Чернолесье

      Сидя за дубовым столом, на котором стояла глиняная посуда с ароматной овощной похлёбкой, Карл Уоллис недоверчиво смотрел на бету. Обычно Юджин Харгис никогда по пустякам не приходил в дома соседей. А с тех пор, как заменил своего отца на посту главы деревни, так и вовсе наведывался в гости лишь в самых крайних случаях.       Обычно посещение беты, которому было не больше двадцати пяти лет, не сулило ничего хорошего. Чаще он приходил с дурными новостями, чем с хорошими.       Поставив на стол между мужчинами свежий тёплый хлеб, омега Данки поспешил покинуть кухню. Он ходил вразвалочку и держался за поясницу из-за большого живота. Обычно Данки ничего не делал по дому, и все заботы ложились на плечи приёмыша, но сегодня Карл запретил приёмному сыну показываться на глаза Юджину и попросил своего супруга-омегу прислуживать за обедом.       У альфы на то были свои причины, но объясняться с младшим мужем он не собирался. Омега обязан подчиняться альфе, и не задавать лишних вопросов.  — Данки скоро разродится, — наблюдая за беременным, Харгис даже не смотрел на угрюмое лицо охотника. — Если высшим силам будет угодно, то родится омега.  — Главное, чтобы родился, а кто — не имеет значения, — холодно заметил Карл, не притронувшись к еде и буравя гостя враждебным взглядом. Альфа был в браке с Данки уже двадцать лет. Омеге было четырнадцать, когда он вышел за парня шестнадцати лет. Через год Данки родил первенца, альфу Бранта. Но потом, как омега не пытался, но либо дети мёртвыми рождались, либо на ранних сроках выкидыши происходили.       Каждую беременность Данки с надеждой ходил, заботясь о своём здоровье, и часами мог молить высшие силы о рождении здорового и живого ребёнка. Но каждый раз итог был один. Вот и сейчас омега берёг себя, всю работу по дому и не только с радостью взвалив на приёмного сына, к которому не питал тёплых чувств.  — Ну да, лишь бы родился, — согласно кивнул Юджин, наконец посмотрев на хозяина дома. — Я пришел к тебе с предложением, Карл. Дети твои уже достаточно взрослые.  — Нет, — как отрезал, сказал альфа, сразу поняв к чему клонит хитрый бета.  — Нет?  — Нет.  — Но почему? Ладно, Брант пока не горит желанием создавать семью. Он альфа, ему простительно. Но ведь Рато…  — Мой сын еще слишком мал, чтобы покидать отчий дом, — нагло перебил бету Карл. — Когда придёт время, я с радостью приведу его в дом мужа, но не сейчас. Пока Данки не родит здорового ребёнка, я не отпущу Ратори от себя.  — Надеюсь, что долго ждать нам не придётся, — вздохнул Юджин, успокаиваясь.  — На всё воля небес, — повёл плечами альфа, с трудом сдерживая лукавую ухмылку. Он прекрасно знал, что и в этот раз Данки родит мёртвого младенца, поэтому так уверенно ставил условия. Не хотел Карл расставаться с сыном, пусть и не единокровным.  — Что ж, всего доброго, — поспешил удалиться бета. На сегодня он должен был обойти еще пару домов, чтобы предупредить их о скорых ежегодных церемониях бракосочетания.       Карл Уоллис ничего не сказал ему вслед. Только вздохнул с облегчением, когда хитрый глава деревни ушел.       С самого основания их поселения всё решалось людьми, избранными общим голосованием на пост глав. В былые времена то были старые беты и альфы, наделённые житейской мудростью. Они принимали все решения. Ходили по домам и смотрели, кому из юных омег в этом году надлежит выйти замуж и уйти в другую семью. Они решали судьбы овдовевших младших мужей. Вершили закон и порядок, вынося вердикты за измену, неповиновение альфам-супругам или родителям и за лень.       Были даже случаи, когда из деревни выгоняли омег, которые за пять лет брака не смогли ни разу произвести на свет ребёнка. Сжигали на кострах за колдовство. Колдунов вычисляли странным образом. Общим голосованием альфы и беты выбирали самого ворчливого, угрюмого, ленивого и непокорного омегу.       Но прежде чем колдуна изничтожить, его для начала подвергали пыткам и допросу. Насиловали на протяжении двух месяцев, а потом оставляли в покое на девять месяцев, только предварительно заперев в подвале или на чердаке. И ждали. Если начинал расти живот и в итоге омега производил на свет ребёнка, то считалось, что бог простил грешную душу и того отдавали кому-нибудь в любовники. По итогу обезумевшие колдуны накладывали на себя руки.       