Прощай, одиночество

      Кучики Бьякуя проснулся с очень странным чувством. Всё его тело затекло, а голова болела. Открыл глаза и с удивлением обнаружил потолок больничной палаты. Попытался пошевелиться, но мышцы тут же отозвались нестерпимой болью. Смирившись со своей участью, попытался хотя бы припомнить, что же произошло, но куда там? Даже мозг отказывался напрягаться и что-то вспоминать.       Собрав все свои силы и стиснув зубы, он повернул голову набок. Палата, в которой лежал Бьякуя, не отличалась просторностью, и всё же в ней как-то умудрились пристроить дряхленькую на вид кушетку, поставив её к стене. На кушетке этой, свернувшись в три погибели, кто-то спал, с головой укрывшись простынёй. Рядом с кушеткой стоял стул. Да, почему-то именно рядом с кушеткой, а не рядом с его кроватью. Обидно?       Из приоткрытого окна доносились какие-то голоса, кто-то что-то кричал, с кем-то спорил. Кажется, кто-то грозился кого-то убить. Жутко. Что же тут произошло? Что с ним произошло?       Снова попытался вспомнить. Кажется, Бьякуе приснился странный сон: он вид необычную птицу. Кажется, это был он, тот занпакто, который Сэйрейтей так старательно искал. И, кажется…       Капитан шестого отряда дёрнулся, попытавшись сесть. Мышцы напомнили, Бьякуя тут, вообще-то, не на солнышке загорал, и отозвались жуткой болью. Вскрикнув от неожиданности, он плотно сжал зубы и поджал губы. Крепко зажмурившись, сделал глубокий вдох, переживая боль, а затем попытался медленно лечь обратно.       — Что случилось? Кого убивают?! — донеслось с кушетки.       Простынь взметнулась вверх и плавно упала обратно на кушетку. На ноги вскочила бледная, не выспавшаяся и взъерошенная Ямато Томоэ. В одной у неё был её собственный вакидзаши, в другой… аристократ сглотнул. В другой руке она держала топор. Зачем?       Окинув быстрым и цепким взглядом палату, Томоэ наконец заметила очнувшегося мужчину. Кажется, первые несколько секунд она вовсе не понимала, что произошло, а затем, осознав, вскрикнула и, бросив и занпакто, и топор, с грохотом упавший на пол, бросилась к нему. Бьякуя вздрогнул и вжал голову в плечи.       — Кучики-сан! Очнулись! Хвала Небесам, — выдохнула она, поддерживая голову мужчины и помогая ему лечь обратно. — Как вы себя чувствуете? — спросила она.       — Мышцы болят, — честно ответил он.       — Это вполне естественно, — кивнула Томоэ. — Но это мелочи жизни, — улыбнулась она. — До свадьбы заживёт.       — До чьей? — нахмурился Кучики, пока что совершенно не понимая, что происходит.       — До вашей, — пожала плечами. — А может, до моей… не знаю, как карта ляжет, как звёзды сойдутся, — махнула она рукой.       Бьякуя ещё больше нахмурился. Может, он повредился головой и перестал понимать вообще что-либо? Странные какие-то вещи говорила эта женщина.       — Боже, как всё-таки хорошо, что вы пришли в себя. Если бы вы тут копыта откинули, ваш клан сожрал бы меня на завтрак с чаем и даже не подавился, — сказала она, подвигая стул к кровати и садясь на него.       — Что? — уставился на неё мужчина.       Томоэ вопросительно посмотрела на него, несколько секунд вглядываясь в лицо аристократа, а затем рассмеялась.       — Простите мне мой поведение, — просмеявшись, мягко улыбнулась она. — Мне всё ещё трудно контролировать свои слова и поведение. Иногда, испытывая сильные эмоции или, вот как сейчас, толком не проснувшись, я говорю странные вещи и веду себя совершенно неподобающим образом.       Бьякуе надо было, наверное, как-то ответить на эти слова, но он совершенно не знал, что в данной ситуации сказать, а потому тактично промолчал. Вместо этого он спросил:       — Что произошло? Что со мной случилось?       — Вам честно или краткое содержание? — уточнила Томоэ.       — Честно, — ответил тот.       Кивнула и сделала глубокий вдох. Оставалось надеяться, что из-за всего произошедшего на неё не повесят все смертные грехи. И она начала рассказывать: рассказала, как Осорэ-кен положил глаз на него, Кучики Бьякую, как Сэнбонзакура вступила в конфликт с Осорэ-кен, в следствии чего он, капитан шестого отряда, потерял сознание. Рассказала, как его доставили в госпиталь, как его пытались вылечить непонятно от чего.       Поведала, как Кучики Рукия и Абарай Ренджи явились в поместье семьи Цубаса, как попросили её, Томоэ, о помощи. Подробности уговоров описывать не стала, просто сказала, что прибыла в госпиталь и сделала всё возможное, чтобы помочь. Опять же не стала сообщать, сколько сил вбухала в поддержание его, Кучики Бьякуи, жизненных сил.       Рассказала, как Куротсучи Маюри, чтоб ему всю жизнь икалось, вспомнил, что однажды подобрал любопытный кинжальчик, но благополучно о нём забыл. А этим кинжальчиком оказался Осорэ-кен.       — Хорошо, что вообще вспомнил, — вздохнула Томоэ.       Потом очередь дошла и до того момента, как она уговорила Осорэ-кен вернуться туда, где ему и полагалось быть, опять же опуская ненужные ему, аристократу, подробности.       — И что теперь с Осорэ-кен? — спросил он.       — Это было трудно, но я уговорила его рассмотреть в качестве кандидатуры в хозяева Хитоми. И он согласился. Думаю, Хитоми ему понравилась, он её принял, а она приняла его.       — То есть, теперь хозяйка Осорэ-кен — Цубаса Хитоми?       — Совершенно верно, — кивнула Томоэ.       — Вы неплохо поладили с этим занпакто, Ямато-сан, — хмыкнул Бьякуя.       — Когда-то он выбрал меня, — ответила она. — Теперь я понимаю почему. Но я не смогла стать хозяйкой Осорэ-кен. Однако, он не нашёл другого хозяина и всё ещё слушал меня. Но это в самом деле было тяжело, — вздохнула она, опустив голову. — Ох и упёртый же он, Осорэ-кен.       Кучики усмехнулся.       — Но почему он собирался выбрать меня? — задал он новый вопрос.       — Потому что нашёл в вас то, что было ему близко и понятно. То, благодаря чему вы могли понять его.       — И что же?       Томоэ загадочно улыбнулась, давая понять, что сейчас на вопрос отвечать не будет. Бьякуя нахмурился, но всё же смирился и настаивать не стал.       — Тогда последний вопрос, — сказал он. — Зачем вам топор, и где вы его взяли?       Томоэ удивлённо посмотрела на мужчину, затем повернула голову, взглянула на топор.       — Ах, это, — улыбнулась она и снова рассмеялась.       Бьякуя даже вздрогнул — настолько её смех звучал громко и звонко.       — Это довольно забавная история, — улыбнулась она. — Понимаете, Кучики-сан, когда всё это случилось, в клане Кучики поднялась паника. Конечно же они посчитали нужным объявить козлом отпущения семью Цубаса. Когда представители дома Кучики явились в наше поместье, я была здесь. Вести переговоры пришлось Хитоми. Переговоры закончились словесной перебранкой, а парочка ваших шинигами даже попытались угрожать Хитоми и ребятам, которые её охраняли. Тогда Хитоми схватила первое, что попалось ей под руку, а именно топор — как раз в этот момент один из слуг приводил в порядок сад и рубил иссохший кустарник. Угрожающе размахивая топором, Хитоми пообещала, что… ммм… — Томоэ замялась.       