Дриада

Чонгук вообще-то не любит выходить из своего дома, как и любой уважающий себя чернокнижник. Всё, что ему нужно, всегда есть под рукой. Свечи, ароматные травы, поленья для камина, где на крючке расположился котёл, в котором постоянно что-то бурлит. Многочисленные книги, передаваемые из поколения в поколение, влекут к себе потёртыми корешками. Кровь для большинства ритуалов и заговоров подходит и звериная, а потому Чон не гнушается отрезать головы несчастным мышам, выдавливая из них всё до последней капли, наполняя про запас многочисленные хрустальные флакончики. Разумеется, сам колдун мышей не ловит. У него для подобных занятий есть чёрная кошка Полночь. Умная, хитрая, изворотливая и очень любимая своим хозяином. На самом деле Чонгук не помнит, откуда эта кошка появилась у него в доме. Однажды он просто понял, что больше живёт не один, и всё. - У меня закончилось зелье. Ты только посмотри, у меня морщины. А эта сухость? А эти ужасные красные пятна? Делай, что хочешь, но к утру зелье должно быть готово! Чонгук часто думает о том, что если истеричная девушка, что каждый месяц таскается к нему за омолаживающим зельем, пропадёт, никто скорбеть особо не будет. Даже семья наверняка будет рада избавиться от этой истерички. Тем более, в семье есть ещё один ребёнок: старший брат, Ким Сокджин. Прекрасный мужчина, очень красивый, изящный, как и подобает отпрыску богатой семьи. Кто же знал, что сестра его такой дурнушкой родится? Вот и бесится, пытается с помощью колдовских отваров хоть как-то себя в порядок привести. Только блекнет она на фоне брата. Чонгук как-то гадал от скуки, так ему Смерть явилась. Наверное, девчонка-то в итоге в реку кинется с обрыва. Не вынесет собственного зеркального отражения, что словно над хозяйкой насмехается. Только дела ему нет ни до смерти этой девицы, ни до её проблем. Она деньги платит и не малые. Зачем чернокнижнику, живущему на отшибе и за счёт лесных богатств, деньги? Так на ярмарках много полезностей купить можно. Главное - нужную вещицу найти, но на это у Чонгука глаз намётан. Зелье, которое Чонгук для девушки варит, самое обычное. Единственное, что составляет проблему – варится зелье слишком часто. Запасы истощились. Где Чонгук посреди ночи добудет волос единорога? Животное строптивое, просто так к себе не подпустит, а ночью его сыскать так и вовсе невозможно. А манжетку где он найдёт? В горшке на окне вырастит? Хотя можно было бы и посадить семена, раз такое дело. - Ещё и дриады сегодня в разгуле. Луна ведь, - шепчет Чонгук, глядя в окно на небесный свод и поглаживая Полночь по мягкой шёрстке. Животное ластится к ласкающей руке, а после спрыгивает на пол, подбегает к двери и оглядывается на хозяина, словно зовя того за собой. Чонгук смотрит в светящиеся жёлто-зелёные глаза, а после выдыхает и накидывает на плечи тёплый плащ. Капюшон ложится на голову, скрывая лицо колдуна. Прихватив с собой нож и корзину для трав, парень покидает дом, затворяя за собой дверь. На небольшой веранде на крюке висит масляная лампа, влекущая своим светом мотыльков. Сняв её с крюка, Чон обхватывает ручку и под тихое мяуканье кошки спускается с крыльца. Лес находится совсем рядом. Только мост через реку перейти, и готово. Вот только даже Чонгуку ночью там неуютно. В глубине сыро и тихо, слышен каждый шорох, а ещё чернокнижник всегда ощущает чужое присутствие. Глупые люди не понимают, не чувствуют, не обращают внимания. Для них все существа вроде оборотней и единорогов, нимф и русалок – сказки. Глупые люди. Беспечные люди. В собой же вырытую яму обычно попадающие люди. Вот только Чонгук понимает, что знание правды жизнь ему в случае чего вряд ли спасти сможет. Потому что сам он сейчас совершает глупость, направляясь в лес, где под ликом луны разгулялись дриады. Духи леса не любят, когда в их владения проникают чужие, потому что эти «гости» имеют привычку ломать и корёжить, резать, жечь и вырубать. И если Чонгуку