А наш ли это капитан?

Лошади, которых Зорро предусмотрительно оставил у гарнизонной стены, были свежими и, похоже, неплохо знали дорогу. Поэтому редкие огни спящего пуэбло уже совсем скоро скрылись из виду. Лис мчал по ночной дороге в сторону от побережья. — Сеньор!.. Сеньор, можем ли мы ненадолго остановиться? — голос, которому приходилось перекрикивать грохот морского сражения, без труда справился со встречным ветром и топотом копыт. Оба всадника замедлили бег лошадей, а затем и вовсе остановились. — Да, что случилось? — Ничего такого, из-за чего стоило бы волноваться. Я хотел лишь выразить вам свою благодарность. Как сказал поэт, «железные решетки мне не клетка…», однако, находиться там — удовольствие ниже среднего. Но куда мы направляемся? — поинтересовался корсар. — В миссию Сан-Капистрано. Отец Филиппе укроет вас. Капитан, когда придет в себя, будет не в восторге. Зная его характер, могу утверждать, что просто так он дело не оставит. К тому же я хотел выяснить — что так интересует его в горах? За последний месяц он трижды организовывал экспедиции. — Сеньор Зорро, я благодарен вам за заботу. Но, к сожалению, не могу злоупотреблять гостеприимством падре, опасаясь навлечь на него гнев капитана. Тем более, что я не планировал задерживаться в вашем прекрасном городе. — Блад отвесил ироничный полупоклон, после чего продолжил, решив отблагодарить непрошеного спасителя, поделившись сделанными выводами. — О причинах, побудивших Монастарио организовать рейд в горы, я догадываюсь. Видите ли, среди индейцев ходят легенды о золотом руднике, якобы запрятанном в горах. Причем, знают, как туда пройти, только взрослые мужчины. Помимо желания разузнать поподробнее об индейском золоте, сдается мне, что ваш комендант связался с работорговцем. — У вас есть доказательства?! — Лис был до крайности поражен неожиданными сведениями. — Доказательств у меня нет. Но раз вы, сеньор, решили устроить мой побег, думаю, что основная часть этой истории вам известна. — К сожалению, данные, известные мне, столь скудны, что не дают возможности сделать какие-либо определенные выводы. Мне известно, как вы стали пленником, но неизвестно почему. Хотя определенные догадки на этот счет у меня появились. Мне так же ясно, что вы никакой не индеец, но непонятно, каким образом вы оказались в пустой индейской деревне? Или она не была таковой до появления Монастарио? — человек в маске пристально посмотрел на корсара, выдержке которого сейчас мог бы позавидовать чистокровный индеец. Решив, что отнекиваться сейчас — значит выдать себя с головой, корсар воспользовался старым проверенным методом. А именно сказать правду. Точнее, некоторую ее часть. — Вы правы, я не индеец. Я имею честь быть ирландцем, но вы, как и большинство ваших соотечественников, можете называть меня дон Педро Сангре, — сказал он уверенным, спокойным тоном. — В горах, недалеко от индейской деревни, я оказался совершенно случайно. К тому моменту она была почти пустой. Если не считать нескольких убитых и пленников. Дальнейшая судьба несчастных индейцев мне не известна, но, предполагаю, что их участь весьма незавидна. — Дон Педро, вы видели и знаете достаточно для того, чтобы сместить нашего коменданта! В суде вы были бы ценным свидетелем! — К сожалению, ни один испанский суд не станет меня слушать. Все, что мне известно, я вам рассказал. Позвольте еще раз поблагодарить вас за нежданное освобождение. И распрощаться на этом. — Адьос, амиго! — коротко бросил человек в маске и, пустив коня в карьер, растворился в темноте. Найти обратную дорогу не составило труда — Блад хорошо запомнил проделанный путь. Он подгонял несчастное животное, боясь появиться позже, чем до города доберутся корсары