Сказки Барда Бидля

За окном ещё даже не светило солнце, но через пару минут оно уже медленно и лениво показывалось из-за горизонта. На часах было без десяти минут семь утра. Оставалось ещё десять минут, до того как Маркусу придется вставать. Так что он всё ещё спал, видя прекрасные сны. Десять минут прошли быстро, как это обычно бывает и раздался звон огромных часов на главной площади города, и этот звук был слышен даже за множество километров от города. Сонно потянувшись, черноволосый юноша вылез из-под не особо теплого одеяла, прошлепал босыми ногами по деревянному полу к тазу с водой, и зачерпнув ладонями немного воды ополоснул лицо, заставляя себя проснуться окончательно. Одежда была развешена на стуле, там же где он и оставил её вчера. Всё ещё зевая, Марк стал переодеваться, застегивая одной рукой рубашку, а второй причесывая непослушные волосы. Через десять минут он был готов, открывая дверь с чердака, который служил ему комнатой вот уже почти десять лет. Винтовая лестница вела прямо на первый этаж, с самой высокой башни в доме, так что спуск по ней занимал как минимум ещё минут пять. — Спать охота. Сказал он мышке, что забралась ему на плече по руке, которой он держался за перила. Мышь только что-то пропищала, но брюнет был уверен - она его понимает. Спустив её обратно на перила, вышел за дверь. Сразу в глаза бросался контраст с чердаком и внутренним убранством дома. Дом прям так и сиял чистотой, он был огромен по сравнению с той небольшой деревянной комнатушкой, обдуваемой всеми ветрами. Тут и там встречались вазы с цветами, огромные окна от пола до потолка, метра по три в высоту, а возможно и больше, Марк не измерял. И он совершенно не вписывался тут, одетый в старое барахло, он был как черный ворон на снегу, выделялся и не гармонировал. Коридоры были длинными, а кухня была в подвале дома, в другой его части. Спуск по лестнице не занял много времени и уже через минуту, чайник был подвешен над огнем, чтобы закипал. Уже было семь утра, когда чашки и тарелки были расставлены на одинокий поднос, остальные три были под ним. Крик, а если быть точным, визг сестренки буквально оглушил его, пусть он доносился со второго этажа. Чайник закипел и можно было разливать воду по чашкам, чтобы чай заваривался. Суп также находился в тарелках. — Бруно, брысь с дороги. Рыкнул юноша на пса, замаячившего у него под ногами, тем самым мешая пройти к лестнице. Пес тихо рыкнул, глядя на подъем, но отошел в сторону, давая пройти.

***

Два подноса были оставлены в комнатах непутевых брата и сестры, вместе с чашками, тарелками супа и приборами, так что дойдя до двери в родительскую комнату, он с легкостью открыл её. — Доброе утро, отец и… миледи. Поприветствовал он кивком головы родного человека, а также женщину которую хотелось удавить собственными руками, за то, что так нагло испортила ему всю жизнь. — Уже почти восемь, где ты был так долго? Голос отца был строгим, он изменился с тех пор как женился на леди Тревель. — Я разогревал еду, а после относил её Анастейше и Дрейку. Отдав поднос отцу, обошел кровать, отдавая поднос мачехе. Та оглядела всё принесенное, а после повернулась лицом к Марку. — Синди, а где молоко для моего котенка? Котенком она называла до неприличия жирного кота, который по характеру совершенно не отличался от своей хозяйки. Подавив в себе желание, напомнить в очередной раз свое истинное имя, он всё же сказал: — Я забыл его, сейчас принесу. — Не утруждай себя, уверена, у тебя есть дела важнее, если уж ты забыл о еде для моего котика. Марк сглотнул, это не сулило ничего хорошего, покосившись на отца, он отметил, что тот не проявляет никаких признаков внимания, отрешенно поедая суп, даже не пытаясь встать на защиту родного сына, это ранило сильнее чем удар кинжала в живот. — Мадам, прошу простить меня, я не специально. — Склонить голову, демонстрируя идеальное послушание, чтобы придать своим словам больше расскаянности. — Ты заметил какие грязные у нас занавески на окнах, дорогой? Обратилась она к мужу, тот повернул голову в её сторону, а после посмотрел на занавески, осматривая их и лишь кивнул. — Несомненно, они нуждаются в стирке, в тщательной. — Ты слышал, Синди? Марк лишь кивнул головой, оборачиваясь на занавески, подавив в себе стон разочарования, как он не замечал раньше сколько тут окон. — Я… постираю. Выдавил из себя он, мадам явно этого было мало, она усмехнулась, а после послышался её тихий смешок. — Конечно постираешь, а ещё те что в коридоре и в комнатах Анастейши и Дрейка. Ах да, ещё нужно прочистить дымоход, ну, а так же не забудь про приготовление обеда, а ещё нужно накормить скот, и ещё промыть полы на всех трех этажах, ясно? Брюнет лишь кивнул, сжав кулаки и подошел к двери. — Это всё. — Пока-что, да. А после юноша вышел за дверь, прикрывая её за собой, и обреченно осматривая огромные окна коридора, которых кажется было больше чем несколько миллионов.

