.       Ого, вот это занятно. При таком знании языка, при таких обстоятельствах общения — хватило времени узнать о семейной трагедии Алвареса и проникнуться… Наверное, в его глазах это как-то сближает их.       — Мой брат не вернуть, такой закон, такая жизнь. Твой брат если живой — вернуть, это лучше, это правильно.       Да, наверное, это было б правильно, думала Дайенн, когда слои металла и пластика окончательно отделили их от атмосферы этого мира (а она не надышалась ещё запахами цветов и травы, не насладилась земной твердью под ногами, светом солнца, видит бог, мало этого было, слишком мало… но ради всех цветов всей этой планеты и этого самого супа из морепродуктов всё же немыслимо задержаться здесь ещё хоть на день…) — и не только потому, что это осушило бы слёзы несчастной матери, потерявшей единственного сына. Это многое должно б было перевернуть в самом Алваресе, смеющемся над верой в силу молитвы и милость высших сил, провозглашающем только один вид веры — в человеческое упорство…       — Тебе лучше бы в дороге поспать. Как твоя рана?       — Существенно лучше. Думаю, гораздо лучше потратить это время на то, чтоб перевести отчёт на окончательно официальный благозвучный язык, если не хотим, чтоб Альтака, отсмеявшись, выдал нам ещё какое-нибудь столь же идиотское задание. Лалья золотой парень, но категорически не способен понять, почему некоторым выражениям в отчёте не место.       — О да, — рассмеялась Дайенн, — да и строго говоря, он не обязан. Это наша задача.       — Которую мы трактуем как-то вольно… — Алварес поморщился, устраиваясь на платформе поудобнее, — нет, я могу понять нежелание упоминать о нашей ночной вылазке…       — Естественно, с учётом, что её инициатором был ты. Или ты считаешь, что можно умолчать об этом, но раскрыть существование лумати?       — Но ты ведь не возражала, когда Раймона Зирхена я убеждал не скрываться?       — Ну хотя бы потому, что Раймону Зирхену есть куда надеяться вернуться…       Лалья с Сайкеем в соседней каюте смотрели запись зендского состязания по сплаву по горным рекам — Сайкей, пока валялся в номере, посмотрел несколько, проникся, теперь просвещал товарища. Вроде бы, звукоизоляция должна быть хорошей, и правда, голос комментатора доносился изредка, видимо, на наиболее острых моментах, но громкие эмоциональные комментарии двух дрази слышно было прекрасно.       — А вот это не факт. Он покинул свой мир до последней великой войны — кто сказал, что эта его Атла тоже не была уничтожена Тенями или ворлонцами, так и не открытая никем из миров Альянса? Разве Изначальные предоставляли нам полный список уничтоженных ими миров? Но пока мы не знаем этого точно — мы по умолчанию должны считать, что стоим перед первым контактом. Кроме того, для поисков его сына…       — А, вот оно что. Алварес, тебе не кажется, что ты воспринимаешь его историю как свою собственную? И ты действительно не видишь в этом ничего ненормального?       — Истории миллионов живых существ во вселенной отличаются нюансами, Дайенн, ты должна бы это понимать. Нет никакого уникального совпадения в исчезновении двух мальчиков одного возраста. Открой сводки, тысячи существ любой расы, возраста и пола исчезают ежегодно, и куда меньше — находятся… Ты считаешь, что молчание будет защитой тому, кто отличается от всех, я же думаю наоборот — молчание убивает. Ранни не говорили о себе — и Лорана Зирхена это не защитило.       Это должно быть тяжелее, думала Дайенн. Несомненно, тяжелее. Быть может, Хистордхан до сих пор не оплакал своих дочерей, не смирился с их смертью — но он по крайней мере знает их судьбу, знает, что они покинули этот мир навсегда. Каковы шансы, что Элайя Александер, при его болезни, до сих пор жив? Каковы шансы, что Лорана Зирхена не убили просто за то, кто он есть? Эти шансы невелики. Но тот, кто помнит и любит, будет цепляться за эти невеликие шансы, за эту зыбкую вероятность — обдираясь в кровь, снова и снова цепляться.       — Я понимаю, о чём ты говоришь, действительно понимаю. Но не знаю, понимаешь ли ты — страх, которому годы и у которого есть всё-таки какие-то основания, не преодолевается за пять минут.       — Я это знаю, Дайенн, представь себе. Понял это ещё давно, в 11 лет, когда уговаривал Элайю пойти в школу…       2291 год, Советская Корианна       В комнате Элайи всегда царил голубой полумрак. Яркий свет врачи называли очень нежелательным, но и в темноте ребёнок сидеть не может, поэтому Офелия вешала довольно плотную голубую тюль, и получалось вполне приемлемо. В голубых тонах было оформлено, соответственно, всё, кроме деревянных элементов мебели — голубые в сиреневый цветок обои, голубое с золотой вышивкой покрывало на кровати, голубой с синим узором ковёр на полу — такой толстый и мягкий, что Вадим назвал бы его скорее одеялом. Чистить его было целой проблемой, но он был необходим, чтоб предохранять падающего в обмороки Элайю от травм. Элайя мрачно шутил, что стоило б тогда обить и стены чем-то таким же мягким. Сейчас хозяин комнаты в возбуждении, смешанном из тревоги и радости, метался по комнате, показывая Вадиму то и это.       — Ты думаешь, я не буду смотреться в этом смешно? — он с некоторым благоговением трогал эмблему на рукаве школьной формы, виднеющейся в недрах распахнутого одёжного шкафа, — ну, на взгляд корианцев?       — Если будешь, то вместе со мной, у меня ведь такая же. У всех такие же. И вообще она по происхождению земная, только здесь одна для девочек и мальчиков, потому что брючный костюм — это удобнее. Ты её мерил? Она тебе по размеру?       Элайя закрыл шкаф — в зеркале, прикрепленном на одну из его дверок, отразилось бледное лицо с длинным носом и большим, нервным ртом, мальчик скривился и отвернулся.       — Да, мерил. Как же мамы могли такой важный момент упустить? Я перед ними час, наверное, дефилировал — с ранцем, без ранца… Вот, смотри, — он вытащил из шкафа новенький синий ранец с картинкой очень стилизованного, мультяшного космоса, — очень боюсь что-нибудь забыть, хотя вроде бы, вещей нужно всего ничего… Три тетрадки, дневник… пенал с карандашами — завтра рисование… — на столешницу выкатились один за другим глянцево сверкающие карандаши, — перо, конечно… Чернильницу, сказали, не надо брать, там выдают. Боюсь, я не смогу писать этим быстро. Мало тренировался.       — Ну, может быть, тебе разрешат писать обычной ручкой, если будешь не успевать? Но тренироваться, конечно, всё равно надо.       — Да… Врачи ругались на мам, что я мало пишу пером. Говорят, что это очень полезно для мозга. Мама Виргиния в этом, правда, сомневается, и говорит, что это бредовый пережиток, достойный центавриан, а мама Офелия боится, что я могу пораниться пером. Как будто я не могу пораниться чем угодно… Вадим! Ты не обиделся насчёт центавриан?       — Не, всё нормально. Это же слова тёти Виргинии, а не твои. Тем более моя мама с ними как раз согласилась бы.       Элайя неловко улыбнулся и принялся по одному складывать карандаши в пенал.       — И на корианском я говорю плохо… Мама Офелия занималась со мной, но она сама знает его плоховато, ведь общается в основном с теми, кто знает земной. А у мамы Виргинии редко есть время.       — Ничего, вместе выучим! Давай сейчас повторим нужные фразы? Тебе будет спокойнее.       Элайя задумчиво перекатывал в пальцах фиолетовый карандаш.       — Хорошо тебе, Вадим. Ты с рождения разные языки учил. Даже дилгарский! А он сложный?       — Да. Корианский легче, не сомневайся.       — Ну, давай попробуем.       — «Добрый день»?       Элайя повторил на корианском. Приветственные и прощальные фразы никаких проблем у него не вызывали — с приходящими врачами и местными коллегами Виргиния здоровалась на их языке, за 11 лет запомнил бы любой.       — Учительница сама представит тебя классу. Но если тебе понадобится сказать «Меня зовут Элайя Александер, мне 11 лет», как ты это скажешь? …ну вот, почти правильно.       — Почти? — разновеликие зрачки мальчика дрогнули.       — Падеж спутал. Там «тти» на конце, это как бы «со мной прошло столько-то лет». Но тебя всё равно поняли бы, это мелочи! Теперь спроси «Можно выйти?»… Правильно. «Как пройти в столовую?» …вряд ли тебе придётся блуждать по школе самостоятельно, куда класс, туда и ты, но на всякий случай. Ну, слова вроде «спасибо» и «пожалуйста» ты тоже знаешь… Вот, если будешь не успевать записывать — как ты попросишь «Повторите помедленнее»?       — Даже если повторят, — лицо Элайи стало совершенно унылым, — я всё равно пойму хорошо если половину. Когда доктор Гери говорит с мамой Виргинией, я только отдельные слова понимаю.       — С докторами это вообще нормально, они говорят кучу непонятных нормальным людям слов. Но если ты не будешь проводить дни среди тех, кто говорит на корианском, ты никогда его знать не будешь. Ведь те, кто сюда приходят, понимая, что тебе сложно, будут говорить с тобой на земном. Мы ведь с тобой за лето много прошли, ты книгу для чтения 2 класса читал почти без словаря. Да, читать это не так сложно, на слух сложнее… Просто не волнуйся, всё у тебя получится. Ну, теперь скажи, к примеру — «У меня закончились чернила».       — Пов… то… рите по… мед… лен… нее, — проговорил Элайя на корианском.       — Эй, нет, это совсем не то!       — Пов… то… рите… — окончание фразы было уже на земном. Превозмогая накатывающий ужас, Вадим шагнул к брату. Неужели…       — Элайя! Элайя, ты меня слышишь?       — Надо таблетку… выпить, — выдавил Элайя по слогам, чередуя слоги с судорожными, тяжёлыми вздохами.       Вадим понял это и сам. Он видел такой приступ до сих пор два раза, но хорошо понял, что чем скорее брат примет лекарство — тем быстрее это закончится, тем менее мучительным будет. Если только не слишком поздно. Когда это началось? Когда Элайя так пристально и жадно смотрел в его лицо, потому что ему стало труднее понимать то, что говорит Вадим, хотя говорил он на земном, надо было понять это в тот момент… Или ещё раньше, когда Элайя так старательно собирал карандаши в пенал, укладывал пенал в портфель — ведь и эти действия вызывали у него всё больше трудностей… Вадим схватил с полки флакон с лекарствами и вложил в протянутую ладонь.       — Вот, выпей! О чёрт, ты не понимаешь меня…       А если ему свело судорогой челюсти — получится ли впихнуть таблетки? В такой ситуации, тётя Виргиния говорила, лучше принять две…       А в следующую минуту какая-то сила отбросила Вадима к стене, а в центре флакона словно произошёл мини-взрыв — белые диски таблеток разлетелись, как маленькие пули, впившись в стены и дерево шкафа и ученического уголка. Несколько ударились в зеркало — но зеркало, с учётом всего печального опыта, было из небьющегося стекла. Вадим подавил панику и решился посмотреть на брата — вокруг его так и застывшей с вытянутой рукой фигуры начинал закручиваться маленький ураган из поднятых телекинезом вещей — тапочки, висевшая до этого на спинке кресла футболка, несколько книжек… Что делать? Ещё немного — и к нему сложно будет подобраться. А дома, как назло — никого. Дядя Дэвид в саду, можно высунуться в окно и крикнуть… но он, скорее всего, с противоположной стороны, ведь он собирался заниматься подготовкой грядок для зимних цветов. Выбежать в дверь — это надо пересечь комнату… Офелия и Виргиния много раз говорили, что Вадиму нереально повезло с этим врождённым блоком — даже будь он нормалом, ему сейчас пришлось бы куда как более худо… Но от телекинетического тумака он никак не застрахован, летящей на околосветовой скорости подушкой тоже вполне можно убить. Вадим поднял две таблетки, упавшие как раз возле него. Стоят немало, а сколько их было уничтожено