с «Арабеллы». Мысли о солдатах, которые, возможно, уже направились в погоню за беглецом, нисколько не вынуждали замедлить галоп — Питер только пристальнее вглядывался вдаль. К счастью, гнаться за сбежавшим пленником никто не собирался. Или не мог. Если команда фрегата проникла в тюрьму и не обнаружила там своего капитана, то, вероятно, сейчас уже нет ни тюрьмы, ни казарм, ни гарнизона. Вопрос существования пуэбло так же был открыт. Вопреки опасениям, город был цел и тих. На прежнем месте находилась казарменная стена, белевшая в темноте. Забравшись на нее, Он услышал храп часовых. Значит, корсары еще не появлялись. Немного подождать — и он, стоя на палубе красного корабля, сможет вдохнуть свежий морской бриз, ощутит, как эта палуба качается под ногами, услышит, как дышит океан! Блад невольно сделал глубокий вздох. Вместо запаха моря он уловил амбре казарменной конюшни. Поморщился и, как можно тише, спустился во двор казармы. Крадучись, сделал несколько шагов к решетке, заменявшей стену нескольких тюремных камер. И чуть не споткнулся о часовых, спавших прямо посреди двора. Сидя спиной друг к другу. Присмотревшись, он увидел, что караульные связаны. Похоже, корсары все же побывали здесь! Торопясь проверить догадку, быстро заглянул в камеру — Монастарио исчез. Чтобы понять свою ошибку, Вольверстону не потребуется много времени. А пока можно беспрепятственно посмотреть кое-какие бумаги коменданта. Вполне возможно, что они могут содержать ответы на вопросы разбойника в маске — Зорро. После общения с этим сеньором. Блад вынужден был признать, что не всех испанцев следует считать отродьем человечества, попадаются среди них и вполне приличные люди. Прошло уже порядочно времени с момента возвращения Питера в расположение гарнизона, но никаких признаков возвращения команды пока не наблюдалось. Пытаясь найти в бумагах коменданта хотя бы какие-то сведения, подтверждающие его догадку о связях последнего с работорговцами, Блад был вынужден зажечь свечу. Чтобы свет не был заметен со стороны казарменного двора, дверь комендантской он плотно захлопнул, и теперь приходилось прислушиваться к каждому шороху, доносившемуся с улицы, чтобы ненароком не пропустить долгожданный визит. Именно поэтому, а еще потому, что в документах наконец-то обнаружились некоторые бумаги, интересовавшие его, Блад потерял счет времени. Пытаясь найти след золота в бумагах, он пропустил момент, когда солнце позолотило восточный край неба и толстый сержант, постанывая и прикладывая попеременно обе руки к голове, не спеша шагнул в утреннюю прохладу. Не видел и того, как выражение безмятежности на круглой физиономии сменилось изумлением при виде связанных часовых, а затем — ужасом, когда, повернувшись, толстяк обнаружил пустую тюремную камеру. Зато корсару прекрасно удалось расслышать, как по двору несется испуганный слон, пыхтение парового котла у самой двери комендантской и стук, от которого зазвенели стекла в окне. — Капитан! Капитан, проснитесь!!! Зорро был здесь ночью! — в голосе сержанта отчетливо слышалась паника. — Капитан, мы седлаем лошадей! Зорро помог пленнику бежать!!! Блад, не успевший ничего ответить, услышал, как сержант поднимает улан. Скоро звуки, свидетельствовавшие о бурной подготовке отряда к предстоящей погоне, заполнили гарнизонный двор. Теперь возможности незаметно покинуть комендантскую у него не оставалось. И корсары по какой-то причине задержались. Днем они не рискнут сунуться в город, значит, если он хочет вернуться на корабль, нужно либо дождаться отряд в условленном месте, либо самому пробираться к бухте. Он осмотрелся. Решение пришло неожиданно. Быстро схватив ножницы, первым делом Питер, как мог, обрезал чересчур длинные