Высшая инстанция

Пятница, 8 ноября. Будапешт, Венгрия. В аэропорту Шёнефельд Илья забрал из касс оба билета - в Прагу и Братиславу - и показательно продемонстрировал при этом чешские кроны. Он не сомневался, что и Штази в лице Мосснер, и КГБ в лице Панина станет известно, каким именно рейсом он улетел, но у Олега не достанет времени подвести контрмину - в Братиславе КГБ не располагал свободными оперативниками, не то, что в столице. Что касалось Эмметт, то она могла подсунуть машину с маячком, а её агенты - ждать у дома Людвига или на его работе. Организацией оказалось торговое представительство "Карл Цейсс Йена", автомобилем - "Шкода" модели 1201, напомнившая Илье "Волгу ГАЗ-21". Просторный салон, приличная аэродинамика и мощный мотор. Выехав на шоссе Братислава-Прага и удостоверившись в отсутствии хвоста, Илья загнал машину на стоянку. Там он тщательно просканировал "Шкоду" от заднего до переднего бампера, отвернул коврики, осмотрел багажник и даже залез с фонариком под днище. А потом решительно развернулся и помчался на юго-восток, к Венгрии. Ему нужно было успеть пересечь границу раньше, чем станет ясно, что в Брно он не прибыл. На пропускном пункте в деревушке Салка-Леткес пришлось вооружиться некоторым терпением, пока начальник смены, недвусмысленно оставив его под опекой двух пограничников с автоматами, наводил справки. Венгерский Илья слегка подзабыл по причине отсутствия практики, но владел им в достаточной степени, чтобы уяснить: в Управлении госбезопасности его будут ждать, и лучше не обманывать этих ожиданий. Впрочем, он не планировал избегать контактов с компетентными органами; наоборот, отыскать без их помощи некую мадам фон Трулш, о которой известна лишь девичья фамилия, невозможно. 80 километров, отделявших деревню Леткес от Будапешта, Илья преодолел в рекордно короткий срок и около половины второго уже входил в серое здание в центре города. Приятной, хотя и прогнозируемой неожиданностью стала для него встреча с капитаном Миклошем Вассом, с которым Илье довелось год назад работать по Гревиллу Винну. - О, Илльз! - так звал Миклош советского оперативника. - Ушам не поверил, когда мне доложили, кто к нам едет. Что привело тебя на этот раз? Опять какой-нибудь мелкий американский прихвостень или дичь покрупнее? - Винна не назовёшь мелким, Мик, - ответил Илья, пожимая протянутую руку. - Держался дольше, чем Пеньковский... Не имею права посвящать тебя во все детали, но нужна твоя помощь. Один свидетель по делу в ГДР живёт в Венгрии, и мне очень надо с ним увидеться. Вернее, с ней. - Так-так, - посерьёзнел Васс. - Тогда посвяти в те детали, которые мне можно знать... И Илья выложил сильно отредактированную версию происходящего в Берлине. Естественно, он не рассказал ни про А.Н.К.Л., ни про агента ЦРУ, ставшего напарником. Зато упирал на участь Габи, над которой нависло обвинение в двойном убийстве, не говоря уж о покушении и предательстве. - Теперь понимаешь, как важно найти её бабушку? - так закончил он рассказ. Миклош слушал внимательно, при этом успев попросить принести чай; к нему он добавил извлечённые из маленького холодильника лепёшки-палатшинкен с сыром, зеленью и ломтиками обжаренной в сале гусиной печёнки. - Понимаю, - задумчиво проговорил Васс. - Значит, ищем фон Трулш, в девичестве Баттьяни, женщину примерно 1900 года рождения или лет на пять старше. Ты тут пока перекуси, чайку выпей, а я навещу наш отдел контингента сиречь центральную картотеку. Что-то такое попадалось мне про Баттьяни, причём совсем недавно... Илья с жадностью накинулся на палатшинкен с печёнкой и душистый крепкий чай - после перелёта и четырёх часов за рулём аппетит разыгрался просто зверский. На мгновение он задумался о ковбое, как пить дать наверстывавшем в постели упущенное ранее. Мысль эта отчего-то опять заставила поёжиться от неприятного чувства, поэтому Илья поспешил затолкать её подальше и перешёл ко второй лепёшке. Только подумал, что без острого томатного соуса можно и обойтись, как послышались торопливые шаги, и в кабинет ворвался Васс. - Я же говорил, знакомая! - с триумфом возвестил он, потрясая какими-то бумагами. - Вот! Вчера запрашивали адрес мадам Моники фон Трулш, она действительно носит фамилию Баттьяни. Я вспомнил, что сам ответ и визировал. Сердце словно стиснула ледяная рука. - Кто? Кто запрашивал? - Родная внучка Габриэла Маргит Теллер, проживающая в Федеративной