P.P.S.

-…таким образом, учитывая, что большинство из нас — в той или иной степени травматики, можно заключить, что… — Извините, герр профессор, но я не согласна. В аудитории повисла неловкая пауза. — Простите, мисс… то есть фройляйн Шварцкопф, вы что-то сказали? — Да, я сказала, что не согласна с вашим утверждением, профессор, -спокойным тоном повторила Эльза Шварцкопф, одна из самых одаренных студентов данной группы. — Обоснуйте, коллега. — По моему мнению, травматик — это человек, не сумевший преодолеть травматичные обстоятельства и их последствия. Тот кто, так сказать, застрял в гештальте. Если человек, напротив, нашёл в себе внутренние силы преодолеть влияние этих обстоятельств на свою жизнь, то его уже нельзя считать травматиком. — В какой-то степени, вы конечно, правы… — замешкался Крейн, который хотя не проработал в Гейдельбергском университете ещё и года, до сих пор справлялся неплохо, но в данный момент был явно не готов вести непростой диспут на иностранном языке. Прозвеневший звонок заставил его несколько скомканно завершить лекцию, пусть и избавил — временно, судя по выражению лица фройляйн Шварцкопф, — от необходимости отвечать на неудобный вопрос. К тому же, впереди были пасхальные каникулы… Вопрос, тем не менее, так и продолжал висеть в воздухе, будто материализовавшаяся фирменная трость Нигмы, наплевавшая на закон всемирного тяготения. **********************! ********** -…не мог гештальт он от гешефта, как мы ни бились, отличить, — напевал себе под нос Марк Розенталь, помешивая жидкую кукурузную кашу в кастрюльке, краем глаза наблюдая за семимесячной Аннабель Ли, перебирающей игрушки в переносном манеже. — Интересно, долго они ещё там будут беседовать? — в голосе Эдварда Нигмы, в данный момент мерившего шагами просторную кухню дома Розенталей, куда он последние месяцы стал всё чаще заглядывать по неизвестным науке причинам, чувствовалось явное нетерпение. -, сегодня по плану должна быть моя очередь на приём! Тем более, что кое-кто- не будем называть имён, хотя это, конечно же, Джонни — вообще должен был прилететь только через два дня! …И вообще, — тут он машинально схватил и начал вертеть в руках упаковку из-под детского питания, — Марк, зачем ты варишь эту долбаную кашу, если тут на этикетке ясно написано «без варки»??? — Слишком много вопросов, дружище, — флегматично усмехнулся Розенталь, снимая кастрюльку с плиты и откладывая некоторое количество каши в тарелку остужаться. — Да будет тебе известно, что дефицит сна отрицательно сказывается не только на умственных способностях, но и на восприятии окружающей действительности. Так что, пока Молли и наш много- и глубокоуважаемый профессор ещё не пришли к консенсусу, будь другом: попробуй, достаточно ли соли в супе, — он кивнул на соседнюю конфорку. — «Слишком много вопросов», как же! — возмущенно фыркнул Нигма, ещё не успевший окончательно привыкнуть к специфическому (по готэмским меркам и не только) дому и его обитателям, и особеннно к их манере общения, но всё же выполнил розенталевскую просьбу, правда, воспользовавшись принесенной из дому персональной ложкой с зелёной изогнутой ручкой. — Может, мне ещё и сказку пока сочинить, чтобы твоё чадо соизволило скушать свою кашу-кстати, кто в здравом уме будет есть кукурузную кашу без соли и сахара? — Аннабель ест безо всяких уговоров, с тех пор, как прикорм стали вводить, — гордо ответил Розенталь. — А будешь ерничать — тоже накормлю этой кашей, тут как раз на вас обоих хватит… — пригрозил он в шутку (хотя, может и не в шутку — кто его разберет?) — Ну, а сказку я могу и сам сочинить, — ловким движением вынув малышку из манежа, он вымыл ей ручки и усадил в детский стульчик. — Жил-был один человек, который больше всего на свете любил задавать вопросы… Стоявший возле плиты прототип чудом не подавился дегустируемым супом. Весьма, кстати, вкусным. *****************! **************** -…так что извини, что отнял у тебя столько времени, Молли, но после того, как меня уже не в первый раз вразумляет, указывая