На Бейкер-стрит не спят

Освальду было страшно, как никогда раньше. Тишина в комнате давила на уши, а в темноте чудились угрожающие тени. Мальчик сжался на краю кровати. Он должен справиться. Он мужчина. Будущий, но мужчина. Не звать же маму, в самом деле, как маленькому! Семь лет — это вам не шутки, это солидный возраст. Где-то в темноте что-то шелохнулось — Оз был в этом абсолютно уверен. Что бы там ни было, оно там было, и оно несло угрозу — иначе не пряталось бы в темноте. Освальд сильный. Он мужчина. Он справится. И слеза, потекшая по его щеке в подушку, скупая и мужская. И следующая тоже. В общем, мальчик заплакал, мысленно прощаясь с мамой и прочими родными, потому что та большая и страшная штука в темноте явно скоро его сожрет и даже не подавится. Но Освальд сильный, он снесет это с достоинством, как учил папа. Мама учила в таких ситуациях бить опасность в морду, но он этот урок благополучно забыл. Будь сильным, Холмс-Ватсон. Будь сильным. Сквозь закрытые веки пробился внезапно яркий свет. — Сын? — Сын молчал, внезапно застыдившись своей временной слабости. И не в первый раз же! Хоть мамы бы постыдился — мама бы не плакала в подушку. Шерлок даже не вздохнула — лишь присела на край кровати и погладила сына по волосам. Мальчик незаметно для себя начал успокаиваться. — Сын, ты в безопасности. Ты веришь мне? — Оз сдавленно замычал в ответ, и женщина продолжила: — Но бояться — не стыдно. Все чего-то боятся. — Папа не боится. Шерлок грустно рассмеялась. — Темноты — нет. Знаешь, что твой папа часто кричит или даже плачет во сне? Освальд, не поверив своим ушам, поднял свою опухшую физиономию от подушки. — Почему? — Ему снятся сны, которых он очень боится. — Какие? Шерлок со вздохом передернула плечами. — Война. Смерть. Твой папа тоже боится, сын, как и ты. — Но эти страхи рациональны, — угрюмо ответил Освальд. — Абсолютно нет. Какая война? Мы живем в Лондоне в двадцать первом веке, тут уже почти сто лет как не было войны. Вокруг нас — да. У нас — нет. Вероятность, что мы с вами окажемся на поле битвы, очень мала. И она такая же, как вероятность того, что в темноте сидит монстр, который сожрет тебя. Перед глазами детектива тут же промелькнул образ человека с пистолетом, падающего на пол спальни ее сына. Разумеется, она понимала, откуда у страхов Освальда ноги растут. — Но ты точно не боишься. Женщина вскинула брови: — Почему ты так думаешь? — Не знаю. Мне так всегда казалось. Шерлок и вправду была удивлена: надо же, какой она выглядит в глазах собственного сына. — А ну, пододвинься сюда, я тебе кое-что на ухо расскажу. — Оз в предвкушении тайны поднялся и наклонился к маме. Та с заговорщическим видом наклонилась и прошептала: — Я очень, очень-очень боюсь грозы. — Правда? — выпучил глаза Освальд. — Правда. Во время грозы я не могу ничего делать, сжимаюсь в комок и жду, пока гроза кончится. — Но почему? Да, и вправду, почему? Может, потому, что в грозу старшая сестра утопила ее лучшего друга в колодце, хоть и не у Шерлок на глазах, или потому, что брат всю жизнь пугал ее сказкой про смертельно опасный Восточный ветер, способный снести ее с лица земли, а именно в грозу ветер был самым сильным и часто восточным? Но такого маленькому Озу точно пока не надо знать. — Я не люблю гром, — коротко ответила миссис Холмс-Ватсон вместо этого. — И как ты справляешься? — Никак, наверное. Разве что твой отец, если он рядом, обнимает меня и говорит, что все хорошо. Почему-то представить это мальчику было тяжело, но он не сказал ни слова. Шерлок немного помолчала, думая о том, что на самом-то деле ее страхи страхом грозы не ограничиваются. Что же — хорошо, что она, по крайней мере, не боится темноты. — С тобой посидеть? — А ты можешь? — Конечно, могу. Выключаю свет. Будем вместе защищаться от твоих чудовищ под кроватью. Когда Джон обнаружил отсутствие жены в постели и в ее поисках забрел в комнату сына, Шерлок лишь злобно на него шикнула в темноте.

***

Шерлок стоит, тяжело опершись на столешницу, и громко дышит. Чертова гроза! Где Джон? Почему он не идет с работы? Почему задерживается именно тогда, когда нужен настолько именно в эту секунду? Раскаты грома бьют в висках, дождь хлещет стекла, как хлыстом; руки, опирающиеся о столешницу, дрожат. Нужно закрыть окна, чтобы было не так громко, и уйти в спальню. Еще не хватало, чтобы Оз ее увидел в таком состоянии — растрепанной, дрожащей и на грани истерики на пустом месте. Хороша мамаша, ничего не скажешь. Пока она все это думает, шум как-то немного стихает, будто отступает на второй план. Это у нее уже голова плывет, что ли? Совсем хорошо! — Ма-ам. — Сын. Хочется удивленно окликнуть его по имени, но вырывается почему-то нечто среднее между кашлем и всхлипом. — Мам, все хорошо. Я закрыл окна. — Оз, не получив ответа, судорожно пытается вспомнить тот разговор в ночной комнате; вспомнив, подается вперед и обхватывает маму руками — благо, она была достаточно худой, чтобы ему это удалось. — Мам, все в порядке. Давай ты сядешь на диван, а я посижу рядом с тобой. Шерлок неопределенно кивнула. Сын — копия отец, ничего не скажешь. Когда Джон пришел с работы и обнаружил жену, спящую, свернувшись калачиком в углу дивана, Освальд, сидевший рядом, поднес палец к губам и тихонько шикнул, давая понять, что будить маму точно не стоит. Джон покачал головой — в такие моменты он чувствовал себя лишним, потому что Холмсы и вдвоем прекрасно справлялись и со своими страхами, и со своими проблемами. Что ж, на то они и Холмсы, и ничего тут не поделаешь. Разве что чай можешь заварить.