***
Шерлок, одетая в растянутую майку и пижамные штаны, с ногами сидела на стуле перед зеркалом. Сзади нее стояла улыбающаяся мать и, как в далеком детстве, расчесывала ее мокрые волосы. Было не просто больно. Было нестерпимо. Было деться некуда. Там, где находится сердце, что-то оборвалось и теперь безумно кололось. Миссис Холмс это прекрасно видела и лишь грустно улыбалась, стараясь не показывать, насколько страдает от неспособности помочь. — Мам, а почему ты это делаешь? — внезапно тихо спросила Шерлок. — Что именно, зайка? — Поддерживаешь меня, все такое. Я же к вам отношусь обычно, как к чужим людям почти. Миссис Холмс внезапно звонко рассмеялась. — Зайка моя, запомни раз и навсегда: сколько бы лет тебе ни было, насколько далеко ты бы ни была и как бы ни рассказывала, что мы с отцом тебе «чужие люди», для меня ты навсегда останешься тем измазанным в грязи чудищем, которое в обносках и треуголке носилось по заднему двору с самодельной саблей и воплями «Я покорю все семь морей!» Теперь уже детектив рассмеялась, правда, очень горько. — Мам, а было у тебя такое, что ты вроде бы как и создала себе проблему, но теперь не можешь ее игнорировать и рушишь себе всю жизнь? — Именно таким образом на свет появился твой старший брат. Ничего, вроде как, обернулось к лучшему. — Миссис Холмс усмехнулась и поцеловала дочку в затылок. — И у тебя обернется. Поверь маме. Она понятия не имела, что у ее любимой дочурки произошло, но это не имело для нее ровно никакого значения.***
Джон еще никогда в жизни, кажется, никуда так не торопился, а тот час, на который задержали и без того восьмичасовой рейс, никогда не был таким длинным. Уже в аэропорту по прибытии Ватсон на секунду остановился у лотка с цветами. К любимой женщине он едет или нет? С такой мыслью доктор сбивчиво попросил неуместно улыбчивого продавца завернуть одиннадцать желтых тюльпанов. В такси до улицы, указанной в присланной Майкрофтом СМС-ке, ехали непомерно долго. Пару суток, кажется, не меньше. Ночь Джон провел на ногах, но сна не было ни в одном глазу. Уставившись в окно, мужчина судорожно пытался продумать, что будет говорить Шерлок и ее родителям. Слишком многое зависело от обстоятельств. Рассказала ли она им? Вряд ли, скорее всего, отмазалась или просто промолчала. Злится ли детектив сама? Скорее всего. Впрочем, знать ничего наверняка Ватсон не мог — она ведь просто слилась, не сказав ни слова. От этой мысли огонек поутихшей на время злости вновь загорелся. Шерлок ведь могла просто с ним поговорить, как бы там ни было, что бы там ни произошло, что бы она ни чувствовала — Шерлок могла сказать что угодно, даже самую жестокую правду. Так уехать было высшей степенью трусости, лишь граничащей с и без того сомнительным милосердием. Дом мистера и миссис Холмс встретил его теплом и запахом выпечки. Майкрофт, видимо, их предупредил, ведь они вовсе не удивились: — Доктор Ватсон, вы очень вовремя! — воскликнула миссис Холмс, целуя своего потенциального зятя (по ее собственным убеждениям) в щеку. Мистер Холмс ограничился крепким рукопожатием. Запоздало Джон сообразил, что для миссис Холмс цветы тоже стоило купить, и уже хотел сказать, что этот букет — ей, но сама женщина его опередила: — О, Шерлок обожает тюльпаны! Но вы это, несомненно, знаете и без меня, раз именно их принесли. Дорогой, поставь, пожалуйста, в воду. От такого радушия Ватсон немного опешил, но лишь скупо улыбнулся хозяйке дома, поблагодарив за заботу. Пока та отошла в другую комнату, чтобы налить ему чаю, он тихо и доверительно обратился к отцу семейства: — Мистер Холмс, сейчас я буду кричать на вашу дочь. Возможно, очень громко. Возможно, громче, чем стоило бы. Мистер Холмс лишь усмехнулся и подмигнул ему. От этого почему-то стало спокойнее. — Могу я увидеться с Шерлок? — даже немного неловко спросил Джон у миссис Холмс, когда она вернулась в комнату с чаем. — Разумеется. Она в комнате на самом верху, там одна дверь. Только дайте мне того, кто довел ее до такого состояния. — Что станет с тем, кто «довел ее до такого состояния», осталось неизвестным, но тон был такой, что Джону стало немного не по себе. Дверь на третьем этаже и впрямь была одна. Ватсону внезапно захотелось, чтобы их было много, чтобы он пробовал одну за другой, оттягивая момент, а затем абсолютно неожиданно открыл правильную, неловко, но быстро и без мучений ввалившись к любимой женщине в комнату. Но дверь была одна, и единственное, что оставалось — мяться под ней, не решаясь открыть. Мысль постучаться ему как-то не пришла. «Ты солдат или тряпка? Соберись, это всего лишь женщина, с которой всего лишь нужно поговорить». Но самым страшным было то, чего он и без того всегда боялся: что поговорить не получится, что она его прогонит, не дав сказать и слова. Скажет, что он ее недостоин со своим заурядным умишком. Но домыслы не имели значения, пока не подкреплялись фактами. Так что Джон глубоко вдохнул и с размаху открыл дверь. Шерлок его не заметила. Прислушиваясь к музыке в наушниках и тихо, будто в трансе, отсчитывая ритм — «Раз, два, три, четыре… раз, два, три четыре…», — она двигалась по комнате в танце. Надо же. Она упоминала, что танцевала когда-то давно — начала, когда познакомилась с Китти, и увлеклась, а к шестнадцати годам бросила, но Джон не знал, что она все еще делает это так красиво. Впрочем, кого он обманывает, Шерлок все делает красиво. Даже если больно для себя и для остальных. Ее волосы смешно торчали во все стороны — так бывало, когда после душа она их не сушила феном, а просто причесывала и оставляла сохнуть. В таких редких случаях детектив еще пару дней сетовала, что «прическа в стиле „взрыв на макаронной фабрике“», а Джон смеялся над ней, потому что выглядело это лохматое ворчащее чудило мило и забавно. А еще из ее закрытых глаз текли слезы, и голос дрожал, то и дело срываясь: «Раз, два, три… четыре… раз… два, три, четыре…» А ведь до того дня, когда «умер» Майкрофт, Джон ни разу не видел, как она плакала. Никогда. А с тех пор он увидел столько ее слез, сколько не видел больше ни у одной девушки. А что делают мужчины, когда их женщины плачут? Обнимают. Доктор Ватсон тихо подошел к ней, осторожно вынул один наушник, вставил его в свое ухо и прижал Шерлок к себе. Даже без приветствия и привлечения внимания. В ухе тут же заиграла ABBA. Ну надо же. — Джон, я безумно тебя люблю, — абсолютно внезапно прошептала Холмс, уткнувшись ему в шею и не открывая глаз. Ватсон усмехнулся. — Ты даже не засомневалась, что это я. — Я узнаю твои руки, Джон. До последнего надеялась, что Майкрофт все-таки не выдаст, ан нет. — Он просто любящий старший брат. — Смешно. Джон отвечать не торопился. Песня, поставленная на повтор, заиграла сначала. — Мы остановились на том, что ты меня безумно любишь. — Да. Я могу это повторить. — Ты поэтому улетела, ничего не сказав? — Да. — Солнце, я не понимаю. Знаешь, как я переживал? Шерлок внезапно его оттолкнула. — Именно поэтому я и улетела! Ты со мной несчастен, Джон! — Доктор от шока даже ответить ничего не смог. — Вот видишь, опять! Сколько раз ты уже говорил, что от меня одни беды! То одно, то другое, то третье! Джон, со мной небезопасно, со мной трудно, да черт, я сама с собой жить не могу! О чем речь?! Ты сам, сам постоянно говоришь, что переживаешь, что злишься, что я порчу тебе жизнь! Тебе без меня будет лучше! У Джона в голове на секунду повисла какая-то зловещая пауза. — И ты только потому улетела, что я временами говорю, что нервничаю из-за тебя? — Да, я улетела именно поэтому! — ляпнула Холмс, внезапно начавшая злиться. Джон рассмеялся и прижал ее к себе опять. «Господи, и это все. Она не разлюбила, не обиделась, не захотела эмигрировать подальше от угроз половины преступного мира Британии, она просто переживала, что я иногда на нее злюсь». Ведь, по сути, правда — Шерлок внезапно поняла: она убежала именно потому, что испугалась того, что он из-за нее переживает. На секунду стало самой смешно. А потом она вспомнила, как много раз Ватсон за нее рисковал. — Джон, так правда… «Лучше», хотела сказать она, но мужчина ее прервал, отстранившись и взяв ее лицо в свои ладони. — Шерлок, послушай, только внимательно, а не как всегда. Посмотри на меня.— Убедившись, что серые глаза смотрят на него, а не на стенку где-то сбоку, доктор тихо и проникновенно начал: — Мы уже выяснили, что долго и вычурно говорить бесполезно, так что коротко и банально. Шерлок, тебе кажется, что я часто на тебя жалуюсь, потому, что, если бы я озвучивал вслух каждый раз, когда ты делаешь меня самым счастливым человеком на Земле, пришлось бы потратить на это половину всего времени человечества. Ты поняла? Холмс снисходительно улыбнулась. — Сейчас ты из-за меня несчастлив, — сказала она тоном, которым мама обращается к несмышленому ребенку. — Так мог бы быть. У меня все живы, все здоровы, рядом любимая женщина, которую я теперь уж точно от себя не отпущу, и я в гостях у ее очень приятных родителей в очень интересной стране. Просто ты плачешь, не плакала бы — я бы был на седьмом небе. — Женщина не выдержала и рассмеялась. Джон в свою очередь улыбнулся и обнял ее за талию. — Так что, комплекс неполноценности — единственное, что заставило тебя кинуть меня судьбе на растерзание? — Иди нафиг. — Не дождешься. Чего доброго, опять сбежишь куда-нибудь, пока меня не будет.***
— Кризис миновал? — как ни в чем не бывало поинтересовалась миссис Холмс, когда держащаяся за руки парочка спустилась вниз. — Миновал, — прыснула Шерлок. Все сели за стол и болтали о всякой ерунде. Джону было радостно видеть ее такой — дружелюбной и уютной, будто она — обыкновенная очень красивая и любящая женщина. Впрочем, будь она обыкновенной, Джон бы ее и не полюбил. — Ну, и как вам сожительствование с моей дочкой? Все еще устраивает? — с доброй насмешкой в голосе поинтересовалась миссис Холмс, беря еще картошки из огромной миски. — Я разве не говорил? — искренне удивился Ватсон. — Я — самый счастливый человек на Земле. «И никогда больше не перестану это повторять», — мысленно прибавил он, чувствуя на себе лучезарный взгляд Холмс-младшей.