для военного волосы, не особенно заботясь о красоте стрижки — дефекты скроет головной убор. Затем взял бинты, с вечера приготовленные Хименесом, и, имитируя наспех наложенную повязку, укрыл под полосками ткани подбородок. Влезть в форму коменданта было делом минуты — оба капитана были почти одного роста и похожего сложения, поэтому детали одежды сидели, как будто были сшиты именно на Блада. Теперь побольше надменности и самоуверенности. И не забыть пнуть толстяка. Не дожидаясь, пока сержант доложит о готовности подчиненных выступить, капитан распахнул дверь комендантской. Уже полностью рассвело, но солнце пока не встало, и воздух был прозрачен и свеж. Громко щебетали какие-то птицы. Негромко переговаривались большей частью уже одетые уланы, седлавшие лошадей. При появлении командира они замерли на мгновение, затем продолжили свое занятие с утроенной энергией, напомнив Бладу муравьев. Нахмурив брови и изобразив на видимой части лица недовольство, он подошел к навесу, под которым стояли лошади. — Почему моя лошадь еще не оседлана?! — интонация, кажется, получилась похожей. — Капитан, ваша каурая уже под седлом. Отряд будет готов выступить через три минуты. — Бодро отрапортовал молодой, с тонкими щегольскими усами, улан. Похоже, смышленый малый. С этим надо быть поосторожнее. — Ах, да, каурая! — Блад развернулся, пытаясь найти оседланную лошадь указанной масти. — И поторопитесь! Мы выступаем через минуту! «Как только я найду свою лошадь» — добавил он мысленно. Лошадь, к счастью, нашлась сразу же. Уланы не заставили себя долго ждать. Чтобы не попасть впросак, Питер, сославшись на головную боль вследствие полученного ранения, приказал тонкоусому следовать в сторону предгорья, обращая особое внимание на следы, оставленные на дороге. Попутно выяснилось, что его зовут Игнасио Бустаманте, он недавно в армии и уже дослужился до капрала, чем очень гордился. Довольный тем, что привлек повышенное внимание со стороны командира, он с энтузиазмом, достойным похвалы, приступил к выполнению задания. И, не смотря на то, что Блад сразу же свернул на тропу соседнюю с той, по которой вчера скакал Зорро, Бустаманте достаточно быстро нашел свежие отпечатки и воодушевленно возглавил скачку. Через полчаса следы, по которым следовали уланы, закончились у стоящей на обочине пары мулов. На одном из длинноухих были погружены мешки, у второго возился, подтягивая подпругу, немолодой крестьянин. В мешках, как оказалось, были семена маиса, предназначавшиеся для посева, а земледелец никаким образом не был похож на Зорро. Да и мулы не сильно напоминали вороного коня. Вовремя вспомнив, каким образом Монастарио реагировал на подобного рода неудачи, капитан зло процедил, глядя на покрасневшего, как рак, капрала: — Вы некомпетентны! Болван! — и, обращаясь к остальным, добавил. — А вы куда смотрели, остолопы? Вы же все следы затоптали! — Капитан, вы же сами… — Молчите! В следующий раз думать лучше будете! — он быстро развернул лошадь и, не глядя на отряд, поскакал в сторону города. Солдаты не отставали — мерный топот слышался за спиной. Улан было жалко, не стоило резко и несправедливо обвинять их в том, что натворил командир. В данном случае — Блад. Но и вести себя иначе, чем предыдущий капитан — значит, выдать себя с головой. Со всеми вытекающими последствиями. Ко всему прочему, как ни крути, они были испанцами. При въезде в пуэбло, скорость пришлось сбросить, перейдя с рыси на шаг. Питер мечтал только об одном — выспаться. Не мешало бы так же и подкрепиться. Мечты неожиданно были развеяны нежным голосом черноокой всадницы: — Капитан! Вы решили со мной не разговаривать? — голос поначалу напомнил другую всадницу, с карими глазами и каштановыми