***
— Миссис Хадсон, нам нужно сказать вам кое-что важное. — Да? — Да. Только сядьте. — Что? Вы что, сошлись? — Ну… ну да. — Господи, наконец-то! Я ждала этого пять лет! — Только никому ни слова! — Да вы что! Я — могила! И это был первый раз, когда миссис Хадсон и вправду была могилой. Благо, лишь фигурально. И снова жизнь заиграла яркими красками; воспоминания о собственном романе вперемешку с домыслами о нынешнем — не ее, но курируемом ею, — вызывали в Марте Луизе Хадсон желание просыпаться каждое утро. Нет, не то чтобы оно пропадало… но теперь можно, лежа в постели, например, прислушаться к тому, что происходит наверху. Спят? При учете, что вставала миссис Хадсон около половины шестого утра, обычно спали, но иногда, судя по очень, очень тихим, на грани выдуманных, звукам они к тому времени даже не засыпали. И миссис Хадсон была рада, и даже иногда заносила им всякие чаи для восстановления сил. Шерлок фыркала, Джон улыбался, но тактично молчал. Миссис Хадсон могла видеть их многозначительные переглядки по утрам и игривые — по вечерам; немного личные разговоры на лестнице, иногда даже просьбы Джона о советах — совсем-совсем редко и каких-то незначительных, но для миссис Хадсон — значимых. Она помнила Шерлок девчонкой, бродящей по ночному городу в обиде на весь мир; помнила ее и подростком, иногда забегающим на чай и беззлобно сетующим на тупеньких людей; помнила и счастливой девушкой, с сомнением, но все же согласившуюся помочь ускорить казнь мужа самой миссис Хадсон. Не могла забыть и сломленной, нуждающейся в крыше над головой, потому что в их с покойным женихом квартире она не могла находиться без истерики. Миссис Хадсон овдовела, но спустя долгие годы брака и почти по собственной воле; Шерлок овдовела, даже не успев вступить в брак, и не могла с этим жить. Миссис Хадсон могла лишь уступить ей квартиру — не бесплатно: Шерлок была чересчур гордой — и наблюдать, как некогда знакомая ей девчушка сгорает изнутри. Тем не менее, имя того рыжего паренька домовладелица уже пару месяцев спустя не может даже вспомнить. Да и какая разница? Шерлок скорбит, это главное, остальное — не важно.***
Иногда Джон забывает прикрыть дверь в квартирку 221B, и миссис Хадсон может подглядеть. Из тонкой щели доносится музыка и тихий смех. Домовладелица некоторое время борется с собой, но все же приоткрывает ее шире. Джон и Шерлок танцуют под доносящуюся из колонок тихую песню. — Я не думал, что у тебя на телефоне окажется что-то кроме классики, — еле слышно для домовладелицы говорит Джон женщине на ухо, нежно держа ее талию и полностью доверяясь движениям детектива. — Для классики у меня отдельная папка есть. Но под Баха не потанцуешь толком… расслабься. — Я расслаблен. — Нет. Расслабь плечи. Доктор Ватсон, у вас серьезные проблемы с доверием, вы знали? — Вам я доверяю безоговорочно, мисс Холмс. Уютная захламленная комната тонет в сумерках, и песня — медленная, с четко выделенным ритмом и спетая приятным, глубоким женским голосом — создает такую атмосферу, будто происходит нечто тайное и интимное. Так, собственно, и есть. Джон внезапно тихо смеется, убирает руки с талии Шерлок и просто сгребает женщину в охапку, целуя ее в висок и раскачиваясь в такт мелодии. — Ты так никогда не научишься, — бурчит Холмс, с трудом обвивая руками его грудную клетку. — Ну и ладно, — улыбается Джон. — Если я настолько не обучаем, то хоть пообнимаемся. — Под хорошую музыку, — дополняет Шерлок. — Под хорошую музыку. Около пяти минут — по крайней мере, песни успели дважды смениться, — они так и стоят, обнимаясь, а миссис Хадсон смотрит, затаив дыхание. Идеальная пара с одними чувствами на двоих. Она сразу это заметила, с самого начала, еще без малого семь лет назад. — Ребятки, а я вам соль принесла!