Высшая инстанция

Суббота, 10 ноября. Берлин, ГДР. В день, последовавший за днём благополучного ареста Каталины Теллер, агентство А.Н.К.Л занималось текущими вопросами и планами на будущее. Штази их не трогало, пытаясь как можно больше вытрясти из женщины по горячим следам. Эмметт тоже не появлялась, но в этом и не было необходимости. Благодаря микрофону и “волшебным часам” они слышали всё так хорошо, будто сами прятались рядом, за памятником генерала Гольца, а фразы на венгерском перевёл Илья. Наполеона Соло забрал в Западный Берлин Эдриан - писать отчёт. Александр Уэверли, которому предназначалась копия, этому не препятствовал, понимая, что никак иначе содействия ЦРУ (а через него и ФБР) ему не добиться. В том, что такое содействие понадобится, он тоже не сомневался. Илью Курякина вызвали в советское посольство примерно с теми же целями, что и Соло, и он уже несколько часов безвылазно пребывал на Унтер-ден-Линден. Габи Теллер осталась в "Ландсбергере", поселившись в номере Ильи и Наполеона, и Уэверли составил ей компанию. Свой рапорт она напишет позднее, когда как следует опомнится. Наполеон начинал подозревать, что переквалифицировался не только в детектива-любителя, но и в писателя, поскольку стопка листов уже сравнялась по объёму с небольшим романом. А если сюда приплюсовать ещё отчёт напарника о событиях в Венгрии, этот роман мог оказаться и большим. Он как раз покончил с графиком, который они с Эммой рисовали на обратной стороне обоев, постаравшись изложить ход их мыслей покороче и так, чтобы эти три-четыре минуты выглядели убедительнее, когда напряжённый творческий процесс прервали призывно тренькнувшие часы. Прежде, чем ответить, Наполеон взглянул на циферблат. Однако! Он сидит за машинкой уже пять часов, пора бы попросить Сандерса послать кого-нибудь в ближайшее кафе. Наконец-то будет нормальная еда, а не этот социалистический ужас… хотя Эмма готовила очень даже хорошо. Французские блинчики, кружевные и хрустящие, скажем-м-м… Соло потянулся всем телом и откинул крышку. - Ковбой, ты закончил свой труд? - Почти, - уклончиво ответил он. – Только не говори, что финишировал раньше меня! - Вообще-то да. Я печатаю быстрее и не страдаю склонностью к драматизму. Но сейчас речь не об этом, - Илья понизил голос. Этот тон мигом заставил Наполеона насторожиться: опять что-то идёт не так? – Пока мы с тобой отсутствовали, тут всё в очередной раз полетело kuvirkom. Забрали в полицию Габи. Собственная проницательность не порадовала. - Опять? Эмма же говорила, что… - Она под арестом, - перебил Илья. – Уже по этому ты можешь судить, насколько всё плохо. Наполеон вскочил. Хуже не придумаешь. - Из-за чего, Бога ради? - Из-за Каталины. Хорошенько подумай, собираешься ли сюда вернуться, но если соберёшься, то немедленно. Уже через двадцать минут, буквально растолкав по пути вереницу на КПП "С", он ворвался в гостиницу. Илья и Уэверли ждали его в номере последнего, и к тому времени Наполеон уже знал, почему: их с Габи комнаты носили следы тщательного и явного обыска. Сразу следом за ним прибыл Панин. - Почему забрали Габи? – перво-наперво спросил Соло. - Да всё по тому же самому, - угрюмо ответил Илья. - Так ведь Каталину взяли! - И что? Нет ни одного доказательства, что именно она совершила все эти преступления. Ни одного! - Проблема установления тождества, когда между двумя лицами существует полное сходство, не так проста, как кажется, - пояснил Уэверли. Он не забыл прихватить понравившийся чай, но баночка стояла на столике неоткрытая, и в номере не пахло чаем. Это лучше всего остального показывало степень обескураженности британца. – Любое фото, любое свидетельство можно истолковать двояко, а отпечатков пальцев она нигде не оставила. Ни на конверте, ни на фотографии, ни в номере Габи, ни в “Осткрейце”. В квартире на Марцане всё тщательно протёрто. Отпечатки есть на пистолете ТТ, но баллистики в первую очередь проверили его. Из этого пистолета никого не убивали и вообще давно не стреляли. Соло похолодел. Им следовало помнить, что противник умён и предусмотрителен, а они непростительно расслабились. - А график, который мы чертили? Он разве не доказывает, что Каталина и Габи были в разных местах в одно и то же