А если по истечении срока омега так и не смог понести, то его сжигали на костре. Раз бог не простил грешную душу, то физическому сосуду нет смысла пребывать среди агнцев.       Сейчас времена немного изменились. Из-за того, что омег стало очень мало, их перестали обвинять в колдовстве и сжигать. По крайней мере, именно в этой деревне. В соседних сёлах и городах изуверства происходят повсеместно.       Да, тогда главами деревни могли стать лишь старики. Мудрые и древние, словно жившие от сотворения мира. А больше века назад во главе деревни стали появляться молодые, лишенные седых бород, блеклых мутных глаз и старческих морщин, но не обделённые умом.       Поднявшись из-за стола, Карл направился на улицу. В каштановых волосах и густой ровно стриженной бороде серебром переливались седые пряди. Ранней весной он пережил свою тридцать шестую зиму, но его тело всё еще оставалось могучим и подтянутым.       Вот и сын его старший радовал своей складной фигурой. Брант с детства пытался подражать во всём отцу-альфе, и по итогу тоже стал охотником. Добытчиком, умевшим читать следы и не боящийся ни волков, ни медведей.       Словно чувствуя посторонний взгляд, Брант перестал колоть дрова и обернулся, вопросительно приподняв бровь.  — Чего приходил бета? — басовитым голосом спросил молодой альфа, неспешно двинувшись к отцу.  — Справиться о здоровье Данки, — соврал Карл, когда сын подошел достаточно близко, чтобы не пришлось глотку драть и тем самым привлекать любопытных соседей.  — Только ли? — недоверчиво фыркнул Брант, прищурившись. — Он ведь приходил поговорить о свадьбе. И ты снова ему отказал…  — Не твоё дело, — быстро перебил его отец. — Заканчивай с дровами и собирайся. В лес пойдём сегодня. Нужно наловить дичи к завтрашнему застолью.  — Хорошо, — всё еще недовольно глядя на родителя, Брант вернулся к прерванному занятию, еще яростнее разрубая дрова топором, словно вместо дерева на пне лежала голова ненавистного приёмыша.       Как только Юджин и Карл вышли из дома, Данки устало завалился в кресло, огладив свой огромный живот рукой. На губах омеги застыла мечтательная улыбка. Сколько бы судьба не испытывала его, после долгих бессонных ночей, наполненных слезами и горем, он с надеждой продолжал ждать следующей возможности забеременеть.       Со временем это превратилось в навязчивую идею.       И каждый раз всё было одинаково. Счастливый Данки, бегающий по деревне и кричащий всем о своём интересном положении. Тяжелая беременность с раздувшимся телом, токсикозом, тошнотой и страшными болями в пояснице. Выкидыш или мертворожденный. Убитый горем омега. А спустя какое-то время всё повторяется снова.       Подобное Ратори наблюдает ежегодно с тех пор, как оказался в доме семьи Уоллисов. За восемь лет он даже успел выучить характер приёмного папы-омеги. Знал, когда тот чем-то недоволен или расстроен. Но гораздо чаще Данки бывает зол.       Ратори был не единственным приёмышем в деревне. Помимо него существовало еще тринадцать чужих детей, которые также как и он были забраны из табора в день страшного побоища, и были усыновлены.       Среди всех цыганят, он был самым старшим. И единственным в деревне, кто в свои семнадцать до сих пор не то, что не родил одного-двух детей, но и не вышел замуж.  — Не видишь, что мне тяжело? — рявкнул Данки, злым взглядом уцепившись за ненавистного приёмыша. — Принеси воды.       Не говоря ни слова, Ратори исполнил приказ. Он старался не заговаривать с приёмным папой, чтобы лишний раз не вызывать его гнева, но был обязан отвечать, если его спрашивали.       В отличие от остальных приёмышей, Рато был самым нелюбимым в деревне. В страшную ночь альфы и беты намеренно выбирали среди маленьких омег тех, которые своим внешним видом не будут напоминать о загадочном исчезновении малыша Феликса, сына Джона и Шона Бруксов.       В итоге все тринадцать цыганят сливались с остальными жителями деревни. Те, что были младенцами усыновлены, считали приёмных отцов своими, а те другие, что постарше и по идее должны были помнить ночь гибели родных родителей, вели себя так, словно всё это было не с ними и не в этой жизни.       