Высшая инстанция

Всё ещё вечер воскресенья, 3 ноября. В то самое время, когда Александр Уэверли, возвратившийся из госпиталя скорой помощи, держал совет со своими агентами, в серых зданиях квартала Лихтенберг тоже светилось немало огней. Министерство госбезопасности ГДР, в момент своего образования закамуфлированное под Институт научно-экономических исследований, за 13 лет сильно разрослось и потихоньку застраивало под свои нужды всю территорию, ограниченную Франкфуртер Аллее, Магдалененштрассе, Норманненштрассе и Рушештрассе. Главный корпус – восьмиэтажное здание с шестиэтажными пристройками справа и слева – располагался в глубине, торцом к основной магистрали Франкфуртер Аллее. Архитектура была проста до безликости, ни на каком здании глазу не задержаться. Неприметная облицовка, невзрачные коридоры, самая обыкновенная, без роскошеств, мебель. Илья Курякин, бывавший в этих зданиях не раз, находил, что комплекс на площади Дзержинского выглядит гораздо приятнее, хоть и менее функционален. Однако кабинет главы МГБ Эриха Мильке на втором этаже, его приёмная и смежная с кабинетом гардеробная отличались тёплыми охристо-золотистыми красками, которые оттенял довольно яркий васильковый цвет обивки стульев и кресел, со вкусом подобранными светильниками и толстыми коврами на полу. Мильке являл собой классический тип трудоголика; как и все фанатики, он подчинил свою жизнь делу, которое сам считал великим. Он работал допоздна и даже частенько ночевал в Министерстве, не желая тратить время на поездки до дома и обратно, поэтому вопрос удобства к праздным никак не относился. К его услугам была не только комната отдыха, но и библиотека, личный санузел и отдельная кухня с поварами с трёхсменным графиком, не говоря уж об адьютантах. В известном смысле он сочетал в себе характерные прусские добродетели: его отличали строжайшее соблюдение режима и распорядка дня, предельная аккуратность и тщательность исполнения. Того же он требовал и от других. Даже детали того, как подавать завтрак, с какой стороны лежит салфетка, а где варёное яйцо, были занесены в картотеку секретарей. Надо сказать, что за Эрихом Мильке водилось немало и других причуд. К странностям министра, кроме привычки ночевать на работе, относились, например, особые взаимоотношения с собственной одеждой. Будучи невысокого роста, он к тому же рано начал лысеть, однако последний факт волновал его куда меньше первого. Почему-то он считал, что мундир принижает его рост ещё больше, вследствие чего никогда не принимал тех, кого к себе вызывал, в форме, довольствуясь обыкновенным, хоть и очень хорошо сшитым, тёмно-синим или светло-серым (в зависимости от времени года) костюмом с галстуком в тон. Единственный предмет явной роскоши, который он себе позволял, кожаные ботинки на заказ – со встроенными каблуками. Тем не менее, всей Штази хорошо было известно, что являться на второй этаж одетым не по регламенту совершенно недопустимо, облачись при этом Мильке хоть в пижаму с ромашками. Но было из этого правила одно исключение, и, как ни удивительно, оно не носило имя второго по значимости и влиянию человека - заместителя министра и руководителя Главного управления "А" Маркуса Вольфа. Это исключение называлось Администрация Три-Семь. Подразделение пряталось среди других аналогичных по наименованию отделов – II, XVIII, XX - и инженерно-технических служб (Администрация Двенадцать, Восемь, Двадцать-Ноль-Ноль), но решало совершенно иные задачи. Координацию деятельности Администрации Три-Семь осуществлял сам Мильке лично и больше никто. Сотрудникам этой Администрации внутренним секретным циркуляром разрешалось носить любую одежду по их выбору где угодно, в том числе и на приёме у министра. На коллегию они надевали мундиры со всеми знаками отличия, по коридорам перемещались то в обычной гражданской одежде, как и рядовые сотрудники, то в комбинезонах техников, то в халатах лаборантов. То же касалось и их служебных удостоверений. Сотрудников Три-Семь вели разные кадровики, несмотря на то, что все они числились в одном подразделении. Кабинеты сотрудников Три-Семь были разбросаны по всему комплексу Министерства и размещались преимущественно в отдельных зданиях. Вся информация, поступавшая в Министерство по официальным каналам, и практически все рапорты осведомителей и полевых агентов в конце концов становились достоянием Администрации Три-Семь, причём дублирующие эти сообщения специалисты сами не знали, кому уходили копии, и что с ними происходило дальше. Коротко говоря, Администрация Три-Семь была предтечей Управления служб собственной безопасности Министерства, однако в рассматриваемое время ещё не вышла из тени даже для собственных коллег. Прежде