Высшая инстанция

Вечер воскресенья, 3 ноября. - Похищение?! – переспросил Соло. – Не понимаю, зачем её похищать… - А сам сообразить не можешь?! – издевательски поднял бровь Илья. – Не ты ли утверждал, что за Дейстером кто-то стоял? Наполеон осёкся. - Ты о мести? Но откуда бы они узнали, да ещё так быстро, что в него стреляла именно Габи? Не та у неё репутация. Скорее уж подумали бы на тебя, ну, на меня, в крайнем случае… - Вот Уэверли и подумал, - буркнул Илья. – Велел носа из гостиницы не высовывать и к телефону до его приезда не подходить. - Это ещё почему? – последнее условие Соло несколько обескуражило. – Если они выдвинут свои требования, мы хоть будем понимать, с чем имеем дело. - Ничего мы не поймём, пока не будут известны предварительные результаты следствия или хотя бы пока в больнице не закончат опросы, - возразил Илья, взлохмачивая волосы каким-то растерянным жестом. – Поэтому сейчас не дадим им возможности высказать эти требования, чтобы опять не попасть впросак. Не знаю как ты, а я не хочу опять нарваться на кого-то, кто знает о нас больше, чем мы о нём. Справедливо, подумал Соло. Кто бы ни прятался за спиной продавца диска с материалами доктора Теллера, он совершил странный поступок, похитив его дочь. Чего он хочет, обменять её на что-то? Отомстить? Соло поёжился – в последнем случае никаких переговоров не будет… Тем временем в госпитале скорой помощи воцарился плохо скрываемый страх. Отсутствие Габи обнаружили далеко не сразу, старшая медсестра полагала, что пациентка ещё спит. Даже войдя около шести часов вечера, чтобы принести ей ужин, и найдя постель пустой, она вполне разумно предположила, что Габи в душе – там шумела вода. И лишь через минут двадцать заподозрила неладное и толкнула дверь. Подозрения обрели почву под ногами, поскольку никого в ванной не было. Медсестра встревожилась по-настоящему и помчалась к дежурному врачу. Прошло ещё какое-то время, прежде чем поднялась общая тревога. О пропаже “особой” пациентки дежурный врач, разумеется, сообщил куда следует, и последствия не замедлили сказаться. В рекордно короткий срок – можно подумать, они караулили где-то возле госпиталя – в отделении появились двое немногословных и преувеличенно любезных мужчин в штатском. Окинув внимательным взглядом растерянных медиков, а потом хлещущую воду, удовлетворённо хмыкнув при виде сухого полотенца, один отлучился на пост и кому-то позвонил. Второй вежливо придержал за локоток нервно вздрогнувшего врача и начал вполголоса расспрашивать его обо всём по порядку. К тому времени, как в госпитале объявился спешно вызванный Уэверли, расследование уже шло вовсю. Уэверли прежде всего проверил сигнал маячка, вживлённого под кожу предплечья Теллер, и удивлённо воззрился на экран локатора: тот показывал, что сигнал идёт из района госпиталя. Правда, локатор не мог обеспечить точность пеленгации, большую 0.1%, позволяя лишь очертить круг радиусом метров восемьдесят. Следовательно, сигнал мог идти, скажем, с парковки перед больницей или из подвала, если он не слишком глубок… Уэверли сообщил эти сведения представителям Штази, и в госпиталь прибыла подмога в виде народной полиции. Несколько полицейских принялись обшаривать цокольный этаж, технический чердак и опрашивать водителей машин скорой помощи. Чем дальше продвигалось следствие, тем очевиднее становилась рука профессионала, к тому же, по всей видимости, местного. Никаких подозрительных незнакомцев никто не видел, как и какой-либо женщины в больничной одежде, - а вся одежда Габи осталась в гардеробе – уводимой или увозимой ими. Владельцы всех машин, останавливавшихся на стоянке госпиталя, были установлены, и ничего подозрительного также выявлено не было. Габи как будто прямо из палаты вылетела в окно, оседлав вместо метлы стойку для капельницы. Дойдя до этой стадии, расследование застопорилось. Однако Уэверли, которого начали одолевать нехорошие предчувствия, пораскинул мозгами и попросил выяснить, не пропала ли у кого медицинская форма или что-либо подобное. Порядком вымотанные особисты встрепенулись, как почуявшие свежий след ищейки, и