СимволСвободы:

В канун Нового года Тсуна проснулся намного раньше, чем планировал. Хотя бы на каникулах он хотел выспаться и мечтал о заслуженном отдыхе после недели сложных контрольных. Но все пошло не так, когда из приятного сна вырвала далеко не самая приятная боль. Тсуна неохотно взглянул на время и понял, что еще слишком рано — пять минут восьмого, а потом вытащил из-под одеяла левую руку и стянул мягкий напульсник. Это было странно. Клеймо никогда раньше не причиняло неудобств, тем более боли, но сейчас кожа вокруг имени почти горела, вызывая дискомфортные ощущения, с которыми просто невозможно было дальше спать. Испугавшись такого странного поведения метки, Тсуна вскочил с кровати и бросился в ванную. Только когда он сунул руку под холодную воду, стало немного легче. «Отличное начало праздника», — обреченно подумал он и взглянул на себя в зеркало. Кажется, вместо того, чтобы отдыхать и наслаждаться началом каникул, придется пойти в больницу. — Мам, ты спишь? — тихо спросил Тсуна, заглядывая в комнату недалеко от ванной. Женщина сидела в постели с пультом в руках и смотрела едва слышные новости по местному телевидению. Увидев в дверях сына, она невольно улыбнулась. — Нет. Тебе тоже не спится? Тсуна растерянно замялся, не зная, как объяснить свою проблему, но все-таки решил сказать, как есть: — Мое клеймо болит. Это очень плохо? Мне нужно к врачу? — Клеймо? — переспросила женщина, а потом вдруг снова улыбнулась. — Ты испугался из-за этого, да? Ммм… на самом деле, метка имеет свойство давать своему хозяину такие своеобразные знаки. Боль может означать, что ты вскоре встретишь своего соулмейта. Задумчиво покусав губу, Тсуна переварил в голове услышанное и задался новым вопросом. — Значит, я никогда не видел его до этого дня? — Не знаю, Тсу-кун, — озадаченно покачала головой мать. — Я слышала, что причин воспаления клейма может быть множество. Еще, например, если сильно скучаешь по своей паре. Мое тоже болит, когда твой папа подолгу не приезжает домой. Но врач здесь ничем не поможет, к сожалению. Метки не поддаются никакому лечению. Тсуне показалось, что он запутался еще сильнее. Конечно, он до сих пор даже не был уверен в том, кто является его соулмейтом, да и скучать вроде ни по кому не скучал. Но мама заверила, что все будет хорошо, и Тсуна немного успокоился. Боль вскоре тоже утихла, хотя и осталось странное покалывание. Тсуна перестал обращать на него внимание уже к середине дня и даже смог еще немного поспать. Засыпая, он улыбался собственным мыслям, представляя себе, как встречает еще одного человека с именем Хибари Кёя. Нет, пожалуй, этого он бы точно не выдержал. Наконец-то удалось почувствовать себя выспавшимся. Спускаясь вниз через пару часов, Тсуна ощутил вкусный запах еды, идущий с кухни. Мама вовсю готовила праздничный ужин и наверняка не жалела продуктов. Невольно вспомнилось, как они вчера полдня провели в душном магазине, закупая еду, и Тсуна снова подумал, что они ни за что столько не съедят, даже если отец задержится в их доме дольше обычного. Но в этом мама никогда не менялась. К концу вечера стол был накрыт на три персоны, и проголодавшийся Тсуна сразу принялся за еду, пока хозяйка дома с тоской поглядывала на часы. — Не переживай. Он приедет. Всегда приезжал, — попытался ободрить ее Тсуна. — Обещал, что успеет до двенадцати, — натянуто улыбнулась женщина и вдруг вспомнила про свое самое главное блюдо, которое все еще готовилось. — Я пойду проверю духовку. В дверь неожиданно позвонили, и Тсуна встал из-за стола. — Не отвлекайся, я открою, — крикнул он маме и направился в прихожую, гадая, кто же мог прийти. Отец вряд ли бы явился так рано, а больше они никого не ждали сегодня. Когда Тсуна открыл дверь, улыбка на его лице стала скорее нервной. Вот чего он точно не ожидал, так это увидеть на пороге своего дома этого человека. Хибари выглядел непривычно. В сером пальто, с намотанным почти по самый нос шарфом, на котором еще лежали мелкие снежинки. Он отвел взгляд