Только Ратори на их фоне смотрелся чужим. Густые вьющиеся иссиня-черные волосы обрамляли овальное лицо с пухлыми устами, прямым носом и серыми глазами с длинными черными ресницами. Кожа была смуглой, практически бронзовой, а телосложение жилистое.       Его-то Карл Уоллис восемь лет назад и подобрал. В дом свой привёл и поставил супруга перед фактом, что мальчишка-цыган будет теперь жить с ними и точка. Данки спорить не стал, даже немного обрадовался, ведь на приёмыша теперь можно взвалить всю работу по дому.       Только Брант сразу невзлюбил чужака. А потом уже и Данки поддержал мнение сына. У взрослого и вновь беременного омеги на то были свои причины. Не нравилось ему, что Карл уделяет приёмышу много внимания. Да и смотрел альфа-охотник странно. С нежностью далеко не родительской.       Налив в глиняную кружку студеной воды, Рато протянул питьё приёмному отцу. Не говоря ни слова, Данки с брезгливым видом двумя пальцами взял утварь.  — Порченный, — со злостью в голосе фыркнул он, принюхавшись к воде, словно в неё могли что-то подмешать.  — Что-то еще? — пропустил мимо ушей Ратори, одарив омегу надменным взглядом.  — Работы в доме, говорю, полно, — тут же повысил голос Данки, возмущенный таким наглым поведением ненавистного мальчишки. — Полы не мытые, бельё не стиранное. Чего стоишь, бездельник? Тебя здесь кормят, поят и одевают, а ты по хозяйству даже помочь не можешь! Правильно, что Карл тебя замуж не отдаёт. Стыдоба-то какая — ленивый омега, не способный ничего сделать по хозяйству!       Юноша ничего не сказал на это. Только лукаво усмехнулся. Данки прекрасно знал истинную причину, почему альфа не даёт согласие на брак своего приёмыша. И Ратори знал, но беременному омеге было спокойней убеждать себя в неспособности юного цыгана быть хозяйственным.       Не став ждать новой вспышки гнева Данки, юноша вышел на кухню убрать со стола. Его жизнь в Чернолесье была однообразной. С рассветом приходилось вставать. Кормить скотину, доить корову и коз. Набрать воды из единственного на всю деревню колодца, вырытого у небольшой деревянной церкви, где каждое воскресенье собирались сельчане. Приготовить завтрак и обед, а потом заняться стиркой или уборкой дома.       И так до самого позднего вечера.       Впрочем, подобное было ему не в новинку. Когда он был маленьким и жил в таборе, то тоже делал всё по хозяйству. Ежедневные обязанности распределялись между ним, старшим братом и отцом-омегой.       Омег в таборе с детства приучали к хозяйству. Младшие мужья должны быть покладистыми, верными и весёлыми. Встречать своего альфу танцами и горячими напитками из сушенных трав и ягод.       В Чернолесье родители гоняли и родных и приёмных детей одинаково. Омеги с детства приучались к физическому труду и воспитывались немного иначе, чем альфы и беты.       Омеги росли в строгости. Они должны слушаться альфу-отца. Не должны покидать дом без разрешения родителей. Должны блюсти невинность, ведь если омега будет не девственником, то это грозит скандалом и позором на всю деревню. В особенности достанется родителям блудного сына, что не досмотрели.       К альфам совсем другой подход. Как и везде, их воспитывают главами семейства. Решительными, сильными и умными. Они должны уметь колоть дрова, зарабатывать и охотиться. Многие часто уезжали на заработки в соседние небольшие города, где подрабатывали до зимы мясниками, кузнецами или башмачниками. Альф никто не держал в ежовых рукавицах. Их никто не осуждал за блуд, ведь такова же их природа. Им было дозволено напиваться в «дрова», поколачивать и даже насиловать своих младших мужей.       На их стороне были церковь и законы. «Если альфа-муж бьёт, значит либо любит, либо омега заслужил».       Омега не имел права отказать своему старшему супругу в праве соития. А если всё же имел наглость ослушаться законов церкви, то тут разговор был коротким. Альфа нерадивого муженька за волосы оттаскает, поколотит до синяков тёмных, а потом изнасилует.       Бетам было легче всего. Они не были обременены какими-то ограничениями, законами и порядками. Могли жить, как хотят. Единственное, что они были бесплодными. И возможно, именно в этом и было их спасение от повторения судеб множества омег. Беты редко строили семьи. Обычно сходились с представителями своего пола, или вовсе никого к себе не подпускали.       