во время таких приступов — ведь Элайе ничего не стоит распылить её на атомы… В таких случаях лучше уколы, а они в комнате у Офелии с Виргинией, да и он не сможет, не умеет… Он прижался боком к широкой ножке стола и принялся прикидывать безопасный маршрут. Если подобраться ползком, сбить Элайю с ног и запихнуть эти таблетки ему в рот… Пусть даже зубы сжаты — слюна растворит их, и понемногу… В стену рядом врезалась книжка, Вадим зажмурился. Элайя сейчас неподвижен и нем, как статуя, и невозможно представить, что сейчас происходит в его голове. И, говорит тётя Виргиния, лучше не надо…       Карусель из предметов резко остановилась и опала на пол. Вадим открыл глаза. На пороге стоял дядя Дэвид, в заляпанном землёй мастерском комбинезоне, и пристально, неотрывно, смотрел на Элайю. Как ни рад был Вадим, что в доме появился кто-то взрослый — сейчас ему хотелось заорать, чтоб дядя Дэвид закрыл дверь с той стороны, что если следующая книжка прилетит ему в голову — дядя Диус им этого не простит… Но крик застрял в горле, а дядя Дэвид шагнул через порог. Отмер Вадим только в тот момент, когда ладонь полуминбарца легла на лоб Элайи и мальчик с тихим стоном повалился на пол.       — Где в комнате матерей лекарства, знаешь? Один шприц. Давай.       Ног Вадим не чувствовал. Да и рук, честно говоря, почти тоже. Он только в этот момент осознал, как же он испугался. Ничего не бывает страшнее, чем понимание, что твой брат, который действительно тебя любит (Виргиния и Офелия много раз говорили это), в этот момент не контролирует себя и может тебя убить. Или убить кого-то другого из близких… И ты ничего не можешь сделать. Ты будешь смотреть и тонуть в своей беспомощности, в отчаянье и страхе…       Вдвоём они уложили полубессознательного Элайю на кровать — из-под его прикрытых глаз на судорожно стиснутую подушку катились слёзы.       — Ему больно?       — Уже нет, лекарство обладает анальгезирующим действием.       — Вадим… Дядя Дэвид…       — Тише, тише, спи. Всё хорошо, всё прошло, мы рядом, мы не оставим тебя…       Пальцы Элайи вцепились в руку Дэвида — аж посинели.       — Не уходите… Господи! Услышь молитву мою, и вопль мой да придёт к тебе. Не скрывай лица твоего от меня, в день скорби моей приклони ко мне ухо твоё, в день, когда воззову к тебе, скоро услышь меня. Ибо исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обожжены, как головня…*       По возвращении Виргинии и Офелии состоялся, конечно, непростой семейный разговор.       — Он переволновался из-за предстоящего, это ясно. Все эти мысли — как его примут в школе, как он справится… Теперь он, наверное, даже слышать о школе не хочет — ведь такое может случиться с ним и там.       Кто б там что ни говорил, что детям не представить, да и слава богу, того, что происходит иногда в голове взрослых, Вадим — представлял. В немалой степени благодаря Элайе, который, в силу своего дара, знал не только то, чем с ним хотели поделиться. Но и то, что от него скрывали всеми силами. Он не раз говорил с тихой горечью, что кроме страха за его жизнь, его будущее мама испытывает чувство глубокой, жгучей вины за то, что у неё такой ребёнок, что она подвергает постоянному риску всякого, кто имеет с ними дело. Она любит Элайю, она жизни не пожалеет для его блага, да, и она делает всё, чтоб ничего об этих её чувствах не вырвалось из её уст тогда, когда хотя бы теоретически он может услышать. Но много ли можно скрыть от настолько сильного телепата?       — Ну, что скажешь? — неожиданно обратилась Виргиния к Вадиму.       В первое мгновение он, конечно, растерялся. Всё это время, пока Дэвид излагал матерям Элайи и своему мужу произошедшее, он сидел ни жив ни мёртв, ожидая, что гнев тёть обрушится на него — это ведь он громче всех настаивал, что брату нужно переходить с домашнего обучения на обычное. И мама, когда узнает, наверняка тоже много выскажет на тему некоторых переумничавших умников, не понимающих, что с врождённой болезнью невозможно не считаться.       — Я… да, понимаю, что он боится. Но ведь он так ВСЕГДА будет бояться! Ему нужно в школу. Страх нужно преодолевать. Только если он будет ходить в школу, он перестанет однажды бояться выйти в мир. Он же не может всю жизнь прожить в своей комнате, ему всё равно придётся выходить… Вы ведь тоже понимаете это. Просто нужно быть внимательным, предупредить всех учителей… Они поймут, я уверен. И если он перестанет бояться, если будет знать, что в случае приступа ему помогут, что не возненавидят его — и приступов будет меньше.       Взрослые переглянулись.       — А парень с характером, — присвистнул дядя Диус, — да ещё каким.       — Самое паршивое, что он прав, — вздохнула Виргиния, — мы не бессмертны, как ни крути, мальца всё равно надо… прости господи… интегрировать в общество. А какие варианты? Здесь нет таких лечебниц, чтоб даже теоретически рассматривать то, что рассматривать тут никто не хочет. Он, конечно, не сидит на шее корианского общества, мы, слава богу, сами с деньгами, но жить затворником я и врагу не пожелаю, не то чтоб своему сыну.       Офелия зябко обхватила плечи.       — Я столько думала — как жил Алан, какую боль испытывала Кэролин всю его жизнь… Вот теперь знаю.       — Тётя Офелия… Но теперь ведь не те времена, и мы не на Земле. От этого обязательно найдут средство. Столько докторов беспокоятся об Элайе…       — Спасибо, дитя, на добром слове, но мне бы твой оптимизм.       — Офелия, — Дэвид мягко коснулся её руки, — здесь всем страшно от одной мысли, что с Элайей может случиться такое в школе, и никого из нас не будет рядом. Но Вадим прав, страх нужно преодолевать, иного пути нет. Если сейчас мы решим, что не можем позволить эту действительно рискованную авантюру — ему не будет легче. Поверьте, я знаю это. Да, он согласится, что так правильно — не подвергать опасности учителей и одноклассников, не вызывать к себе ужас и ненависть… Но сам себя бояться и ненавидеть он будет только сильнее, а значит — и болезнь будет иметь над ним всё большую власть. Как ни трудно это принять, ему как воздух необходим этот шанс.       — Ребята, тут такая новость… Нас приглашает Брикарнское отделение.       — Что значит — приглашает? — Вадим оторвался от очередного перечитывания записей Дайенн и воззрился на Вито удивлённо.       — Для обмена опытом. Ну, или заимствования нашего… Хотят показать вам то, что не оставит вас равнодушными. В общем-то, уже сейчас посмотреть можете, они фотографии прислали… Шлилвьи, врубай почту.       На экране сперва развернулся общий вид окрестностей Брикарна — сектора лумати. С тех пор, как в 2261 году мир лумати был взорван Тенями, в секторе царил тот же хаос из астероидов, что и в секторах Аид и За’Ха’Дум, и соответственно, это место так же было облюбовано пиратами, чьи небольшие, шустрые корабли успешно лавировали между обломками, огибая Брикарн по дуге и беся штат отделения невозможностью накрыть их разом все. Время от времени, конечно, корабли удавалось задерживать, но арестованные, все как один, божились, что в деле первый раз, в сектор забрели случайно, спутав гиперпространственные маяки, а летели совсем не сюда, и координаты базы всё никак не удавалось получить. Маяк гиперпространственных ворот, находившихся близ орбиты Меллифры и, по слухам, почему-то не взорванных Тенями, был повреждён и ворота открывались только по секретному коду, известному только пиратам, а своим ходом, через обычное пространство, пробраться в сектор не удавалось — смельчаки, не убившиеся сами об многочисленные обломки, гибли в пиратских засадах. Наконец, захватив во время очередного рейда транспортник с крупной партией вывезенного с того, что осталось от Лумата, оружия (немало подивившись масштабу, потому что были уверены, что расхищено давно всё), из одного из «чёрных копателей», молодого и сильно психовавшего из-за близящейся наркотической ломки, код выбить сумели… Планировали масштабный захват, а потом случайно перехватили в гиперпространстве пиратский корабль-разведчик…       — Разведчик?       — Да. Брикарнские тоже заметили, что в Лумате что-то притихли, ни одного корабля ни туда, ни обратно, но полагали, что произошла утечка, и они там готовятся к встрече… А оказалось, братики-пиратики на хуррских и гроумских базах тоже обеспокоились, что от коллег что-то долго нет ответа, а им как раз крупную партию рабов, обещанных на луматские раскопки, куда-то уже девать надо было. В общем, рейд таки совершили, на день раньше, чем планировали… Опасались, что ещё не все нужные силы подошли… Но и те, что успели, не понадобились. В секторе было, в общей сложности, пять крупных и семь мелких пиратских баз. Больше не осталось ни одной. Четыре просто сожжены, эксперты сейчас копаются в обгорелых остовах, но что-то найти там, по правде, мало надежды. Похожая картина, что и на Тенотке была, и у кулани, как знаю, кое-где… Два астероида, в которых были мелкие нычки, разнесены в пыль, только от тех говорунов, которых тогда задержали с луматским оружием, и узнали, что они вообще были. На остальных — погром, куча трупов, ни оружия, ни денег, ни одного целого компьютера… Но это лирика. Теперь главная база, известная некогда как Островок — ну да, романтическое название… Теперь, правда, величают — Мёртвый островок…       Махавир посмотрел на экран и застонал. Та же груда синюшных, обескровленных тел. Та же кровавая надпись на стене. Та же композиция на потолке.       — Вижу, неизвестный художник запал вам в душу. Он тут, кстати, приготовил вам кое-что новенькое…       Слайд сменился — на экране возникло изображение другой стены, до этого не попавшей в объектив. Стену украшал прибитый, аналогичным образом, как граждане на потолке, труп с распоротой грудной клеткой. Вокруг трупа на стене размашисто и старательно, тем же материалом, что надпись, были нарисованы раскинутые крылья.       — Впечатляет, — икнул Махавир.       — Вот и брикарнские коллеги так же сказали. Они за свою практику всякое видели, но такое — пока нет… А вы вот, как они узнали, видели. Вот и приглашают вас посмотреть воочию. Они пока там ничего не трогали, всё равно температура там не сильно отличается от морга… В общем, готовьтесь, золотые мои, завтра вылетаете. Двое от вас, двое от контрабанды, двое от наркотиков. Ударную группу не более стандартной комплектации — во-первых, там своих до чёрта, во-вторых — трупы обещали не сопротивляться. То есть, конечно, в этот раз имеется даже один выживший…       — Что-о? — подскочил Вадим.       — А вы, офицер Алварес, не пойму, чего возбудились? — вздёрнул красиво очерченную бровь Вито, — я это, конечно, для всех рассказываю, потому что я не жадный, но паковать носки с трусами предстоит офицеру Сингху, ваша пара от расследования, если не забыли, отстранена.       — Синкара! Тебе этот факт, смотрю, доставляет личную радость?       — Но-но, — Вито мгновенно юркнул за пластиковую перегородку от сразу двух двинувшихся на него «убойников», — вам остро не хватало ещё каких-то дисциплинарных мер? Так выберите, каких — передам господину Альтаке, всё устроим и без порчи моего лица.       — Сдался ты… — остальное, видимо, было на корианском и не очень печатным.       — Как я и думал, с возражениями закончили. Но возможно, господин Альтака допустит кого-то из вас к допросу выжившей… Толку в этом, правда, не больно много — до вас пытались. Сейчас она на Брикарне, но можно распорядиться доставить сюда, не проблема — был бы смысл, — Вито, снова изящно изогнувшись над столом Махавира, кликнул на приложенное видео, — и картинка не отражает всей прелести ситуации.       