всего для коллег, оставаясь близ них, но ни с кем не сближаясь. Эмметт Мосснер прошла по узкому коридору с отдельным постом у входа к маленькому залу коллегии, сообщавшемуся с комнатой отдыха и кабинетом Мильке. Гладкая причёска, простая белая блузка с запонками и мужским галстучком, узкая серая юбка, кожаная папка в руках – ни дать ни взять делопроизводитель общего секретариата. - Б-восемь-один-четыре. Доложите о прибытии, - представилась она предусмотрительно вставшему при виде женщины охраннику. Личные позывные работников Администрации Три-Семь менялись не реже раза в две недели. - Вас ждут, проходите, - мужчина распахнул тяжёлую двойную дверь и плотно притворил её за посетительницей. Эмметт отлично знала, что отсюда входили лишь "избранные"; уходили они иногда под конвоем, исчезая из Министерства, - а, может, и с лица земли, - тихо и быстро. Никто не мог упрекнуть Мильке в том, что он не имел смелости остаться с врагом один на один или не предоставил подсудимому возможности оправдаться. Она постаралась не выдать владевшего ею последние часы беспокойства. Я сама попросила министра о встрече; я обязана выиграть этот бой. В зале коллегии властвовала классика. Массивный стол овальной формы, за которым могло бы разместиться человек восемь, кресла с высокими выгнутыми спинками, толстый ковёр, заглушавший шаги. Ещё одна причуда (или тонкий ход) Мильке – здесь он редко изображал министра госбезопасности, предпочитая беседовать с сотрудниками почти по-приятельски, сидя у стола как равный. Вот и сейчас он учтиво поздоровался с гостьей, не прибавив к её имени никакого звания, и отодвинул кресло. - Мне доложили, что наш кукушонок упорхнул из гостеприимного гнезда, - так начал он разговор. - Как ты это объяснишь? Эмметт, положившая папку на стол, нахмурилась. Ей самой не давал покоя тот же вопрос. - По этому поводу я и пришла. Уверена, произошло непредвиденное. Нечто, чего не предусматривал ни один из прогнозируемых вариантов развития событий. - Я в курсе прогнозов, - ответил Мильке. – Она не искала выход на связь? Эмметт отрицательно покачала головой. - Нет. Но мне думается, нужно выяснить, что случилось. Потому что в первую очередь мы обязаны предположить, что о наших связях с Габриэль Дейстеру мог сообщить кто-то из сотрудников министерства. К счастью, осведомлённых не так уж много, поскольку она не проходила штатную подготовку и не числится в картотеке. Мильке скрестил руки поверх простого трикотажного кардигана; в это позднее время он сменил на него привычный строгий пиджак. - И как ты намерена это выяснять? - Двумя путями. Начну работать по возможному каналу утечки информации и прошу вашего разрешения официально подключиться к делу. До сих пор мы лишь отслеживали ситуацию со стороны, но теперь наше вмешательство вопросов не вызовет. Я возьму под плотную непосредственную опёку Соло и Курякина, а через них и Уэверли. Всё, что будут знать они, буду знать и я. Мильке возвёл глаза к потолку. - А их… бывшее начальство? Резидент КГБ знает о тебе, а ЦРУ? - Олег - разумеется. Мистер Сандерс… ну, ведёт он себя несколько странно. Бывает, передаёт через Олега завуалированные послания, не знаю, зачем. Может, думает, что я начну дёргаться и как-то себя проявлю. - А ты не проявляешь. - Я не маленькая, - пожала плечами Эмметт. – Но точно ему ничего не известно, просто чутьё опытного разведчика срабатывает. В любом случае он в основном пребывает на Клейаллее *, и контактов с ЦРУ я постараюсь избежать. Пока не вижу в них необходимости. Если шеф даст разрешение, думала она, к Олегу можно будет обратиться. Он всё-таки свой, а не бывший союзник, превратившийся в противника. Мильке тем временем встал и прошёлся по ковру, круто поворачиваясь на каблуках. - Читала досье Соло? – внезапно спросил он. – Вот уж кто обязательно попытается взять тебя под… непосредственную опёку. Эмметт кивнула на кожаную папку. - Читала, даже дополнительный материал собрала. Но должна заметить, если присмотреться, вовсе не такой уж он серийный соблазнитель, как его там расписывают. Мильке резко остановился. - Ты о чём? Фактов, свидетельствующих о его связях с женщинами, там столько, будто речь не об агенте спецслужбы, а о плейбое! - Так связи почти все по делу, господин министр, - Эмметт вынула из папки разграфлённый лист бумаги и подтолкнула к шефу. – Соло охотно использует женщин в процессе работы, свыше восьмидесяти процентов известных нам случаев относятся именно к этому. Информацию выудить, склонить к сотрудничеству, свою задницу из затруднительной ситуации вытащить. Дело и ничего личного. Я бы на его месте подходила точно так же. - Так ты и подходила, как я помню, – усмехнулся собеседник. Присущая Мильке склонность