время? – не желая сдаваться, спросил он. - График не доказывает ничего, Соло, - мрачно заметил Олег. – Я его видел. Эти четыре минуты из тех, что мы называем vilami na vode napisany… - Чем-чем? – переспросил Уэверли. – Vilami? Я думал, это садовый инструмент! И как можно писать… - Никак, в этом-то и дело! – рявкнул Олег. – Подождите вы с вилами! Он построен на показаниях свидетелей, а они могут ошибиться, не расслышать, запутаться, не туда посмотреть… Адвокаты уже вывернули всё наизнанку! Наполеон тоже вышел из себя. - Какие к чертям здесь адвокаты? Да не рассказывайте вы мне сказки про немецких адвокатов, защищающих Каталину! И кто-нибудь мне скажет, наконец, что с Эммой?! - Я скажу, - подал голос Илья, пока ещё сохранявший, на удивление, хотя бы видимость трезвого рассудка. – Её отстранили от этого дела и посадили под домашний арест, чтоб не вмешивалась. - Мильке допускал её участие, когда речь шла об одной дочери, но две, как он говорит, это перебор, - добавил Олег. – Кроме того, ему очень не понравилось, что Нина… что Магда скрыла от него, что эта вторая дочь когда-то была. Он терпеть не может чего-то не знать о своих сотрудниках, а тут самый близкий круг! Наполеон уставился на Олега. В переводе с административного языка на общечеловеческий это значило, что государственная система отказала Эмме в защите. В том случае, когда система это Штази, а государство - за "железным" занавесом, оставалось полагаться лишь на пришельцев из космоса. - Так что насчёт адвокатов? – помолчав, спросил он. Ответ дал Уэверли. - Уже вчера вечером здесь появился первый – из ФРГ, а сегодня прилетел второй – из Штатов. Оба во избежание межгосударственных трений прибыли как частные лица и имеют доверенности на представление интересов гражданки США Мары Кейтлин Хайленд. Когда она успела? Соло охватил ужас. Ведь юридически Каталина Теллер умерла и похоронена много лет назад в Колорадо-Спрингс, и, пока не будет доказано обратное, её сходство с Габи всегда можно назвать случайностью, капризом природы. Тем более, что подобные капризы не такая уж и редкость. - А посольство Венгрии? Там предъявляли паспорт Габи. Не вышла же она специально для этого из следственной тюрьмы? – спросил Илья. - Клерк, принимавший заявление, клянётся и божится, что сверил внешность с фото, а Каталина так же рьяно божится, что упомянутого документа в руках не держала, в посольстве никогда не была. Никто не помнит, какие у неё были руки, и паспорт при ней не нашли. Она оказалась чрезвычайно осторожной. Даже не удалось пока установить, где она жила после того, как исчезла из квартиры на Марцане, - сказал Олег. - Думаю, ей сделали ещё какой-то паспорт, возможно, выданный в Западном Берлине. Только его жители могут беспрепятственно передвигаться между двумя частями одного города. - А экстрадировать её в Венгрию? Вы же наверняка можете надавить на них, чтоб подготовили запрос, – подумав, предложил Наполеон. - Можем, - согласился Олег. – Вероятно, и давить-то особо не пришлось бы. Но дело это не быстрое. Аранку Шандор врачи допрашивать категорически не позволяют, а слова её племянницы лишь повод для сомнения, не больше. Пока мадам Шандор придёт в себя, пока даст показания, пока оформят необходимые бумаги, адвокаты выдернут Мару из ГДР, как редиску из грядки. Не забывайте, что это непризнанная страна, которая рада будет хорошенько поторговаться втихую со Штатами, и моё руководство, боюсь, закроет глаза на подобный подход. И, кроме того, несчастный случай в Рожадомбе не имеет прямого отношения к стрельбе в "Каухоффе". А расправу в "Осткрейце", если не найдётся виновный, просто спишут на кого попало. - И за Габи никто не вступится? - Вы что, Соло, с Luny upali? – едко вопросил Уэверли. - Свалились, - буркнул Олег. - Что? А, svalilis`. Габриэла Теллер гражданка Федеративной Германии. Про "доктрину Хальштейна" знаете? Которая предусматривает автоматический разрыв дипломатических отношений с любой страной, в какой-либо форме признавшей ГДР? Власти ФРГ не только сами палец о палец не ударят, они им ещё и погрозят, если кто другой чего удумает. Какой-то замкнутый круг. - И ты не подумал о главном, - проговорил вдруг Илья. – Будет крупный скандал, очень крупный. Габи не выпустят из страны, а наша группа агентства А.