На экране появилась панорама комнаты — тюремной камеры, судя по всему, но скудная обстановка была дополнена некоторым количеством медицинского оборудования. На койке сидела женщина, уже переодетая в госпитальный балахон. Обритый наголо череп опоясывала косая повязка, закрывающая правый глаз.       — Глаз отсутствует, да. Остался на базе, так сказать… судя по всему, его просто вырвали.       Губы женщины и пальцы лежащих на коленях рук непрестанно шевелились, уцелевший глаз смотрел куда-то в сторону, словно на невидимого ни для кого собеседника.       — Абсолютно невменяема. По-видимому, считают медики Брикарна, ментальная травма. Вкупе с физической, с нехилым болевым шоком, превратили бабу в натуральное растение. До сих пор от неё хорошо если пары слов добились, она где-то глубоко в своём мире…       — Она кто — центаврианка? Личность установить не удалось?       — Личность установили, — хмыкнул Вито, — личность знаменитая, кстати. Пальчики её в нашей базе уже лет десять есть, унаследовали с архивами разом Центавра, Земли и Бракирийской Синдикратии, а вот саму и не надеялись встретить когда-нибудь… Аделай Нара, уроженка Примы Центавра, воровка, карточный шулер, хакер. Могу поднять десяток дел, где она косвенно фигурировала. Наследила много где, но неуловима, как призрак… была.       Сингх и Ситар переглянулись с вытаращенными глазами, и даже Талгайды-Суум повернулся в сторону закутка убойников — с потрясённым, наверное, всё-таки выражением лица.       — Нара? Эта? Ого… Нет, я не удивлён, компания там была вообще цветистая… Хотя что её занесло в эти края… И почему её не убили с остальными?       — Не поднялась рука на женщину?       Начконтрабанды хмыкнул самым скептическим тоном.       — Женщины среди трупов тоже были. Хотя, чаще всего это трудно назвать женщиной… Видимо, ещё один метод устрашения…       За себя Дайенн не могла сказать, что имя этой Нары произвело на неё такое же впечатление, как на коллег, хотя она его определённо слышала. Слушая краем уха обсуждения коллег, понимала, что не могла не слышать. Но гораздо больше её сейчас занимал вопрос, как этой женщине удалось спастись. Спряталась, притворилась мёртвой, потеряла сознание? Могло ли это обмануть сильного телепата, прежде не оставлявшего выживших? Те пленники на Яришшо не в счёт, он не почувствовал их сквозь толстую переборку… А если б почувствовал? То что — убрал, как свидетелей? Мог ли он всё же почувствовать их — и оставить именно в расчёте, что их найдут и освободят? Мог ли у него быть настолько смелый и дерзкий расчёт? Наверное, здесь можно предполагать уже что угодно. Если он по-хозяйски входит на тайные пиратские базы и делает там всё, что считает нужным — далеко ли до предположения, что и прибытие полиции, и скорость её прибытия в его расчёты входят? Что там говорит Альтака про болтливость силовиков и ремонтников… Что там, болтливость Сингха стоила им жизни Гароди — впрочем, нет, тут даже Альтака всерьёз не думает так, Маниша Каури привезла эти проклятые ничилины с собой, значит, точно знала, что Гароди здесь, скорее у Махавира она надеялась выведать что-то ещё полезное… Интересно, приходит ли этой женщине в голову, что в камере она в куда большей безопасности, чем на свободе? Должно бы, наверное, придти. Как знать, не попадись она тогда — не лежал ли бы сейчас её обескровленный труп в груде таких же на этих фотографиях? Или не сидела б она сейчас такая вот искалеченная и беспомощная, как дерзкая и неуловимая когда-то Аделай Нара? Спастись — это, наверное, всё же не самое удачное было слово…       — Ну дела… — пробормотал Сайта, когда дверь за Вито закрылась, — вот это отлично вы, получается, скатались на Зендамор — эти словно того и ждали… Чего всё-таки Альтака темнит, что за бред с этим отстранением?       — География, смотрю, у этих ментально и зубасто одарённых ширится…       — Видимо, окончательно возомнили себя санитарами галактики.       Сингх подпёр руками щёки, сделав выражение лица крайне унылым.       — Ну, с рейда на Яришшо прошло десять дней, а точную дату этой бойни, как понимаю, ещё устанавливают, это не самая простая задача… Не то чтоб было очень уж сложно, отоспавшись после Яришшо, добраться до сектора лумати, устроить там очередной мастер-класс по истреблению пиратов как класса и неспешно полететь куда там им надо дальше по своим делам… Но да, размах впечатляет. Я на всякий случай буду готовиться, что и от других отделений что-то такое может прилететь… Интересно, и что означает вот это последнее… художество? Вадим, это ты у нас по этой части голова, что скажешь?       Вадим продолжал хмуро разглядывать слайды.       — Чтоб вам тоже что-то определять по нечётким фотографиям. Но совершенно точно, это отдельное, «особенное» убийство свидетельствует… о чём-то важном для него…       — Для него?       — Для идейного автора-вдохновителя, видимо.       — Да. Это говорит о том, что он получил… некое откровение… И желает возвестить об этом нам…       — Это же… вроде как, фигуру ангела изображает? — подал голос Талгайды-Суум, на монитор которого тоже были выведены брикарнские слайды, — но, насколько я читал земную мифологию, ангелы — добрые светлые создания, сравнение с ангелом ну никак не к лицу пирату-работорговцу.       Вадим посмотрел в его сторону кисло — благодаря некоторым моментам своего детства он знал об ангелах несколько больше, чем хотел, ещё до курса религиоведенья в институте.       — Ну, не совсем верно, это обывательское представление об ангелах как о прелестных созданиях с золотыми крылышками, несущих всем добро. Изначально ангел — это вестник… А весть может быть и хорошей, и дурной.       — В индийской мифологии тоже есть крылатые существа, — проговорил Махавир, — например, гандхарвы. Но гандхарвы сюда уж точно никак не прирастают…       — Что-то во всём этом деле стало уж очень много мифологии, — фыркнула Дайенн, — немного нервирует меня эта страсть некоторых преступников к эксплуатации религиозных образов.       