Возвращение и встречи

КЛАУС ЯГЕР Москва. Май 1955 год Честное слово, возвращаться обратно в гостиницу не хотелось. Я ещё немного побродил по центру Москвы, вернулся к площади и у Большого театра наконец уселся на одну из скамеек, под свет фонарей. Рядом со мной, хлопая крыльями, опустились голуби. Они вальяжно расхаживали вдоль скамейки и пару раз клюнули мои ботинки. Усмехнулся про себя: «Даже голуби в этой стране не любят нас, германцев!» На город плавно опустилась майская ночь. Серп луны смотрел с неба на людей внизу. Я задрал голову и попытался разглядеть созвездия, но тут же понял, что всё бесполезно. Нежданная встреча с Ярцевой опять вернула меня в сорок четвёртый год. Эх, если бы я сразу тогда сообразил, что Ивушкин и не думал сдаваться. Его вечно мрачно-весёлое выражение лица давало понять, что он затаился, а вовсе не смирился. Актёр из него был никудышный! Мне б присмотреться, а я вместо этого заважничал, что смог сломить волю русского танкиста. Никто не мог, а я смог! Реальность больно ударила меня под дых. Лагерь военнопленных. Апрель 1944 г. По правде, день не задался с утра. Я хотел проверить, как там Ивушкин в своём ангаре, как танк (готов ли?) и прочее, но наглый русский выпросил у меня разрешение пораньше уехать на полигон. На мой вопрос: «Зачем?!», — он сурово ответил. — «Навестить могилу наших ребят и приготовиться к бою». Тут мне нечего было возразить. Я всё-таки солдат Вермахта, а не эсэсовец и поэтому дал согласие. Разумеется, понимал, что они несколько собрались навестить могилу русских солдат, сколько забрать снаряды, которые в ней и припрятали. Я ж не вчера родился и понимаю, что пленные вытащили снаряды из танка, завернув их в брезент вместе с телами погибшего экипажа. Оставалось только гадать — когда они их применят. Надеюсь не сегодня. Хотелось бы, чтоб они выжили после боя и продолжили сражаться. Очень не хотелось оказаться в дураках! Тем временем в лагерь прибыл мой покровитель в Берлине. Вальтер Гримм расхаживал гоголем, показывая генералу свои «владения». Мне было заметно, в отличии от напыщенного коменданта, что генерал с трудом держит лицо. Нет, насчёт войны с русскими — генерал был полностью на стороне высшего руководства Третьего Рейха. Что же касается тотального уничтожения низшей расы, то тут генерал имел собственное мнение. Кто будет работать, если по-уничтожать всех? Кто будет обслуживающим персоналом для наших нужд? В общем, генерал считал, что доводить до скотского состояние население большевистской России не стоит. Среди них есть весьма одарённые люди. Например, композиторы. Генерал, как ни странно, обожал не только оперы Вагнера, но и музыкальные произведения русских. Гитлер делал вид, что не замечает пристрастий генерала. Когда мы все собрались подняться на смотровую башню, я вдруг обнаружил, что забыл свою курительную трубку. Послал Тилике, чтобы он принёс её. Он что-то долго ходил, а когда вернулся, как-то странно на меня посмотрел, словно ждал каких-то объяснений. Я недовольно передёрнул плечами и забрал трубку. Набивая её табаком, внимательно смотрел сквозь окна, пытаясь понять откуда выберется русский танк. Да, я показал ему позиции, но это ж русские! Раскурив трубку, заметил, что одни из кустов на горизонте шевелятся, словно в них медведь возится. «Пантеры» наших курсантов были, как на ладони. Идиоты! Плохо изучили задание?! Закончиться учебный бой и я устрою им разбор полётов. Наконец из кустов показалось длинное дуло пушки русского танка, который вдруг жахнул одним из снарядов по «пантере».Танк вспыхнул изнутри и загорелся. Меня хватило лишь на тихое: «Чёрт!». Одновременно я старался игнорировать яростные взгляды генерала. Пока все в изумлении вскочили со своих мест и прилипли к окнам, я увидел, как Т-34 развернул башню в нашу сторону и выплюнул второй снаряд. Какие-то доли секунды я зачарованно смотрел на летящий смертоносный снаряд, а затем рванул на себя генерала и вытолкнул его к выходу. Следом бежал сообразительный Тилике. Можно сказать из десятка офицеров и солдат, что были в смотровой башне в живых остались только мы втроём. Ну, ещё пара-тройка тяжелораненых. В этот самый момент, мимо нас как раз с грохотом проехал русский танк, и я в бессильной ярости (почему он хотел меня убить?! я же фактически ему помог!) вынул пистолет из кобуры и расстрелял вслед танку все патроны. Разумеется, даже если пули и попали по машине — они как слону дробина. Русский танк проломил ворота, проехался со всей дури по машинам и вырвался вперёд, на волю. Твою же мать! Восьмой побег, в котором частично повинен и я и, судя по всему, проклятый русский ведёт по очкам. Выдохнув воздух, обратил внимание, что дурак-оператор продолжал снимать, несмотря на опасность. Я