опрос пошёл по второму кругу, на этот раз весьма узкому. Буквально через несколько минут поступили сведения о таинственном исчезновении фонендоскопа, а дальше информация хлынула лавиной. Халат, брюки, медицинская шапочка и маска, лёгкие туфли – из ординаторской, маленький шприц, ампула с раствором кофеина и скальпель – из процедурного кабинета, оставленный по забывчивости офтальмоскоп – из соседней палаты, просторная мужская куртка с капюшоном – из служебной подсобки-гардероба для санитаров и уборщиц, замок в которой отсутствовал в принципе, велосипед – с пятачка у бокового входа, куда персонал выходил покурить. Обнаружился при этом и маячок – в кружке недопитого кем-то чая. Дурные предчувствия Александра Уэверли оправдались на все сто. - Так её, выходит, никто не крал?! - выдохнул явно потрясённый Илья, когда шеф выложил агентам всё, как на исповеди. “Глушилку” включать не потребовалось: за прошедшие сутки агенты неоднократно проверяли свой номер сканером. – Она сама сбежала. - Считайте это непреложным фактом, Курякин, - ответил Уэверли. - Но куда? – Наполеон был удивлён не меньше напарника. – И почему? Неужели из-за того, что она вынужденно стреляла в Дейстера, у неё совсем в голове помутилось? - Куда? Да к её услугам весь восточный Берлин, в котором она всю жизнь прожила, - хмыкнул Уэверли. – А вот почему… не знаю. Разве что она всё-таки как-то замешана в возникновении из небытия диска её отца. До этого момента Соло всерьёз не задумывался над тем, что странный срыв Дейстера мог объясняться тем, что он увидел именно Габи, но в свете побега девушки… Про кого Дейстер кричал, что его предали? Они решили, что это относилось к другой стороне переговоров в целом. Вместе с тем… учёный орал по-английски, а не по-немецки, стало быть, эти крики можно понимать не как "вы меня предали", а как "ты меня предала". И бросился он в первую очередь на Габи, не на Илью. Так, будто раньше они были на одной стороне. И, кстати, девочка из мастерской проявила при побеге незаурядную изобретательность и ловкость, умудрившись не только направить погоню по ложному следу, но и скрыться незамеченной. Прямо-таки Мата Хари… - И мне кажется подозрительным, - задумчиво добавил меж тем Уэверли, - что она застрелила Дейстера, а не выбила у него пистолет из рук или не прострелила ему запястье… Настал черёд Ильи изумляться. - Да разве такой плохой стрелок, как Габи, может рассчитывать попасть в столь малый объект, как запястье? Я иногда учил её обращаться с оружием, и могу заверить, в десятку она попадала один из ста, и то случайно. Просто чудо, что она не всадила пулю в меня. Неожиданно глаза Уэверли насмешливо сверкнули. - Потрясающе, Курякин. Вы Честертона не читали, надо полагать. Что ж, понимаю, его у вас вообще, возможно, не переводили, но неужели ваше собственное досье ни на какие мысли вас не натолкнуло? Наполеон ощутил неприятный холодок где-то между лопатками. Честертон? Внезапно в голове прояснилось. Ну конечно, Человек, Который Знал Слишком Много! - Моё досье-то тут причём, сэр? – подозрительно поинтересовался Илья. - О. Ваше досье, как и досье мистера Соло, страдают такой распространённой в нашем кругу болезнью, как точечный склероз, что вам известно доподлинно. Уэверли окинул ироничным взглядом несколько сбитых с толку подчинённых. - Вот, например, среди языков, которыми вы владеете, забыли указать венгерский. Довольно сложный язык, надо сказать. И редкий - для агента. Сдаётся мне, причина подобной забывчивости кроется в обстоятельствах, при которых вы его ускоренно изучили. Полагаю, профессор Чекмарев в тот раз возился с вами дольше, чем пять дней. И информация о вашем отце далеко не полная. А из досье мистера Соло следует, что его привлекли к сотрудничеству при помощи банальнейшего шантажа. Не говоря уж о том, сколько в этом нелогичного, господин Сандерс забыл упомянуть, что у его подчинённого тоже скопились целые закрома не указанной в досье компрометирующей информации, не так ли? На что это он намекает?! - Иначе чем объяснить, что выставленную на аукцион британского “Дома Хевер” коллекцию картин голландской