***

Снять их было ещё полбеды, и донести до кухни тоже, ведь сами собой они не были огромными, поскольку были довольно тонкими чтобы пропускать свет и легкими, так что легко складывались в несколько раз. Второй проблемой стал дымоход, который он ненавидел, именно из-за того раза, когда он согласился впервые его почистить появилось его отвратительное прозвище — Синди. Когда он очищал его в тот раз, оттуда выпал небольших размеров камень, который мало того что чуть не прибил Марка, так разворошил сажу с золой, орошая его, ещё тогда маленького мальчика одиннадцати лет, клубом всего этого безобразия. Откашливаясь и чихая он вылез тогда из дымохода, и тут же наткнулся на сестренку, что увидев его тут же ткнула в мальчугана пальцем: — Фу, ты весь в саже! Мать тебя за стол не пустит! Тогда он всеми силами пытался отмыть все это с рук и лица. Но когда пришел на ужин все уже знали о происшествии, а отец даже «любезно» отметил что на его щеках все ещё была сажа, за что его тут же наградили этим отвратительным прозвищем, все смеялись, даже родной отец. Отдернув себя от таких ненужных ему сейчас воспоминаний он вылез из камина, как только увидел лёгкий свет на золе в которой буквально утопали ноги в сапогах. На крышу он никогда не лазил, у мачехи все же была голова на плечах и заставлять подростка лезть на крышу трехэтажного особняка было неправильно. Или это у неё осталось что-то человечное, или же она просто хотела выставить Маркуса трусом, кто знает. — Синди за своим привычным занятием. Раздался голос, который был до одури противен, и если сестру он терпел потому-что она девчонка, то Дрейка он хотел задушить только за то что тот существует и изводит его, и пусть менее интенсивно чем мамаша или же сестра, но бесил он до нельзя. — Заткнись, Дрейк, иначе костей не сосчитаешь. Рыкнул Маркус в ответ, Дрейк тут же усмехнулся во все свои тридцать два зуба, захотелось выбить их одним точным ударом в челюсть. — Я тут тебе подарок, от сестренки принес. Он кинул на грязный пол несколько скомканных платьев, и не заботясь об их сохранности подтолкнул их Марку ближе лёгким движением ноги. — А мать просила передать, что на тебе ещё газон, чтобы до шести вечера он был идеален. И удалился, оставив юношу собирать бесполезные тряпки с пола, чтобы потом отнести их на задний двор, где он обычно все и стирал. Он не жалел себя, и даже не плакал, все слезы закончились тогда, когда его обозвали Синди. Тогда он ревел навзрыд под одинокой сливой на заднем дворе, и никто не пришёл утешить ребёнка, всем было плевать и тогда он понял, что чтобы выжить, верить в добро и дарить его всем вокруг не достаточно, а ведь именно этому его учила покойная мать.