Лепестки на ветру

— Я хочу, чтобы она умерла. — Золушка зыркнула исподлобья на фею-крестную и обтряхнула просо с юбки. — И пусть смерть ее будет страшной, слышишь, крестная? — Конечно, малышка, — фея задумчиво покрутила волшебную палочку и продолжила, — но, видишь ли, у всего есть своя цена. Может, продать ее в рабство? Или проклясть хорошенько? Это обойдется дешевле. — В каком это смысле, цена? Ты же волшебница, ты же все можешь, так и сделай, пусть она, сука такая, сдохнет, от тебя не убудет. — Успокойся-ка, милочка. — В голосе старушки прорезалась сталь, а взгляд пригвоздил Золушку к месту и ничего хорошего не обещал. — Не смей меня перебивать больше, а то превращу в жабу. По договору, заключенному с твоей матушкой, я должна тебе только сердце прекрасного принца и корону, и, будь уверена, твоя матушка заплатила за это дорого. Золушка вздрогнула и замолчала: частью - от внезапного известия, частью - от страха. Она ничего не знала о том, что ее мать о чем-то договаривалась с феей, по большому счету, она даже не догадалась спросить, почему вдруг фея вообще предложила какую-то помощь, сразу накинулась с требованиями. Дурища. — Но, — крестная, кажется, немного смягчилась, — я готова сделать тебе подарок и примерно наказать мачеху и сестер. Выбирай сама: отправить их в услужение или лишить красоты, или оставить нищими, или пусть покроются нарывами и язвами. Хочешь что-то посложнее - заключим сделку. Желание наказать своих мучительниц, этих жестоких, подлых, мерзких тварей, отнявших ее отца, ее дом, ее жизнь перевешивало любой здравый смысл. За такое не жаль заплатить любую цену. — Пусть сестрички отправятся в рабство, на это я согласна. Но мачеха… Я хочу, чтоб она голодала. Я хочу, чтоб она голодала долго, очень долго, чтоб жрала плоть со своих костей, чтоб была иссушена до самого донышка, я хочу, чтобы она гнила заживо и каждую секунду думала о том, как поступала со мной, а когда от нее останется только жалкий обрубок - вот тогда, только тогда пусть умрет. Фея улыбнулась, сверкнул ряд мелких, игольно-острых зубов. — А ты не обделена фантазией, я смотрю. Жаль, в тебе нет крови маленького народца. Что ж, я могу это сделать. Но за смерть от голода своей мачехи ты расплатишься голодом своим. — Что ты имеешь в виду? Что значит, своим голодом? — Чтобы кто-то обрел, другой должен утратить. Ты отдашь все, что заставляет тебя желать: пища потеряет вкус, сны лишатся красок, а мечты - яркости и волшебства. Навсегда. — И это все? — Золушка вздохнула с облегчением. Она-то уж испугалась, что придется отдать десять лет жизни или первенца королевской крови, или правую руку. А тут - такая ерунда. — Ну конечно же, я согласна. В руках крестной появился густо исписанный лист и перо. “Странные у нее пальцы, - удивилась Золушка, - это когти на них? Почему я раньше не заметила?” Но это была, право, такая ерунда: стоит ли уделять внимание мелочам, когда исполнение мечты столь близко, что можно его потрогать? — С тобой приятно иметь дело, милочка. Подпиши-ка, и начнем готовиться к балу. За наградой я приду после свадьбы, а пока можешь - веселись и ни в чем себе не отказывай. *** Бал, а потом и свадьба, прошли как в сказочном сне: шикарные платья, воздушные и словно бы наполненные светом, нежнее облака, бальные туфельки — столько туфелек Золушка в жизни не видела, обручальное кольцо с камнем дивной красоты, танцы до упаду, роскошный пир. И принц смотрел на нее так восторженно, что сердце замирало: этот взгляд обещал положить к ногам возлюбленной весь мир, принц не отпускал ее руки, надышаться не мог: — Теперь ты со мной, моя прекрасная, возлюбленная, драгоценная, хрустальная. Никогда больше тебе не придется терпеть лишения. Никогда нежные твои пальчики не осквернит грубая работа. Ты создана для счастья, ни больше ни меньше, ты - самое восхитительное существо, какое только видел мир. И Золушка чувствовала, что ненависть покидает ее. Здесь, во дворце, было так замечательно, что она стала забывать тяготы прошлого: кошмары приходили все реже, да и какие тут кошмары, если каждая ночь была наполнена любовными играми, нежностью и лаской? Про договор с феей она предпочитала не думать: после свадьбы прошел месяц, потом другой, и Золушка понадеялась, что их сделка попросту не состоялась, пока однажды принц не разбудил ее от дурного