Республике Германии и ныне находящаяся в Берлине. При запросе предъявлен паспорт, всё честь по чести. - Этого не может быть! - выпалил Илья и вскочил: - Габи в следственной тюрьме! - А нашему посольству или адресному бюро откуда об этом знать? - возразил Миклош. Илья застонал: - Куда направили ответ? - Посольство Венгрии в Берлине. Его уже выдали вчера… хотя постой. Поступил запрос днём, ответ ушёл после шести, посольство уже закрылось. Могли выдать только в девять утра сегодня, не раньше. Вот он, этот адрес. Улица Джергэ, 48. Если подождёшь час, я поеду с тобой. В девять… а сейчас почти два… Какое-то чувство надвигающейся беды продолжало колоть нервы иголками и холодить спину. - Нет, Мик, я ждать не могу. Карту города дашь? - Держи! - Васс вытащил требуемое из верхнего ящика стола. - Но я на всякий случай отправлю с тобой полицейский наряд. Илья отыскал на карте улицу Джергэ. Район Ракошпалота располагался на том же левом берегу Дуная, но до него было неблизко. Только он отъехал от Управления, как сзади пристроилась полицейская машина. На первом же перекрёстке она обошла "Шкоду" и начала прокладывать путь сквозь автомобильную толчею; как подметил Илья, машин на улицах Будапешта было куда больше, нежели в Берлине. Не сказать, как беспокоил этот запрос из Берлина. Кто и откуда узнал о Монике Баттьяни, шестидесяти пяти лет, вдовы, получающей государственную пенсию в повышенном размере за заслуги во время войны? Возможно, это как раз следствие пыток Хорста Шмидта, тот много знал о Габи и её семье... Наконец, полицейская машина свернула на широкую прямую улицу, застроенную новыми многоэтажными домами, и медленно поехала вдоль них. Илья не отставал, стараясь различить номера на табличках. 11... 17... 25... на другой стороне 28... 36... Внезапно улица кончилась, упёршись в перпендикулярно проходящее шоссе. Дома номер 48 не было. Что за чёрт?! Илья поморгал и снова посмотрел. Результат был тем же - улица Джергэ заканчивалась девятиэтажным домом, с гордостью возвещавшим, что его номер 36. Из полицейской "Дачии" выбрался солидный на вид мужчина в форме и направился к Илье. Представившись, он вежливо спросил: - Простите, а какой дом вам нужен? - Сорок восьмой, - сказал Илья, озиравшийся вокруг. - Но, похоже, его нет. - Разумеется, нет, - подтвердил полицейский. - Такие номера только на ближней Джергэ. - А что, в Будапеште не одна Джергэ? - Ну, одна в Буде, другая в Пеште. Ту, что в Пеште, прозвали дальней, мы сейчас аккурат на ней и стоим, а ту, что в Буде, ближней, - охотно пояснил учтивый мадьяр. - Так их различать проще. "Переименовали бы одну, было б ещё проще!" - готов был взорваться Илья, но вместо этого спросил: - А почему тогда вы ехали сюда? - Так нам приказали сопроводить вас на улицу Джергэ. Вы сами поехали в Пешт, мы и решили, что вам виднее. Нет, это какой-то театр абсурда! - Хорошо. Вы сможете показать мне дом 48 на ближней Джергэ? Боковое стекло "Дачии" опустилось, и показалась голова водителя. - Это на Рожадомбе, что ли? - спросил он. - А что, где-нибудь есть третья Джергэ? - с подозрением поинтересовался Илья. Полицейские переглянулись. - Ты знаешь про третью Джергэ, Геза? - Нет, - донеслось из машины. - И я нет. Стало быть, едем в Рожадомб. "Да хоть к чёрту в пасть!" - рявкнул про себя Илья. Сам виноват, смотреть надо внимательнее на карту или… он развернул копию ответа на запрос. Так и есть, там указан полный адрес, вплоть до района. Но разве он мог предвидеть, что в Будапеште две улицы с одинаковым названием?! Дорога из этого удалённого от центра города района отняла около получаса, что нисколько не способствовало усмирению разгоравшегося в душе Ильи пожара нехорошего предчувствия. Перебравшись через мост Маргит, "Дачия" уверенно направилась вверх по Дунаю и скоро свернула налево. На угловом доме Илья разглядел уже порядочно набившее оскомину название. Рожадомб коренным образом отличался от Ракошпалоты. Извилистые неширокие улицы, то поднимающиеся по склонам холмов, то сбегающие с них, и никаких многоэтажек - только двухэтажные домики. Хорошенькие, выкрашенные в зелёный цвет, с оградами кованого металла и крышами из красной черепицы. За оградами виднелись тщательно ухоженные садики и веранды, выложенные метлахской плиткой. Удивительно уютный, чистенький, приветливый район. Портило его одно: доносившийся откуда-то запах гари и скопление пожарной техники и полицейских машин