школы, владельцами которой оказались наследники недавно почившего в бозе немецкого аристократа, внезапно сняли с торгов? А потом, что интересно, она неведомо какими путями перешла прямёхонько в руки Штатов. Многие терялись в догадках, а секрет-то прост… kak dvazshdy dva. Да прекратит он когда-нибудь коллекционировать эти словечки?! - Хотите, я вам его раскрою, Курякин? Этот аристократ, как выяснилось, был офицером танкового корпуса СС, действовавшего на территории Голландии во время войны. Несчастливое совпадение для “Дома Хевер” и счастливое для кое-кого другого. Ибо сразу же возник вопрос, каким образом во владении этого немца оказалась прекрасная подборка голландской живописи? И хотя сей господин при жизни клялся и божился, что на каждую работу у него сохранились документы, мистеру Соло доводилось раньше встречаться с этим аристократом. Он-то знал правду... Так почему вы думаете, что досье фройляйн Теллер-Шмидт не страдает подобными… провалами в памяти? Соло мысленно отвесил себе хорошую оплеуху. Ему надо было догадаться раньше. Столь многое назойливо лезло в глаза, а он, самоуверенный шовинист – Илья отчасти прав, – упёрся, как мул, в то, что разведка, видите ли, не для женщин. Он вспомнил умение Габи сосредоточиться на деле и полностью отключиться от всего постороннего. То, как ровно стояла она у плиты, когда что-нибудь готовила, - она никогда не переносила тяжесть на одну ногу, как это делают многие и многие. Как легко балансировала на краю ванны, не теряя равновесия, чему, как он полагал, она обязана танцам. Может быть, балет тут тоже сыграл свою роль, но почему тогда Габи, поворачивая и слегка наклоняя голову, заученным движением фиксировала её в одном и том же положении? Итак, стойка тренированного стрелка, обманчивая внешность неумехи плюс выдержка и умение не теряться в сложных ситуациях. Учитывая их собственные досье, диагноз которым Уэверли поставил весьма точно… чего ещё я не заметил?! - Надо быть первоклассным стрелком, чтобы стрелять так плохо, - процитировал он слова Хорна Фишера по поводу неуклюжего Дженкинса. - Угроза, мы с тобой чего-то не знаем о Габи. Чего-то очень существенного. Читал Курякин Честертона или нет, но мысль напарника он понял с ходу. - Её учили в стрелковом клубе "Динамо"? Или в школе снайперов? - Стрелковый клуб, - лаконично ответил Уэверли. – Отлично, отлично. Ещё какие мысли? - Неплохой аналитик, - дополнил Илья, - навыки работы с оборудованием связи. Этому можно научить, разумеется. Но вот кто учил её разбираться в людях? Меня она просто на раз-два просчитала. Втёрлась в доверие так, что я даже не заподозрил ничего. Да ещё Джонс попался на ту же удочку, возможно, это тоже не случайно. И в самом деле. Что бы там Уэверли ни говорил про клуб, на агента разведки, имеющего опыт полевой работы, Габи походила мало. Шеф встал и прошёлся по комнате туда-сюда, явно о чём-то размышляя, а потом уселся обратно в кресло с очень решительным выражением лица. - Вижу, настало время ознакомить вас с кое-какими семейными тайнами вашей напарницы, а то вы так и не поймёте, с кем имеете дело. Она рассказывала хоть что-нибудь о матери или отчиме? Фото показывала? Мужчины одновременно покачали головами. - Нет, такого не было. Она никогда не говорила ничего, кроме того, что её мать умерла шесть лет назад, а отчим – год назад, и мастерской теперь заведует его младший брат и бывший заместитель, - ответил за обоих Соло. – Так, угроза? - Да. Зато мы точно знаем, что её мать была сестрой Рудольфа фон Трулша. - Понятно, я так и думал, - Уэверли снял очки и ущипнул себя за переносицу, как он часто делал, если разговор предстоял длительный или нелёгкий. – Слушайте. Маргрете Мария фон Трулш действительно единокровная сестра Рудольфа, много моложе его. Их отец вторым браком женился на девушке из семьи богатейших венгерских магнатов Баттьяни, и та позаботилась о должном воспитании и образовании Маргрете. В этой семье женщины всегда отличались тремя качествами: авантюрным характером, умом и деловой хваткой. Скажем, её кузина Маргит Баттьяни проживала во Франции и вплоть до своей смерти