Из них вырастали хорошие священнослужители и вершители законов. Они трезво оценивали любую ситуацию, ибо никогда не питали симпатии ни к кому.       Покончив с уборкой на кухне, Ратори вышел из дома на крыльцо.       Привычная ежедневная картина деревенских будней казалась ему унылой и серой.       Дети носились по улице, играя в догонялки или прятки. Омеги хлопотали по хозяйству: носили воду в вёдрах от колодца, стирали, готовили, смотрели за детьми. Альфы либо о чем-то беседовали между собой, либо рубили дрова или собирались на рыбалку в ближайшей реке. Беты привычно не появлялись на улице без надобности.       Всё как обычно.       Спокойно, безмятежно и однообразно.       «Тоска», — вздохнул Ратори, нервно оттянув ворот льняной тёмно-коричневой рубахи. Его взгляд уцепился за компанию альф, состоящую из девяти человек. Все вооружены охотничьими ножами, арбалетами, сетями и узелками с едой и разбавленным кислым вином. Возглавляли эту группу Карл Уоллис и его сын Брант.       Мужчины выбирались на охоту по три-четыре раза на неделю. Иногда отсутствовали не меньше семи часов, а порой и на несколько суток могли задержаться в лесу. Но всегда альфы возвращались с добычей.       И всегда Ратори провожал спину приёмного отца и брата с тревогой.       События восьмилетней давности нещадно всплывали в памяти цыганёнка, стоило только наступить ночи и взглянуть в сторону Черного леса. С той ночи Рато часто казалось, что среди деревьев прячется что-то ужасное. Худощавое, с желтыми огоньками вместо глаз. Пахнущее затхлой листвой и вечно голодное.       Поначалу Ратори пытался убедить себя в том, что предмет, торчащий из горла Баваля, был болтом, выпущенным из арбалета чужаков. А Ягори утащило вовсе не чудовище, а голодный зверь: волк или медведь. Но Рато никак не мог придумать оправдания для бархатного голоса, звавшего его в ту ночь.  — Феликс, далеко не убегай! — голос одного из соседей заставил юношу отвлечься от мрачных мыслей, и обратить внимание на двух омег.       Круглолицый Шон Брукс, восемь лет назад потерявший своего маленького сына, из-за которого альфы и беты из Чернолесья уничтожили табор, едва поспевал за светловолосым мальчиком.       От Карла Рато узнал, что Джон Брукс, муж Шона Брукса, был безутешен от потери долгожданного сына-омеги и категорически отказывался усыновлять чужого ребёнка, тем более цыганского. Альфа видеть не желал маленькое сатанинское отродье. И искренне недоумевал, когда его друзья и соседи принесли в свои дома чужих детей.       Но Шон не разделял мнения мужа. Убитый горем и не знавший, как жить дальше, омега был готов наложить на себя руки. И когда ему протянули младенца, с радостью принял малыша.       Кое-как убедил Джона оставить ребёнка.       В приёмыше Шон топил своё горе. Даже назвал в честь пропавшего родного сына. А всего полтора года спустя Шон снова забеременел. И в назначенный срок родил близнецов омег.       Сельчане приняли это за благой знак, но сам Шон, к всеобщему удивлению, не пропитался симпатией к близнецам и продолжал носиться с Феликсом, любимцем своим.       Вот и сейчас взрослый омега следил за каждым шагом приёмыша, оставив младших сыновей на попечительство старших бет. А Джон между тем становился всё угрюмей и часто устраивал скандалы дома. Он изначально не испытывал радости от вида цыганёнка, но пошел на уступки ради душевного покоя младшего мужа. А теперь и вовсе ненавидел лже-Феликса. Часто бил мальчика, наказывал и оставлял без еды. Не иначе, как «ублюдком» и «бесом» не называл.       Впрочем, вся деревня так жила.       В каждой семье, где жили цыганята, был хоть один да недовольный присутствием маленького чужака. Очень часто к приёмышам питали ненависть и презрение родные дети супружеских пар. Очень редко, кто-то из родителей.       В позапрошлом году свершилось новое чудо. Сразу в пяти семьях родилось по омеге. Данное событие приравнивалось к празднику. Но всё равно омег ничтожно не хватало в деревне.       На одного омегу в среднем приходилось по девятнадцать альф.       Младшие мужья плодились практически каждый год, и из десяти беременностей рождались здоровыми и доживали до половозрелого возраста лишь четверо. Поэтому омеги постоянно были в состоянии беременности.       