неподалёку. Илья машинально бросил взгляд на номерную табличку крайнего дома. Номер 52. Он мог поручиться, что неладное случилось в доме 48. Как он ни спешил, их опять опередили. Илья привычно укротил поднявший голову гнев. Да сколько это будет продолжаться?! Ещё эти улицы-двойники... Двери "Шкоды" и полицейской "Дачии" хлопнули одновременно. Все трое повыскакивали из автомобилей и ринулись к месту происшествия, оцепленному полицией. - Дитро? - удивлённо обернулся к ним сотрудник с лейтенантскими погонами, распоряжавшийся тушением пожара. Рядом в машине ещё двое заполняли какие-то бумаги. - Ты что тут делаешь, это ж не твой район? Очевидно, возрастного полицейского, давшего развёрнутую справку о городской топонимике, знали многие. - Да вот гостя привёз в сорок восьмой. Да, вижу, гостям тут сейчас будут не рады... - Некому радоваться, - хмуро ответил лейтенант, пожав руки коллегам и оглядев одетого в гражданское Илью. - Один труп и один полутруп с перспективой к утру последовать за первым в морг. - Мадам Моника Баттьяни? - вырвалось у Ильи. Лейтенант кивнул: - И Аранка Шандор, помощница по хозяйству. Госпоже Шандор, правда, повезло чуть больше, она в больнице. Но врач скорой сказал, состояние тяжёлое. Сотрясение мозга, тупые травмы, дымом надышалась... досталось ей. Илья чуть не завыл от разочарования. Именно та, на кого они с Наполеоном возлагали такие надежды, погибла, и погибла, возможно, именно потому, что эти надежды были оправданы. - А что вообще здесь произошло? - спросил Дитро. Илья и сам задал бы этот вопрос, но в устах полицейского он звучал авторитетнее. - И когда? - Газ взорвался, - коротко ответил лейтенант. - Туда, туда направьте! - крикнул он пожарным, указывая на взметнувшийся язык пламени, от которого лопалась черепица. - Хоть бы соседний дом отстоять... Рвануло в два пятнадцать. В два часа Илья вышел из управления и начал пробираться в Ракошпалоту, будь она трижды неладна. Если б сразу направился сюда, он бы успел - от Управления до Рожадомба куда ближе, только мост Маргит переехать… Справку об адресе могли получить лишь утром, когда его рейс уже приземлился в Братиславе. Потом он ехал очень быстро, а задержка в пограничном пункте Леткес составила около четверти часа. Если шли по пятам, то оказаться раньше него в Будапеште вряд ли смогли бы и тоже поехали бы за ним в Ракошпалоту. А раз не поехали, значит, знали точно, где нужная улица. Значит, получили ответ на запрос. Но тогда... Уж не выросли ли у кого-то крылья? Паспорт Габи могли выкрасть тогда же, когда подкинули фотографию и установили жучок. Но использовать его при пересечении границы… крайне рискованный был бы поступок. Тем не менее, обязательно надо попросить Миклоша проверить пассажиров авиарейсов из Берлина в Будапешт, сделал мысленную пометку Илья. Он буквально чувствовал, как плотно спрессовалось время, забыл про усталость, задвинул подальше бесплодное сожаление и досаду. Ему нужно сделать то, что он ещё мог сделать - разузнать побольше о том, кто всё это подстроил. Илья ни минуты не сомневался в искусственном характере взрыва бытового газа, и, значит, кто-то обязательно присутствовал на месте трагедии. Он тронул Дитро за плечо и тихонько попросил: - Вы не могли бы узнать, в какой больнице госпожа Шандор? Я хотел бы поговорить с врачом, узнать, не могу ли помочь. Полицейский, поразмыслив, кивнул и спросил что-то у ушедшего с головой в дела лейтенанта. - Она в госпитале Корхач, - возвратившись, сказал Дитро. - Но если вы хотите поговорить с врачом, я поеду с вами. Простите, это дело полиции, так положено. Пересев в "Шкоду", он показал кратчайшую дорогу в соседний район. Недавно построенный госпиталь Корхач производил благоприятное впечатление: он обладал отделением интенсивной терапии и ожоговым центром с современнейшим оборудованием. - К сожалению, мы ничем не могли помочь мадам Баттьяни, её вытащили из-под завала уже мёртвой, - сказал врач. - Относительно мадам Шандор прогнозы благоприятнее, однако что-то определённое говорить рано. Ей частично повезло - взрывом выбило дверь, и эта дверь упала так, что прикрыла мадам от обломков, но состояние стабильно тяжёлое. Мы вынуждены держать её в медицинской коме, поэтому никаких опросов и допросов! По крайней мере, сутки! Он воззрился на Дитро и Илью строгим взглядом, не допускающим дальнейших дискуссий на эту тему. - А она не приходила в себя, ничего не