Великий Мост

      Радегаст хмуро глядел в окно и отковыривал от рамы краску, отходившую большими белыми кусками. Глядя на радостный пейзаж за окном, яркое смеющееся солнце и пестреющие разноцветными лентами деревья, Радегаст чувствовал какое-то отвращение к радости. Все жители города Д. радовались, не зная иных чувств. Радегаст уже не мог, не хотел радоваться.       Радегасту хотелось плакать. Если не плакать, то хотя бы не улыбаться весь день, как предписано в Законе. Но он не мог опозорить матушку, которая и так сильно нервничала из-за него. Ведь беспокойство тоже запрещено!       — Радушка! Радушка, радость моя! — послышался из-за двери голос матери. — Тебе пора в школу, Радушка!       Радегаст едва не застонал. Он был достаточно взрослым и достаточно самостоятельным, чтобы не забыть о походе в ненавистную школу.       — Иду, маменька!       — Только не через окно, Радушка! Слышишь, пожалуйста, не через окно!       — Не волнуйтесь, мама, не нарушайте закон. Я выйду через пять минут. Нам задали выучить два новых анекдота.       Анекдоты маменька уважала, и Радегаст вскоре услышал её удаляющиеся шаги. С мрачным удовлетворением мальчик открыл окно и вылез наружу. Маменька даже не проверит, как он ушёл и когда. Все в городе Д. доверчивы. Их можно десять раз обмануть, они только захохочут и пустят по городу новую шутку.       На улицах, как всегда, мельтешат разноцветные платья, красные и желтые костюмы, зеленые с бубенцами шляпы. Вся их работа заключается в развлечении. Развлечении себя и окружающих. Радегаст терпеть их не может.       Вот мимо пробежал Красный Костюм. Красные костюмы — обычные клоуны, что сами шутят и сами смеются. А вот парит над землей Оранжевый костюм. В оранжевом ходят фокусники, готовые в любой момент вытащить из твоего уха верблюда или заставить шоколадку у тебя в руке говорить. Эти настолько эгоистичны, что восхищение на лице зрителя вызывает у них лишь снисходительную улыбку. Фокусники выше клоунов по рангу, а потому им больше дозволено.       Шляпы с бубенцами — агенты Мэра. Только к ним Радегаст относится нейтрально. Эти шляпы всегда улыбаются, обнажая великолепные зубы, и кричат: «Шутки, радость и потеха! И гроша ты не стоишь без смеха!» Но в остальном они абсолютно безобидны, не пытаются развеселить тебя или заставить хохотать.       Радегаст с трудом продирался сквозь толпу к относительно тихой улице. Его душа требовала отдыха от смеха и улыбки. Ему нужен был противовес вечной радости.       Дорога Радегаста пролегала через шумную площадь. Он старался быстрее проскочить её, но толпа подхватила его и завертела. Когда Радегаст уже отчаялся выбраться на свободное место, толпа вдруг выплюнула его прямо к сцене, где, как всегда, стоял… Впрочем, нет. В этот раз на сцене стоял не клоун и даже не фокусник, а шут Мэра. Его безумно-полосатая шляпа казалась больше карлика в несколько раз, но он умудрялся довольно резво перебегать по сцене и постоянно смеяться, запрокинув голову назад.       Огромная толпа пестрела яркими цветами. Подбрасывались красные шляпы, шуршали салатовые юбки. Черный, синий и прочие темные, холодные цвета были строго-настрого запрещены два века назад, после поломки Великого Моста.       Контрабандисты где-то доставали эти цвета, продавали слёзы в банках и раскаяние в таблетках. Но вскоре и эти небольшие запасы кончилось. Жители города Д. навсегда разучились плакать, раскаиваться, расставаться и, как ни странно, искренне любить.       — Дорогие друзья! Задумывались ли вы, что есть счастье? Это же бесконечная радость! — кричал шут. — Отсутствие печали! Отсутствие горя! Это крепкая семья без скандалов и безоговорочно верящая друг другу! Это смех с друзьями! Это праздник жизни, друзья! А значит, все мы счастливы!       Толпа одобрительно загудела.       — Нам не нужна печаль, друзья! Не нужны дожди и град, снег и зима! Мы вечно счастливы в вечном лете в наших душах! Мы стремимся к вечному лету, яркому солнцу и зеленой траве! Мы солнечный народ, друзья! Вечно же будем радоваться!       