Всего месяц назад разродился долгожданным первенцем молоденький юноша по имени Марк. Мальчика из табора, которого в возрасте семи лет забрали с собой англичане в ту страшную ночь, чуть больше двух лет назад выдали замуж. А что, Марк был весьма хорош собой. Золотистая грива густых волос. Глубокие зелёные глаза и хрупкое телосложение, а также бледная, практически прозрачная кожа.       Первая его беременность была неудачной. Мертвого родил. Но не стал отчаиваться, как это бывало у большинства омег, потерявших детей. Снова забеременел и родил.       И теперь Марк редко выходил из дома. Не отходил от сыночка-альфы, а по дому работал младший брат старшего мужа, которого никто пока не хочет звать под венец.  — Добрый день, Ратори, — приветливый голос нового главы деревни раздался за спиной, вынуждая юношу обернуться.  — Добрый, мистер Харгис, — равнодушно ответил он, приветствуя молодого старосту. Рато всегда обращался к нему исключительно по фамилии, и старался как можно реже пересекаться. Не любил он этого бету, в чьих руках была сосредоточена власть в деревне. И не только потому, что именно он привёл англичан в табор. Что-то в нём было неприятное.  — Живот Данки с каждым днём становится всё больше и больше, — выдавив из себя вежливую улыбку, Юджин Харгис словно не знал, как завести разговор в нужное русло, поэтому начал издалека. — Мы все надеемся, что господь сжалится над ним и дарует долгожданного наследника.  — Однако живот от этого навряд ли станет меньше, — холодно сказал приёмыш. — Последние пару-тройку лет даже после родов живот Данки выглядит так, словно там еще что-то есть.  — С возрастом организм медленнее восстанавливается, а в случае с твоим приёмным отцом, то и вовсе не успевает даже отдохнуть.  — Вы ведь подошли не для того, чтобы рассуждать о брюхе Данки? — вопросительно изогнув черную бровь, Ратори скрестил руки на груди, ожидая услышать ответ.  — Догадливый, — процедил сквозь стиснутые зубы бета, и улыбка спала с его губ. Буравя юношу недобрым взглядом, Юджин сделал шаг вперёд. — Есть разговор серьёзный.  — Слушаю, — с вызовом в голосе вскинул голову Рато, выпрямившись и не сдвинувшись с места. Его напрягало, что староста деревни намеренно сокращал расстояние между ними, но не подавал вида.  — Передай Данки, чтобы готовил тебя к замужеству. Я с Карлом уже обо всём договорился. Как только Данки родит живого и здорового ребёнка, ты немедленно выйдешь замуж. Не переживай, ты парень красивый. По твою душу явно найдётся кто-то.       Ошарашенный такой неожиданной новостью, Ратори смотрел на Юджина и не верил его словам. Омежья доля не захотела обойти цыгана стороной.  — О тебе и так слухи нехорошие по деревне ходят, — видя, как занервничал омега, Юджин только злорадно ощерился. — Мол, порченный ты, поэтому Карл не спешит отдавать тебя порядочному альфе. А вдруг о твоём позоре узнают — презрение падёт на головы людей, которые тебя приютили и взрастили.       Сделав еще пару шагов и подойдя практически вплотную к брюнету, бета нагло наклонил лицо к его лицу. Растерявшись, Ратори не нашел ничего лучше, чем ударить кулаком в челюсть обнаглевшего молодого мужчину.       И без того хватает косых взглядов соседей. А тут появился еще один повод плюнуть в спину юному цыгану. К порядочным омегам альфы и беты так близко не подходят, голодным зверем в лицо не заглядывают.  — Коли закончил разговор, то возвращайся к своей работе, — враждебно прошипел Рато, отступив от помрачневшего беты.  — М-да, тяжело придётся твоему будущему мужу, — усмехнулся Юджин, выпрямившись и потерев место удара, где наливался сочный синяк. — Ну, ничего. У нас альфы крепкие. Дурь выбивать умеют, даже из таких дикарей, как ты.  — Смотри, чтобы я из тебя не выбил не только дурь, но и дух, — пригрозил Рато.       Цокнув языком, староста прошел мимо, перейдя на быстрый шаг.  — Дикий какой-то, — шептались между собой омеги, наблюдавшие за данной сценой.       Фыркнув и одарив сплетников недобрым взглядом, Ратори решил вернуться к своим обязанностям. Теперь его еще больше будут недолюбливать и с нетерпением ждать, когда строптивого омегу-приёмыша выдадут замуж.       