Нет, она определённо не собиралась говорить, что Хитоми пообещала кастрировать без наркоза этим самым топором каждого, кто ещё хоть раз попробует подобным образом клеветать на семью Цубаса. Такие слова определённо недостойный будущей главы аристократического рода! А то, что подобное обещала сама Томоэ нерадивым шинигами, которые умудрились подраться и на половину разгромить беседку, так это ничего страшного, она всё же много лет провела среди живых, среди обычных людей.       — В общем, ничего хорошего она им не обещала, — продолжила она. — И как раз в этот момент Куротсучи-сан принёс Осорэ-кен, и я попросила привести Хитоми. Сюда она пришла прямо с этим топором, так спешила. Конечно, я отобрала его и оставила себе, в качестве дополнительного оружия.       — Зачем? — недоумённо уставился на неё мужчина.       — Чтобы вас охранять, конечно, Кучики-сан, — ответила Томоэ, мягко улыбнувшись. — Как только стало ясно, что вашей жизни ничего не угрожает, старейшины из клана Кучики попытались перевести вас в поместье. Даже собирались выкрасть вас ночью из госпиталя. Но мы с капитаном Котецу рассудили, что лучше вам находиться здесь, под чутким надзором целителей. А то вдруг раньше времени на работу соберётесь.       — Что? — уставился на неё аристократ.       — Шучу, конечно, — сказала Томоэ. — Никто вас красть не собирался. Откровенно говоря, красть собирались меня, потому что я отказывалась отправляться в отдельную палату и получать первую, вторую и прочие медицинские помощи. Но это уже не та важно, правда? — и она снова улыбнулась, чуть наклонив голову на бок. — Что ж. Теперь я убедилась, что с вами всё в порядке, а значит, моя совесть чиста. Теперь я могу вернуться домой, — добавила она и, развернувшись, покинула палату, прихватив и свой занпакто, и топор.       Кучики Бьякуя остался лежать в палате. А что ему ещё оставалось делать? Прошло две или три минуты прежде, чем он услышал громкий звук из коридора и последовавший крик:       — Ямато-сан!       Вздрогнул и повернулся в сторону двери. Послышались быстрые шаги. Мимо двери его палаты прошли несколько шинигами. Или, правильнее сказать, пробежали? Распахнулась дверь, в палату зашла капитан четвёртого отряда.       — Как вы себя чувствуете, Кучики-сан? — спросила она.       — Жив, — ответил Бьякуя. — Но всё болит.       — Вполне естественно, — ответила она.       — Что там произошло? — спросил он, кивая на дверь.       — Ах, это, — женщина вздохнула и сочувственно улыбнулась. — Ямато-сан возложила на свои плечи слишком большую ответственность. Было достаточно и того, что она два дня поддерживала вашу жизнь.       — Что? — удивился капитан шестого отряда.       — Разве она вам не рассказала? — удивилась капитан Котецу. — К сожалению, мы не могли хоть как-то помочь вам, тот занпакто, Осорэ-кен, отвергал все наши попытки. Но нам повезло, что Ямато-сан согласилась помочь. Если бы не она, возможно, вы умерли ещё до того, как Куротсучи-сан вспомнил о занпакто. То был очень отважный поступок со стороны Ямато-сан. Впрочем, у неё определённо есть талант к лечению. В любом случае, позже мы справились бы и своими силами, но она настояла на том, чтобы лично проконтролировать процесс восстановления и выздоровления.       — Зачем?       — Не знаю, — пожала женщина плечами. — Возможно, она чувствовала себя виноватой. А может, боялась.       — Боялась?       — Боялась, что извлечение из тебя Осорэ-кен — лишь иллюзия, что ты в итоге умрёшь и в этом будет виновата она, — раздался от двери голос Кьёраку. — Так что не забудь потом поблагодарить Томо-чан.              