***
Барбара с помощью резинки завязывает волосы в тугой хвост и шумно выдыхает. Перед ней стоит швабра и наполненное водой, а также моющим средством ведро. Девушка, конечно, хотела помочь Патриции и откопать правду, справедливость… хоть что-нибудь, что могло помочь ей перестать чувствовать себя виноватой и наконец-то ощутить, как тяжеловесный груз спадает с её сердца, однако это уже даже для неё было слишком. У Робертс имеется оплачиваемая работа секретного агента, у неё нет совершенно никаких проблем со средствами, так что если бы её подруги увидели, как девушка корячится, моя полы в стенах старой больницы, — начали бы громко и наигранно смеяться. Агентка с хмурым видом макает швабру в ведро и начинает прямо от входной двери мыть серый линолеум — мало того, что вкалывает на миссиях и тренировках в гимнастическом комплексе, так теперь ещё и здесь. Поручила ей это муторное дело, разумеется, Эмма. Медсестра должна была искупать Патрицию в специально оборудованной под ту ванне, а с персоналом в поликлинике был напряг. Раз уж Барбару наняли на работу, с чего-то ей да нужно было начинать. Продолжая водить сырой тряпкой по линолеуму, она внимательно вслушивается в разговор между Патрицией и Эммой в ванной комнате, — точнее, в помещении, отделённом от палаты небольшой аркой. — А ну отвернулась! — звучит упрёк в сторону практикантки. — Хватит на меня пялиться, я сама в состоянии принять душ. — Я врач, это моя работа! — грозно произносит медсестра, и из облицованной кафелем комнаты слышится всплеск воды. — Каждый раз одно и то же, вы как маленькая… Робертс издаёт едва слышимый смешок. Эти двое, кажется, за время пребывания Этчинсон в здании сумели сблизиться. Чего нельзя было сказать о Барбаре и Патриции: первая до сих пор с трудом находила в себе смелость просто смотреть в глаза пациентки. Она уже несколько дней работает здесь, а всё ещё не может толком и парой слов обмолвиться с бывшей преступницей. Находиться ей одной с Этчинсон пока что запретили, можно было лишь в присутствии либо Эммы, либо главного врача, так что в голову Робертс уже начинало вкрадываться сомнение, а правильно ли она вообще поступает… поступила, поступит. Слишком запутанно. На миссиях с девушкой всегда присутствуют её верные друзья, что вселяют уверенность в себя и свои силы, на соревнованиях тоже они, а также младшая сестра Барбары, но вот только сейчас агентка чувствовала себя потерянной. Никакой определённости, одна неразбериха, и среди неё — загнанная в угол Патриция, что одним только своим усталым видом безмолвно просит о помощи. — Хватит брызгаться! — крик Эммы отвлекает Робертс от гнетущих мыслей. — Быстро отошла! — угрожающе рычит Этчинсон, после чего раздаётся ещё один всплеск воды, сопровождающийся звуком удара капель о кафельную кладку. — Думала, я тут шутки шучу? — радостно звучит победный смех. Из ванной комнаты выходит злая и мокрая с ног до головы практикантка. Карие глаза её горят свирепым огнём, а походка настолько воинственна, насколько это вообще возможно. Барбара притихает, прижавшись к стене, пока Эмма берёт со стола в углу свежее полотенце и, скрутив его быстрыми движениями в нечто отдалённо напоминающее дубинку, уходит обратно. Из комнаты, облицованной кафелем, раздаются звуки ударов полотенца о чью-то бедную голову и крики того, кого, собственно, бьют: — Ай, больно! Перемирие! Я требую перемирие! Шум ударов и кряхтение не утихают, поэтому Робертс, обомлевшая от происходящего, решает проверить, не убила ли ещё медсестра Патрицию. Агентка оставляет швабру у стены и чуть ли не на цыпочках подбирается к арке. Лицо любопытной высовывается из-за угла, и взору её предстаёт фееричная картина: свирепая Эмма в промокшем белом халате лупит полотенцем закрывающуюся от неё руками Этчинсон, что сидит по шею в ванне с пеной и одновременно с настойчивой пылкостью пытается бесстрашно атаковать врага мыльной водой, но тщетно. Пол, состоящий из кафельных плиток, украшают большие лужи воды подле ванны, и Робертс мысленно начинает волноваться, а не заставят ли её и это убирать. Бойня продолжается ещё несколько секунд, пока Патриция не замечает в дверном проёме лицо их новой «уборщицы». Она ставит руки в боки и, нахмурив брови, спрашивает: — Чё уставилась? — Ээ-э, — мычит растерявшаяся Барбара, в мыслях судорожно пытаясь найти хоть какое-то оправдание. Медсестра наконец заканчивает свою жестокую расправу и, проигнорировав появление Робертс, смиряет строгим взглядом пациентку: — На сегодня вам достаточно. Агентка пользуется моментом и отбегает от арки, попутно подскальзываясь на вымытом самой же ею полу. К счастью, Барбара равновесие удерживает — не зря же она полгода секретным шпионом проработала — и слегка неуклюже проскальзывает вдоль комнаты прямо к месту, где ранее оставила она у стенки сырую швабру. Девушка хватает её и с нарочито