в 1959 году владела и успешно управляла конезаводом. Уэверли налил в стакан воды из графина, а Илья и Наполеон переглянулись. - В восемнадцать лет Маргрете выдали за Удо Теллера, в 1938 году родилась Габи, а через год разразилась война. И вскоре выяснилось, что Удо, учёный до мозга костей, к нацистам относился скорее равнодушно, а вот его жена – с антипатией. - И как же ей удалось скрыть эту антипатию? – задал вполне естественный вопрос Соло. - Начать с того, что сначала она это не очень-то скрывала, но привлекательной женщине прощается многое. Элегантная образованная Маргрете пользовалась большим успехом в обществе. В какую бы страну не забрасывало доктора Теллера и его супругу, она заводила литературные салоны, устраивала приёмы, на которых бывал весь дипломатический корпус. А потом произошло следующее. В какой-то момент обширный круг её знакомств и умение находить подход к людям обратили на себя внимание одного из советских агентов, известного под псевдонимом Фёдор. Это он привлёк госпожу Теллер к сотрудничеству с антифашистским подпольем. Вот так эта дама в период войны фактически стала видной разведчицей, и симптомы антипатии бесследно пропали. Ну как "видной"… личный выход на неё был, вероятно, лишь у Фёдора, и эту связь он охранял как зеницу ока. Маргрете была для него слишком ценна. Уэверли взял короткую паузу, чтобы перевести дыхание. - Теперь представьте, - продолжил он, - жена учёного, вполне лояльно относившегося к Третьему рейху, светская дама и хозяйка салона, где бывали высокопоставленные лица и из Абвера, и откуда хотите, да к тому же с маленьким ребёнком – и связная между антифашистским подпольем по всей Европе! Молодая красотка с кукольным личиком, так о ней отзывались те, кто её знал. Мужчины не видели в ней ничего опасного, думали, вероятно, что и мозгов у неё не больше, чем у куклы. Фёдор такой ошибки не допустил, и вот вам результат. Она подслушивала важнейшие разговоры, выведывала военные сведения, подсматривала комбинации сейфовых замков прямо в кабинетах, являясь туда под видом светского визита как к себе домой… И всё это при том, кстати, что ей не раз угрожали, поскольку видели в ней исключительно горячую сторонницу фашистов и даже гитлеровскую подстилку. Илья недоверчиво покачал головой, а Соло восхищённо присвистнул. - Может быть, у неё с этим Фёдором завязался роман? – предположил он. – Вот она ради него и рисковала. - Всё может статься... Несколько лет эта дама в буквальном смысле ходила по краю пропасти, - продолжал Уэверли. – Не раз могла туда свалиться, но была чертовски изобретательна и смела. Один раз спрятала добытые ею шифры в пакет с гигиеническими прокладками и дала подержать пакет немецкому пограничнику, делая вид, что впопыхах засунула куда-то паспорт. Тот так и простоял с шифрами, пока она напоказ рылась в сумочке. А потом поезд дал сигнал к отправлению, а этот пограничник ещё сам бежал за ней по перрону, протягивая пакет! Она обучилась работе с передатчиком, сама придумала пару кодов, чисто дамских. Платки, стихи. Вот такая была мама у нашей Габи. - И куда после войны она направила свои таланты? – помолчав, спросил Соло, уже предчувствуя правильный ответ. - Да туда, куда вы и подумали, - усмехнулся Уэверли. – Когда доктор Теллер решил остаться в секторе союзников, она решила в ответ больше не иметь с ним ничего общего. Развелась, вскорости вышла второй раз замуж и приняла имя Магда Шмидт. Поселилась с дочерью в Берлине и продолжила деятельность в органах госбезопасности восточной Германии. По понятным причинам мне мало что удалось узнать об этом периоде, но я имею веские основания подозревать, что она входила в немногочисленную группу из десяти или двенадцати нелегальных агентов разведки восточной Германии, действовавших в Европе. Помогла всеобщая послевоенная неразбериха в документах, многие архивы сгорели или пропали неизвестно куда. Полагаю по некоторым признакам, что и её второй муж Герберт Шмидт, и дочь знали или, во всяком случае, догадывались о роде её службы, такие вещи долго скрывать не удастся. - И как же всё это кончилось? – спросил