Н.К.Л. прекратит существование. Вот чего не хватало в моём отчёте-романе. Цели всего этого запутанного плана, которую Илья сейчас сформулировал в двух предложениях, а он сам мог и в двух словах. Им конец. Не физически, разумеется. Он взглянул на Александра Уэверли. - Так, сэр? - Боюсь, что так, мистер Соло. Боюсь, что так. Сандерс, наверно, вознесёт горячую молитву Всевышнему, когда сможет опять посадить меня на поводок. А Олег? Он посмотрел на русского. Тот стоял у стола с таким видом, будто открыл в себе глубины отвращения, ранее самому неведомые. - А вы что скажете, господин Панин? - Что сейчас очень жалею, что когда-то собирался спасать Каталину! – с ненавистью выплюнул Олег. – Если б я тогда знал, как всё обернётся, я бы лично свернул шею этой гадине, и к чёрту последствия! - Вы взяли бы на себя ответственность за такой выбор? – проницательно взглянул на него Уэверли. - А вы бы предпочли остаться чистеньким? - Я лишь хочу сказать, что один Бог ведает, кого из двух сестёр следовало выбрать. Может, он бы счёл, что нужно избавиться от будущих слуг дьявола в лице Магды и Габи. Кто знает, что для него большее зло, социализм или нацизм… - Обычно отделять агнцов от козлищ Богу помогаем мы, - Олег опёрся кулаками на стол, подавшись к Уэверли. Глаза его вызывающе сверкнули. - И работу эту зачастую осложняют тысячи препятствий. Бывшему сотруднику британской контрразведки этого ли не знать? В ответ на этот агрессивный выпад Уэверли скрестил руки на груди, глядя на Олега поверх очков. - Не надо lezt` v butylku, мистер Панин. Согласен, мы все в какой-то степени слуги одного дьявола… Но думается мне, сейчас никто не станет дожидаться вердикта высшей инстанции, и всё решат крючкотворство адвокатов и большая политика. ***** Больше говорить было не о чем. Олег, непосредственно участвующий в этом деле в качестве третьей стороны, ушёл, а трое оставшихся как могли коротали время, тянувшееся, как пожёванная ириска. Уэверли пытался читать Гейне, которого успел спасти от участи вещественного доказательства, сунув в карман пиджака, Соло – казаться невозмутимо-ироничным. Илья достал шахматы, но сосредоточиться на выстраивании хитроумных стратегий не получалось. Впрочем, у его коллег дела обстояли не лучше, потому что томик Уэверли держал вверх ногами, а сквозь маску показного равнодушия ковбоя проглядывало подлинное беспокойство. Вот вам весь план как на ладони, думал Илья. Поманить нас яркой обёрткой, заставить приехать в страну, где помощи не дождаться, а потом хладнокровно выщёлкивать одного за другим, как карты из колоды. Напугать Габи и вынудить сбежать, заодно внушив всем, что дело в личной мести, убить Наполеона, причём так, чтобы подставить меня, и натравить на нас весь репрессивный аппарат ГДР. И всё ради того, чтобы развалить агентство, чтобы при одной мысли о взаимном сотрудничестве в Европе у всех начинались головная боль и скрежет зубовный. Видимо, кому-то мы дышим в затылок так, что аж до гланд достаёт, цинично заключил Илья. Сама ли Каталина/Мара разработала этот план или ей кто-то помог, теперь не так уж важно. Потому что с появлением заранее подготовленных адвокатов, которым кто-то просигналил, стало окончательно ясно: стоящая за ней организация это не один человек и даже не два. Это целая сеть, фрагменты которой можно найти и в Штатах, и в Саудовской Аравии, и во Франции, и в ФРГ, и даже в Берлине. И, возможно, в Венгрии. Илья склонен был поверить Эмметт. Она могла рассчитывать вывести из-под удара Като без убийства собственной матери и не обращаясь к венгерской госбезопасности, что потребовало бы долгих объяснений. И узнать о том, что он говорил с Тавией, она могла только от Миклоша, но его Илья предупредил. Существовала, конечно, крайне малая вероятность, что Эмметт Мосснер и была тем самым, глубоко законспирированным, агентом безымянного синдиката. В таком случае даже мильтоновский Падший Ангел бледнел перед этой женщиной *… Но вот что совсем уж сомнений не вызывает: эта сеть абсолютно не заинтересована в том, чтобы А.Н.К.