говорила? – всё же спросил Илья. - Лишь на несколько секунд, да и можно ли это назвать "приходила в себя"... Бормотала про какую-то Каталину или Катажину. Кажется, это её внучка. То ли приехала ли Каталина, то ли уехала. Кстати, - что-то вспомнив, добавил врач, - вы ведь из полиции, господин Дитро? Для сведения: в крови госпожи Шандор найдено снотворное. Результаты вскрытия мадам Баттьяни будут позже. Дитро многозначительно поглядел на Илью. Неведомый злоумышленник позаботился о том, чтобы женщины не смогли поднять тревогу. А раз они пустили его в дом, возможно, были с ним знакомы. Или опять ряженый - почтальон, газовщик, водопроводчик, медсестра... Да ещё какая-то Катажина или Каталина. У Ильи голова шла кругом от новых лиц и обстоятельств этого нескончаемого расследования, уже охватившего три страны, два континента и один анклав. И это не считая Чехословакии, которая ждала своей очереди. Оставалось лишь воспользоваться гостеприимством Миклоша и дождаться завтрашнего дня. Может быть, врач позволит побеседовать с Аранкой Шандор. Представительный всеобщий знакомый Дитро, убедившись, что гостя не допустят к пациентке, откланялся, а Илья обратился к доктору с вопросом: - Не подскажете, где поблизости можно пообедать, желательно недорого? - Недорого можно у нас в служебной столовой, - ответил тот. - Вон там лифт. Последний этаж, не заблудитесь. Илья и не думал тогда, что путь наверх станет дорогой к истине. Пообедав - еда в столовой оказалась на диво вкусной и сытной, как и венгерская кухня в целом, - Илья вызвал лифт. Кабина остановилась на третьем этаже, где находились палаты интенсивной терапии, но задумавшийся Илья инстинктивно шагнул за порог и, лишь очутившись в знакомом коридоре, осознал, что вышел не там. Чертыхнувшись про себя, он развернулся, но лифт не стал его дожидаться и ушёл. Решив просто спуститься по лестнице, Илья внезапно обнаружил там сидевшую на ступеньке и рыдавшую навзрыд девушку. Переступать через неё он счёл невежливым. - Вам помочь? - спросил он, наклонившись к девушке. - Или может быть, давайте я лучше врача позову... - Да говорила я уже с врачом, - донёсся до него сквозь всхлипывания безнадёжный голос. - Сказал, состояние стабильно тяжёлое. Она не выживет, не выживет... И девушка опять разрыдалась. Илья замер. Неужели это...? - Простите мой вопрос, но вас случайно не Каталиной зовут? Всхлипывания притихли, и на Илью уставились заплаканные голубые глаза. - Нет, моё имя Октавия, Тавия Шандор. А почему вы спросили про Каталину? На такую удачу Илья не рассчитывал. - Значит, Аранка Шандор ваша бабушка? Доктор говорил, она вроде ждала вашего приезда. - Ну не совсем бабушка. Я ей довожусь внучатой племянницей, - ответила Тавия. - И я действительно должна была сегодня приехать навестить тётю, мы так по телефону договорились. Но вы как-то странно разговариваете, как иностранец. Вы кто будете, тётин знакомый? Хотелось бы. Решение сложилось в тот же миг: такой источник информации, как Тавия, нельзя упускать. Он улыбнулся и подал девушке руку. - Позвольте представиться: Илья Курякин, следователь. Я специально приехал из Берлина, чтобы поговорить с вашей тётей и с мадам Моникой, да опоздал. Вот, возьмите мой платок. Тавия пожала протянутую ладонь и вытерла глаза, по-прежнему глядя на Илью снизу вверх. - Вы следователь? Значит, я не зря беспокоилась... - Беспокоились? Почему? - напрягся Илья. Тавия опустила голову и задумалась. - Давайте поднимемся в столовую и там поговорим, - взял дело в свои руки Илья. - И рано пока вычёркивать вашу тётю из мира живых. Стабильно тяжёлое состояние звучит куда безнадёжнее, чем является на самом деле. Девушка вскинула голову и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла неуверенной, но Илья был рад и этому. Теперь он рассмотрел её лучше. Симпатичная блондинка лет двадцати пяти, с большими глазами и чуть вздёрнутым носиком. Под накинутым на плечи медицинским халатом виднелось опрятное строгое платье-рубашка, почему-то без пояса, хотя шлёвки под него имелись. Они поднялись обратно в столовую и уселись в дальнем уголке с чаем. Илья предполагал, что Тавия проделала долгий путь, и взял для неё картофельных пышек и блинчики с ореховой начинкой. - Так из-за чего вы тревожились? - спросил он, выждав, пока девушка утолит голод. - Раз вы следователь, - проговорила та, приканчивая последнюю пышку, - значит, подозреваете, что взрыв газа