Говоря «немного», она несколько покривила душой. Но дело даже не в том, что неуместен этот внутренний ропот, когда речь идёт не о твоей религии, дело в том, что слишком часто она в этих размышлениях оглядывается на Алвареса. А Алваресу об этом знать точно вредно, алит Соук не ставил перед ней, и думается, не поставил бы, задачи обращать корианского коллегу на путь истинный. И если он усматривает в каждом кровавом-бескровном эпизоде новое доказательство того, что религия зло как явление жизни — что ж, её дело просто пересказать это своему старейшине.       — Дайенн, чего ты хочешь, преступник, судя по всему, клинический сумасшедший.       — На Минбаре понимается так, что любой, кто совершил умышленное убийство, нездоров психически, но то на Минбаре… Я, конечно, читала очерки по клинической психологии и судебной психиатрии землян, но мне всё равно слишком сложно понять, как можно считать себя… особо избранным богом или что-то вроде этого… и при этом убивать людей.       Валена ради, почему все тут настолько непоколебимо убеждены, что эта религиозная подоплёка существует? Потому что это слова Алвареса? А не может ли быть так, что преступник как раз атеист, что он таким образом глумится над чуждыми ему религиозными символами? Этого Дайенн не озвучила, потому что, действительно, не знала, может ли. Соблазнительна такая мысль, но с соблазнами следует быть осторожным.       — Думаю, кто это сумел понять — того тоже того, можно заворачивать, — пробормотал Махавир, — ну вот как поймаем этого художника, так и спросим, кем он себя считает, богом или дьяволом, и как в его голове появилась такая интересная мысль.       Вадим закусил губу, снова перелистывая кадры.       — По-видимому богом, судя по использованию ворлонской символики… Интересное дело… в мифологии ранни, как я тут заметил, есть намёки на то, что их мир посещали Тени. Причём не только тысячу лет назад, во время предыдущей вспышки активности Изначальных, но и многим раньше, на протяжении многих тысяч лет. А вот ворлонцы этот мир, похоже, не посещали вовсе… И телепатов в этом мире нет вообще. И никогда не было. Раймон говорил, он был потрясён, когда попал в мир, где известно такое явление, как мыслеречь…       Спокойствие, только спокойствие. Сколько раз она говорила Алваресу, что по показаниям одного представителя судить о целом мире мягко говоря глупо? Последний раз не далее как вчера. Где-то Алварес, значит, способен быть скептиком, ещё каким скептиком, и именно здесь ему это качество отказывает! Почему? Потому что проникся историей о потерянном ребёнке. Да, у каждого есть слабые места, но Алварес, как психолог, по идее должен о своих слабых местах знать и не позволять их использовать!       — Есть и другие миры, где нет или очень мало телепатов, видимо, генетический материал ранни ворлонцам просто не подошёл…       — Чего это не подошёл, если они генетически ещё ближе к землянам, чем центавриане? — обиделся за ранни Талгайды-Суум, — сама ведь говорила!       Сама говорила, да. Что показал клеточный анализ, то и говорила. Реннар разводил руками и показывал фотографии с выделенными цветом сегментами хромосом, Раймон тоже разводил руками и пересказывал те результаты анализов древних останков, о которых он знал. Несколько сложно теперь упирать на то, что Раймон в своём мире профессором истории не был. Профессором истории не был, да. Но ветеринары Атлы, так же, как в любом другом мире, общемедицинские науки изучали.       — …И земляне, как помнишь, тоже долгое время не верили в телепатию и считали её мифом.       Ну, уж этот аргумент на Алвареса точно не произвёл впечатления.       — Интересно отличие в восприятии Теней народом ранни от всех рас, у которых вообще есть такие мифы. Ранни не называют Теней ни Древним Злом, ни Изначальным Врагом, а воспринимают… ну, не как добрых приятелей, конечно, но как некий неизбежный фактор их жизни. Образно можно сказать, что это мир, где совсем никогда не было бога, где знали только дьявола. Мне это напомнило одну народность на Земле, которую считали дьяволопоклонниками, потому что они поклонялись первому из падших ангелов… Правда, считали всё же ошибочно, в силу поверхностных представлений, потому что между Таус-Мелеком и христианским дьяволом, каким его образ наиболее широко вошёл в представления землян, ни в коей мере нельзя ставить знак равенства, там никаких этих рогов-копыт, кровавых жертвоприношений и пентаграмм… Ангелов неверно и однобоко считать младенцами с золотыми крылышками, парящими вокруг рождественских ёлок, а дьявола – рогатым любителем кровавых оргий. Ангел – это вестник, а дьявол – обвинитель или искуситель… а также князь мира сего, и вполне по заслугам – ведь благодаря его искушениям мир обрёл развитие, тот вид, который нам всем знаком.       — Так, Алварес, если ты хотел, чтобы у меня голова пошла кругом — ты своего добился! Пошла-ка я, пока психика цела…       — Понимаешь, Дайенн, я готов предположить, исходя из всего того, что я услышал и что прочитал из ваших бесед… из того, что в этом мире известна Изначальная Тьма, но не известен Изначальный Свет… Что мир ранни находится где-то поблизости от За’Ха’Дума. Возможно, в секторе Аид или немногим дальше… Ведь эти сектора до сих пор плохо изучены.       Глубокий вдох…       — Алварес, в окрестностях За’Ха’Дума нет живых миров. Тени уничтожили всех ближайших соседей много тысяч лет назад. А кого не уничтожили — из тех сделали что-то подобное дракхам и зенерам. Кандар, на орбите которого мы находимся, Ктарра, Тенотк — всё это мёртвые миры.       — Да, я знаю. Но видимо, всё же Тени уничтожили не всех. Может быть, в ранни они не усмотрели угрозы, а может быть… даже сочли их полезными. Может быть, их ожидала та же судьба, что зенеров и дракхов? Может быть, Тени как раз… охраняли и пестовали этот мир, и заодно надёжно защищали его от обнаружения другими расами?       Дайенн оперлась кулаками о столешницу.       — Алварес, ты все эти выводы сделал только на основании пересказа мифологии одним-единственным ранни?       — Не только. Посмотри сама, их физиология… они нечувствительны к экстремальным температурам, не нуждаются в сне и практически не нуждаются в пище, мало чувствительны к боли, они обладают огромной физической силой… В той или иной степени, всеми этими свойствами обладали и дракхи, и зенеры. Так вот… Мне, в силу некоторых причин, очень не безразлична судьба оставшегося после войны не у дел оружия. Я, думаю, знаю, кому можно поручить поиск мира ранни. Нас отстранили от ведения дела — но уж это запретить Альтака не в силах. Сегодня я напишу ему — связи с тем сектором, где они сейчас вроде находятся, пока нет… Но по возвращении, думаю, смогу с ним поговорить, а то и встретиться…       Дайенн в очередной раз подумала, что личная заинтересованность, порождённая… ассоциациями с личными проблемами, принимает у Алвареса, конечно, интересные формы, но возражать не стала.       — Что, Гархилла, так понимаю, отчёт с Зендамора тоже не порадовал?       Альтака бросил на вопрошающего быстрый хмурый взгляд.       — Есть у землян такая поговорка: «Пошли дурака за бутылкой — так он одну и принесет». Послали их расследовать дело с луматскими трупами — они этим и занимались. Откуда этой зелени знать-то про это замечательное свойство луматской кожи — непроницаемость для сканеров… Хотя могли вообще-то и допетрить, что бегло эти посылочки при приёмке сканировали… И намекнуть в то же время никак нельзя было, раз там этот лумейта. Спугнули бы — и 10 лет работы насмарку.       — Ну они так и так насмарку, если там, как оказалось, реально трупы, без всякой посторонней начинки.       — Ну, похоже, что да. Да и по его сыночку так ничего и не нашли. И то верно, работать на Мариголе — ещё не преступление само по себе, хоть многие и поспорили бы. Что поделать, и ложные следы бывают, это надо принять как фактор жизни. Да и были у меня, конечно, сомнения, всё же пересылать через сектор минбарского протектората — это надо уж слишком нетривиально мыслить.       Вито уселся на стол для совещаний и болтал ногами, любуясь своим отражением в блестящей столешнице.       — Заворачивать взрывчатку в луматскую кожу — тоже надо нетривиально мыслить.       — Да вот скажу тебе, в 90х таких мыслителей встречалось немало… Можешь рассказать им об этом при случае, может, их неудовлетворённость распределением дел чуть поменьше станет. Что там твои козлики?       — Ну, если Сима за сегодня не закончит с отчётом, то на Брикарн завтра лечу, видимо, я. Не хотелось бы, мне и здесь есть, чем заняться. В связи с этим острый вопрос — ты ко мне сегодня зайдёшь?       Альтака обвёл широким жестом громоздящуюся по левую руку от него стопку папок.       — Половину из этого всего надо было обработать ещё вчера. Почему-то Гархилл скидывает это всё на меня. Не на тебя, не на Эйлера, попрошу заметить, на меня! Так что боюсь, ночую я сегодня здесь и в скверном настроении. Видимо, бесполезно тебе говорить, но всё-таки скажу — найди себе уже кого-нибудь помоложе и не так перегруженного ответственностью.       — Ага. Если б был в отделении ещё хоть один бракири. Дрази вон — как на собаке блох, землян тоже толпа, даже корианцы теперь во множественном числе…       — Ну, если я буду принимать на работу по твоим параметрам — Гархилл может не понять. А с корианцами у тебя чего так и не срослось? Ну, с теми, которые не по названию только корианцы?       Вито красноречиво сквасился.       — А разница? Они, быть может, ребята и перспективные, но как-то не прельщает до процесса, после, а то и вместо слушать разъяснения о своей классовой чуждости. Боюсь, это уж слишком экстремально даже для меня. В общем, если передумаешь — знаешь, где меня искать…       — В объятьях какого-нибудь нарна-силовика, полагаю.       — Ох ты боже мой! Полгода прошло, он так и будет припоминать. Ладно, пойду, раз так, вздрючу Симу. Поди, завтрашний вечер у тебя повеселее выдастся…       Неизвестно, действительно ли так впечатлил Альтаку очередной натиск Дайенн, подкреплённый красочной тирадой Махавира, но решение было поистине соломоновым — на Брикарн отправлялись Дайенн и Сингх, а Вадим был поставлен совместно с Ситаром курировать рейд в сектор Аид — прошла информация, что сюда как раз направляются целых три пиратских корабля…       Колонизация сектора, хоть и велась, разом землянами, центаврианами и шлассенами, но велась очень медленно и трудно — сектор, как и Захадумский, представлял собой сплошное поле мёртвых миров и астероидных поясов, оставшихся после разгула Теней в войну, и хотя разработка богатых различными редкими рудами пластов сама по себе сулила золотые горы, а на некоторых более-менее уцелевших планетах можно было поживиться и технологиями, отправлялись сюда лишь самые отчаянные. Те самые золотоносные пояса астероидов глушили связь практически намертво, а ведение кораблей через них превращалось в экзамен даже не на высший пилотаж, а на выживание. Поэтому немногочисленные шахтёрские колонии быстро стали именно тем, чем всегда становились в таких случаях — перевалочными пунктами для пиратов, совершенно без стеснения расположивших свои базы по соседству, пользуясь тем, что территория нейтральная, а значит, изображать из себя вольнопоселение никому не возбранно. Среднестатистическое такое «вольнопоселение» являло собой смешанный контингент выходцев с Громахи, Бракоса, Ллорта, Голии, некоторых центаврианских и земных колоний, те, кому не нашлось места под родным небом, занимались здесь добычей золота, которое и сбывали всем