Томоэ честно пыталась встать на ноги и вернуться в строй. Тем более, что она теперь официально была приписана к первому отряду. В последней записке главнокомандующий даже намекал, что нашёл для неё отличную работёнку. Но кто бы ей позволил трудиться не покладая рук? Нобору и Хитоми не позволяли ей вылезать из постели раньше срока, следили, чтобы она вовремя принимала лекарства и даже выставили у комнаты Томоэ охрану.       Несколько раз её приходила навещать Рукия с бесконечными благодарностями и Абараем Ренджи в комплекте. Последний ограничивался поддакивающими кивками. Кажется, он чувствовал себя не в своей тарелке.       Приходили и представители из семьи Ашэра с пожеланиями скорейшего выздоровления. Когда Томоэ наконец официально пришла в норму и бдительные Нобору и Хитоми позволили ей вернуться к управлению семьёй, явились посланники из дома Кучики, да не с пустыми руками.       В благодарность от главы клана они преподнесли несколько рулонов очень красивой и несомненно дорогой ткани: первый был нежного розового цвета, переходящего в белый, с цветочным узором, во втором рулоне была светло-сиреневая ткань с цветочным узором, в третьем — синяя с рисунком из перьев, а в четвёртом — белоснежная с крупными лиловыми хризантемами. В компанию к ткани шли разнообразные украшения для волос, сладости и чай.       — Это что? — удивлённо уставилась на посыльных Томоэ.       — Кучики-сама благодарит вас за спасение своей жизни и приносит извинение за доставленные неудобства, — ответил пожилой мужчина.       — За доставленные неудобства — конечно, — фыркнул Нобору. — Сначала обвиняли на в чём только могли, а теперь вот!       — Нобору, — покачала головой Томоэ. — Но глядя на эту благодарность мне кажется, что не Кучики-сану помогла, а по меньше мере Сэйрейтей спасла, — хмыкнула она.       — А по-моему это больше похоже на свадебное подношение, — пробурчала себе под нос Хитоми, так что услышали ей только Томоэ и Нобору.       — Цубаса-сама! — негодующе воскликнул шинигами.       Томоэ ограничилась скептическим покачиванием головы.       — Я приму вашу благодарность в материальном эквиваленте лишь потому, что некрасиво возвращать это назад. Кучики-сан, должно быть, будет себя чувствовать тогда не лучшим образом. Но передайте ему, что я помогала ему не ожидая благодарности, — сказала она.       И не успели представители дома Кучики покинуть поместье, как заявилась Мидори Рэнцу с сыном и мужем. По случаю выздоровления «уважаемой Ямато-сан» они принесли длинную речь, суть которой сводилась к тому, как самоотверженно она, Ямато Томоэ, бросилась на защиту семьи, с какой хорошей стороны это её характеризует и как тяжело ей пришлось.       — Конечно, подобные вопросы непременно должны решаться мужчиной, но никак не женщиной, — покачала головой Мидори в конце своего монолога.       — И что вы этим хотите сказать? — вопросительно посмотрела на неё Томоэ.       — Вам необходимо обзавестись твёрдой опорой, Ямато-сан, — ответила женщина, вздёрнув подбородок. — Вам необходимо выйти замуж, дабы переложить на мужа все заботы семьи, а самой занимать тем, чем и положено женщине.       — Я не буду спрашивать, чем положено заниматься женщине, спрошу лишь, за кого это вы мне предлагаете замуж выйти?       — Мой мальчик — прекрасная кандидатура, — ответила Мидори, широко улыбнувшись. — Он умён, мужественен, храбр и…       — Это тот мальчик, которого вы Хитоми сватали? — перебила её Томоэ, взглянув сначала на молчаливого главу семьи Рэнцу, а затем на собственно мальчика, стоявшего за спиной матери. — Не смешите моё кимоно, Мидори-сан. Я уже предупреждала вас, что не желаю слышать матримониальные предложения от вас, и не важно, к кому они обращены.       — Вы не понимаете своего счастья! — воскликнула Мидори. — Мой сын…       — С трудом может быть назван счастьем, — снова перебила её.       — Женщина должна выйти замуж, в этом её предназначение. Женщина без мужа — это всё равно что…       — Я прекрасно это знаю, Мидори-сан, потому что я уже была замужем, — посмотрев на женщину холодным взглядом сказала Томоэ. — Но вас ведь совершенно не волнует мой моральный облик. Вам очень хочется протолкнуть своего сына в дом Цубаса. Что ж…       Томоэ сошла с крыльца и, подойдя к Мидори, оттолкнула ей в сторону.       — Как тебя зовут? — спросила она у парня.       — Ютака, — ответил тот. — Рэнцу Ютака.       — Я забираю этого парня в главный дом клана Цубаса, но при условии, что он больше не будет контактировать с семьёй Рэнцу, — тоном, не терпящим возражений, сказала она. — Ютаку здесь обучат всему, что должен знать и уметь настоящий мужчина и шинигами. Да-да, — добавила она, заметив удивлённый взгляд парня, — я тебя отдам в академию. Не понимаю, почему эта женщина не сделала этого раньше.       — Мама посчитала, что…       — А ты? Разве ты не собирался стать следующим главой Рэнцу? — усмехнулась Томоэ. — Раз так, ты должен был сам принимать решения. Мать тебе никогда не скажет ничего подобного, потому что она жадна до власти, поэтому скажу я… Эти слова когда-то сказала мне моя свекровь. И эти слова я передавала своим племянникам и их детям. Так что, Рэнцу Ютака, слушай внимательно. Опыт старшего поколения неоценим, они прожили длинную жизнь, которая достойна уважения. К советам старших стоит прислушиваться, но в конечном итоге выбор делаешь ты сам. Никто не должен выбирать и решать за тебя. Поэтому я спрошу только один раз: ты согласен войти в дом Цубаса и стать частью этой семьи?       — Вы не имеете права! — закричала Мидори. — Это мой сын! Только я могу решать, что ему делать, а что…       — Нет, не имеешь. Ты не имеешь никакого права решать за других, — прервала её Томоэ. — Господи, что ты воспитала? — покачала она головой. — Ну, какой из него мужчина?       — Как ты можешь говорить, что я плохо воспитала своего сына, когда у тебя нет своих детей? Что ты об этом вообще знаешь? — если бы можно было взглядом сжигать, Томоэ уже давно бы превратилась в горстку пепла. Так зла была эта женщина, что забыла о всяких приличиях.       — Ты забыла? — усмехнулась Томоэ. — Я была замужем. Логично предположить, что у меня были дети и даже внуки. А ещё у меня были племянники, у которых были дети и внуки. На моих глазах росло не одно поколение, и я помогала им встать на ноги, учила их быть достойными людьми. Да, многих из них уже нет в живых, но они прожили честную и достойную жизнь и умерли не жалея ни о чём. Но разве можно назвать твою собственную жизнь достойной? Ведь перед смертью ты будешь жалеть о многих вещах. Возможно, даже о собственной жизни. А какой будет жизнь твоего сына?       — Я согласен, — негромко сказал Ютака.       — Нет! — тут же воскликнула Мидори и схватила своего сына за руку.       — Прекрати, Мидори, — наконец вмешался её муж. — Ямато-сан права.       — Но… но…       — Мидори-сан, надеюсь, я больше не увижу вас на пороге своего дома, — сказала Томоэ, а затем повернулась к Нобору. — Теперь Ютака на твоём попечении. Ты головой отвечаешь за этого парня.       — Я понял, Ямато-сан! — воскликнул тот, сверля пристальным взглядом отпрыска Рэнцу.       Конечно, представители клана Кучики присутствовали при этой сцене, так что нет ничего удивительно в том, что уже на следующий день по Сэйрейтею гуляли истории о том, как Ямато-сан храбро отвергла предложение о замужестве, но зачем-то этого самого отвергнутого жениха забрала в дом Цубаса.