подстроили, так? - Всё может статься. Расскажите мне, что знаете об этом несчастном случае. Подумаем вместе. Тавия задумчиво макала в шоколадный соус кусочек блинчика, собираясь с мыслями. - Понимаете, - так начала она, - тётя Аранка знакома с мадам Баттьяни уже много-много лет, состояла при ней кем-то вроде компаньонки. Помогала вести хозяйство, готовила, ходила вместе с мадам Моникой в церковь Святой Анны… Баттьяни испокон веков католики… в театр или к врачам... - У мадам Моники проблемы со здоровьем? - Ещё с войны. Последние несколько лет она ходила с тростью, не могла долго стоять или сидеть. Мадам сама мне рассказывала, что попала под бомбёжку, машина опрокинулась, и с тех пор её мучали боли в позвоночнике. Тётя, когда это услышала, поджала губы... - Она не поверила? Тавия фыркнула. - Просто никакая это была не бомбёжка. В машину бросили гранату, вот и всё. - Зачем? Вашу тётю хотели убить? - Да причём тут тётя, её в той машине и вовсе не было. Убить хотели дочь мадам Баттьяни, Маргрете... ой, простите, Магду. Я знаю, она тоже меняла имя, но тётя Аранка и мадам всегда звали её родовым именем. Вы о ней слышали? - Кое-что, - ответил Илья. - Вы, как я понимаю, тоже... - Слышала? - переспросила Тавия. - Я с ней познакомилась лично, конечно, уже после войны. Только тогда стало известно, что она была участницей Сопротивления, а во время войны все вокруг считали её ярой сторонницей Гитлера. К тому же её муж был видным учёным и работал над ядерной программой фашистов. Тётя всегда полагала, что именно поэтому в машину Магды и бросили гранату. Она тогда успела вывернуть руль и отделалась синяками и порезами от разбившегося стекла, вот тут и тут, - Тавия прочертила пальцем по внутренней стороне правого предплечья и плечу. - Красивая женщина была, белокурая блондинка. Дочери в этом на неё совсем не похожи, обе брюнетки... Илье показалось, что потолок опасно накренился и вот-вот обрушится ему на голову. Он перевёл дыхание, надеясь от всей души, что голос не выдаст его волнения. - Почему вы говорите "дочери"? Я знаю только одну. - Вы про Габриэлу? Ну, конечно. Вторая, Каталина, умерла давным-давно. Я думала, раз вы назвали это имя, то знаете и про неё. Илья отрицательно покачал головой, усмиряя вздрогнувшие пальцы. Как бы выспросить про эту Каталину так, чтобы прозвучало вполне обыденно? Неспроста её тётя упоминала это имя, ой, неспроста. - Понятно. А где она похоронена? Здесь, в Будапеште? - Что вы, нет! В Америке, ещё город такой, со странным названием. Вроде Зелена-Гура... Что-то зелёное там точно есть. По коже Ильи побежал мороз. Неужели, наконец, что-то начинает собираться в единую картину? - Колорадо-Спрингс? - Верно, Колорадо-Спрингс! Я же и говорю, что-то зелёное... весеннее... Ценность показаний Тавии превышала всякое воображение. Вот и отыскалась, наконец, связь между неведомым двойником Габи и окружением доктора Теллера в Сиэттле! Но как же так получилось, что о сестре Габи не знали в Штази? - А почему их разделили, Габриэлу и Каталину, случайно не знаете? - Разумеется, знаю. Не от мадам Магды, та никогда об этом не заговаривала, от тёти в основном. Тётя мне много чего рассказывала. Она знала обеих девочек вот с такого возраста, - Тавия показала рукой, - звала их Габи и Като. Говорила, их не отличить было. Как война началась, так они и застряли у мадам Баттьяни, тогда она ещё фамилии не меняла. - Фон Трулш, - пробормотал Илья. - Да-да, Баттьяни мадам уж в 1945 году стала... А года через два у Каталины заподозрили туберкулёз, тётя говорила, у неё с рождения были слабые лёгкие, и отправили в лечебницу. Там она и жила почти всё время. Мать её навещала частенько, отец, доктор Теллер, тоже. Нанял ей няню, тётя её, правда, не видела никогда, только слышала про неё. Болезнь развивалась, несмотря на все усилия, с лекарствами и хорошим питанием в войну было, знаете, не очень… А в середине войны доктор каким-то образом добился разрешения вывезти Каталину в Штаты, на тот известный высокогорный курорт для лёгочных больных. Только ничего не помогло. Она там и скончалась в конце войны. - Ваша тётя это наверняка знает или с чьих-то слов? - спросил Илья, очень внимательно слушавший драматичное повествование. Его искреннее участие вызывало явный отклик в Тавии, даже не поинтересовавшейся, какое отношение старая история об умершей сестре имеет к взрыву газа в сегодняшнем Будапеште. - Своими