сна. — Ты опять кричала во сне, душа моя, — грустно промолвил он. — Сердце мое разрывается, стоит мне вспомнить, через что тебе пришлось пройти. Пойдем, я покажу тебе кое-что. Принц повел Золушку вниз по лестницам, мимо спален и мимо комнат придворных, мимо тронного зала и каморок челяди, мимо кухни, все ниже и ниже. В темницы. Ох и отвратительная это была дыра: промозглая и смердящая, едва освещаемая плошками с жиром да фитилями и факелом принца. — Не хотел тебе говорить, чтобы не волновать попусту мой цветочек, но, узнав, что делали с тобой эти омерзительные женщины, я решил наказать их. Продал твоих сестер на самый дешевый невольничий рынок столицы, а мачеху… Впрочем, посмотри сама. Принц отпер одну из клеток ключом, что носил на поясе. — Я лично проследил, чтобы она страдала каждый день, каждую секунду. Придворные маги постарались на славу. Сердце Золушки дрогнуло от мстительной радости, когда она разглядела то, что казалось лишь грудой тряпья. Это изъеденное страшными сочащимися язвами, лишившееся доброй половины зубов, обсасывающее обглоданную косточку собственного пальца, бессмысленно таращащееся пустыми глазницами существо уже не было человеком, но лишь жалким осколком прошлого - оторви да выбрось. И только снова утопая в пуховых перинах, разомлев в надежных объятиях принца, поняла она, что скоро придется платить, и сейчас, когда у Золушки было все, о чем только можно мечтать, цена казалась непомерной. *** Утреннее пирожное оказалось пресным. Не изысканный вкус взбитых сливок, хрустящего теста и сахарных ягод, но эхо, отголосок вкуса. Казалось, еще кусочек, еще чуть-чуть, и заиграют на языке тончайшие ноты специй и крема. Золушка взяла второе пирожное и третье, потом четвертое - но тщетно, не хватало мелочи, и как же сильно это злило. Крепчайший кофе, зерна которого везли специально для нее с далекого Юга, ее любимый кофе, что слаще греха и мести, был на вкус как помои. Она даже выплеснула его в лицо своей фрейлине: — Идиоты, кретины, криворукие ослы, пусть сварят все как подобает, а ты, вытраханная тупая коза, проверяй, что подаешь королеве! Но гнев ничего не изменил: кофе так и остался дрянным, несмотря на все уверения, что он столь же прекрасен, как раньше. По замку тем временем пошли шепотки, что королева, дескать, не так и мила, как себя выставляла. Сплетни дошли до принца, но был бы он распоследним глупцом, если поверил бы столь бессовестной клевете. Принц обещал вырвать язык всякому, кто скажет хоть одно злое слово о Золушке. — Маленькая моя, душа и сердце мое, я никому не позволю тебя обидеть, - говорил он раз за разом, но ни его объятия, ни бережные прикосновения не дарили более ни утешения, ни радости. — Улыбнись, волшебная моя, молю тебя, улыбнись хоть разочек, - просил он, поднося новые драгоценности: кольца и серьги, ожерелья и заколки от лучших ювелиров со всего мира. Принцу пришлось так повысить налоги, что крестьянам стало нечего есть, но он готов был на что угодно, лишь бы вернуть блеск бездонным очам возлюбленной. Золушка лишь отворачивалась от даров: они казались никчемными, бесполезными побрякушками - медь да стекло. Золушке казалось, что, быть может, есть камни еще чище, и вот они-то смогут наконец пробить стену и порадовать, осчастливить ее в полную силу. Народ говорил, что королева околдовала их любимого принца, что сердце его очерствело и предано ее спальне, а не подданным. Народ роптал и пытался бунтовать. Принц обещал повесить как собаку любого бунтовщика, и продолжал спускать казну на развлечения Золушки, но все безуспешно. *** Золушка проснулась как от толчка. Кровать ее была пуста: теперь принц до зари сидел в кабинете и отчаянно пытался уберечь страну от раскола. Было темно и пронизывающе холодно: неужели безмозглые фрейлины забыли закрыть окно? Она потянулась к колокольчику - вызвать слугу, но замерла, заледенела - что-то склизкое и жирное коснулось пальцев. — Звала меня, милочка? — не журчащий говорок старушки-феи, но дребезжащий скрип, как спицей по стеклу. — Я пришла. — Фея, крестная, я больше не могу так. Эта сделка ужасна: так невозможно жить, принц в отчаянии, страна рушится. Отмени ее или заключим новую, что угодно, только верни все как было. Не смех, но хриплое карканье было ответом: — Конечно, милочка, почему бы и нет. Но цена… Цена будет высока.