Сказочник

Соорудить достойную купальню представителям королевской семьи Тэхёну показалось самым ответственным занятием, которое могли поручить только ему, опустив подготовку к свадебной церемонии. Его задача: искупать принцев после дальней дороги, накормить тем, что желательно будет светлее сосновой головешки в камине, и наплести гостям пионовых бутоньерок. Справился он пока с тем, что натаскал воды из колодца и вылил её в разбухший от магии большой ушат, где уже плавали розовые лилии и шарики мимозы. За малым оставшееся — подогреть. И пока Тэхён вздымает к небу руки, колышась вместе с ветром чуть менее грациозно новорожденного оленёнка, Намджун вместе с Хосоком и Юнги возводят шатёр из полупрозрачной белой ткани. Вообще-то Хосок просил Тэхёна провести церемонию венчания, тем самым завершив их общую сказку. За считанные секунды Тэхён даже речь в мыслях сочинил, расплакался и нарожал им детишек, которые будут проводить с ним каждое лето. Однако реальность такова, что при титуле и положении, дозволяющим скреплять сердца, словно гречишным мёдом, оказался Намджун. Ну, и пусть. Парадный костюм у Тэхёна всё равно красивее. С огнём Тэхён управляется ещё неумело, больше камина и костра, разве что, может плеснуть грозовой молнией в огород по ошибке, и всё же вода в ушате начинает парить — значит, справился. А пока заклинание не окончено и приходится стоять с растопыренными пальцами, будто нацепив на них огромные перстни, Тэхён оглядывается на Чонгука, спешащего прямо на него с двумя дубовыми балками для опоры шатра. Шагает тот быстро и стремительно, поздно отзываясь на предупреждение, за которым всплеск и огненный шар в небо. Балки с грохотом летят следом, и когда взволнованный Чимин прибегает на шум в пыльное облако, то застаёт насквозь промокшего Тэхёна с прилипшими лепестками на щеке и обернувшегося в кота Чонгука, шипящего грозно и утробно, снисходя едва ли не на рык. — Не говори Намджуну, — предупреждает Тэхён, принимая руку Чимина, когда тот помогает ему подняться и отводит на крыльцо. — Юнги можно сегодня не кормить. Чимин лишь поднимает брови и цокает, едва понимая переживания по поводу Юнги. Тэхён снимает с себя обмякшие и бесформенные ботинки, тунику, близкую к нарядной (чтобы выглядеть достойно в обществе двух королевских особ), оставаясь в нательной рубашке и узких прилипших к ногам трико. — Он питается эмоциями, — запоздало поясняет Тэхён. — Сейчас только утро, а я уже облажался. Удивительно, что Хосок сейчас на заднем дворе, а не под завалом. — Спасибо? — М? — Тэхён будто впервые замечает Чимина перед собой, и больше того, принц выкручивает его рубашку прямо на нём, ни капли не смущаясь, что голос его жениха слышен совсем рядом. Такое Тэхёну не по духу, он за преданность и против чужих рук на себе, даже таких маленьких и чистых от загара и мелких шрамов. — Мы встретились благодаря твоим стараниям, и я беспредельно счастлив, хоть и безумно ревную Хосока к тебе, извини. Наверное, я выгляжу глупо? — Ты говоришь о глупости парню с ветками мимозы в штанах, — волосы Тэхён завязывает в высокий сырой пучок и просит Чимина закрепить их лентой. — Как только я избавлюсь от них, не хочешь перекусить? Затея слишком заманчивая, чтобы отказываться втихую пробраться в кладовую, где полно вкусностей для предстоящего праздника. Но когда Тэхён налегает на струганину и баранью ножку под кисло-сладким брусничным соусом, Чимин с энтузиазмом надкусывает овощи из небольшого лукошка, по большей части предназначенные для красоты и яркости на столе. — Как вкусно, — хрустит Чимин, прокручивая я руках ветку укропа, — что это? — Огурцы, — Тэхён замедленно жуёт, проталкивает кусок глотком ячменного пива и наконец понимает, что в действии принца что-то не так и не должны его губы так вызывающе касаться какого-то пупырчатого огурца. — И, эм-м, Ваше Высочество, их нужно просто кусать, а не облизывать и... а, впрочем, Юнги называет это опытом. Не понимаю, о чём он. Ах-ха. Чимин сливается в тон редиске и продолжал бы дальше рдеть и краснеть, пока оба не вздрагивают от бодрого голоса Хосока. — Рядом есть озеро? Соображая, откуда доносится голос, парни оглядываются, ведь дверь подпёрта табуреткой, на случай того, что их застанут, а после поднимают голову к маленькому запылённому окошку, где видны только нос и улыбка Хосока. — Река, — Тэхён поднимает руку в направлении тропинки к воде. — Почему бы нам не искупаться всем вместе? — У нас вечером свадьба, дорогой, — вклинивается Чимин тонким безобидным голоском, которого грех ослушаться, - я не хочу пахнуть тиной в этот день. — Всё нормально, — уверяет Тэхён, уже вставая на ноги, — там феи, они не дают воде застояться. — Я не могу так, когда за мной подглядывают. А Чимину попросту хочется остаться наедине, и Тэхёну подмигивает