глазами, говорит, видела телеграмму, которую мадам Магда прислала. Там ещё такая строчка была... "Я лично проверила по своим каналам. Всё подтвердилось". Я спросила у тёти, что это за каналы такие, а она сделала страшные глаза и, знаете, так по губам провела, как молнию застегнула. Не болтай, мол. Илья сразу догадался, на какие “каналы” намекала агент Штази Магда Шмидт, и имел достаточно опыта, чтобы додумать остальное. Он, естественно, пока не знал, как организовали обмен именами и судьбами, однако не усматривал в этом ничего сложного. Подобрать двух девочек одинакового возраста и более-менее внешне похожих, заплатить кому надо... Умершую от туберкулёза - или ей помогли в нужный момент умереть? - сироту Мару похоронили под именем Каталины Теллер, чтобы никто, и в первую очередь, мать, больше её не искал. Удовольствовался ли неизвестный гроссмейстер простой рокировкой или перестраховался и пошёл дальше, предпочтя двухходовку? Иными словами, живёт ли Каталина как Мара, которую удочерила Вилма Хайленд, и о которой Удо проявлял просто-таки невиданную заботу, или как уроженка того же Столетнего штата Эва Честер, которую доктор приблизил к себе позже? Так или иначе - Илья готов поклясться чем угодно: кто-то из этих женщин был в Будапеште, по крайней мере, ещё два часа назад. О существовании Каталины Теллер знала не только мадам Баттьяни, но и её компаньонка. Это объясняло, почему взрыв устроили в доме. Одним махом избавиться от обеих под видом несчастного случая - и концы в воду. Тавию спасло то, что она не жила вместе с тётей. Но её-то наличие ни для кого не секрет, и это значило, что она тоже подвергнётся опасности. Илья незаметно огляделся - пора выходить в допросе под видом дружеского разговора на финишную прямую. - Врач мадам Аранки сказал, она упоминала имя Каталины. Но ведь та умерла восемнадцать лет назад. Вы догадываетесь, в связи с чем ваша тётя вспомнила про неё? - Мне и гадать не надо, я знаю, - Тавия придвинулась ближе. - Слушайте, Иллья, в этом ведь всё и дело. Звоню я вчера тёте Аранке, предупредить, что сегодня приеду… Я хореограф в детском ансамбле, и у меня выходной образовался… А она мне - ты, мол, не с утра езжай, как обычно, а где-нибудь после обеда. Моя семья живёт в Цегледе, добираться оттуда до тётиной квартиры часа полтора, а то и все два. Ну, я, конечно, удивляюсь, зачем. Мне ведь тогда или ночевать у неё, или времени мало останется. А тётя мне и отвечает, что утром внучка мадам приедет, Габи. Телеграмму прислала. Так вот тётя занята будет, мадам просила к обеду приготовить что-нибудь вкусненькое. Габи любила куриный гуляш в тётином исполнении и торт Добуш. А спальню, если что, мадам Моника тебе выделит... Да эта Тавия не свидетель, а просто-напросто золотая гусыня. Что ни слово, то клад. Интересно, как сидевшая в Хоэншёнхаузене Габи намеревалась посетить бабушку?! Не иначе воспользовавшись нуль-переходом фантастов, саркастически заметил про себя Илья. - Ну вот, - продолжала увлечённо рассказывать ни сном, ни духом не ведавшая об этом сарказме девушка, - позвонила я сегодня днём тёте, вернее, мадам Монике, узнать, не собралась ли Габи остаться с ночёвкой, мне ведь тогда ехать смысла нет. Тётя трубку снимает и так полушёпотом мне: "Деточка, давай позже, тут у нас такие дела творятся, расскажу - не поверишь..." А в трубке я слышу, будто в отдалении, голос мадам Моники, грозный такой... хотя она вообще дама мягкая... была, не то, что мадам Магда, ту даже полиция побаивалась... "Неужели ты думала, в перчатках я тебя не узнаю?" - вот что она сказала. - Неужели ты думала, в перчатках я тебя не узнаю... - повторил ошеломлённый Илья. - Что за перчатки? - Вот этого я не поняла, - немного сникла Тавия. - Тётя никогда ни про какие перчатки не упоминала. Она трубку положила, а я перезвонила минут через десять или пятнадцать. Никто не отвечает. Я ещё звоню, опять тишина. Но этого ж не должно быть! Я так разнервничалась, что кинулась на вокзал в чём была, хорошо, кошелёк из сумочки не выкладывала, и уехала первой же электричкой. Прибегаю, а дом уже... Она замолчала и сглотнула. Илья осторожно взял руку девушки в свои. Во что бы то ни стало нужно убедить Тавию довериться. Только так он сможет её защитить. - Тавия, не буду лукавить, положение очень серьёзное. Вам нужно на время спрятаться. Я сейчас отвезу вас в управление госбезопасности... Девушка испугалась так, что выдернула