Л. создавал свою, чем со свойственной ему прозорливостью занимался с момента ухода из MИ-5 Александр Уэверли. На Олеге, зашедшем вечером, буквально не было лица. - Я уполномочен сообщить вам, господа и товарищи, решение властей. К вам, мистер Уэверли и мистер Соло, убедительная просьба покинуть территорию Германской Демократической Республики до двенадцати часов завтрашнего дня. Ровно в двенадцать ноль-ноль все договоренности о вашем присутствии аннулируются, а нелегальное пересечение границы ГДР карается тюремным заключением. К вам, товарищ Курякин, это не относится, разумеется, - Панин криво улыбнулся, – но один-единственный шаг без моего ведома – и вы будете отозваны в Москву без возможности работать где-либо ещё. Это в лучшем случае. Дальше. Вследствие невозможности доказать со всей определённостью причастность Мары Хайленд-Сиверс к убийствам Ладислава Малиновского и Хорста Шмидта её отпускают. Все необходимые документы уже подписаны, она проведёт ночь не в тюрьме, а в здании управления Штази по округу Митте. Завтра в девять часов утра миссис Сиверс доставят к пункту пропуска на мосту Обербаумбрюкке. Вопрос о гражданке ФРГ Габриэле Теллер, кроме всего прочего совершившей убийство иностранного гражданина Джулиана Майкла Дейстера, будет решаться в зависимости от того, последует ли запрос о её выдаче. Это значит – он никогда не решится, обречённо сказал себе Илья и заметил: - Вы не докончили, товарищ полковник. Что с Эмметт Мосснер? - Не докончил, - подтвердил тот, и тёмные глаза со смешанным выражением интереса и неприязни обратились к Наполеону. – Указанная дама дезавуировала ваш график, мистер Соло, признав, что была так поглощена связью с вами, что, возможно, оказалась не очень внимательной. Уэверли и бровью не повёл, а Илья искренне поразился, увидев шокированное выражение лица ковбоя, выпалившего: - Нет! Не может быть! - Чего не может быть, связи? Зная вас, это как раз очень даже может быть… - Да нет же! - Вы отрицаете, что вступили с ней в интимные отношения? – на какое-то мгновение, всего лишь на долю секунды в голосе Панина заклокотал яд, а его губы скривились в сатанинской усмешке. – Напрасно. Она заявила об этом вполне определённо! И хотя Олег овладел собой на редкость быстро, Илью, прекрасно знавшего этого человека, не обманывало внешнее спокойствие – которое сейчас просто страшно было видеть. Осторожнее, ковбой, он в бешенстве. Не дергай смерть за усы. - А вам-то что за дело? – яда в голосе Соло было не меньше. Внезапно он умолк, а потом почти прошептал: – Понимаю, понимаю… Так какого чёрта вы позволили ей пойти по этой дорожке, интересно. Почему не женились на ней, не увезли её в Союз, если она вам так дорога? - Вы совсем не поняли Нину, если задаётесь такими вопросами, - глухим голосом ответил Олег. – Она всегда всё решает сама, правильно, неправильно… Я предлагал ей это сразу после войны. Знаете, что она ответила? Это возможно, а мне интересно то, что невозможно. - Тогда и вы её совсем не понимаете, если говорите о какой-то небрежности! – парировал Соло. - Ни о небрежности, ни о невнимательности и речи быть не может! Мы работали вместе, проверяли и перепроверяли друг друга, чтобы ничего не упустить. Здесь дело в чём-то другом… - А вы не хотите рассмотреть версию, что она просто хотела освободить дочь? – задумчиво проговорил Уэверли. – Если судить по результату, у неё это получилось. Такое объяснение поведения Мосснер Илье в голову не приходило. - Но помогая освободить Каталину, она же топит Габи! – возразил он. - На нашей работе приходится делать тяжёлый выбор, - пожал плечами Уэверли. – Во время войны этот выбор был сделан в пользу Габи. Возможно, сейчас пришла пора переосмысления. Олег перестал, наконец, прожигать Наполеона взглядом исподлобья и заходил по комнате. - Может быть, и так, - сказал он через минуту и взял с кресла своё пальто. – Помните, господа. Завтра к полудню вас в восточном Берлине быть не должно. - И вы даже не попытаетесь… - начал Соло, обращаясь к спине в сером костюме. - Достаточно, мистер Соло! – оборвал его Панин. – Я сейчас кого-нибудь убью, а мне всё-таки не хотелось бы, чтоб это оказались вы! Воцарившаяся в комнате тишина терзала нервы похуже накала прежней схватки. Эмметт Мосснер не только Габи утопила – фактически это именно тот судья, который утвердил смертный приговор будущему агентства А.Н.К.Л.