Забота бывает разной

У Чары на голове терновый венок, только его не видно. Он впился в её волосы колючками, как репейник. Хочется снять, но руки запутались, и как бы не вырвать волосы в этой дрянной тоске. Чара не помнит, когда он появился, но знает, что хоронить её будут в нём. Много ли, мало ли ей отпущено времени — одинаково. Тут другие законы действуют. И всё бы хорошо, да колючки впиваются в кожу, больно же, а вернуть боль не кому. Вот она и плюется в прохожих ненавистью, шипит на ласку. Что ей ласка, когда раны кипят обидой. Она не знает, что венок этот можно снять. Только Фриск знает. Узнала с недавнего времени, притом ненароком. Расчесывала ей волосы, и свалился нечаянно. Теперь, когда Чара засыпает, Фриск осторожно снимает этот кровавый гербарий и гладит её по голове. Ей хочется бросить всё и бинтовать её раны: все и каждую по отдельности. Бинтовать паутиной, или еще чем мягче, пока не останется только нетронутые болью участки кожи. Но нельзя. Чара сама должна избавиться от ноши. Иначе напрасно всё. По утрам Фриск возвращает невидимое её страдание и слабо кривится, будто это ей больно. Чара просыпается и смеется с её исколотых пальцев, грязным черным смехом, похожим на кашель. Фриск молчит, пряча ладони в карманы. И так всегда. Каждое утро лишь отражение предыдущего уже много лет — избитых, спрессованных календарных листов. Чара смотрит вокруг себя и снова думает о том, что ничего не меняется. Разве что в последнее время спать стало легче. Интересно, с чего бы это?