непринуждённым видом старается показать, что старательно драит пол. Облицованную кафелем комнату вновь заполняют пререкания, упрёки и кряхтение. Через определённое количество времени из арки выезжает инвалидная коляска, а на ней сидит разрумяненная после ванны Патриция в банном халате и с завязанными полотенцем влажными волосами. Робертс отмечает, как уверенно и умело та управляет своей коляской. Силы и упорства всё-таки эта Кошка-грабительница, вопреки всему, не растеряла. — Мало мне было, что ты пялишься на меня, — недовольно произносит Этчинсон в сторону Эммы, что была всё ещё в ванной комнате, — так теперь ещё и эта! Пациентка указывает на неподвижную Барбару. С момента, как Патриция увидела эту блондинку в стенах больницы, у неё появилась светлая надежда, неужто наконец-то кто-то пришёл не из-за своей глупой работы сиделки или врача, а только потому, что хотел прийти именно к ней одной, без всяких формальностей. Быть может, эта незнакомка могла бы быть как-то связана с её прошлым… быть может, она бы помогла. Но вселяющее поначалу лишь хорошее «быть может» в момент разбивается на грубые крупные куски, стоит заявиться этой белобрысой девке во второй раз в лице помощницы медсестры. Как же Этчинсон злила эта Барбара. Возможно, всё дело было даже далеко не в невинной блондинке, а именно в том факте, что очередное предположение пациентки, пропитанное светлой надеждой, не оправдалось, потухло. Как и всё в её жизни. Бесследно угасло. — Да не пялилась я на вас, — тяжело выдыхает с ног до головы промокшая Эмма, показываясь в разделяющем комнаты проёме. Патриция делает вид, будто её уха вовсе не касались слова практикантки, и разворачивает инвалидную коляску к уже заботливо заправленной свежим постельным бельём кровати. Но вдруг она неожиданно стискивает от боли зубы. Робертс пугается неожиданной эмоции на лице Патриции и решает подойти ближе. — Твои руки, — настороженно произносит Барбара, видя горящие мозоли на ладонях девушки. Та лишь раздражённо фыркает, пряча кисти рук за спину. Огонь неблагоприятного настроя к этой новенькой с ещё большей силы разгорелся в сердце Этчинсон — вот блондинка уже начала совать нос не в своё дело! До чего любопытная нахалка. Медсестра обеспокоено подходит и, уже давно привыкнув к сложному нраву пациентки, резко хватает заведённые назад ладони той и, пристально рассмотрев их, устало качает головой: — А я говорила вам, что уж лучше я сама буду вас катать по процедурным. До чего же вы упрямы. Робертс молча наблюдает, как девушки ещё кидают в сторону друг друга пару колких фраз, но потом успокаиваются и Эмма помогает Патриции улечься в кровать. Эти две, хотя и часто ссорились при ней, всегда рано или поздно остывали и мирились. Девушка признаёт, что было что-то особенное в их фразах, будто они ругались понарошку, не всерьёз. Странное чувство настигает Барбару… ревность? Ей за эти пару дней не удалось добиться абсолютно ничего, кроме обидных упрёков со стороны бывшей преступницы, что никаким действительным достижением, разумеется, не являлось. Агентка ощущает беспомощность; на работе был завал, тренировки в секции гимнастики становились всё насыщенней и трудней, а тут ещё и это. Поступок, что привёл Робертс в грузные стены этого ветхого здания, — один из самых отчаянных в её жизни. И, нужно признать, он мог бы стать самым отчаянным, если бы только не тот, что девушка предприняла роковой ночью во время погони за дерзкой грабительницей ценных камней. Душу опять охватывает немая паника. В этой безмолвной истерики не было вспышек ярости, не было никаких внешних проявлений — лишь внутреннее смятение и тихий шёпот неуверенности уже ни в чём.***
Задумчивый взгляд Мисс Z, вкрадчиво выискивая хоть какую-нибудь мельчайшую зацепку, изучает дело русского профессора. Десятком минут ранее этот седовласый и помешанный на своей работе сотрудник агенства позвонил ей, чтобы донести до сведения, что проект «Незабудка» начинает успешно давать плоды, как он и планировал. Женщина деловито откидывает папку с делом Патриции на стол и облокачивается натруженной спиной о спинку кресла. Когда тело Этчинсон только-только попало в руки агенства, Мисс Z и предположить себе не могла, сколько эта упрямая преступница сможет принести пользы. А женщина ещё смела сомневаться… Слова русского учёного, что служил в химическо-биологическом отделе испытаний, тогда сильно не понравились главе агенства. Они звучали аморально, неправильно. Но нужно было видеть, с какой страстью произносил их этот свихнувшийся на своих экспериментах профессор, с каким упоением молвил он о возможностях начать ставить эксперименты не только на роботах в облике несуразных собак и кошек, а на самых настоящих, живых людях. Мисс Z довольно кивает своим мыслям; этот русский точно знал, о чём говорил. Хотя и первый блин вышел, увы, комом, свои плоды принести он