попадётся ярая защитница природы, то костей он своих не соберёт, это точно. - Гукки... Чонгукки... Гукки... - слышится шелест листвы вокруг, и маг замирает. Взгляд почти чёрных глаз скользит по пространству перед собой, оглаживает стволы деревьев, шарит по валунам и зарослям кустарников, окружающих узкую, поросшую травой тропинку. Вскинув фонарь повыше, Чонгук в неярком свете видит Полночь, усевшуюся на один из валунов. Кошка пристально смотрит в сторону одного из деревьев, но сам Чон никого там не видит. Налетевший ветер касается веток заскрипевших деревьев, из-за чего невольная дрожь бежит по позвоночнику чернокнижника. Это не страх, нет. Это разумная предосторожность. Жить ещё хочется. - Кто здесь? – негромко спрашивает Чон, но в ответ лишь едва слышный переливчатый смех и скрежет деревьев. Вскоре всё стихает. Полночь вновь начинает виться у ног, мурлыча и ластясь. Стряхнув липкое оцепенение, Чонгук направляется дальше. Вот только ощущение чужого присутствия больше не покидает. Хотя раз уж тот, кто следит за ним, не нападает, то можно расслабиться. Многие лесные существа любят поглумиться над жертвой, прежде чем убить, сожрать или утопить, но рычания и шипения не слышно, как не слышно и чарующего пения речных нимф. Значит и волноваться не о чем. - Что за… Только последняя мысль укладывается в голове, как слышится негромкий голос. Низкий, бархатный, тягучий и чарующий, он раздаётся с той стороны, куда Чонгук и направляется. Полночь тут же громко мяукает и срывается вперёд, скрываясь во тьме. Отказываясь признаваться себе в слабости и любопытстве, Чонгук решает, что раз уж ему в ту сторону, то можно и глянуть краем глаза, кто же там так красиво поёт. В лесу. Ночью. В самой глуши. Проснувшееся любопытство стихать не собирается, и Чонгук шикает на инстинкт самосохранения, приглушает огонь в лампе и вновь двигается вперёд. Тропинка выводит его к поляне, на которой всегда росла манжетка. Окружённая вековыми деревьями, эта полянка долгое время радовала чернокнижника богатым урожаем. Чонгук трепетно относился к растениям, что росли здесь, срезал аккуратно ножом, никогда не брал больше положенного, а в особо засушливые дни даже поливать приходил, лишь бы природная кладовая не оскудела. Но никогда ещё Чонгук не встречал здесь другого человека или прочего живого существа. Никогда ещё Чонгук не встречал такой Красоты. Да, именно так: с большой буквы. Потому что белокурый юноша, сидящий в центре поляны прямо на сырой холодной земле, красив. Очень красив. Замерев, Чонгук во все глаза уставился на прекрасное существо. Налетевший ветер залетает под стекло лампы, гася огонь, но тот и не нужен более, потому что от юноши исходит холодное белое сияние. Словно он сын самой Луны. Светлые короткие волосы, чуть вьющиеся на концах и чёлкой ложащиеся на лоб. Бледная кожа. Коралловые губы. В сиянии Луны, в сиянии самого этого существа, Чонгук рассматривает красивое лицо, точёные скулы и длинные пальцы, что плетут венок. Руки юноши касаются земли, и яркие цветы появляются на ней, расцветают, ложатся бутонами в ладонь. «Дриада», - мелькает в голове Чонгука, когда юноша вскидывает голову и смотрит прямо ему в глаза. Улыбка у лесного создания красивая и завораживающая, широкая и слишком радостная, чем и вводит в недоумение. Резко поднявшись, юноша отбрасывает венок на землю и замирает в нерешительности, комкая пальцами подол рубашки. Чонгук невольно чувствует касание холода на скрытом тёплым плащом теле. Потому что без содрогания смотреть на чужие голые ноги невозможно. Из одежды на блондине лишь тёмная рубашка с длинным рукавом, полами прикрывающая наготу создания, опускаясь ниже бёдер и прикрывая сокровенное. Длинные худые ноги. Острые коленки. И кожа. Белая кожа, сияющая в темноте. - Здравствуй, Чонгукки, - шепчет создание, и Чонгук вздрагивает. Он понимает, что именно этот шёпот слышал в начале своего пути. Значит, эта дриада и следила тогда за