рявкнул, стараясь одновременно швырнуть камеру на землю: — Прекращай снимать! Где-то через час, когда разобрали завалы башни и обнаружили тела коменданта и нескольких военных, я выслушивал гневные слова от генерала. К тому же мне пришлось сообщать жене, а теперь уже и вдове, Гримма печальные новости. У женщины хватило ума упасть при мне обморок и я ретировался, счастливо избежав истерики и проклятий в свой адрес. Поиск удравшего русского танка шёл по всем направлениям. Я понимал, что Ивушкин не глуп и наверняка сейчас гонит танк по шоссе, чтобы не оставлять следов. Если эти идиоты медлительные не найдут направление в котором он уехал (хотя понятно, что на восток в Чехию), то танк запросто может нырнуть под сень густых лесов на склонах холмов и ищи его потом. Доведя себя до головной боли, я мучительно считал сколько же у них осталось снарядов: четыре или три? Пока тёр лоб русской рядом со мной вырос Тилике и и прошептал на ухо: — Ярцева сбежала. В ярости треснул кулаком по столу, напугав нескольких солдат. Как он мог забрать с собой эту блёклую девку! Да как у Ивущ… короче, ума хватило? Тилике, словно прочитав мои мысли, тихо пробурчал: — Она меня обманула. Когда я зашёл за трубкой, Ярцева была в вашей постели. — ЧТО?! — буквально заорал я (на меня тут же стали оборачиваться). Пришлось сбавить тон. — И ты не спросил, что она там делает? При моих воплях Тилике вдруг просветлел лицом и радостно ответил: — А я думал она спит и вообще… — многозначительный взгляд в мою сторону. Кретин! Как ему вообще в голову пришло, что я могу уложить в постель эту дуру?! Голова внезапно прошли и я понял, где искать следы танка. Я высказал соображения генералу, тот вежливо пожелал удачи и намекнул, что в этот раз мне ничего не простят и убыл прочь на единственной целой машине. Конечно, а я остаюсь со всем разбираться! Да кого собственно обманываю? Сам не успокоюсь, пока не найду Ивушкина. А когда найду… Улыбнувшись своим мрачным фантазиям, я терпеливо ждал, когда танк всё-таки обнаружат. Наконец не вытерпел и попросил самолёт. Тилике помчался собирать экипажи оставшихся «пантер». Следы русского танка обнаружились тогда, когда пилот в истерике орал, что топливо на нуле и мы сейчас разобьёмся. Бог услышал мои молитвы и предъявил мне след гусеничного трака, попавшего в лужу на просёлочной дороге. Танк свернул куда-то в лес и там искать было бесполезно. Но можно было просчитать, куда он выберется под утро. Я всё-таки немного изучил характер всех четверых, не считая Анны, — они не смогут разойтись. Командир у них только один — Ивушкин и они будут слушаться его пока он жив. Так хотелось думать. Да, он может им приказать разойтись, но почему бы не помочь самому себе и не задать нужное мне направление? Ближе к рассвету я вновь погнал самолёт в сторону деревьев. Среди них блеснуло лесное озеро и очертания танка, спрятанного под наваленными ветками. Лётчик по поему приказу сделал пару кругов над озером, когда мне стало ясно, что нас заметили. Мне показалось или всё-таки слышал, как русская махина продирается сквозь кусты и деревья. Значит, погоним его на чешский городишко, раскинувшийся на границе между двумя странами. Тилике должен был уже выгнать всех жителей в поля. В конце концов, под Москвой были только моя танковая рота и танк Ивушкина. Хорошо! Русским танкистам помогал десяток пеших бойцов. Сейчас не точного воспроизведения того боя. Иная ситуация и люди! Медленный туманный рассвет мои танки встречали в городке. Русский танк с тихим гулом остановился на въезде в город и оттуда выбрался Ивушкин. Со своего наблюдательного пункта мне было видно, как он спустился с танка, пошёл куда-то под стену дома и судя по всему осматривал место предполагаемого боя, пытаясь понять, где притаились три моих танка. За свой я не волновался. Специально сделал так, чтобы сначала в бой ввязались ненужные мне силы. Надеюсь, Тилике повезёт больше, чем нашим дурням-курсантам. Интересно, девчонка с ними? Разумеется, Николай, как командир, опять удивил. Его танк, ломая своей башней стены, рванул туда, где за стеной в один кирпич был тупик. Ключевое слово «был», пока бронированная русская махина не пробила дыру насквозь. Результатом ухищрений русского были две подбитых «пантеры». Тилике же своей машиной умудрился нанести урон Т-34. На какое-то время мы затихли. Пока я соображал, что делать — русские уже всё решили. Кажется я потерял своего исполнительного адъютанта. Ругнувшись, вывернул свой танк навстречу русскому и выбрался наружу. Демонстративно снял перчатку с руки и на брусчатку. Не прошло и минуты, как из люка русского танка выбрался злой Николай, успевший где-то раздобыть гражданскую одежду. Разумеется, он всё понял, нашёл в себе силы криво улыбнуться и