руку и в ужасе отпрянула. - Госбезопасности?! Матерь Божья! - Успокойтесь, ни я, ни кто другой не причинит вам никакого вреда... - Никакого вреда?! Сразу видно, что вы этих чудовищ не знаете! Звери! Никакого вреда, это ж надо такую небылицу выдумать! - Это не небылицы! - воскликнул выведенный из терпения Илья. - Вам просто помогут скрыться на время и обеспечат охрану. И вам, и мадам Аранке. Даю слово. Разве вы не понимаете, что можете стать следующей жертвой? Тавия рухнула обратно на стул и прижала руку ко рту. - Тётя... ей тоже нужна охрана? - прошептала она. - Пресвятой Иштван, кто же… стало быть, на самом деле Като жива… Но почему тогда? - Потому что она стала крайне опасным человеком, - ответил Илья. - Можете поехать со мной прямо сейчас? Тавия потрясла головой. - Мне бы хоть к тёте заехать, кое-какие вещи взять. Я же из дома только с сумочкой и ушла. Тётя Аранка живёт близко, но не в собственном доме, а в квартире на улице Румер Флорис. Ключи... - она торопливо порылась в сумочке и торжественно извлекла связку, - вот! До Румер Флорис действительно было недалёко, но никогда ещё Илья не смотрел так пристально по сторонам, не изучал так тщательно лица прохожих и отражавшиеся в зеркале заднего вида автомобили, не подмечал мельчайшие детали окружающего в поисках засады или прорабатывая пути возможного побега. Сыскная лихорадка соединялась с азартом спортсмена, не желавшего уступать достигнутое преимущество, чего бы это не стоило. Он старался лишь, чтобы эта насторожённость еще больше не испугала сидевшую подле него Тавию. Квартира Аранки Шандор оказалась однокомнатной, но большой площади, чистой и светлой. Одну стену занимали книжные полки, письменный стол стоял слева от большого окна, а на комоде были выставлены фотографии в серебряных рамках. Пока Тавия поспешно рылась в гардеробе и ванной, Илья подошёл к комоду. Он сразу догадался, что большой фотопортрет в центре принадлежал Монике Баттьяни, в замужестве фон Трулш: гордая посадка головы, корона толстых кос и двойная нить жемчуга. Фотографию сделали несколько лет назад. Остальные снимки изображали Тавию, супружескую пару - несомненно, её родителей; на одном Илья увидел Габи, обнимавшую Монику и другую женщину. Как подумал Илья, это и была хозяйка квартиры. - Тавия, - позвал он, - подойдите сюда, пожалуйста. Девушка, складывавшая в косметичку туалетные принадлежности, оставила это занятие. - Ой, - сказала она, - это ж Габи. Я и внимания не обратила, что она оставила это фото тёте. - Вы уверены, что на фото именно Габи? - уточнил Илья. - Конечно. Это было, дай Бог памяти, да, в июне этого года. Видите, жасмин в саду у мадам Моники в полном цвету? После смерти матери Габи часто приезжала, а вот в тот раз сказала, что перешла на другую работу и не знает, когда доведётся свидеться. Потому я их с бабушкой и тётей и сфотографировала. Вот где она проводила тот отпуск, о котором ничего не сказала Уэверли. Непонятно только, зачем сейчас-то скрывать, что у неё есть - или была - родная бабушка в Будапеште? - А больше ничего Габи вам не оставляла? Вопрос он задал по наитию. Выстрел наугад в темноту редко достигает цели, но на этот раз результат оказался неожиданным. Тавия нахмурилась и взгляд её стал каким-то отсутствующим. - Подождите-ка. Мне лично она никогда ничего не оставляла. Мы, конечно, обе танцами занимались, и нам всегда было, о чём поговорить, но так уж близки мы не были. А вот тёте Аранке она отдала часть книг из библиотеки мадам Моники, вон там стоят, - девушка махнула рукой на стеллажи. - Все Баттьяни неравнодушны к книгам... - Можно, я посмотрю? - Смотрите, только осторожно. Тётя сказала, там есть редкие и ценные экземпляры. Аранка Шандор не обманывала. Если б здесь был Наполеон, подумал Илья, он бы оценил подбор в точной сумме, но и без того была очевидна немалая ценность книг. Первые экземпляры романов Мора Йокаи и Шандора Петефи, полное собрание сочинений поэта-модерниста Эндре Ади, романы Кальмана Миксата и трансильванского писателя Тамаши, социальные и исторические драмы и критические эссе Ласло Немета... по этой библиотеке можно изучать всю историю прозы и поэзии на венгерском языке! Илье захотелось взять в руки хоть одну книгу. Он потянул на себя "Человека с каменным сердцем", как вдруг вместе с толстым романом в твёрдом переплёте вывалился маленький коричневый томик и упал прямо ему в руки. Илья вдвинул на место