вызывать замешательство у собеседника проявлялась именно так - внезапной грубостью или насмешкой, вплоть до открытой провокации. - Конечно. Знать, к кому какой формы ключ подходит, такое же оружие, как и всякое другое, - невозмутимо ответила Эмметт. Её голос понизился, зазвучал размеренно, вкрадчиво и интимно. Она откинулась в кресле так, что её плечи пришлись вровень со спинкой. Тело сразу стало гибким, послушным, словно отдавалось объятиям любовника. Губы сложились в лёгкую улыбку, веки полуопустились. – Кто избалован женским вниманием, для того безразличие станет вызовом. Кого-то легко взять на демонстрацию слабости, поскольку почти каждый мужчина рад будет роли рыцаря на белом коне. Таких в нашей профессии, кстати, особенно много. Ну, а те, кто хочет, но не решается, не против отдать на время вожжи в женские руки… - закинувшая ногу на ногу Эмметт резко выпрямилась и подалась к Мильке, глядя ему прямо в глаза и чуть оттягивая пальцем галстучек под воротником. Тот непроизвольно попытался повторить этот жест, не нашёл на себе галстука и одобрительно усмехнулся. - Вот, видите. Женщинам проще, физиология другая. Немного актёрства, немного тренировки – и мы вам такой цирк пополам с театром в постели устроим! Мильке никогда не смеялся, позволяя себе лишь улыбку. Вот и теперь губы его слегка скривились. - Была бы шляпа, снял бы. Значит, вы на равных… Дальше давай. А что с оставшимися процентами? Проститутки, что ли? - Обижаете профессионала, - спокойно ответила Эмметт, и сгустившееся в зале наваждение развеялось. - Это ж как себя не уважать надо… На него женщины сами вешаются, в свободное время он им не отказывает, однако свято блюдёт главный принцип любого разведчика: не более двух встреч с одной и той же дамой. Есть упоминание о двух случаях из области гомосексуальной практики. - Вот даже как… - задумчиво проговорил Мильке. – Тоже работа? - Один случай точно работа. В общем, получается, что у Соло голова даёт отмашку члену, извините, а не наоборот. - А русский, как там его… Курякин. Может, с ним будет попроще в этом плане? – поразмыслив, спросил Мильке. Эмметт помотала головой. - Попроще-то попроще, но смысла нет, - она порылась в папке. – Кстати, его досье в целом напоминает песенку с навязшим в зубах припевом, даже информацию о реабилитации отца не занесли. Интересно, хоть на эту несуразицу кто-нибудь внимание обратил? Американцы в этом смысле сработали куда тоньше.... Так вот. Соблазнить Курякина можно, и я знаю, как, только никакой лишней информации таким способом из него не вытянуть. Но это не значит, что он бесполезен - слабое место есть и у него. - Хорошо, - подвёл итог Мильке и встал, дав понять, что встреча окончена. – Считай, операция "Кукушка" возобновлена. Соло и Курякин на твоей ответственности, учить, что и как делать, тебя не надо. Что ещё? - Благодарю за доверие. Больше ничего, - Эмметт тоже поднялась, собрала бумаги и направилась к выходу, когда в спину ударил хрипловатый голос. - Надеюсь, ты понимаешь, чем заплатишь, если его обманешь. Она медленно повернулась. Её и Мильке разделяла длина почти всей комнаты, но фигура главы Штази словно выросла в размерах и надвинулась неумолимой серой скалой. Он прошёл длительный путь в политике и спецслужбе; его вполне можно назвать мастером политического выживания и даже опасным человеком. Игрой в плохого и хорошего полицейского он владел мастерски. - Знаешь, детка, страх - самая эффективная движущая сила человеческих поступков, - сказал он как-то Эмметт, знакомство с которой датировалось 1945 годом. - Сильнее честолюбия, жадности, надежды и всего этого вместе взятого. Совсем чуть-чуть требуется страха, чтобы управлять кем угодно. Но ты не боишься, и это я ценю. До смерти напуганный трезво мыслить не способен. Тогда-ещё-не-шеф был не так уж далёк от истины. Она давно укротила страх, посадила его на цепь с крепким ошейником. Разведчик не обязан избавляться от эмоций, да это и невозможно, но он обязан владеть своими, дабы успешнее играть на чужих. Однако сейчас липкий пот потёк вдоль позвоночника – дело касалось не только самой Эмметт. - Товарищ генерал-полковник, разрешите вопрос? Мильке кивнул. - Разве я когда-нибудь подводила свою страну или вас? - Нет – до сего дня. Должен признать, это стоило тебе не только… вот этого. Мильке пересёк зал, подошёл вплотную к Мосснер и убрал прядь волос, падавшую на левую щёку. - Могло быть намного хуже, - спокойно ответила она. – Вам нет нужды сомневаться в моей верности. Я помню, что поставлено на карту. Несколько секунд собеседники словно просвечивали друг друга рентгеном. Наконец, поединок завершился словами Мильке: - Быть по сему. Добро пожаловать обратно в поле, фрау Мосснер.