Госпожа

— Дура чёртова!!! Опять полные ящики порнухи! Да ещё какой! Что за дебильное извращение — пидоров разглядывать!? — Мам, это называется яой, — Юля, щедро обливаемая криком, даже бровью не повела. — Да мне плевать, как это называется, ты же позоришь нашу семью! — Но этого ведь никто не знает. — И что с того! — замерла, глядя дочери прямо в глаза. Да за что же это проклятье на мою голову?! — Все те люди, за мнение которых ты так трясёшься, не меньшие извращенцы. Но так как этого никто не знает, они выглядят вполне порядочными. У каждого есть своя тёмная сторона, — пожимая плечами. — А где ты берёшь деньги!? На родительские деньги покупаешь эту дрянь! — Не хочешь — не буду. Я думала, тебе всё равно. — Боже, приличная семья благородного происхождения, можно сказать, а тут такая… — Не соответствую? Извини. Я буду жить, как хочу. — А кто тебя растил, воспитывал, кормил? Дух святой? Родители! А ты… Даже элементарного уважения… Господи… — женщина обессилено села на пол, стискивая голову руками, и дальше уже шептала. — Уходи. Посмотрим, как ты выживаешь без денег! Вот посмотрим! И не приходи, пока не образумишься. Я надеюсь, это случится. — Хорошо. Не взяв с собой ни вещей, ни денег, ни документов, она захлопнула входную дверь. Мать смотрела через окно. Из подъезда девушка так и не вышла. *** — Фимка, фимка, ко мне! — иди сюда, хорошая собачка, кушай… В животе противно заныло от слова «кушай». Дима поднял заспанные глаза на источник голоса. Юля стояла в двух метрах от него, закутанная в длинный чёрный плащ, и кормила большую немецкую овчарку из ведра... кусками человеческих конечностей. Парень сглотнул — стало жутко. Юля обернулась к нему. — Ну, надо же их девать куда-то! Димочка! — Ласковые, настораживающе тёплые ноты в её голосе наводили на мысль о гипнозе… Девушка подошла к парню вплотную, легонько коснулась холодными пальцами его лица, не вздрагивая при этом, глаза смотрели спокойно и уверенно. Она была действительно ласковой и тёплой, как домашняя кошка, довольная и сытая. Взгляд заскользил по диминой шее, опускаясь к груди, ладонь с обилием перстней, на этот раз дорогих — серебряных с изумрудами и рубинами, огромными и холодными, судорожно сжимала пальцы, словно пытаясь оттянуть кожу на груди. Через футболку это чувствовалось как нежность. Но футболка явно мешала девушке, та яростно разорвала её, так как снять не представлялось возможным из-за наручников. Прохлада обожгла кожу, но ещё сильнее обжигали касания холодных пальцев. Прошла волна мурашек. — Цыпки, — улыбнулась Юля, и её туловище, выпутавшись из плаща, извивалось, ритмично прогибаясь в спине, скользя по обнажённому торсу. Глядя на парня сверху вниз, она наклонилась, язычок прошёлся по щеке снизу вверх, пальцы отодвинули со лба тёмные волосы. По-собственнически взяв в руки Димину голову, шептала ему прямо в рот: «Какой сладенький мальчик, хочется тебя скушать!» При слове «скушать» у парня заурчало в животе. — Маленький мой, да ты голоден? Эти злюки тебя не кормили совсем! Да? — поцеловала в прикрытый глаз. — Да, я очень голодный! — он резко поднял голову в надежде, что его покормят. — Ну, сладкий, не дёргайся так, а то голова закружится. Сейчас я тебя накормлю. Подожди немножко. Резко вскочила и скрылась в лабиринте коридоров. Холод вернулся сразу, запахло псиной. Фимкина морда оказалась прямо перед глазами, и пёс принялся добросовестно слизывать ещё свежие следы слюны своей хозяйки. — Фима, фу! — металлический голос. Пёс жалобно заскулил и исчез так же внезапно, как и появился. — Фимочка любит меня, сладкий, и тебя тоже полюбил… Но я же могу приревновать! Она вытерла с лица парня собачью слюну подолом плаща. — Я принесла тебе ням-ням, малыш, — присела рядом на колени. В руке она держала тарелку с фруктами. — Вот тебе ягодка, — крупная спелая клубника оказалась у Димы во рту, но пальцы свои девушка убирать не спешила. Когда он начал пережёвывать, она всё-таки вытащила их плавно, поглаживая губы парня. — Ну… сладкий. Так не пойдёт! Ты думаешь, я хочу, чтобы ты ел? Нет… я хочу, чтобы ты показал мне представление, чтобы ты обсасывал каждую ягодку и вместе с ней мои пальчики, ты же монстр соблазнения, — громкий раскатистый смех. Такой же, как тогда, на паре КСЕ. Парня передёрнуло от ужаса и ощущения дежавю. В ход тем временем пошли длинные зелёные виноградины, Юля дразня водила ими по Диминому лицу и шее, хихикала. Желудок, обрадовавшись пище, немного успокоился, и, когда резкая боль под рёбрами прошла, чувствительность переместилась в низ живота, теперь парень уже замечал не только пищу, но и оценил то, каким образом она преподносилась. Потом осознание непосредственной близости обнажённого