Йокаи и повертел томик. Небольшой сборник стихов Генриха Гейне на немецком языке, издание 1936 года, не примечательное ничем - ни редкостью, ни древностью. Что делает здесь эта книжечка? Илья подошёл к окну и перевернул обложку. На обороте готическим шрифтом женской рукой были написаны восемь строчек. Двое перед разлукой, Прощаясь, подают Один другому руку, Вздыхают и слезы льют. А мы с тобой не рыдали, Когда нам расстаться пришлось. Тяжелые слезы печали Мы пролили позже - и врозь. Илья не мог сказать, чей это почерк, но почему-то у него сразу создалось впечатление, что строчки предназначены Габи. Он перелистал страницы, но больше ничего интересного не нашёл и стоял, размышляя над загадочным смыслом стихов, когда его окликнула Тавия: - Ну, я готова. Можем ехать. Голос прозвучал настолько близко и неожиданно, что Илья вздрогнул, и книжка упала на пол. - Что вы наделали! - укоризненно произнесла девушка, проворно нагнувшаяся за томиком. - Я ж просила аккуратнее. Вот, переплёт надорвался... Но это оказался не переплёт. Илья взял из рук Тавии книжку и при помощи плоского ножа для вскрытия конвертов осторожно отделил последний титульный лист, который кто-то приклеил по контуру к обложке. От времени клей ссохся, и от одного угла лист отошёл. Тавия, затаив дыхание, наблюдала за действиями Ильи. Под листом скрывалась небольшая фотография, в которой Илья моментально узнал недостающую половину той, что подбросили в номер Габи. Тот же розовый куст, скамейка с ажурной высокой спинкой, тот же налёт желтоватой сепии, указывающий на то, что фото сделано давным-давно. Но при виде изображённых на нём людей у него потемнело в глазах. На девочке было надето точно такое же платье в оборках, однако тёмные волосы не заплели в косы, а просто подобрали в задорный высокий хвост. И хотя рассказ Тавии частично подготовил Илью к наличию на снимке второй Габи, он застыл, глядя на улыбающееся лицо её матери, Маргрете Теллер. Причёска у женщины совсем не такая, как теперь, завитые в мелкие локоны волосы явно испытали воздействие пергидроля и обрамляли пухлые щёки, но взгляд... брови, взлетающие под разными углами... оказывается, это у неё от природы… линия скул и подбородка… очерк губ... - Да это мадам Магда! - воскликнула Тавия, выхватывая из враз ослабевших пальцев карточку. - Какая она тут молодая... Я же говорила, она была красивая! А вот Габриэла, тётя не раз шутила, что ей никогда не нравились косички. Красива как призрак, которому не лежится спокойно в земле. И что ему теперь с этим делать? Что делать с глазами Эмметт Мосснер, смотревшими на него с половинки фото времён Второй мировой? Илья молча отобрал его у Тавии, вложил обратно в томик Гейне и присел на письменный стол, пытаясь сообразить, как быть дальше. Внутри разрасталась тревога, грозившая перейти в панический ужас. Наполеон. Он не ведает о том, что рядом - ближе некуда - как-бы друг, в любую минуту могущий обернуться злейшим врагом. Если уже не обернулся. Кто, как не Эмметт, мог догадаться или даже знать о том, что неведомая лже-Габи на самом деле её родная сестра Каталина? Она могла знать больше - она могла отдавать себе отчёт в том, насколько опасен этот призрак прошлого, потому что более веских причин мстить за Удо Теллера нет ни у кого на свете. Уж не потому ли Эмметт не торопится вытаскивать дочь из следственной тюрьмы, что ей безопаснее оставаться там, несмотря на допросы, спрашивал себя Илья. А если она поверила в смерть Каталины и давно оплакала её, а выяснится, что дочь жива и более чем здорова, хоть ядовита как кобра? Илья, да и любой другой человек на его месте, сознавал, что материнский инстинкт победит и верность служебному долгу, и тем более влечение женщины к Наполеону. Перед этим инстинктом отступает даже инстинкт самосохранения. И не играет никакой роли то, что физически она слабее Соло. Ни Юдифь, ни Иаиль не были сильнее тех, над кем взяли верх - они просто умели улыбаться, с хладнокровием снайпера подстерегая тот единственный шанс для молниеносного нападения. “Мужчины не видели в ней ничего опасного”. Есть ли ещё возможность остановить палец, готовый нажать на курок? Только срочно предупредив напарника, причём так, чтобы возможно подслушивающая Мосснер ни о чем не догадалась. Из тягостных раздумий Илью вывела рука Тавии, тронувшая за плечо. - Илья, что-то не так? - Тут есть телефон? - спросил он в ответ. - Мне нужно позвонить.