двусмысленно и смеётся в ладонь. — Я же говорил — капризный засранец, — басит неподалёку Юнги, и Тэхёну приходится закатить глаза, ведь на несколько минут его жизнь показалась столь прекрасной и независимой от мелкого, тощего и вдобавок рогатого говнюка. — Еще не поздно, женись на Чонгуке! Он покладистый. — Юнги! Кажется, под окошком кладовой собрались все и лишь Намджун поджидает у двери, чтобы вытянуть за ухо непутёвого меньшенького, подтолкнувшего еще и принца на подлость. Корзину пышных свежих цветов к дому сказочника приносит хрупкая девушка, при виде скромной улыбки которой у Чонгука переворачивается мирок, как земной, так и подземный — на всём свете не сыскать красавицы с чудесными ямочками на щеках. Сущности юного по потусторонним меркам демона не пугалась, находила особенность прекрасной изюминкой и неоднократно подшучивала над парнишкой, щекоча его за ухом или царапая ноготками под подбородком. Удивительно, каким обходительным мог быть Чонгук, когда босой и растрёпанный выбежал встречать подругу, и лишь Юнги впитывал мысленный гнев малого от каждого шага, пришедшегося на шишку или пакостливого муравья. — Он безнадёжен, — гремит посудой Юнги. Они действительно все выбрались к речке: Хосок с Чимином уединились дальше утопающих в воде ветвей ивы, чтобы всё происходящее между ними было скрыто, Намджун опустил в воду закатанные в брюках ноги с небольшой ветхой пристани и вчитывался в церемониальную речь, прописанную на страницах пузатого фолианта, а Тэхёну с Юнги досталась работа — начистить и оттереть от копоти медные горшочки, в которых предстояло готовить. Тэхён мог бы и один, однако Юнги знает, насколько сильно Тэхён ненавидит мыть посуду. А не чудеснейшие ли эмоции у ненависти? Такие же ядовитые и терпкие, как демоническая кровь, бурлящая в Юнги при разложенном на слоги "Тэ-хён". — Как долго ещё, Юнги? В голосе сквозит усталостью и недоговорённостью, что понимать, истолковывая на пальцах, нет смысла. — Разумеется, пока ты не станешь моим. Затем — до бесконечности: ты будешь перерождаться снова и снова, а я буду всегда рядом. — Звучит как проклятие, — вздыхает Тэхён, никак не принимая слова Юнги всерьёз. Это ведь шутка такая, да? Побочный эффект сказки. Нельзя ведь влюбиться в отрицательного персонажа? Ни одна рукопись не оканчивалась тем, что злодей счастлив, и никак невозможно влюбиться в мага, что дёргает ниточками за пределами досягаемой видимости. Юнги хитёр, только потому что демон — это канон, которому верны все сказочники. Однако порой Тэхёна одолевают противоречивые сомнения. — Тэхёни, мой глупый мальчик, ты говорил это так много раз и снова делаешь своими словами больно. Не такой уж я бессердечный, — вынуждает Тэхёна отложить занятие, сплетая пальцы с мыльной ладонью парня, — а вот по твоей легкомысленной милости меня однажды обезглавили и сожгли. Тебя, к слову, тоже. Но мы снова вместе, разве это не судьба? На пристани скрипят старые доски и в такт им приглушенный в складках ткани рукава смех Намджуна. Тэхён переводит взгляд снова на Юнги. — Шутишь? Переходная в повествовании пауза затягивается, её Юнги сглатывает вместе с подступающей проказливой усмешкой. — Я был так убедителен. — Лжец. Тэхён поскальзывается несколько раз на размытой почве у кромки берега, когда уходит прочь к своему дому, где сейчас пусто и можно посвятить себя самобичеванию, доесть огурцы, которые ещё не успел смести Чимин, и ещё раз развернуть свиток, где картинка счастливых Хосока и Чимина рябит из-за порывистого ветра. Конечно, хорошему мальчику достаётся другой хороший мальчик, а Тэхён, видимо, вправду сжигал людей в прошлой жизни, раз ему достался Юнги. Раздражает факт, что Намджун откровенно бездействует, вверяя такое сокровище, как Тэхён, в лапищи демона. И эти самые лапища обнимают со спины непозволительно ласково. На плечо укладывается голова, от чего щекой Тэхён ощущает заострённый кончик рога. Они у Юнги маленькие, аккуратные и переливаются чёрным и тёмно-фиолетовым на солнце, что и рогами назвать грешно, так, рожки — вполне изящная изюминка на шальной голове. — Хочешь, мы будем как они? — Юнги плотнее прижимает Тэхёна к столу над развёрнутой картой. — Будем весь день держаться за руки и целоваться украдкой, будто думая, что никто не заметит, и ворковать на ухо сладко и соблазнительно, чтобы Чонгука от нас тошнило, и купаться голышом, когда стемнеет, тоже будем, после — кушать много сладкого варенья и жаловаться, что в малине есть косточки, а новый налог на лошадей — полная чушь. Хочешь? У Тэхёна сердце в горле препятствует подаче кислорода в его сжавшиеся от предвкушения лёгкие. Если Юнги может быть таким, почему нет? Это решение, разумеется, не окончательное, но почему нет? Почему? И он отвечает так скоро, чтобы не успеть передумать и пожалеть. — Хочу!