Где это видано, чтобы омега так себя вёл? Чтобы открыто дерзил не только старшему, но и видному человеку? И уж тем более поднимал руку на другого мужчину?       Неслыханная дерзость! Да, омеги часто повышали голос на своих старших мужей, но никогда не позволяли себе поднимать руку на альф или бет.       Хотя, за всё существование данной деревни встречались те, кто пытался плыть против течения. Не далее, как полгода назад в лесу сгинул молодой омега Ален Дэвис, супруг Уолта Дэвиса.       Про эту пару вся деревня знала. Уолт с наступлением весны уезжал в город на заработки и возвращался лишь зимой. И тогда что ни день, так скандал. Альфа был резким на слова и скорым на драку. Если ему что-то не нравилось, то тут же засучивал рукава и в ход шли кулаки.       Если Уолту не понравится ужин, то побьёт Алена до кровоподтёков. Не понравится, как помыто или постирано — побьёт. Взгляд младшего мужа не понравится и то, как тот себя ведёт с другими альфами — побьёт. У Уолта разговор короткий.       В этой истории Ален не был виноват, но соседи так не считали.  — Если бьёт, значит, есть за что, — твердили давно поседевшие морщинистые старики-омеги, любившие ворчать на всех и вся.       Ален отправился под венец на следующий день после течки, в свои двенадцать лет. А что еще оставалось? Мальчишка сиротой остался и год жил у сердобольных соседей. Родителей Алена растерзали не то волки, не то медведи. У соседей ребёнок прожил меньше года.       Благополучно сыграли скромную свадьбу, но мальчишка не прост оказался. Гордость в нём была и мысли странные. Отказывался подчиняться своему законному супругу. Ругался с ним и даже руку мог поднять в порыве гнева. Правда, пока маленький был, только дерзил. А как исполнилось пятнадцать, так и драться начал.       Ратори тогда было четырнадцать. И Ален ему нравился, как человек. Цыганёнок даже вступаться за него пробовал, когда Уолт за волосы вытаскивал младшего мужа из дома и принимался жестоко избивать при соседях сапогами и кулаками. А Рато, чувствуя родство с несчастным омегой, немедленно вставал между ним и альфой. И тогда уже доставалось ему за компанию от Уолта. А после Карл за шкирку оттаскивал в дом и спокойно просил не вмешиваться в чужие разборки.       Как оказалось, Уолт побивал омегу своего не только за скверный характер и какие-то оплошности, но и за другое. За зиму альфа усердно трудился, заделывая младшему мужу ребёнка. Перед самым отъездом звал в дом повивальных бет и те осматривали Алена. Подтверждали беременность, и Уолт со спокойной совестью уезжал в город на заработки, а омега его тут же в лес мчался. Травы рвал, зелья странные варил.       Уолт Дэвис возвращается, а его омега такой же худой, как и всегда. И в доме не слышно детского плача.  — Беты ошиблись, — безразлично отмахивался Ален на вопросительный взгляд мужа, — никого не было.       И снова новый скандал.       А потом в один из дней Ален пропал. Уолт уверял, что его супруг в лес ушел затемно. Странным было, что альфа отказался от помощи соседей в поиске Алена. Всем стало ясно, что не просто так своенравный омега пропал. Скорее всего, Уолт убил его, и тело в лес унёс, бросив на растерзание диким зверям.       Смерть молодого омеги — всегда большая утрата для деревни. Но Алена никто не оплакивал. К чему это, когда порченный мальчишка сам испортил свою судьбу? Он сам повинен в своей гибели. Это ему наказание за то, что погубил жизни нерождённых младенцев.       Это урок для тех, кто надумает идти неправильным путём. Но Ратори это нисколько не пугало. Он будет умнее, чем Ален. И если понадобится, то первым делом избавится от нежелательного мужа.