Илья. – Она ведь умерла. - Не столько умерла, сколько погибла в ходе выполнения задания, - поправил Уэверли. – Её последняя миссия прогремела основательно – в узких кругах, естественно. Кто-то начал создавать в ФРГ сеть подпольных организаций крайне профашистского толка, тянувшую свои щупальца к Испании, Греции и Португалии, а Маргрете, или Магда, получила задание туда внедриться. Задача для женщины почти невозможная, но ей это удалось. Она не гнушалась ничем: льстила, устраивала показательные акции, давала ценные советы, спала с кем надо, в общем играла роль восторженной почитательницы фюрера. Но её подвёл связной, их захватили и казнили обоих. Спецназ опоздал на какие-то пять минут со штурмом базы этих молодчиков. Однако уже переданных ею сведений оказалось вполне достаточно - прошла волна арестов, и сеть была разрушена. - Не отказался бы в своё время познакомиться с подобной кудесницей или хоть взглянуть на неё одним глазком, - пробормотал впечатлённый Соло. - Я бы тоже, - вздохнул шеф. – Но все фотографии госпожи Шмидт, какие есть в моём распоряжении, изображают совершенно разных женщин, и поди пойми, совпадение ли это, искусный грим или ещё что. И, что интересно, в квартире мисс Теллер их не было тоже. - Уничтожили, – хмыкнул Илья. - Скорее всего. Либо сами члены семьи, либо Штази, это уже неважно. А важно то, что через два месяца после похорон матери Габриэла покончила с балетом и вплотную занялась совсем другими вещами. - Техникой, - проговорил вполголоса Соло. - Не только, как видите, - уточнил Уэверли. – Судя по всему, ей дали куратора, но как бы полуофициально. Во всяком случае, когда доктор Теллер, работавший в Университете Вашингтона, неожиданно пропал два с половиной года назад, я, естественно, стал разузнавать о его родственниках. Так и вышел на его дочь и очень удивился тому, что фройляйн Теллер-Шмидт меня словно бы… ждала. Ну, может, и не меня конкретно, но ждала. Соло вспомнил свою собственную встречу с Габи в мастерской. Не его конкретно, но ждала. Чрезвычайно точно подмечено. - Я сразу заподозрил второе дно, и не ошибся. Кровь не вода, она всенепременно скажется. Как только я запросил архив о её матери, на меня тут же вышли, и мы договорились. Габриэлу вели все два года, что мы поджидали посланца доктора, а я собирал сведения, где и как мог. У Штази здесь свои интересы: покуда восточная Германия официально не признана, их агенты могут работать за рубежом исключительно нелегально. А.Н.К.Л. единственный их выход на наше поприще и возможность продемонстрировать при этом свою приверженность миру, они это понимают, как никто. И как я понял, их тоже что-то настораживает. И раз уж так вышло, что судьба ткнула пальцем именно в Теллер, то, чтобы зарезать эту курицу, несущую золотые яйца, нужны очень веские основания. По какой бы причине она ни сбежала, для них это такая же загадка, как для нас, я в этом больше чем уверен. Уэверли замолчал и допил воду. - Я не стал бы отправлять в логово людей наподобие Винчигуэрра абсолютно неподготовленного человека. Я не столь жесток, господа. - С трудом удерживаю восторг при этом известии, - пробормотал на грани слышимости Илья. Несколько минут прошли в молчании. Илья распахнул дверь на маленький балкончик и закурил. Наполеон присоединился к нему и пытался перестроить мысли с учётом новых знаний. Что они меняли? Да всё! Если отставить в сторону таланты Габи, которые она проявила в совместных миссиях и которые теперь получили объяснение… Она имела представление об обычной страховке подобных мероприятий, но выстрелила в Дейстера. Она явно преувеличила симптомы шока, чтобы её оставили в госпитале, откуда знала, как сбежать. Если бы её привезли в гостиницу, к ней либо приставили бы сиделку, и та устроилась бы в её номере, либо кто-нибудь из персонала заметил бы уход. И самое важное. Она не совершила бы всего этого, если бы у неё не возникло острой необходимости в таком шаге. Он загасил сигарету и обернулся к Уэверли, нервно расхаживавшему по номеру. - Надо осмотреть комнату Габи. Может быть, там мы найдём какое-то объяснение тому, что случилось.