Сказочник

У Чимина веснушки крохотными пятнышками рассыпаны по чуть вздёрнутому носику, который он постоянно чешет. С его волосами играет ветер и перемещает отдельные рыжие прядки на длинные ресницы. Возможно, закрыв глаза, Хосок осмелится признаться в существовании любви с первого взгляда, потому что она перед ним задорно пляшет босиком на поросшем пупавкой и лютиком берегу лесного ручейка. — Твои родители знали, что за тобой отправится мужчина, и были совсем не против? Хосоку приходиться открыть глаза, чтобы спуститься к отёсанному водой камню, на котором сушится их одежда и разложен скромный завтрак: плоды дикой яблони, земляника и немного мёда с сыром, прихваченных Чимином из башни. — Отец, — поправляет Чимин. — Абсолютно не был против, — хихикнув, он зажимает нос и окунается лицом в прохладную воду. Когда показывается снова с прилипшей чёлкой на глазах, он выглядит забавно в своей беспомощности, однако находит на ощупь руку Хосока и оказывается ближе, чем рассчитывал на второй день их знакомства. — Король остался один без королевы и принцессы, поэтому отнёсся снисходительно к выбору моей пары. Для меня он хотел лучшего независимо от пола, — смущённо Чимин сжимает руку Хосока крепче, ликуя, что тот не отпустил её, продолжая греть, оглаживая большим пальцем ладонь. — А потом мы нашли тебя. Разве ты совсем ничего не почувствовал, как только мы встретились? — Твой клинок очень острый, — одаривает улыбкой Хосок, тут же исправляясь. — Это не так. — Вот видишь! Потому что мы предназначенные. Чувствовать себя глупцом рядом с Чимином оказывается так здорово, волнительно и безумно. Из головы не исчезает звук колокольчиков, перезвоном напоминающий бубенцы богато убранной упряжи лошадей и кареты. Вскоре над головами проясняется затянутое небо, благословляя идущих плечом к плечу юношей, разделяющих порознь до этого жизнь на двоих. В Чимине много светлого, уютного и безмятежного, что кроется в каждом его удивлённом вздохе, взмахе ресниц и в чудных морщинках, когда он улыбается. Глаза, наполненные теплом, безустанно с обожанием глядят на Хосока, и, кажется, это лучшее, что можно ощутить на себе не касаясь. К приходу сгущающихся сумерек Хосок разводит костёр, а Чимин в ближайший хутор убегает за едой, и вся эта заботливая осторожность и пожелание быть аккуратным, не пораниться, пока будут отсутствовать друг без друга некоторое совершенно короткое время в их дальнейшей судьбе, наводит на невинные мысли — больше никогда не оставаться одним. Возвращается Чимин удивительно быстро, обменяв обаяние на половинку гуся и сырой картофель, который Хосок присыпает тлеющими углями. Они не сводят свои взоры, тщательно изучая черты лица, изгибы тела, эмоции и чувства, застрявшие в горле, о которых не научили говорить. Как будто в мире нет иной магии и всё, что отделяет их от счастья, — незаконченная нить маршрута. Хосок доверяет Тэхёну, верит ему на ровне с братом и отблагодарит, как только король Пак даст согласие на руку и сердце его единственного сына. О возникших чувствах сказать напрямую робко стесняется от неведения, как сие происходит и чего стоит ожидать. Быть свидетелем помолвки ему доводилось на лугу, распростёртым перед деревней, у лесного озера, однажды в новолуние, и, возможно, перед ним случилось чудо в ночь фейерверков, где он прогуливался у крохотной травяной лавки с приезжей торговкой и влюбчивым мальчишкой. Такое происходило с селянами, с коими Хосоку доводилось жить, не потому что не знал о своём истинном происхождении, скорее королевская семья одобряла близкие отношения с народом. Хосок и вырос простым. Благородным, а для завистников из затхлых владений за перевалом — ослеплённым жалостью мальчиком. Чимин видел Хосока очаровательным принцем. И изначально испорченная карта, переписанная несколько раз, утерянная и найденная спустя долгое время, могла говорить, насколько Хосок предан и честен, раз не сдался на обременённом трудностями пути. Эмоционально Хосок рассказывает о Тэхёне, о том, какие сказочники на самом деле, а не какими их рисуют старые учебники. С первых слов у Чимина возникает желание познакомиться с Тэхёном, его вредным котом и спросить всё ли в порядке с ним после того, как они разошлись с Хосоком. Тэхён помог им достичь мечты и проникнуться нежностью, повисшей благоуханием ночных цветов над головами, которые в мыслях находят себе лучшее место на плече предназначенного. Не дожидаться утра Хосок решает после того, как Чимин предлагает искупаться вместе и, когда они оба мокрые, вдохновлённые и влюблённые, что скрывать уже тяжелее с каждым пробитым ударом сердца. На берегу они падают на сырой песок, разглядывая возведённые кверху руки, с которых скатываются капли и прилипшие песчинки. Хосок перехватывает руку Чимина первым, переплетает пальцы и кладёт себе на вздымающуюся грудь. В нём решимости не много, на самом деле, и глупое волнение не даёт вымолвить нужные слова, повторяющиеся в голове ещё с рассвета, где они рядом проснулись