локонами. — О! Я вижу, Вы ранены! Я надеюсь, что виной тому послужил не героически погибший розовый куст? * — Сеньорита, рад видеть вас в добром здравии! — боясь попасть впросак, капитан старался использовать общие фразы. — Пустяковая царапина, не стоит беспокоиться. — Вы поэтому не появлялись? Энрике, я соскучилась… — она почти прошептала, приблизившись настолько, что он чувствовал ее дыхание. — Сеньорита, я… рана оказалась серьезнее, чем… — он лихорадочно пытался придумать подходящую отговорку. — Что с вами? Пусть куст вас не смущает — его срубили. И я… — Вот вы где, сеньорита Линарес! Я надеюсь, мы можем продолжить прогулку? — капитана спас молодой щеголь, что первым встретил его по прибытии в пуэбло в качестве пленника. Кажется, сержант называл его Диего. — О, и капитан с Вами! Добрый день, господин комендант! — он отвесил вежливый полупоклон в сторону представителя власти. — Добрый день, дон Диего! Разрешите откланяться. Служба, знаете ли… — Капитан, позвольте спросить: уж не за Зорро ли вы гонялись в такую рань? Я слышал, что ночью сбежал один из заключенных! — Сбежал, да, — капитан даже вздохнул. — Зорро, наверное, по другой дороге уехал. — Как Овидий сказал: «Люби не то, что хочется любить…» — «… а то, что можешь, то, чем обладаешь!». И это был Гораций. Извините, не буду мешать — Вы с сеньоритой, кажется, собрались на прогулку. Всего доброго, сеньор! И сеньорита! — вежливый кивок, и можно укрыться за надежными стенами гарнизона. Когда круп каурой лошади скрылся за углом улицы, Кармен Линарес подняла недоуменный взгляд на младшего де ла Вега: — Дон Диего, не находите ли вы сегодняшнее поведение капитана несколько странным? — Я бы сказал, что из-за ранения наш капитан сам не свой. — И, загадочно улыбнувшись, добавил. — Это пройдет, я уверен. Нужно подождать, пока рана заживет, и он сможет снять эту ужасную повязку! — Да, наверное, вы правы! — и сеньорита тронула лошадь, показывая, что данная тема ее больше не интересует. Дон Диего последовал ее примеру. Добравшись, наконец, до комендантской, Блад приказал принести обед и не беспокоить его до вечера. Рассчитывая к этому времени отдохнуть и избежать лишнего внимания, он сослался на головную боль. А ночью придет отряд с «Арабеллы», и он наконец-то сможет покинуть это место, чтобы никогда больше не встретиться с толстым сержантом, щеголеватым капралом, богатым доном и настырной сеньоритой. И назойливым Хименесом, который, как клуша с яйцом, носился с бинтами, буквально преследуя капитана. Но, вопреки всем ожиданиям, чаяниям и надеждам Блада, экипаж не появился ни в эту ночь, ни в последующие. Чтобы избавиться от раздражающе-опасной заботы Хименеса, он отправил его с каким-то приказом в Монтеррей, полагая, что тот не будет спешить с возвращением. Надеясь, что случайность, задержавшая корсаров, не стала для них фатальной, он, чтобы не вызывать лишних вопросов и подозрений, а, заодно, облегчить себе бремя неизвестности, вплотную занялся делами пуэбло. Которые, надо сказать, были не в лучшем состоянии — огромные налоги, произвол судьи, безответственность солдат гарнизона, вызванная постоянными задержками жалования, некачественными пищей и обмундированием. Разбираясь в бумагах предыдущего капитана, Блад случайно наткнулся на потайной ящик, вмонтированный в стол рабочего кабинета. В тайнике обнаружился небольшой мешочек из черной замши, в котором находилась примерно пригоршня среднего размера нешлифованных драгоценных камней. Вряд ли Монастарио они достались честным путем, но, как человек неглупый, он наверняка позаботился уничтожить все компрометирующие материалы. Корсар, внимательно рассмотрев находку, и, не обнаружив ничего подозрительного, убрал ее на место.