почти сразу, как только столкнулся с удивленными карими глазами. — Д-добрый вечер, — кое-как выдавил из себя приветствие Тсуна. — Эм… Хибари-сан, вы домом ошиблись или…? — Нет, — сухо ответил внезапный гость. — Я пришел к тебе. Тяжело выдохнув, Тсуна шагнул на холодное крыльцо и прикрыл за собой дверь, чтобы мама их случайно не услышала. — Я в чем-то провинился и не понес наказания? Оценки вроде все исправил… — Я здесь не поэтому, — оборвал его Хибари. — У меня есть вопрос. — Что случилось? — еще больше напрягся Тсуна. — Сегодня утром, — немного помолчав, начал Хибари, глядя куда-то в сторону, — на моем запястье появилось имя… — Имя? — непонимающе повторил Тсуна. — Имя. На моем запястье. Что это такое? — В смысле? Это метка соулмейта. Тсуна вдруг замолчал и задумался. О чем Хибари пытался сказать? Что у него все-таки не было клейма, как все и догадывались? И оно таинственным образом появилось только сегодня? Но так ведь не бывает. Тсуна уже ничего не понимал. — Это не просто чье-то имя, — снова заговорил Хибари, вырвав из задумчивости, и задрал рукав. — Это твое имя. Тсуна ошарашенно моргнул, читая знакомые буквы на бледном запястье. Его бросило в дрожь. Метка была очень воспаленной, а слова имени больше походили на кровоточащую рану. Люди не помнили момента, когда у них появлялось клеймо, но всем было известно, что это сопровождалось сильной болью, а имя поначалу выглядело как глубокие царапины. Позже кожа всегда заживала, но метка оставалась отчетливым шрамом на всю жизнь. — Быть не может… — почти одними губами произнес Тсуна и зажал ладонью рот. — У меня никогда не было клейма, и оно не должно было появиться. Так какого черта происходит? — спросил Хибари, и в его обычно спокойном тоне прозвучали нотки… волнения? — А я откуда знаю?! — запаниковал Тсуна. Он был обескуражен не меньше. — Это же твое имя, — раздраженно сказал Хибари, одернул рукав и поморщился, когда ткань случайно задела поврежденную кожу. — Хибари-сан, вам больно? — испуганно спросил Тсуна, и Хибари заметил в его глазах неподдельное волнение. — Нет… — тихо соврал он, почувствовав себя очень странно. — Не больно. — А выглядит страшно. Вы хоть обработали его? Надо наложить стерильную повязку, — все не унимался Тсуна. Но его, кажется, совсем не слушали. — Какое имя на твоем запястье? — проигнорировав чужие слова, неожиданно спросил Хибари, и Тсуна понял, что краснеет. — Это же бестактно! Нельзя спрашивать такое! — Просто скажи, на твоей руке мое имя или нет? И тут Тсуна обреченно осознал, что метка у него болела действительно не просто так. Вспомнил слова матери и отчаянно простонал, принимая эту ужасную правду о том, что да, все-таки да — его соулмейтом оказался человек, с которым вряд ли кто-то захотел бы связать свою судьбу. — Ваше, — тихо подтвердил Тсуна и безнадежно опустил голову. Они молчали. Каждый не знал, что сказать, все было слишком неожиданно и странно. Особенно для Хибари. Он и подумать не мог, что когда-нибудь ему представится возможность испытать к кому-то настоящие человеческие чувства. И сейчас перед ним стоял тот, к кому он мог привязаться, с кем мог разделить свою судьбу и обрести… счастье? Хибари это казалось немыслимой и невероятной ошибкой. Он не верил, но клеймо продолжало жечь кожу, будто пытаясь доказать, что оно более чем реально. Дверь за спиной Тсуны вдруг открылась, возвращая обратно к реальности, и Хибари увидел улыбчивую женщину в милом фартуке. — Ты так долго, Тсу-кун, я уже начала беспокоиться. К тебе пришел твой школьный друг? Почему ты не пригласишь его в дом? — Нет, я уже собирался уходить, — попытался возразить Хибари, но мать Тсуны, на удивление, оказалась довольно настойчивым человеком. Растерявшись, Хибари все же неохотно согласился и прошел в дом, то и дело поглядывая на краснеющего Тсуну. Их обоих усадили за стол, и деваться было теперь некуда. Хибари чувствовал себя неловко, однако вскоре неожиданно для себя начал привыкать. Мать Тсуны, на самом деле, была приятной и общительной