***

      Идя по следу добычи, Карл Уоллис прислушивался к звукам вокруг. Старался ступать мягко, дабы под ногой не хрустнула ветка, и не зашуршали листья. Арбалет был в полной боевой готовности, но смотрел вниз, чтобы никому из товарищей не навредить.       Позади так же тихо следовал Брант, неся в руках большой кожаный мешок, где уже лежало пять заячьих тушек.       Остальные охотники тоже разделились на пары. Так было легче подстрелить больше дичи к завтрашнему дню. Еще за неделю Юджин сообщил всем о прибытии гостей из соседней деревни, что находилась в двадцати днях пути, если ехать верхом. Не согласовав со своими людьми, Харгис заключил с соседями договор, как он сказал, выгодный.       В деревне, расположенной за Черным лесом, где царит лесостепь, на всех не хватает альф. Омег там много и все плодовитые. Часто рожают себе подобных. И Юджин согласился на обмен: он предоставляет соседям альф, а те — омег.       И теперь уже завтра состоится не только обмен жителями, но и будут заключены новые браки. Поэтому охотникам нужно наловить за сегодня как можно больше дичи, чтобы уже завтра можно было накрыть столы.       Сейчас он и его сын шли по следу молодого оленя. И мужчина надеялся, что всё же удастся вычислить желанного зверя.       Брант шел позади, храня мрачное молчание. Он всегда вёл себя, как обиженный мальчишка, когда отец-альфа делал что-то не по его желанию. И в этот раз, впрочем, как и всегда, Брант был зол на родителя за очередное решение не выдавать приёмыша замуж. А Карл и не собирался оправдываться перед отпрыском. Другие у него были планы на дерзкого цыганёнка.       Поэтому Карл хотел поскорее вернуться домой.       По оленьему следу они бродили уже несколько часов, но желаемой дичи так и не обнаружили. Только подстрелили еще нескольких зайцев и с десяток перепелов, да в лес глубоко ушли.  — Скоро темнеть начнёт, — заметил Брант, окинув голые ветви черных деревьев опасливым взглядом. Не любил он забираться в глубь лесную.  — Так сказал, словно темноты боишься, — усмехнулся в бороду отец, что-то внимательно выискивая под ногами.  — Уж я-то в отличие от некоторых природного явления не страшусь, — горделиво вскинул голову молодой альфа.  — У каждого есть страхи, — повёл плечами Карл.       С первых дней жизни в его доме Ратори часто посреди ночи просыпался с криком и слезами. Его колотило, как в лихорадке, а в глазах затаился животный страх. Когда сгущались сумерки, он намеренно закрывал все окошки в доме ставнями и начинал панически озираться по сторонам.       Поначалу Данки не обращал на это внимания. Соболезновал мальчишке, ведь ему пришлось многое пережить. А потом начал раздражаться и злиться. Вот и приходилось Карлу идти в крошечную комнату, расположенную в самом конце дома, чтобы успокоить маленького омегу.       Данки злился, видя эту заботу к чужому мальчишке, но не смел попрекать мужа. Боялся, что рано или поздно Карл не выдержит и поднимет руку на супруга.  — Как думаешь, омеги из соседней деревни красивые? — нарушил минутное молчание Брант, не отставая от отца и глядя под ноги.  — Как и везде, наверное, — ответил Уоллис-старший, заметив искомое и тут же присев на корточки, обрывая травы и некоторые бутоны цветов. — Есть красивые, а есть не очень. Тут уже зависит от личных предпочтений. А что? Свадьбу играть надумал?  — Пока только прикидываю, — склонив голову на бок, молодой альфа с интересом наблюдал за манипуляциями отца. — Зачем тебе это?  — Да так, повивальные беты просили нарвать им кое-чего, — не моргнув и глазом, соврал Карл. Набрав столько травы, сколько ему нужно, альфа спрятал их в карман льняных штанов, подбитых изнутри козьей шерстью.       Глядя на него недоверчиво, Брант уже собирался устроить самый настоящий допрос, как их отвлёк леденящий душу крик.  — Что это? — попятившись, сглотнул молодой альфа.       Крик повторился, а следом последовало:  — Сюда! Скорее! Сюда!       Не говоря ни слова, Карл побежал вперёд, а сын за ним. Они бежали на север, ведомые лишь криками, которые могли быть просьбой о помощи. Карл заранее предположил, что скорее всего кто-то из охотников столкнулся с медведем или с волками.       Сняв арбалет с предохранителя, и выставив его перед собой, Уоллис старший был готов выпустить болт в опасного зверя.       Выбежав из-за густых кустов с человеческий рост, Карл на месте замер, окинув небольшую полянку тревожным взглядом. Хищников нигде не было. Только один из охотников-товарищей стоял к нему спиной перед огромным поваленным деревом, за которым находились какие-то щепки и что-то еще…  — Хенри, что стряслось? — обратился брюнет к светловолосому альфе.       Тут и другие охотники подоспели, запыхавшись.  — Хенри, — процедил сквозь зубы долговязый Седрик Аддерли, обладатель золотистых кучеряшек, — бес тебя забери, ты нам своим криком оленя спугнул!  — Олень нам не к чему, — бесцветным голосом ответил Хенри Трейси, повернувшись к товарищам. — Праздника не будет.       Мужчины переглянулись. Поравнялись с ним, в ужасе раскрыв рты.       Из рук Бранта выпал мешок с дичью.       Перед ними развернулась страшная картина. На земле, за большим поваленным деревом, лежали изувеченные тела, облепленные мухами. У некоторых отсутствовали конечности и были обглоданы лица.       Недалеко валялась перевёрнутая и местами разбитая телега. Рядом лежали обезглавленные трупы лошадей.  — Кто это сделал? — первым подал голос Метью Дэвис, альфа пятнадцати лет, который как и Брант, ходил на охоту с отцом. — Медведи?  — Что-то не похоже, — нервно сглотнул его отец Томас.       Двинувшись с места, Карл пошел вперёд. Внимательно вглядываясь в тела, он всё больше хмурился, и его бросало в дрожь.  — И всё же, это странно, — кашлянул Седрик, быстро оглядевшись, словно ожидал увидеть виновника изуверства.  — Очень странно, — согласился Уоллис старший. — Здесь нет ни одного омеги.  — Думаешь, что они здесь вообще были? — скептически вскинул бровь обладатель золотых кудрей и гладкого острого подбородка.  — Были, потому что это жители той деревни, которые должны были к нам приехать, — ответил Хенри, кивнув на оголённую левую часть одного из убитых, где на груди красовался выжженный крест.       Соседи из деревни, расположенной за Черным лесом, всегда клеймили своё тело калёным железом, как доказательство своей глубокой веры.  — А если это разбойники? — продолжал предполагать Метью, стараясь убедить скорее себя, чем остальных, что в их лесу не водится таких страшных зверей.  — Откуда им тут взяться? — усмехнулся Седрик, уперев руки в бока.       Не обращая внимания на оживлённый спор друзей, Карл отошел за телегу и тут же отпрянул, словно его что-то огрело по лицу. В нос ударил неприятный запах разложения, а под ногами лежало крошечное тельце младенца, лишенное кожи и глаз.  — Что бы это ни было, но в лес лучше пока никому не ходить, — сказал Карл, заслонив нос и рот локтем.       Заинтригованные охотники тут же окружили его, и молодому Метью стало совсем худо. Его желудок не выдержал такого зрелища.  — Чудовищно, — озвучил общую мысль Седрик, впервые побледнев и покрывшись испариной. — Да у кого только хватило смелости на такое?  — Я слышал, что так поступают колдуны, — шепотом ответил Хенри. — Они похищают младенцев, дабы преподнести их Сатане. Сдирают с них кожу и варят из неё варево, которое позволяет им поддерживать свою бесовскую сущность, а еще…  — Откуда здесь взяться колдунам? — перебил его Брант, стараясь смотреть куда угодно, но только не на трупик.  — Мало ли, — пожал плечами Хенри. — Вдруг, кто из цыганят решил вспомнить своё родовое ремесло или омега какой озлобленный отрёкся от истинной веры.       Из кустов, куда отошел опорожнить желудок Метью, раздался крик.       Как ошпаренный, с огромными от страха глазами, бледный мальчишка примчался к взрослым альфам и спрятался за спину своего отца. На вопросительные взгляды охотников, дрожащей рукой указал на куст:  — Т-там…       Брант, подавив в себе любопытство, предпочёл остаться рядом с Метью, пока взрослые решили проверить, что же напугало так сильно молоденького альфу.       Новая находка заставила волосы на головах мужчин зашевелиться.  — Господи, — только и смог пробормотать Хенри, перекрестившись.       В кустах лежал клочок сушенной кожи, имевший отверстия для рта, глаз и носа. Словно кто-то срезал кожу с лица, но забыл забрать страшный трофей.       Протянув руку, Седрик двумя пальцами брезгливо поднял странную находку, внимательно рассматривая.  — Рик, ты же не хочешь сказать, что это… — голос Хенри упал до шепота.  — Да, это чьё-то лицо, — подтвердил общие страхи кучерявый блондин, рассматривая следы стежков, словно кожа была ранее к чему-то пришита. — И, похоже, что его срезали давно. Удивительно, что кожа так хорошо сохранилась.       Карл ничего не сказал. Забрав кожу чьего-то лица у Седрика, он приказал возвращаться домой. Необходимо было срочно рассказать обо всём Юджину и сделать всё возможное, чтобы на всякий случай обезопасить себя и свои семьи от того, что бродит в этом лесу.