***
Злющая Шерлок вернулась вечером. Ее ждал Джон, в своем лучшем свитере, с ужином и свертком в руках. Детектив ошарашено застыла в дверях, уставившись на своего доктора. — Ты смотришь на самого виноватого мужчину Вселенной, — улыбнулся Джон. — Чт… Го-осподи, ты все-таки вспомнил? — сокрушенно вздохнула Шерлок. — Ты знаешь, что я терпеть не могу дни рождения. — Ты их не признаешь. Терпеть не можешь только свой, — отметил доктор, подойдя к ней и помогая снять пальто, — но это не повод мне о нем забывать. — Ты забыл про свой день рождения, было бы удивительно, если бы вспомнил про мой. — Не оправдывай меня. Это по-свински, и я должен искупить вину. — Джон протянул ей сверток, который все это время не выпускал из рук. — Не «Лондонский глаз», конечно, но в его поисках я оббегал полгорода. И я не преувеличиваю. Закатившая глаза Холмс извлекла из упаковки халат. Такой же, какой носила все эти годы. В глазах загорелся огонек восторга. — Джон, не стоило… — Стоило. Просто я знаю, как ты привязана к своему халату, а старый уже весь истрепался… только посмей не носить. Шерлок саркастически ухмыльнулась и накинула подарок прямо поверх одежды. — Не посмею. И все равно не стоило. — Помолчи и садись ужинать. Ели молча. Шерлок, скупо поблагодарив, тут же ретировалась на кровать и уткнулась в ноутбук а-ля «Я должна работать». Почему она хотела работать именно в спальне, непонятно — видимо, собиралась тут же уснуть. Ну нет, подумал Ватсон. Так дело точно не пойдет. — А я не дам тебе сейчас работать, — тихо и с вызовом сказал он, улегшись рядом. — А я не дам тебе не дать мне работать, — невозмутимо отозвалась женщина, даже не оторвав взгляда от монитора, на котором высвечивался какой-то текст по-испански. — Да что ты. — Доктор ухмыльнулся, приблизился, убрал всклокоченные кудрявые волосы и внезапно поцеловал ее за ухом. — А так? — Ты что делаешь, озабоченный? — напряглась Холмс. — А ты, — поцелуй в мочку уха, — ты работай, работай. — Перестань. Легкий укус в шею. — Чем больше ты сопротивляешься, тем дольше это продлится. Работай. — Как скажешь, идиот, — скривилась детектив, хотя голос ее немного дрогнул. Еще несколько поцелуев в шею. Ключицы. — Джон… — Переведи мне, что там написано. — Ла-адно. — Эта игра Шерлок явно не нравится, но доктор неумолим, и она начинает декламировать: — «Франсиско Франко Баамонде (4 декабря 1892, Ферроль, Испания — 20 ноября 1975, Мадрид, Испания) — испанский военный и государственный деятель, диктатор Испании в 1939–1975 годах. Генералиссимус»… Ты что делаешь?! — Блузку тебе расстегиваю, разве не заметно? — невозмутимо отозвался Джон. — Зачем?! — Пусть это останется для тебя тайной, покрытой мраком. Читай дальше. — Джон! — Читай, сказано. Ты работаешь. — Ты в доминанты записался?! — Чи-тай. — Маркиз де Сад, мать твою… — Она пытается не показывать, как у нее перехватило дыхание, потому что тогда доктор вообразит, будто победил в этом нелепом сражении. Джон уже победил, ощутив, как участилось ее сердцебиение. — «Он был одним из организаторов военного переворота 1936 года, который привёл к гражданской войне между республиканцами и националистами. Возглавив антиреспубликанские силы, после победы в войне он получил полный контроль над страной, установив правый авторитарный режим, известный как Франкистская Испания, охарактеризованный самим Франко как тоталитарное…» Ох, черт, «…государство»… Джон, перестань, я тебя умоляю… «Так вот, как мы теперь запели». Ватсон на секунду остановился, приподнялся, взял ее ладонь и поцеловал запястье. — Это… запретный прием… перестань сию же секунду!.. — Не-а. Дальше. — Доктор переместился и теперь покрывал поцелуями впалый живот. Взгляд Шерлок затуманился. — «Одновременно совмещая функции главы государства… — запнулась она, — правительства… и верховного главнокомандующего, он носил титул»… черт… я не знаю этого слова… не помню… — Какая досада. — Так, все, ты… ты победил, можешь пере… черт! — Ей перехватило дыхание окончательно. Дрожащими руками детектив почти отбросила компьютер. — Дж… Джон, пе…ре…стань, Бога ради… дай мне хоть… — Не дам. Сегодня удовольствие получишь в первую очередь ты. — Но… ох, черт…***