Шут поклонился, отчего его огромная шляпа сползла ему на глаза. Один из бубенцов дотронулся до сцены и тихо звякнул.       Радегаст с презрением смотрел на шута и на людей вокруг. Они не знали горя и не умели признавать ошибки. Они радовались всему: даже если кто-то отпилит себе палец, они найдут, чему порадоваться! И никогда не запомнят предыдущей ошибки.       — Что ты сказал, мальчик?       Радегаст повернулся туда, откуда донесся голос. Женщина в ярко-зеленом платье удивленно смотрела на него.       — Я молчал.       — Нет, ты что-то сказал. Я же слышала! — упрямо повторила тетка.       Радегаст окинул взглядом толпу и вдруг почувствовал необыкновенную ненависть к этому «солнечному» народу. Едва сдержавшись, чтобы не выкрикнуть что-нибудь обидное, он крепко сжал губы, нехорошо прищурился и нырнул в толпу.       — Это новая шутка, мальчик? — недоверчиво крикнула тётка вслед.       Радегаст едва не заскрипел зубами и припустил быстрее. Вскоре он был на тихой улочке.       Все дома здесь были покрашены в одинаковый апельсиновый цвет. Но большинство из них были нежилыми. На оранжевых стенах появились ржавые подтеки, окна были черными из-за осевшей на них грязи.       Радегаст спокойно вздохнул и опустился на лежавшую без дела бочку. Вдруг бочка покачнулась, и оттуда послышалось чье-то сопение. Радегаст вскочил и отбежал от нее на пару метров.       — Стой! Кх, кххх….Не убегай! — послышался чей-то голос.       Из бочки в облаке пыли вдруг выбралась… девчонка! Радегаст в полном недоумении оглядел ее. Две косички пепельного цвета торчат в разные стороны, курносый веснушчатый нос, растянувшиеся в улыбке губы, легкая блузка со странными разводами и темные брюки.       — Как тебя зовут? — восторженно спросила девчонка.       Радегасту не понравились ее странная широкая улыбка запрещенный цвет брюк. Он отступил на несколько шагов, криво улыбнулся и со всего духу припустил со странной улицы.       — Да подожди! Подожди! — закричала вслед девочка и понеслась за ним.       Надо отдать ей должное, бегала она быстро и без особого труда нагнала полноватого, далекого от физкультуры Радегаста и схватила его за плечо.       — Мы даже не познакомились, а ты уже убегаешь! — укоризненно сказала девчонка.       Радегаст с некоторым страхом заглянул ей в глаза. В них светились абсолютная искренность и еще что-то, что Радегаст не мог понять. Жителям города Д., к сожалению, неведома надежда.       — Радегаст, — представился он и протянул ей руку.       Девчонка пожала ее и сказала:       — Нет-имени!       — Что?       — Меня зовут Нет-имени. Конечно, ты можешь звать меня Безымянная, только мне это не очень нравится, — простодушно объяснила она.       — П-приятно познакомиться, — буркнул Радегаст, незаметно вытирая пожатую руку.       Улыбка сползла с лица Нет-имени.       — И ты меня прогоняешь. Меня все прогоняют, — грустно сказала она и, вздохнув, поплелась к своей бочке.       Радегаст вдруг почувствовал, что просто обязан удержать её.       — Постой! Ты…ты же грустишь! Это же запрещено!       — Запрещено? — девчонка оглянулась и с недоумением поглядела на него. Вдруг ее брови поползли вверх, в глазах зажглось счастье, и она закричала: — Запрещено! Ура! Запрещено!       Мальчик с опозданием понял, что перед ним сумасшедшая. И, затыкая совесть, решил драпать.       — Не убегай, Радегаст, пожалуйста! Покажи мне город! Это же город Д., правда? — опередила его девчонка.       — Угум.       — Я боюсь ходить здесь одна! Все так радуются, так улыбаются… Я так не умею. Я совсем чуть-чуть смеюсь.       — Терпеть не могу смех, — вырвалось у Радегаста.       — Как же так? Но у вас же запрещено плакать и грустить?       — Запрещено. Но я терпеть не могу радость.       Нет-имени чувствовала себя совершенно сбитой с толку. Она всю свою сознательную жизнь стремилась в город, где благодаря радости жителей вечное лето, где солнце и хорошая погода заставляют всех ярко и искренне улыбаться, а дождик не способен вызвать слезы. А этот странный мальчишка ненавидит радость, хотя живет в самом лучшем городе всего мира!       — Ты не похож на других горожан, — уверенно сказала она.       — Согласен. А ты как будто с другого берег Зоники приплыла, — буркнул Радегаст.       — А так есть! Я с другого берега Зоники! — засмеялась Нет-имени.       — Серьезно? — не поверил Радегаст.       — Конечно, нет! — еще громче захохотала Нет-имени. — Как можно быть серьезной, если я смеюсь? Только я и вправду из города Н.       Радегаст опешил. Но удивительное дело: чем пристальнее он всматривался в смеющуюся Нет-имени, тем больше верил ей. Все его существо противилось этой вере, разум восставал и требовал быстрее бежать от сумасшедшей, но сердце заставляло неосознанно тянуться к странной девчонке.       — Ты правда оттуда? И как там? Лучший город во всем мире! Не нужно постоянно улыбаться, не нужно скрывать слез, можно носить синие костюмы и фиолетовые футболки… Никто не упрекнет за грусть и не запретит мечтать! Жители умеют надеяться и раскаиваться, признают свои ошибки… — на одном дыхании выпалил он.       — Нет, что ты! — жарко возразила Нет-имени. — У нас нельзя мечтать, нельзя верить и надеяться! И раскаиваться тоже! Это же светлые чувства, радостные!       — А у нас они считаются печальными…       Нет-имени и Радегаст вдруг замолчали и посмотрели друг другу в глаза.       — А…а любить у вас можно? — задал главный вопрос Радегаст.       — Можно. Только никто не умеет.       — И у нас никто…       Дети замолчали и, хотя все еще смотрели друг на друга, перед глазами у них проносились их наивные мечты, ставшие вдруг серьезными.       — Мне не нужен такой город, где нельзя радоваться. Но город, где нельзя грустить, мне тоже не нужен. Я хочу создать свой город, где каждый будет испытывать те чувства, какие захочет, — уверенно сказал Радегаст.       — И где можно носить одежду тех цветов, какие ты захочешь, — робко улыбнулась Нет-имени, осторожно дополняя чужую мечту.       Радегаст с минуту что-то серьезно обдумывал.       — Как ты перебралась через Зонику?       — По обломкам моста. Не знаю, какая сила его разрушила, но в воде остались его обломки — гигантские камни. Только некоторые поднимаются из воды совсем на чуть-чуть. А где-то посередине Зоники была невидимая стена. Я наткнулась на нее и едва не упала. Я несколько часов потратила на то, чтобы найти проход. Он оказался у самой воды, я с трудом проползла. Взрослый там не пролезет, только ребенок.       — Только ребенок… — задумчиво повторил Радегаст.       Нет-имени оценивающе оглядела его.       — Ты тоже подойдешь.       Радегаст кивнул.       — А ты видела… Воздушную крепость?       — Нет. А что это?       — Я читал, что где-то над Зоникой парит Воздушная крепость. Когда-то там располагалась таможня и жил Смотритель. А после поломки Моста никто больше не видел ни его, ни крепости. Вот и всё.       — Нет, я ее не видела. Может, это просто сказки?       — Может. Я бы и сам так думал, если бы однажды не нашел вот это.       Радегаст достал из-за пазухи небольшой черный камень. Нет-имени осторожно взяла его в руки. Камень был прохладным, с острыми краями-обломками. Вдруг он едва заметно завибрировал и резко взлетел в воздух. Нет-имени от неожиданности отпрянула. Камень на несколько секунд завис в воздухе, а потом плавно спланировал в подставленную ладонь Радегаста.       — Магия… — восхищенно прошептала Нет-имени.       — Возможно. У нас в городе черных камней быть не может, у вас, видимо, таких тоже нет. Значит, он с Зоники. Но там ты его тоже не видела. Значит…       — Воздушная крепость, — кивнула Нет-имени.       Радегаст тоже кивнул и убрал камень.       Вдруг Нет-имени покачнулась и едва не упала. Радегаст подхватил ее и с удивлением отметил, что она очень худая. Из-за свободной блузки это не было сразу заметно.       — Пойдем ко мне. Матушка с отцом уже на работе, а старая няня наполовину глухая. Ты хотя бы отмоешься и поешь.       Нет-имени благодарно на него посмотрела и улыбнулась. Радегаст взял ее за руку и повел к своему дому, с удивлением отметив, что ее улыбка вовсе не вызвала в нем отвращения, как улыбки жителей города Д.