женского тела, и… цепи наручников на завёдённых за спину руках. Холодные пальцы нащупали в штанах возбуждение. — Ооо! Сладкий! Ты меня хочешь! — Наконец последовал формальный и практически нормальный поцелуй. Он был человеческим, если не считать, что девушка втягивала себе в рот Димин язык до предела и больно его кусала, а потом со стонами наслаждения глотала кровь. Пальчики массировали виски парня, ласково, иногда забираясь в волосы и пуская мурашки. Юля отстранилась, с удовлетворением наблюдая масштаб возбуждения своего нового раба, бесцеремонно стянула с него штаны. Провела по члену ледяным пальцем, млея от счастья. Голос её в полную силу грянул внезапно. — Тузик, ко мне! — звеня цепями, из лабиринта коридоров появился старый знакомый, ползущий с выражением полной апатии на заспанном лице. — Тузик, взять! — и расхохоталась. Блондин взглянул на Диму виновато: «Извини, парень, но у меня нет выбора. Ничего личного…» Тузик лёг на пол, опершись на локти, и осторожно втянул губами возбуждённую гениталию. Дима пытался возмутиться, но вместо этого резко выдохнул. Сознание помутилось острым удовольствием. — Ты хороший мальчик, послушный, — Юля гладила Диму по щеке, задевая холодными перстнями. — Ю…ля-аа… он же… Девушка отпрянула, не то в негодовании, не то в возмущении. — Я тебе никакая не Юля, я тебе Госпожа. Если хочешь — Госпожа Юлия… но не… Он не слушал её. Кажется, Тузик, персона опытная в своём деле, знал, как доставить удовольствие. — Ты запомнил, раб?! В ответ только стоны. Тузик спокойно посасывал, Дима извивался как уж на сковородке, даром что руки были связаны. Глаза цвета зелёного чая заполыхали яростью. — Да как ты смеешь?! — вскочила на ноги, вздёрнув с собой за голову Диму. Тузик с облегчением улёгся на пол, как только фронт работ рванулся вверх и исчез из зоны видимости. — Ты! Я с тобой разговариваю! — бледное лицо исказилось яростью, в глаза было страшно смотреть. Ещё минуту назад они излучали ласковое тепло, а теперь извергали адское пламя. — Не стоит меня так обижать! Она отвернулась. Потом бросила презрительно. — Ты хотел есть, Римма тебя накормит… — жестом велела Тузику подняться. — Хороший пёсик, пошли со мной, я тебя приласкаю. Парень пожал плечами, глядя на Диму, и засеменил за Госпожой, которая даже не соизволила обернуться. — Пошли, я покажу тебе твою комнату. Дима поднял голову. Над ним склонилась девушка, на лице которой не было никаких эмоций. Большие глаза сверху наполовину скрывались густой чёлкой, сначала парень не сообразил, что именно было в девушке не так. Её волосы, тёмно-зелёного цвета, на свету похожие на бутылочное стекло… они закрывали лицо с трёх сторон — полностью лоб, брови и частично глаза, щёки были скрыты двумя хвостиками, обмотанными серыми лентами. Лицо казалось плотным, сосредоточенным, из под пухлой нижней губы в разные стороны грозно торчали шипы пирсинга, нос имел лёгкую горбатость, что делало лицо ещё чуть более грозным. В уши девушки были вставлены довольно массивные серёжки — колёса с восемью спицами. Сама действительно крепкого телосложения, одета была в чёрный костюм, состоящий из халата плотной ткани, по длине доходящего до колен, воротник которого полностью скрывал шею, и из не то брюк, не то лосин. Получалось, что у девушки открытой оставалась только некоторая часть лица и пальцы рук. Дима, кряхтя, поднялся с пола и пошёл за ней, наблюдая за третьим хвостиком, тоже обмотанным серой лентой и колыхающимся как маятник. Коридоры, по которым шли молодые люди, являли собой если не лабиринт минотавра, то, по крайней мере, мечту Сальвадора Дали. Психоделично торчащие из потолка подсвечники и совершенно не в тему развешанные по стенам драпировки из ярких тканей, шахматные доски, гирлянды сосисок, чучела животных. Дима едва успевал приседать, когда девушка спокойно констатировала: «Падай на пол, из-за угла сейчас вылетит аист… или крокодил, или жираф, или Ганимед Сергеевич…» — Это что было!? — парень пытался ухватить девушку за руку, но та шустро отпрыгивала, а в ответ на вопрос пожимала плечами и говорила: — Психоматрица Госпожи пока не совершенна, сюда просачиваются образы из снов. От неё веяло просто замогильным холодом, отрешённостью и ещё чем—то типа ментола и черешни. Диму раздражало сильное эхо своих шагов, а ещё то, что его спутница при ходьбе вообще не издавала ни звука, мягкие ботинки из замши или чего-то похожего ровно по ноге напоминали не то балетки, не то просто чёрные босые ноги. — Тебе сюда. Располагайся. О побеге можешь не думать, это совершенно напрасное напряжение для серого вещества. Дима даже не успел заметить, как Римма затолкала его в комнату и закрыла дверь с другой стороны.