"этот человек пренадлежит Хаджиме Ивайзуми."

День начинает плавно перетекать в вечер, солнышко постепенно садится за горизонт, бросая на стены квартиры Хаджиме огненно-рыжие лучи света. Было настолько тихо, что небольшой шум сразу начинал резать уши. Два парня в это время лежали на диване: Ойкава сидел, прислонившись к спинке дивана, а Ивайзуми лежал на своем омеге. Тоору неспеша гладил задремавшего парня по голове, иногда запуская свои тонкие длинные пальцы в темные короткие колючие волосы. Лицо Ивайзуми было по-детски умиротворенным: складка между бровей разгладилась, недовольства и рассерженности больше не было. Капитан улыбнулся, ведь доигровщик выглядел беспомощным и очень милым. В наушнике играла успокаивающая фортепианная музыка: тихие аккорды, трель; а теперь мелодия идет на крещендо и снова умолкает; только что промелькнула светлая грусть и сменилась на радость; теперь тема из правой руки плавно перешла в левую, а потом стало слышно трехголосие… Возможно, брюнету эта музыка показалась скучной и он уснул именно под нее. Фортепианноя музыка сменилась на какую-то спокойную песню в исполнении девушки. Доигровщик приоткрыл глаза и чуть нахмурился, поднимая голову с коленей Ойкавы и поднимаясь чуть выше, устраиваясь на плече парня. Вынув наушник из уха, Ивайзуми проделал то же самое с наушником Тоору. — Ива-чан, зачем? — Я не буду слушать завывания этой шлюхи, пока рядом есть ты, — брюнет нашел под пледом руку Ойкавы и переплет пальцы. — Спой мне что-нибудь. Капитан чуть покраснел и перевел взгляд на лицо Ивайзуми, начиная вспоминать знакомые песни. — За ливнями придут снега, Все в норы до апрельских дней, Но нам плевать на зиму и себя, Мы вместе и от этого теплей, Мы верили чужим словам, Нам обещали чудеса И ливнями нас моют и смеются, Такие добрые святые небеса… И мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей, Мы не сможем быть добрее чем есть, мы не сможем быть добрее людей, Мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей, Мы не сможем быть добрее чем есть, мы не сможем быть добрее людей. Омега прикрыл глаза, набрал побольше воздуха в грудь и продолжил: — Мы выбрали чужие имена, Забыли только души поменять, Подальше отбежали от себя и пробуем себя догнать, Мы верили чужим словам, Пытались сами делать чудеса, А получались только дети да война, Смеются и рыдают небеса. И мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей, Мы не сможем быть добрее чем есть, мы не сможем быть добрее людей, И мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей, Мы не сможем быть добрее чем есть, мы не сможем быть добрее… Бесплатное счастье твое и на век, После каждого дождика, каждый четверг Мы проживем сотню лет и умрем в один день, Если нас раньше не убъет наша лень. Мы за церковную свечку щемимся в рай, И плачем — за что нас швыряет на край. В ночной тишине услышь голоса, Над нами смеются навзрыд небеса… Тоору обнял Ивайзуми и продолжил, но уже намного тише: — И мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей, мы Не сможем быть добрее чем есть, мы не сможем быть добрее людей, Мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей, мы Не сможем быть добрее чем есть, мы не сможем быть добрее людей… Ойкава замолчал. У этой песни был глубокий смысл, и только сейчас парень понял его. Оказалось, нужна всего лишь одна просьба Хаджиме…