— Ты стонала. — Шерлок прикрывает глаза и неопределенно пожимает плечами, заворачиваясь в одеяло поплотнее. — Ты никогда не стонешь. — Зависит от человека, — устало произносит она. — В смысле? — Ну, знаешь… сам помнишь, «особенные клиенты», которые ко мне ходили. Это же все было ради того или иного дела. — Да, я помню. — Ради информации, например, или доверия. Надо было завоевывать их расположение. А многие мужчины любят это — ну, я не знаю, стоны, выкрикивание имени, весь этот пафос. — А ты — нет, — понимающе произнес Джон. — А я — нет. Так что стойкие негативные ассоциации. Тебе меня надо было сильно довести. — Не понял. — Я в том смысле, что с тобой мне можно не переживать, слишком я громкая или слишком тихая. А так-то… — Что — так-то? — Я в принципе от секса удовольствие не получаю. Я получаю удовольствие от близости. Знаешь, изучать партнера, пытаться сделать приятно не потому, что нужно, и не потому, что он сделает то же в ответ, а потому, что любишь. И когда партнер испытывает то же самое. Я кайфую от этого, а не от самого факта. Ты, например, единственный человек в мире, знающий про мои запястья. — Долго же я додумывался, — усмехнулся Джон. — Пару месяцев искал нужную точку. — Ну так разве не хорошо? У тебя просто секс был в основном по любви, ты не сильно меня поймешь, спавшую с кем попало ради блага нации. Такое заявление немного режет слух. Ну да, сам по себе этот разговор довольно неловкий — они раньше о сексе никогда не говорили: не обсуждали предыдущих партнеров, что кому нравится — предпочитали практический подход. Но Джон был рад где-то в глубине души, да и не только в глубине, что Холмс рассказывает об этом именно ему. Внезапно в сознании появляется непрошеный вопрос. — Шерлок, — начинает Джон прежде, чем осознает глупость того, что собирается спросить, но остановиться уже не может. Женщина неопределенно мычит в ответ, и он продолжает: — Шерлок, а Тер… — Господи, прекрати сравнивать себя с Теренсом. Даже я вас не сравниваю, ты с чего вдруг? — раздраженно отзывается Холмс, но, подумав, добавляет: — С ним я тоже всегда была тихой. У нас выбора не было. — Это почему? — Нам было по семнадцать лет, через коридор спали его родители, через стенку — мои. В голове только две мысли было: «Лишь бы глупость не вытворить» и «Лишь бы не запалили». — Джон прыснул. Шерлок, все еще устало прикрывавшая глаза, тоже усмехнулась. — Так мало того, запалили же все равно. — Да ты что? — Угу. Мы уже немного тогда поосвоились, осмелели, ну да и забыли дверь закрыть на замок. Бабушка его вошла. Вошла, посмотрела, перекрестила нас, развернулась и ушла. — Джон сдавленно расхохотался в подушку. — Да, вот только нам было вообще не смешно. Она, правда, нам ни слова потом об этом не сказала. Мировая была женщина. И время кайфовое было… — Она зевнула, переворачиваясь набок. — Залететь, правда, боялась жутко. — Вы же слышали тогда о контрацепции, правда? — Конечно. Но глупые подростковые страхи брали свое. Я и до сих пор боюсь. — Ты не хочешь детей? — спокойно спросил Джон. — А ты хочешь? — Честно? — он повернулся к ней. — Да. Это еще одна новая тема для обсуждения. Они никогда не заговаривали о детях — не задумывались. Только Джон в последнее время. И, как оказалось, Шерлок — постоянно. Она бы, конечно, могла ему ответить, что она тоже хочет, но боится, что не сможет выносить ребенка — ведь она наркоманка и курильщица, да еще и постоянно истощающая себя голодовками и бессонницей; могла бы рассказать, как переживает, что не справится с материнством, потому что не привыкла нести безраздельную ответственность за чье-то счастье, тем более — за счастье такого крохотного и беззащитного существа, как ребенок. Могла бы сказать, что даже имена придумала еще давным-давно. Могла бы, но лишь усмехнулась: — Ну, смотри. Как там говорят? Мужчина должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Ты дерево сажал? — Да, — с улыбкой кивнул доктор. — В школе, на субботнике. — Вот. Осталось построить дом — поговорим о сыне. — Без проблем. — Джон приобнял женщину одной рукой. — Какой дом ты хочешь? — Я? — А с кем я там жить буду? Тебе быть хозяйкой — распоряжайся. Шерлок вздохнула: — Да не в доме дело. — Но есть же у тебя какие-то мысли. — Есть, конечно. В десять лет еще все придумала. — Ну так рассказывай. — Это глупо. — Давай, рассказывай. Или хочешь повторения? — Так, стоп, не надо. Расскажу я. — Женщина опять переворачивается на спину, собираясь с мыслями. — Дом у меня в мечтах был. Квартира. Двухэтажная. Маленькая. В большом многоквартирном