женщиной, а своим очарованием могла смутить любого. Она рассказывала истории из детства сына, заставляя того краснеть еще сильнее, но Хибари думал, что это даже интересно. В этом доме была совсем иная атмосфера, нежели в его собственном. Здесь было уютно, и на душе почему-то становилось тепло. Здесь нельзя было почувствовать себя одиноким. И когда по телевизору закончилась очередная развлекательная праздничная программа, а Хибари и Тсуна чувствовали себя наевшимися до отвала, в дверь снова позвонили. На этот раз отец, был уверен Тсуна и, переглянувшись с Хибари, понял, что пора сваливать. — Пойдемте наверх. Мама становится очень сентиментальной, когда видит отца впервые за столько времени, — тихо сказал Тсуна и, захватив со стола коробку с соком, потянул Хибари за рукав. Они поднялись на второй этаж, в то время как внизу послышался мужской голос и радостный возглас счастливой жены, истосковавшейся по своему супругу. Тсуна провел гостя в свою комнату и закрыл за ними дверь, устало выдыхая. — Это правда, что в детстве ты боялся соседского пса? — вдруг спросил Хибари, вынуждая снова покраснеть. Тсуне до сих пор было стыдно после рассказов матери. — Да я и сейчас боюсь, — недовольно признался он, подходя к столу и включая небольшой светильник. — Он мне один раз так в ногу вцепился, даже шрам остался, — поежился Тсуна от неприятных воспоминаний. Хибари, кажется, это только повеселило. Тсуна был готов поклясться, что слышал его тихий смешок, однако взгляд обычно холодных глаз снова похолодел, стоило только Хибари посмотреть вокруг. — Быть родственной душой означает иметь что-то общее, да? — сказал он, брезгливо поморщившись. — Что за жуткий бардак? — Эй, если что-то не нравится, можете вернуться вниз и познакомиться с моим отцом, я не держу, — обиделся Тсуна. Из гостиной послышался какой-то грохот, а потом веселый смех, и Хибари передернуло. Он понял, что не готов общаться еще с кем-то, тем более настолько шумным, и с недовольным видом сложил руки на груди. Тсуна победно улыбнулся и забрался на кровать. — Хоть тут и беспорядок, зато у меня есть одна замечательная вещь, — сказал он и щелкнул еще одним выключателем на прозрачной ленте, обмотанной вокруг шкафчика. Хибари только сейчас заметил, что здесь была гирлянда в виде маленьких звездочек, которая зажглась приятным желтым светом. — Та-да, с Новым годом, Хибари-сан, — снова улыбнулся Тсуна и уселся поудобнее, скрестив ноги. Хибари отвернулся и вновь подумал, что же он здесь делает? В этом доме, в этом беспорядке, с этим парнем, которого всегда считал лишь слабаком, на которого никогда не обращал внимания. Все вопросы вдруг сошли на нет, когда он снова встретился взглядом с большими глазами Тсуны. Если смотреть в его глаза, почему-то становилось очень спокойно. Подойдя к кровати и присев рядом, Хибари оказался очень близко и нескрываемо оценивающе оглядел смазливое лицо, которое снова стремительно заливалось краской. Кажется, миловидность Тсуна унаследовал от матери, пронеслось в голове, и Хибари остановил взгляд на его руках. — Покажи мне, — спокойно сказал он, и Тсуна непонимающе моргнул. — Клеймо. Отпрянув в сторону, как от огня, Тсуна врезался в спинку кровати и снова подумал о том, как же ему чертовски неловко. — Нельзя так делать, нельзя, — запинаясь, проговорил он, не зная, куда бежать дальше. — Нельзя ни с того ни с сего приближаться так к людям, нельзя просить их просто так показать свою метку. — Почему? — спросил Хибари, и Тсуна обреченно осознал, что его непутевый соулмейт действительно ничего не понимает. — Потому что это смущает! — Разве? — Конечно! Боже мой, вы совсем не знаете, как правильно вести себя с людьми. — Это же клеймо с моим именем, я имею право его увидеть, — не сдавался Хибари. — Ладно-ладно, — устало ответил Тсуна, решив пустить все на самотек. — Вот, смотрите сколько влезет. Стянув напульсник, он протянул руку к Хибари и тут же пожалел об этом, потому что прохладные сильные пальцы сжались чуть ниже имени, вызывая