ним, шептала его имя, следовала по пятам. Запоздало Чон понимает, что юноша знает его имя, но откуда? Чонгук никогда до этого дня не встречал волшебных существ, хотя и слышал их иногда, видел мелькающие тени, силуэты. Но никогда вот так: лицом к лицу. - Откуда ты знаешь меня? – осторожно спрашивает Чонгук, всё ещё немного опасаясь. Дриады вообще-то не агрессивные и не опасные, если вреда лесу не причинять и не пытаться вырубить дерево, с которым лесной дух связан. Но на небе луна, а под воздействием лунного света многие существа начинают с ума сходить и сумасбродничать. - Ты всегда приходишь сюда. Здесь ведь растёт медуница и манжетка. Ты бережёшь это место, заботишься о нём. Я много раз наблюдал за твоей работой. Меня зовут Тэхён, - улыбается дриада и подходит ближе. Чонгук вспоминает все те ощущения, словно чужой взгляд по позвоночнику скользит, а ещё едва ощутимое дыхание пустоты, когда потоки прохладного воздуха вдруг задевали щёку или шею, ерошили чёлку, а ведь ветра не было. Это началось довольно давно. Ещё около года назад, когда Чонгук только перебрался в эту деревню. В прошлом его дом сжёг жених какой-то девчонки, которая при его наличии сохла безответно по Чонгуку, а потом горя не выдержала и руки на себя наложила. Чонгука обвинили в привороте и самого на костре сжечь хотели, да улизнул он умело. Не в первый раз, в конце концов. - Только ты напрасно пришёл сюда сегодня. Не растёт здесь больше это растение. И расти никогда не будет. Тэхён отходит назад и запрыгивает изящно и легко на ствол поваленного дерева. Раскидывает руки в стороны для равновесия, поднимается на носочки и медленно идёт по нему, пока не добирается до камня. На камне Полночь сидит. К ней и потянулись тонкие пальцы, чтобы погладить за ушком. Чонгук осматривает присевшую фигуру, скользит невольно взглядом по округлым бёдрам и думает о том, что дриады обычно женщинами рождаются. Видимо, этот Тэхён либо редкий экземпляр, либо особенный. Действительно особенный. - Разве ты, как лесной дух, не можешь вновь заставить расти его здесь? Я видел, по твоему желанию цветы на глазах распускаются. Манжетка растение неприхотливое, почти сорняк. Так почему оно погибло? Почему не растёт больше, если я действительно заботился об этом месте? - Потому что я так захотел. Тэхён распрямляется, разворачивается резко и лохматит пальцами волосы, прогибаясь в спине, красуясь изящными изгибами, точёными линиями тела, от которого Чонгук, как завороженный, глаз отвести не может. Спрыгнув с поваленного дерева, Тэхён подбирает венок с земли и касается пальцами бутонов. Цветы распускаются на глазах чернокнижника, а после венок опускается на белокурую голову. Тэхён поправляет его, прижимает чуть сильнее, а после вскидывает взгляд на Чонгука и склоняет голову к плечу. Так Полночь делает, когда ей любопытно. Или когда кошка хочет поиграть. - Ты сделал это специально? Но зачем? – недоумённо спрашивает Чонгук, хотя определённого рода мысли уже бродят в его голове. И подтверждаются, когда Тэхён подходит ближе, замирая на расстоянии протянутой руки. - Потому что тогда я могу потребовать с тебя что-то за свою помощь. От Тэхёна пахнет странно. Не неприятно, а именно странно. Чонгук улавливает ноты тумана и древесной коры, сырой прелой листвы и кедровых орехов. От Тэхёна пахнет цветами: цветущими, свежими и пожухшими, полумёртвыми. От Тэхёна всё ещё исходит холодное сияние, но в то же время Чонгук понимает, что замёрзшие из-за сырости вокруг ноги давно отогрелись. И кожа у него тоже тёплая, сухая, как прогретая солнцем древесина. Пальцы немного шершавые, словно покрыты корой, и Чонгуку это нравится. Всё это странно, но завораживающе, необычно и пугающе. Чонгук никогда не видел волшебных существ вживую. Никогда не разговаривал с ними. Не стоял так близко. И даже подумать не мог о том, что когда-нибудь почувствует прикосновение дриады. А Тэхён спокоен. Всё так же улыбается, из-за чего глаза напоминают