сумел. И ведь женщина прекрасно знала, что в ассистенты молодой парнишка, Лазло, в эдаком деле профессору совершенно не годился. Конструировать роботов, по сути, спаивать между собой куски металла — одно, а иметь дело с живой человеческой плотью — совершенно другое. Однако Лев Давыдович видел зачатки таланта в юноше, отчего настаивал на участии того в проекте. Что ж, от погрешности никто не застрахован; она всегда была, есть и будет даже в такой расчётливой и математически точной сфере, как наука. Да и, более того, даже после того злосчастного сбоя, русский профессор как-то умудряется выжимать максимум полезного из назойливой девчонки. А когда дожмёт, у них снова будет материал для опытов, правда только, на этот раз можно уже будет не волноваться о его сохранности и пускать без всяких сожалений в обиход. Раздаётся звонок. Голос девушки-секретарши строго произносит: — К вам Барбара Робертс. Мисс Z жмёт на зелёную кнопку, аккуратно встроенную в её как всегда опрятный и чистый стол. Она мягким голосом приказывается впустить пришедшую сотрудницу. В кабинет входит светловолосая девушка. На удивление одета не в специальный шпионский костюм, а в самую обычную повседневную одежду, на что глава агенства еле заметно хмурит брови. Не нравилось ей, когда сотрудники не соблюдали форму. — Вы вызывали меня? — интересуется Барбара, серьёзным взглядом смотря на начальницу. — Присаживайся, — женщина кивает в сторону стула напротив её рабочего стола. Когда Робертс выполняет просьбу, Мисс Z берёт папку с делом Патриции Этчинсон и сдержанно кладёт её в выдвинутый ящик. На поверхности стола также располагалась и ещё одна, менее плотная папка; её женщина вежливо протягивает пришедшей. — Новое дело. Барбара в непонимании распахивает свои бирюзовые глаза, удивлённо моргая: — Но мы ведь ещё последнее не выполнили, — возражает она, а затем добавляет: — О краденных картинах Центра Гетти*. Начальница улыбчиво качает головой, будто её подчинённая только что произнесла невообразимую глупость. — Я думала, ты трудоголик, — предугадав ещё одно, чуть ли не слетевшее с уст девушки возражение, Мисс Z дополняет: — А ещё я предполагала, что ты мечтаешь метить несколько выше своей нынешней должности. Слова, произнесённые мягким сдержанным тембром женщины, заставляют Робертс почувствовать неожиданно мерзкую тошноту, подступающую к горлу. Неделями назад она и впрямь мечтала метить выше, но сейчас всё уже далеко не так, и агентка была уверена, что её начальница и без того давно заметила тучу недоверия, что грузно нависла над ними при последних разговорах. И сегодняшняя встреча не была исключением. — Хорошо, — неожиданно отвечает Робертс, — мы с командой возьмёмся и за него. Она берёт в руки протянутую ей папку. — Вот и отлично. На первой странице указаны этаж и кабинет, в котором тебя будет ждать доверенное лицо. Барбара встаёт со стула, ощущая резкую тяжесть, сковывающую её сердце. Она медленно подходит к двери, как слышит позади себя спокойный и размеренный голос: — Пойми, Барбара, — начинает сказ своего любимого сравнения женщина, — корпорация — это как… — …как огромные часы, — обернувшись, перебивает её со вздохом Робертс. Ей за прошедшие полгода довелось часто слышать это наставление. — Да, вот именно, — соглашается Мисс Z с присущей ей улыбкой. — И механизм в них работает только если все шестерёнки двигаются слаженно, ясно? — она делает лёгкое движение рук, соединяя пальцы между собой. — Но часы необходимо чистить, иногда смазывать и аккуратно заводить. В прочных часах камень к камню, зубчик к зубчику, и полное «тик-так». Напористый, но одновременно спокойный, умиротворённый и уверенный взгляд Мисс Z сталкивается с собеседницей, у которой, отнюдь, уверенностью во взгляде и не пахло. — Я поняла. Робертс кивает на прощание и скрывается за дверью. Оставшаяся в кабинете женщина убирает с лица вежливую улыбку. Какие большие надежды она возлагала на девушку, хотя та и года не прослужила в зданиях их штаба. Подобной чести удосуживался далеко не каждый, и обе ситуацию прекрасно понимали. — Барбара-Барбара… — задумчиво протягивает женщина. Перегружать одну из своих лучших сотрудниц, на которую ты возлагала большие надежды, кому могла доверять сложнейшие миссии, только чтобы та отказалась от своей странной, непонятной, абсолютно нелогичной идеи лезть носом не в своё дело — непрактично. Но другого выхода Мисс Z не видела. Ей хотелось удержать девушку, и, если нагрузка на неё не повлияет, придётся прибегнуть к прямолинейному разговору «по душам». Старая наставница когда-то молодой и неопытной главы сегодняшнего агенства часто повторяла: «Нужно сделать много поступков, чтобы заслужить доверие, и всего лишь один, чтобы потерять его навсегда». Женщина тянется к выдвижному ящику стола и вновь достаёт из него плотную увесистую папку с короткими инициалами «П.Э.».