доме. Чтобы дверь была сбоку в закоулке. А парадная дверь чтоб вела к соседям, от которых ко мне в квартиру постоянно бегали бы мыши. — Мыши? — удивился доктор. — Да, мыши — это важно. Мне всегда казалось, что счастлив тот дом, где есть мыши. И там постоянно бы пахло мышами и стиральным порошком, в квартире-то. И все вещи тоже пахли бы мышами. Дверь вела бы в прихожую маленькую, и там, напротив двери, была бы обитая кремовой рифленой тканью лестница — мягкая, чтобы маленькие дети не поранились и не ударились. Слева была бы столовая с одним раскладным столом. Под дверью стоял бы диван маленький, да так, чтобы одним боком подпирал стол, и каждый раз все бы спорили, кто сядет на мягкий подлокотник. И были бы стулья из черного то ли дерева, то ли чего-то похожего, с рифлеными ножками, торчащими во все стороны — такими, с двумя шариками по длине. И стояло бы два высоких комода, один — рядом с дверью, другой — под стеной у окна, и шкаф со стеклянными дверцами, в котором хранилась бы всякая мелочевка. А дальше был бы проем в кухню — длинное помещение с поверхностями для готовки, на которых никогда не было бы достаточно места. И пол там был бы темный и деревянный, приятный на ощупь, чтобы можно было с утра встать и босиком приготовить кофе. И была бы дверь в сад — двойная: можно было бы открыть только верхнюю половину, чтобы позвать кого-то на улице, или только нижнюю, чтобы выпустить гулять собаку. И ручка бы еще постоянно заедала. А на заднем дворе был бы один стол — так, летом посидеть вечером, и качеля-скамейка непрочная, которая постоянно бы переворачивалась; для детей — домик, сколоченный из фанерок и большой батут. Вообще, задний двор был бы тоже длинный, просто узкий, и граничил бы еще с одним — там жила бы собака, которая постоянно ругалась бы с нашей. И двор еще был бы такой запущенный, но красивый — без сада, но с плющом, из-за которого окно в детской бы не открывалось. А справа от двери в прихожей была бы гостиная. Окна выходили бы на улицу, так что иногда можно было бы наблюдать за тем, как по дороге проходит конный патруль. И там был бы большой проектор, на котором можно было бы смотреть кино, а еще — проецировать изображение с компьютера, чтобы зрение не портилось — я додумала это потом, когда узнала о существовании такого проектора. И было бы старое пианино, которое неизвестно зачем купили, ведь в доме на нем никто не играет. И ступеньки те мягкие из прихожей вели бы на второй этаж, где слева была бы спальня взрослых, дальше — ванная, в которой заедал бы замок и выключатель был бы палкой, висящей на веревке, на которую надо было дергать; и напротив родительской была бы детская — маленькая-маленькая, и в ней была бы двухэтажная кровать и в ней не было бы стола, только маленький комодик, на который сваливали бы всякий хлам, и тумбочка с зеркальцем — тоже маленькая и захламленная. И была бы гостевая, в которой была бы огромная, мягкая, высокая кровать, на которую и взбираться-то неудобно, и стол, за которым дети бы делали уроки и в тумбочку которого можно было бы прятать кота, если бы он был. И в коридоре на втором этаже были бы гладкие белые перила. И там была бы я, абсолютно счастливая и не знающая, кто такой Мориарти, или Магнуссен, или еще кто-то из преступного мира. Она вздохнула и умолкла. Джон застыл. Шерлок рассказывала об этом с таким трепетом и в таких мелочах, так подробно описывая все досадные неурядицы, и ему показалось, что в этом доме — маленьком, но двухэтажном, с детьми, мужем, собакой, возможно, котом и, будь он неладен, плющом, из-за которого не открывались окна, она была бы на своем месте и абсолютно счастлива. Однако наваждение быстро прошло, и Холмс усмехнулась: — Но, знаешь, Бейкер-стрит 221B без заднего двора и плюща под это описание почти подходит. Тут, по крайней мере, тоже все разваливается. Они расхохотались. — Так сколько, говоришь, тебе теперь лет? — Двадцать семь. Черт-те что, еще вчера мне был двадцать один год, и ты смотрел на меня в морге в Бартсе осоловелыми глазами. — Ничего себе, какой ты мелкой была тогда. — Ну спасибо! — Да стой, извини, я не в том смысле… — Знаю я ваши смыслы, доктор Ватсон. Вынуждена удалиться. — Ты куда? Стой, не пущу! — В душ, неугомонный! Я весь день за маньяком гонялась! — Да чтоб его, маньяка твоего. Иди. Чтоб быстро. — Иду, рифмоплет мой с наклонностями доминанта.