на мою неправоту, столь юная особа, эта странная закономерность меня с некоторых пор несколько… пугает, -развел руками окончательно смущенный Крейн. — Ну, некоторая закономерность тут действительно прослеживается, — невольно рассмеялась Молли. — Сначала моя подруга и её искушение переходом на «темную сторону» при помощи… ээээ… весьма откровенного стимпанковского прикида (тут Крейн густо покраснел), затем мой случай, а теперь — опять не в меру умная студентка… На самом деле, Джонатан, эта девушка не сказала ничего нового: по сути, то же самое, но в более резкой, мягко говоря, форме, вы уже слышали от меня несколько лет назад, ещё в Аркхэме, — тут молодая женщина, несколько замешкавшись, опустила глаза. -Действительно, дефицитарный человек — тот, что за многие годы так и не востребовал себя у жизненных обстоятельств — как бы застывает в травмирующей ситуации (вернее, воспоминаниях о ней), словно муха в янтаре, и жизнь для него как будто останавливается — настоящая жизнь. И, конечно, очень часто такой человек присваивает себе право на агрессию, зависть и ненависть к окружающим — особенно тем, кому в жизни, по его мнению, повезло больше; к сожалению, многие мои коллеги дают своим клиентам индульгенцию на психическую распущенность… — Многие…но не ты, — тихо и серьезно сказал Крейн. — Это я помню хорошо. — Но не я, — так же серьезно повторила за ним Молли. На мгновение у обоих промелькнуло чёткое ощущение дежа вю. — Да уж, если бы хождение по граблям входило в перечень олимпийских видов спорта, я бы уже получил как минимум одну золотую медаль, а то и несколько! — невесело усмехнулся Крейн. — Бросьте, Джонатан, самоуничижение вам не идет, как, впрочем, и превозношение. И я не окончила свою мысль: при всем при том я твердо уверена, что вы уже не тот человек, с которым я в своё время дискутировала через пуленепробиваемую перегородку в Аркхэмской лечебнице. Тем, кто считал себя вечной жертвой, а остальных — абьюзерами. Понимаете? Вы — уже не он! — Ты действительно так считаешь? -чуть дрогнувшим голосом спросил Крейн. — Да, считаю. И, по праву друга, говорю то, что думаю. — И думаешь, что говоришь? -невольно улыбнулся Крейн. — Да, Джервис бы нашёл, что сказать по этому поводу… — Молли тоже улыбнулась в ответ. Снизу послышался звон посуды. Собеседники переглянулись и поднялись со своих мест. — А если серьезно, Джонатан, по поводу того, считать ли себя травматиком или нет, — Молли пристально взглянула в глаза своему бывшему профессору, -Виктор Франкл — вы ведь последние годы, если не ошибаюсь, много его читали? — так вот, он как-то сказал, что человек всегда решает, кто он. Мне кажется, это вполне подходящий ответ вашей студентке, не так ли? *************************** — Нет, вы представляете, он посмел треснуть меня по лбу моей же ложкой! — отчаянно жестикулировал Нигма. — Ну, не треснул, а легонько приложил, и только потому, что этот, с позволения сказать, дегустатор, ополовинил кастрюлю с супом, пока я с Белль занимался, -прокомментировал невозмутимый Розенталь. — Как говорила моя бабушка Циля, кто к нам с чем за чем, тот от того и того! — Злые вы, уйду я от вас! — не унимался человек- вопрос. — Бу! — жизнерадостно воскликнула маленькая Аннабель Ли. — Вот, устами младенца, как видите, -ехидно заметил Розенталь, попутно разливая оставшийся суп по тарелкам. — Интересный ты человек, Эдди: помнится, не далее как полгода назад, за этим самым столом, кое-кто утверждал, что у него никого нет… — Это всё твой дурацкий глинтвейн! В нормальном состоянии я бы никогда!. -…И всё же подумай как-нибудь на досуге, о умнейший из моих друзей, а сам ты у кого-нибудь есть? Нигма надолго задумался. — Слишком много вопросов, -недовольно пробурчал он после неудобной паузы. — Вот именно, — встряла Молли. — Так что, для поддержания баланса, предлагаю Эдварду перейти сразу к десерту, раз суп для него — уже пройденный этап. — Это меняет дело! — резко повеселел Нигма. …Надо ли говорить, что в тот день никто и не подумал никуда уходить.