крикнуть с жутким акцентом: — Фюнф минутен, Николяус! — и для конкретики показал ладонь с растопыренными пальцами. Я развёл руками, как бы давая понять, что не возражаю, а сам прекрасно понимал, для чего ему эти пять минут. Пока русский танк пятился в сторону горящей «пантеры» Тилике, я демонстративно повернул к мосту. Русский действительно уложился в тем самые пять минут и силуэт его танка вырос из тумана на другом конце моста. По моим подсчётам у них должен был остаться один снаряд или вообще не одного, второе даже лучше. Наши танки, словно два бронированных тяжёлых рыцаря на турнире, начали сближение. На узком мосту русский танк умудрялся маневрировать и уворачиваться от снарядов, выпущенных моим экипажем. — Я не буду убивать тебя, Николай, — шептал я, наблюдая в узкую бойницу танка за маневрами противника. — Я заберу твою башню… Твой щит… Твои гусеницы… При каждом слове не забывал давать сигнал для выстрела. Наконец один из снарядов достиг цели и у русского танка сорвало защиту того места, где сидел механик-водитель. Надеюсь, он сдох! Нет, не сдох. Танк, теряя гусеницы, нёсся на мою машину. От неожаднности я упустил момент, когда из дула танка вылетел снаряд, подбивший мою «пантеру». Кабину тут же заволокло огнём и дымом и я на какое-то время потерял сознание. Очнулся и с трудом смог выбраться наружу. Ног при этом не чувствовал. Замечательно! Танк опасно накренился из-за моих манёвров над пропастью в несколько десятком метров от поверхности воды. Следующее малейшее неосторожное движение и я вместе с танком сорвусь вниз. Оглянулся на русский танк. Николай тоже выбрался и теперь пробирался ко мне с винтовкой в руках. Он старался осторожно ступать по танку и, добравшись до цели, наставил дуло винтовки точно мне в лоб. — Стреляй! — сипло крикнул я. Ивушкин нервно поиграл пальцами на курке винтовки и внезапно передумал. При этом у него такое выражение лица, словно он совершает какую-то несусветную глупость, но по другому никак не может. Мне в голову пришла шальная мысль, а что если попробовать протянуть руку? Если Ивушкин схватит меня, можно его утащить прочь за собой, в воду, а если нет, то в любом случае оставаться в живых смысла нет. Я проиграл. Всё-таки вновь проиграл. Мне не удалось подчинить этого парня своей воле. Я расхохотался. Николай возвышался надо мной с недоумённым выражением в глазах. Успокоившись, протягиваю свою руку в сторону русского. К моему удивлению, Николай застыл в удивлении, а затем медленно-медленно ступая по танку, потянулся и взял меня за руку. Правда, опять с видом человека, вынужденного коснуться болотной гадюки. В ответ я как можно крепче сжал его ладонь и потянул на себя. Ивушкин покачнулся, но устоял. Он хотел сбросить мою руку, но видимо передумал и упрямо потянул на себя. «Ну уж нет! Этот бой тебе не выиграть, Николай!» — с этой мыслью я и разжал ладонь, оттолкнулся и танк окончательно потеряв равновесие полетел вниз, увлекая и меня. Я летел, стараясь не издавать ни звука. Мы, германцы, тоже можем умирать достойно. На меня сверху смотрело растерянное лицо моего русского танкиста. Выброс воды от падения «пантеры» накрыл меня с головой, а потом воды реки сомкнулись надо мной. «Вот и всё!» — думал я, судорожно пытаясь вдохнуть и выплыть, но сила танка была велика. Москва. Май 1955 год. От воспоминаний меня оторвали чьи-то прикосновения к плечу. Я открыл глаза и увидел, что рядом стоит советский полицейский или как их там правильно — милиционер. Он что-то спрашивал. Как я понял по его обеспокоенному лицу, он подумал, что мне стало плохо. Да, мне плохо, но я сначала успокоительно помахал рукой, но упрямый милиционер не отставал. Пришлось сказать это на моём родном языке. Выражение лица представителя власти не поменялось и на относительно чистом немецком он предложил проводить меня до отеля. — Вы знаете немецкий? — задал я глупый вопрос, поднимаясь со скамьи. Русский полицейский или милиционер криво усмехнулся и ответил: — Знаю, — и быстро спросил, словно это было важно для него. — Где воевали? Глядя на моё озадаченное лицо, он уточнился, ведя меня в сторону моего отеля, который я назвал ему: — По вашему лицу стало понятно, что вы из тех, кто четырнадцать лет назад пришли завоёвывать нашу землю. Я потёр ладонями лицо и ответил: — Киев, потом месяцы резерва и нас погнали на Москву. Я даже поставил свои часы, что буду на Красной площади раньше других в танковом корпусе. Сказал и с ужасом стал ждать реакции. Русский молчал. Доведя меня до гостиницы, он наконец ответил: — А я был в Берлине. Спокойной ночи! — с этими словами он пошёл дальше. Мне показалось, что он хотел сказать мне что-то ещё, но сдержался. Ничего удивительного — эти люди из другого теста. Я б наверняка высказал всё.