Мой день — это день, когда мне не лень; я прохожу за ступенью ступень; встреча за встречей, выплываю под вечер, плыву. За мной плывет моя тень. Моя ночь — это ночь, когда ты один; никто не может помочь: ты — ребенок прогресса, ты вышел из леса, висишь на стене, пока держится скотч. ©
Шерлок сидит в пустом вагоне метро, натягивает на запястья рукава глупого зеленого свитера и дышит. Потом в вагон заходит еще какой-то человек. Человек не смотрит на Шерлок, но Шерлок смотрит на него. Ей интересно. Шерлок продолжает дышать. Дышать — это важно. Шерлок выходит на станции Северный Гринвич и идет по противно не-пустой станции. Люди выходят из вагонов, и другие сменяют их, чтобы создать своеобразный ток крови на серой ветке метро. На желтой, думает Шерлок, людей сейчас больше. А тут — глушь. Неудивительно, хмыкает Шерлок: желтая — это центр, и именно там сейчас сосредоточена ночная лондонская жизнь — молодежь, гуляющие парочки, пьяные болельщики Манчестер-Юнайтед. Шерлок тоже могла бы быть среди молодежи, но она на серой ветке, а не на желтой, и это уже не имеет значения. Полицейский у турникетов окидывает ее странным взглядом, и Шерлок ухмыляется: она говорила все это вслух. Тротуары мокрые от измороси, воздух — тоже. Шерлок бредет в сторону огромной махины неясного предназначения, являвшей собой огромный брезентовый купол со странными выпиравшими балками, напоминавшими подъемные краны. Наверное, это торговый центр, но Шерлок не знает точно, потому что никогда там не была, и сейчас ей там быть не хочется. Небольшой филиал «Теско» еще работает, и Шерлок, пару секунд подумав, покупает там за два фунта пачку чипсов со вкусом соли и уксуса. Ей всегда нравился этот вкус. Кисло. Надо только не забыть дышать. Никто не обрадуется, если она умрет в Северном Гринвиче лишь потому, что забыла в очередной раз вдохнуть. Шерлок бредет по бетонным плитам по направлению к той огромной брезентовой штуке (Торговый центр? Стадион? Завод?), но потом разворачивается и идет к автобусным остановкам. Она не собирается садиться на автобус, но там тихо и фонарей меньше, потому что там проезжая часть, а на проезжей части фонари не ставят. Не везде, по крайней мере. Где-то метрах в трехстах что-то светится. Как оказалось — канатная дорога. Шерлок пожимает плечами: ей все равно, куда. Коридоры и сами кабинки оформлены по-рождественскому, и кое-где наклеены изображения какого-то снеговика — Шерлок смутно узнает героя какого-то детского мультика. В самой кабинке поставлена на повтор не менее детская, но довольно грустная песня — что-то про ночное небо, по которому хочется гулять бесконечно. Шерлок и вправду хотела бы погулять по небу. Ночному. Зимнему. Как сейчас. Кризис в жизни Шерлок пару лет как кончился, и у нее все хорошо. Самое сложное в счастливой жизни — не забывать дышать. Город служит примером. Город дышит; перестанет — умрет. Помпеи, например, перестали дышать, захлебнувшись. Шерлок нельзя захлебываться. Город пульсирует — прямо-прямо у нее под ногами, и в мутной воде реки, которая течет где-то внизу, Шерлок видит его кровоток. Развлечения ради она представляет себе, как стальной канат, на котором она висит, рвется, и все вагончики медленно-медленно летят вниз. Не развлекает. Грустно. Техники жаль. За рекой — промзона; стройка, которая никогда не прекратится, бетономешалки, гаражи. Люди гробят тут свое здоровье каждый божий день. Станция на одном берегу реки — точь-в-точь станция на противоположном. Правда, набережная тут симпатичней. Шерлок почти не заметно для себя самой проходит триста метров вдоль перил. Доедает чипсы и бросает пачку в высокую урну, потом входит на мост. Вид с моста красивый, и его не портит даже промзона. Подъемные краны подсветили разноцветными прожекторами. Где-то по правую руку Шерлок — Биг Бен, Эбби-роуд и Бейкер-стрит; по левую — спальные районы и та брезентовая шутка. Воздух мокрый, холодный и жжет легкие при глубоком вдохе. Шерлок даже встать на перила нельзя. Хочется. По всей длине посередине моста что-то вроде возвышения — длинный-длинный треугольник, одной стороной стоящий на самом мосту и вершиной указывающий в небо (Шерлок знала название этой фигуры, но забыла и не хочет вспоминать). Высотой он не достает Шерлок даже до колена. Его назначение Шерлок неизвестно, но она вскакивает на него и пытается балансировать на вершине. Удается пройти не больше пяти метров. Шерлок перешла на тот бок реки, с которого ее привезла канатка. Тут — спальный район. Довольно симпатичный, нужно сказать. У мусорных баков уже стоят елки, а из еще горящих, коих мало, окон доносятся разговоры, в которые Шерлок не вслушивается. О чем могут люди разговаривать такой ночью? И, главное, почему они наслаждаются ею дома, а не тут, под развидневшимся звездным небом? Немного постояв, принимает решение ехать домой. Она достаточно прошлась. С отсутствующим видом сажает свое тело в DLR и едет, смотря в одну точку. Свою станцию она проезжает, но совершенно не расстраивается по этому поводу.***
— Шерлок?.. Четыре часа утра, ты чего не спишь? — Водички встала попить. — А почему в свитере? — Воздухом выходила подышать. — Далеко? — На крыльцо. — Холодно там. — Потому и надела свитер. Спи, Джон. Я ложусь.