желающим за довольно скромную плату. Сами себя защитить, разумеется, они были не способны, но обращаться за помощью к родным мирам, в силу разных причин, тоже хотелось меньше всего на свете, и кто становился здесь частыми гостями и в чьих интересах и чьими финансами существовали около десятка баров и целых два гостиничных комплекса — многовато для планет, на которые откровенно никто не стремился — сомневаться не приходилось. Как ни прискорбно, люди, которых чем-то успела крепко обидеть власть в родном мире, начинают легче доверять криминалу, даже иномирному. Пиратский корабль, достигший этого сектора, можно было считать упущенным — дальнейшая погоня через пояса астероидов, откровенно на чужом поле, была по зубам не каждому, а после путь этого корабля не указал бы уже никто. Собственно, у пиратов в этих краях вообще не было никаких проблем ровно до этого года — то есть до образования прямо у них под носом отделения полиции. И хоть существовало отделение без году неделя, всем было как божий свет ясно — или мы пиратов, или пираты нас. Несколько крупных стычек уже стоили пяти истребителей и одного не поддающегося ремонту корабля полицейской стороне и семи истребителей и двух взорванных кораблей — пиратской, мелких же никто не считал. Те же слухи, собственно, говорили, что в Аид сейчас стягиваются немалые силы, с намереньем дать Кандару самую натуральную войну и задавить проблему, так сказать, в зародыше, пока не окрепла. Поэтому хотя бы один корабль отделения ежедневно выходил на расчистку путей — нейтронные орудия хорошо стирали мелкие и средние астероиды в порошок, крупные уже приходилось минировать, но получалось всё равно в час по чайной ложке, ну, а пираты, соответственно, всячески этому процессу мешали.       — Ну вот, собственно, первый пошёл.       Вадим подошёл к одному из экранов.       — Что по вооружению? Ну, как и предполагалось примерно… могло и больше быть, на оружии они никогда не экономили… Вот врийские пушечки — это расстраивает, да, прямого попадания наша обшивка может и не выдержать. Слушай, переключи-ка на биосканер. Двадцать форм… Двести тридцать пять живых существ… Так я и думал… — он скрипнул зубами.       Вслед за ним скрипнули зубами и Ситар, и Эйлер, и вся силовая группа. Пленные. Рабы. Для перевозки оружия или контрабанды транспортник, тем более настолько приметный, менее всего рационален. Но тут, видимо, другого транспортника не нашлось…       Нечего и говорить, вот это вообще очень плохо. Будь на всех трёх кораблях одни только пираты — действовать можно б было в разы спокойнее. А тут ничто не помешает им прикрыться живым щитом и диктовать — хотя бы пытаться — свои условия. И слишком вероятно, что не обойдётся без жертв… Можно не сомневаться, потому они и пустили этот корабль первым — не ждать засады в их положении мог только очень наивный.       — Сорок пятый, второй на подходе, — прошуршало по связи с сорок шестого, — на борту истребители, но оружия, я б сказал, не слишком много…       — Видим… Вообще очень хорошо, что мы их видим, а они нас пока нет…       — Выступаем?       — Пока рано, ждём третьего. Мало ли, какие сюрпризы возможны, может, будет четвёртый… Если они вообще не попытаются проскочить другим путём, отвлекая нас пока этим, но другой путь тут пока что не по параметру больших кораблей, а у них, судя по всему, уже крупные фигуры пошли в дело…       Ситар подошёл и встал за плечом Вадима. Видно было, руки так и чесались к пульту импульсных пушек — вырубить двигатель ближайшего корабля. Но нельзя, не сейчас… Надо синхронно, трое на трое. Иначе велик шанс, что кого-то из них они упустят…       — Погоди-ка… Есть мысль у меня. Хорошо бы подкрепить ударом изнутри…       — Что ты задумал?       — Слышал о приёме «Мышь»? Берём истребитель — в особо удачных случаях можно и два — и ныкаемся в астероидах, притворяясь подранками. Едва ли они откажутся пополнить свой парк не до конца убитым полицейским истребителем, а то и поторговаться с обменом ценными пленниками. В общем, удар изнутри…       — Алварес, ты у нас, конечно, бесстрашный парень и практически супермен… Но один ты не много-то сможешь.       — А я и не говорю, что пойду один. «Стрелы», как и все истребители — двухместные, а при человеческих параметрах даже троих вмещают. Два истребителя, четверо бойцов — вполне себе диверсионный отряд. Больше — нельзя, флотилия к ним незаметно не подберётся… А два в самый раз. Что, грохотуны, кто со мной?       Дразийская часть силовой группы синхронно отлепилась от стены и сделала шаг вперёд, кровожадно потягивая суставы. Эйлер рассмеялся, хотя было, честно признаться, не до смеха.       — Не знаю, получится ли у нас связаться оттуда… На всякий случай — Сингх, держи руку на пульте. Но не психуй, жди отмашки от Синкары, он в любом случае должен им сперва предложить сдаться добровольно. Формальность, конечно, как часто такое случалось-то… в общем, действуй по обстоятельствам.       — Вадим, ты понимаешь, что после выстрела импульсной пушки, когда заглохнет их двигатель, вы останетесь запертыми в этой консервной банке?       — Ну так вы же её всё равно вскроете, вытащите вместе со всеми… Ну, то есть, я на вас надеюсь в том плане, что без крайней нужды вы корабль не взорвёте…       Что-то в этом чёртовом поясе астероидов должно быть полезное и для них. Под их прикрытием двум немаленьким истребителям удалось незаметно подобраться на ближнюю дистанцию к пиратскому транспортнику. Были б то стандартные «Фурии», было б, конечно, ещё проще… Но в «Фурию» столько народу при всём желании не упакуешь, кроме того, «Фурии» не имеют этой широты настройки параметров — благодаря которой пиратские сканеры действительно могут поверить, что системы машин работают в аварийном режиме. Ну, и щедро размазанная по обшивке сажа — для пущей убедительности…