полумесяцы, касается и второй ладонью его щеки, поглаживая кожу. А после подаётся вперёд, касается кончиком носа чужого и шепчет так приятно, как если бы шелест крон деревьев. - Я верну манжетку на место, а ты... Ты подари мне себя... Поцелуй выходит нежным, осторожным и немного робким. Чонгук не сразу понимает, что вообще происходит, потому что чужой аромат дурманит сознание, а шёпот патокой проникает в уши, вводя в подобие транса. Тэхён пользуется этим. Касается чужих губ языком, раскрывает их, проникает внутрь, лаская и ластясь. Прижимается ближе. Обвивает руками, словно гибкими ветвями, за шею. Стирает всё свободное пространство меж телами. Тёплый, податливый, ласковый. Чонгук просто не может сопротивляться, не может думать и анализировать. Ничего не может, кроме как послушно потянуться за чужим телом, когда Тэхён отходит назад, так и не разрывая поцелуя. Они опускаются на землю в центре поляны, и Чонгук запоздало стаскивает с себя тёплый плащ, отделанный изнутри мехом, укрывает им сырую землю. Тэхён не понимает сначала, а после смеётся звонко и задорно, вмиг прижимается ближе, обвивает руками и ногами, заставляя упасть на себя сверху, и шепчет: - В этом нет надобности. Я един с природой. Чонгука почему-то от этих слов ведёт как от изысканного вина. Как от крепкой травяной настойки, которую он принимает как лекарство во время болезни. Наконец-то осознав, чего от него хочет это прекрасное существо, добровольно сдающееся в крепкие руки, Чонгук впивается в раскрасневшиеся ещё сильнее губы жадным поцелуем, словно рот Тэхёна – источник родниковой воды после жаркого дня. Целует напористо, страстно, но в то же время ласково, желая доставить удовольствие. И Тэхёну нравится. Нравится жар чужого тела, запах трав и книжных страниц, что исходят от кожи чернокнижника. Нравятся его настойчивые руки и жадные горячие ладони, несдержанно скользящие по телу дриады. Отстранившись лишь на мгновение, Чонгук принимается расстёгивать пуговицы на чужой рубашке, но в итоге не выдерживает, рвёт тонкую материю, сдёргивая её с выгнувшегося в пояснице тела, и замирает. Тэхён действительно светится. Его бледная кожа впитала в себя лунный свет и сейчас лучится им, завораживая и не давая свободно вздохнуть. Чонгук осматривает трепещущие ресницы, искусанные им же самим губы, сверкающие рубиновыми бисеринками крови, острые ключицы. Взгляд скользит ниже, на вздымающуюся тяжело грудь с темнеющими острыми вершинами сосков, впалый живот и выпирающие тазовые кости. Тэхён возбуждён. Твёрдая плоть прижата к бедру, и Чонгук ведёт по ней кончиками пальцев, вызывая из груди дриады стон. Обхватив плоть кольцом из пальцев, Чон начинает двигать ладонью, наслаждаясь нежностью кожи, пульсацией крови в плоти и сладкими стонами. Тэхёну не стыдно. Тэхён не краснеет и не смущается. Смотрит прямо в глаза, оглаживает под пристальным взглядом своё тело ладонями и, кусая губы, толкается бёдрами вперёд. Красивый и завораживающий, гипнотизирующий. И громкий. Его стоны и вскрики, когда пальцы сжимаются слишком сильно, натирают алую влажную головку слишком долго, болезненно, эхом разносятся по лесу, подхватываемые ветром. - Иди ко мне, Гукки, - шепчет Тэхён и тянется руками. – Отдай мне себя... И Чонгук отдаёт. Наклоняется, вновь попадая в плен чужих крепких объятий, целует подставленные губы, скользит лаской мимолётных поцелуев-бабочек по щекам и подбородку, по вискам и лбу. Зацеловывает чужое лицо под тихий шелестящий смех, перемешивающийся со сладкими стонами, ведь его ладонь всё ещё на чужой плоти, всё ещё сжимает, трёт, оттягивает нежную крайнюю плоть, чтобы добраться до нежной головки. А после пальцы скользят ниже, оглаживают ягодицу, скользят по бедру, когда Тэхён скрещивает лодыжки у Чона за спиной, и вновь спускаются к ягодице. Одной рукой приподняв Тэхёна за пояс, второй парень проникает между, оглаживая мягкое и такое же податливое, как и весь Тэхён, кольцо мышц. - Не