в башне, оказавшейся давно позади. — Я забыл кое-что спросить у тебя, — Хосок привстаёт, насколько позволяет ему зажатая в ладони рука Чимина, и сам Чимин, напряжённый ожиданием. — Ах, я такой глупый, ведь это первое, что я должен был сказать тебе. Так говорят в сказках, в тех, что я читал. Это было так давно, извини. Чимин облизывает пересохшие губы и кивает так быстро, словно его шея — хрупкая травинка. Его взгляд внимательный и не упускает ласковой улыбки напротив руки, касающейся его волос, в которой вскоре оказывается небольшой голубой цветок — первый подарок Хосока Чимину. На носу остаётся пыльца — невозможно мило, отчего в порыве Хосок осмеливается заглянуть в глаза, чтобы задать беспокоящий вопрос: — Ты выйдешь за меня? — Он сказал "да", — громко рыдает Тэхён, беспощадно зажимая Юнги в свои жилистые тиски, из которых доносится жалкое хлюпанье и облегчённый смех, а после по рубашке на груди растекается огромное слёзное пятно. Тёплое. Юнги любит извращение в виде тёплых слёз, однако они не должны омывать его буквально и никак не от радости. — Эй, сказка ещё не закончена. — Я прибегну к рукоприкладству, если ты ее испортишь, — слабый удар в плечо вынуждает Юнги умилительно улыбнуться, ну, потому что не способен Тэхён хорошенько выместить на ком-то злость. Допустим, вчера запала Тэхёна хватило всего лишь на два разбитых подсвечника, глиняный горшок и табуретку, у ножки которой просил прощения утром, когда её чинил. И это Юнги чудик, предлагающий своё высохшее сердечко, как задиристый мальчишка из приюта? Тэхёна достаточно заткнуть поцелуем, что обездвижит его на полу с поджатыми под грудь коленками. Он слишком ребёнок для дерзости демона — чем не повод испортить сказочного хорошиста? Юнги добьётся, либо добьёт Тэхёна, изводя его своей настойчивостью, отчего придётся безоговорочно сдаться руками вверх и пустить к себе под одеяло, так как, хоть и демон, спать на полу — совершенное неуважение. И Тэхён ещё горячий. А длинные волосы почти не бесят. — Как видишь, обещания я держу, — когда громкий скулёж остаточной радости сходит до едва уловимого писка, Юнги пересаживает Тэхёна себе на колени и качает его будто непоседливого ребёнка. Вдобавок говорит соответствующе, хотя немногим позже Тэхён распознаёт дефект в речи, что оказывается не сюськаньем, а уже отчётливым шепелявым голоском, но и не менее приятным на повышенных тонах. — Хосоку ничего не сделал, потому что делал тебе, — перестаёт трясти, откидывая Тэхёна к спинке кресла, нависая над ним. Тэхён бледнеет. — Он счастлив, как могли бы и мы. Ты не такой капризный как Чимин, а я не такой идеальный как Хосок. Если они выдержали друг друга целый день, то и мы сможем, поверь, Чимин — та ещё изнеженная заноза в заднице, вынести это рыжее бремя подобно подвигу. — Ты слишком хорошо знаешь Чимина, — Тэхён, не жалея, отпихивает Юнги вбок, выворачиваясь и горделиво шествуя к зеркалу, где берёт гребешок и проводит по волосам. Спиной ощущается дыхание Юнги, снова близко, и снова Тэхён не знает, что с ним делать. Никак не любовь и даже не симпатия, а демоны должны быть красивыми, чтобы искушать, — это коварно. — Уже ревнуешь? — Ни капельки, — дует губы ведьма, щёлкая по носу серебряными зубцами заколки. Тэхён возвращается к карте, где закончилась лесная тропа. Перед глазами Хосока и Чимина должна раскрыться панорама города с его высокими замковыми шпилями, где вместо пышной травы щебень усыпает дорогу и ведёт к постоялому двору. Однако вместо того, чтобы отмерять глазомером шаги к их скорому венчанию, они с упоением целуются под тенью огромного указательного камня, где неподалёку поваленный грозой тис. Тэхён спешит закрыть свиток руками от сего действа, смущённо охая, когда румянец с лица скрыть невозможно. — Видишь? — Юнги поднимает открытые ладони кверху. — Мои руки чисты. А теперь назови хоть одну причину, по которой мы не можем быть вместе, — настаивает демон, наступая на растерянного сказочника. — У тебя рога? Юнги фыркает, склоняя голову к плечу. — Знаешь, ты тоже не идеальный. Немо открывая рот, Тэхён подбирает слова, разом покинувшие его голову, и всякую смелость, которой он без того скудно наделён. Взгляд мечется на заострённую ухмылку, хвост Чонгука, спрятанный за камином, потому что кот не мог простить себе, что добровольно хотел узнать конец истории, время которой не ограниченно поцелуями двух принцев. В конечном итоге, Тэхён делает то, в чём прекрасен до безобразия, — психует и следом бросает глиняный горшок с тушёными рёбрышкам на пол. — Будешь готовить сам! И как диковинная пава распускает по ветру волосы, убегая за подмогой в лес. Намджун умный, сможет выгнать Юнги, ведь он ни чуточки не задевает ранимое сердце ведьмы. И всё же глаза Тэхёна краснеют не от ветра в лицо, он попросту не знает, что делать с излишним вниманием, что обрушилось на него не от дворцового мага и улюлюкающих над ним старших братьев. Ему оно приятно было бы, если менее настойчиво и открыто ухаживал за ним Юнги.