неожиданную дрожь. — Ай, — тихо произнес Тсуна, и Хибари все-таки немного ослабил хватку. Посмотрел на метку еще раз, а потом погладил большим пальцем буквы, ощущая их под кожей. Кажется, сердце пропустило удар и забилось с новой силой. Волнение захватило обоих, Хибари почувствовал почти непреодолимое желание потереться о запястье Тсуны щекой. — И… давно? — едва слышно спросил он, прерывая затянувшееся молчание. — Конечно, — так же тихо ответил Тсуна. — Почти с самого рождения, как и у всех. — Ты все это время носил на своей руке мое имя и до сих пор не сказал мне? — все же удивился Хибари, поднимая взгляд. — А должен был? — надулся Тсуна, отворачивая голову. — Я всей душой надеялся, что вы не окажетесь моим соулмейтом. Даже богу молился пару раз, когда узнал ваше имя. А еще до чертиков перепугался, когда опоздал впервые на урок и вы потребовали, чтобы я назвал свое. Мне стало легче после того, как вы никак не отреагировали, я подумал, что у вас клеймо с другим именем и что мы точно не связаны. Хибари отпустил его руку. — Я тебе настолько отвратителен? — Да при чем тут отвращение? — вспыхнул Тсуна. — Вы мне вообще-то пару раз чуть почки не отбили, а полгода назад я целую неделю ходил с красивым синяком под глазом, и благодаря кому? Конечно, кто бы захотел, чтобы его соулмейтом оказался кто-то, вроде вас? Я… еще пожить хочу. И желательно без травм. — Просто тебе надо было сказать раньше, сам виноват, — нелепо скинул вину Хибари, и Тсуна устало закатил глаза. — Тогда вы били бы меня понежнее? — Прекрати, — нахмурился Хибари и снова схватил за запястье, приподнимая руку. — Пока на тебе это имя, никто больше не посмеет тронуть тебя, ясно? Если верить правилам, ты часть меня как-никак. — Почему это я часть вас? — возмутился Тсуна. — Может, это вы часть меня? У вас метка, между прочим, позже появилась. — Если говорить правильно, мы одно целое, — поправил его Хибари и понял суть своих слов, только когда вновь увидел, как краснеет Тсуна. — Хибари-сан… — Что? — Знаете, кажется, это самый лучший Новый год в моей жизни, — смущенно признался Тсуна, а в следующий момент Хибари все-таки не сдержался. Просто притянул его к себе и обнял, уткнувшись в плечо. И это оказалось волшебнее любых слов. Тсуна слышал от ребят, встретивших свою пару, о том, как это бесподобно приятно — обниматься со своим соулмейтом, и всегда завидовал, всегда хотел так же. Но в реальности это ощущение не описать никакими словами. Хотелось раствориться в этой близости, хотелось никогда не отпускать, хотелось заплакать от нахлынувшего счастья. — Вы точно мой… Вы мой… Без сомнения, — как в бреду тихо повторял Тсуна, вцепившись в рубашку Хибари и почти задыхаясь от внезапного приступа истерики. Хибари продолжал прижимать к себе, чувствуя, как дрожит вместе с Тсуной, чувствуя себя целостным, единым со своей второй половинкой дефектной души, которая изначально всегда была оторвана от мира. Сейчас Хибари ощущал себя правильным как никогда. Время близилось уже к часу ночи, когда они наконец отпустили друг друга и легли на кровать. Тсуна сонно смотрел в потолок, Хибари усталым взглядом наблюдал за огоньками гирлянды. Они держались за руки, и больше им ничего было не нужно. — Эй, — тихо позвал Хибари, когда Тсуна уже начал понемногу засыпать, — что мы будем делать со всем этим? — А разве не очевидно? — удивился вопросу Тсуна, слабо улыбнувшись. — Раз уж мы нашли друг друга и нас, по правилам, будет неконтролируемо тянуть друг к другу, то, наверное, надо попробовать просто смириться и быть вместе. М, как считаете? Хибари тихо хмыкнул и вновь подумал, что уже успел привыкнуть к теплу Тсуны и его присутствию рядом. Такие вещи не случаются просто так. Такие вещи говорят о многом, и о том, что в будущем расстаться с ним хотя бы на минуту будет еще сложнее, чем сейчас. Но Хибари, в принципе, был не против. Ради этого невероятного чувства окрыленности и спокойствия можно было пойти и на такие жертвы. Потому что… — Да. Так будет правильнее всего.