нужно, - шепчет Тэхён и в мгновение ока меняется с магом местами, седлая его бёдра. Расправившись с завязкой на чужих штанах, блондин стаскивает ткань вниз, обнажая чужую плоть. Облизывает пересохшие вмиг губы, вскидывает взгляд на заворожено смотрящего Чонгука и вновь улыбается. Но на этот раз действительно будто смущённо. Подаётся вперёд, накрывая своим телом, целует сладко и трепетно, впиваясь пальцами левой руки в плечо Чона, а другой направляет плоть в себя, насаживаясь. Два стона сливаются в один, когда они становятся единым целым. Тэхён сжимается, такой узкий и горячий внутри, но узость эта не приносит боли, лишь удовольствие. И удовольствие это накрывает Чонгука с головой, заставляя позабыть обо всём. Вжимаясь губами в шею Тэхёна, Чон обхватывает ладонями чужие бёдра и толкает вперёд, насаживая чужое тело сильнее на свою плоть. Негромко простонав, Тэхён слабо подаётся навстречу, а после и вовсе опирается на выпрямленные руки, расставленные по обе стороны от плеч Чонгука, и начинает двигаться сам. Плавно, изящно, изгибаясь всем телом, гипнотизируя своими движениями. Глаза в глаза. Тело к телу. Жар к жару. Чонгук плавится под чужим теплом, растворяется в потустороннем сиянии, теряет себя окончательно, вскидывая бёдра всё чаще и резче, отстранённо слыша, осознавая, что Тэхён почти кричит от удовольствия, что чужие ногти исцарапали саднящую грудь. Что ветер вокруг поднялся, а деревья кренятся, издавая противный скрип, вторящий тэхёновым сладким стонам. В конце Тэхён наклоняется и целует так отчаянно и напористо, что Чонгук не выдерживает. Обнимает крепко, прижимая к себе, толкается в последний раз и кончает, чувствуя, как по животу течёт чужое горячее семя. Как Тэхён дрожит в его руках, обмякая. Тело разом расслабляется. Постепенно жар удовольствия схлынивает, сознание прочищается. Чонгук чувствует холодное касание ветра к коже, вдыхает полной грудью сырой воздух и резко садится, распахивая глаза, которые, как ему казалось, закрыл лишь на мгновение. На поляне кроме него никого нет, лишь Полночь сидит на камне и смотрит пристально и словно с насмешкой. Чонгук окидывает взглядом посветлевшее небо, окрашенное розовым. Рассвет. Поднявшись на ноги, чернокнижник осматривается. Лежал он на собственном плаще. Рядом корзинка. В ней собранная манжетка, и нож посверкивает лезвием. Вся поляна вокруг заросла нужным магу растением, а возле растущего у края поляны дерева валяется брошенная хозяином масляная лампа. И ни следа присутствия кого-то другого. Ни следа присутствия Тэхёна. - Не могло же это всё быть сном? Я бы помнил, как уснул. Мог бы и сознание, конечно, потерять, но с чего бы мне? - бурчит себе под нос Чонгук, накидывая на плечи плащ и укрывая голову капюшоном. Подобрав корзину и фонарь, Чон в последний раз окидывает поляну взглядом и чувствует, что в теле всё ещё гуляет нега и удовлетворение после случившегося. Значит точно не сон. Но почему дриада ушла не попрощавшись? Почему Тэхён просто взял и исчез? «А с чего бы ему прощаться? Ночь лунная была. У всех потусторонних созданий в это время разум мутнеет. Он просто захотел с тобой поиграть и получить своё», - отвечает сам себе Чонгук, направляясь по своей тайной тропинке к выходу из леса. Вскоре он уже выходит к дороге, что ведёт к реке. В последний раз оглянувшись на чернеющий лес, Чонгук хмыкает и, поправив капюшон, направляется в сторону моста. Ему ещё зелье сварить надо. Девица-то небось ни свет ни заря явится, а последняя уже на подходе. Как только фигура мага скрывается вдали, из-за ствола одного из деревьев выходит белокурый юноша. Облизнув искусанные губы и одёрнув полы незастёгнутой рубашки, порванной в некоторых местах благодаря одному несдержанному чернокнижнику, Тэхён разворачивается и, напевая себе под нос, направляется в чащу леса, улыбаясь крутящейся возле ног кошке. После такой бурной ночи нужно отоспаться. А с Чонгуком они ещё встретятся. И не раз.

|End|