Госпожа

Скрежет грифеля старинного кардиоаппарата по бумаге, запрещённые вещества отдыхали в сторонке, голубоватый приглушённый свет ламп. Опутанная проводами, на кушетке девочка лет шести. На лице Павлы волнение. Взрослые мужчины, остолопы, не могут справиться с тем, с чем справляется ребенок, хотя и ребенок иного толка. На данный момент исследования уже располагали сведениями, что способность создавать миры не только имеет всевозможные градации, но может и вообще не проявиться, если психика не предрасположена к недовольству социальными порядками или не ищет лёгких путей удовлетворения своих желаний. Но такие случаи редки, ибо маленьким детям в большинстве присущи и непонимание униженного положения некоторых взрослых, и бурная деятельность фантазии, и эгоизм. Хотя необходимая способность проявляется ярче ближе к подростковому возрасту, с детьми гораздо проще установить дружеские отношения, и, без всякого принуждения и заточения, просто попросить их сделать что-либо, что в их силах. Люсенька была натурой ещё не ожесточённой, несмотря на то, что родители её много пили и уделяли ей мало внимания. Её слишком часто можно было встретить гуляющей на улице, не выходила она только по личному разумению и только в зубодробительных холод. И сейчас Люсенька благополучно преодолела границы базовой реальности. Там, где она оказалась, ещё ничего не было, только белое пространство со всех сторон, которое представлялось ей как белый многомерный лист. То есть она могла бы сделать землю, если бы ей было необходимо стоять на чем-нибудь твёрдом, но понятие твёрдости её не привлекало, и она просто висела в этом небытие, где, мерцая, как киноплёнка с пропущенными кадрами, возникали образы из её мыслей. Они исчезали так же быстро, как появлялись, и для того, чтобы удержать их, о них необходимо было думать. Но когда Люсенька думала о голове котёнка или медвежонка, его ноги уже пропадали, а думать о нем целиком было сложно, потому что он терял детали и становился неопределённым. Но если думать о хорошо знакомом, а не об абстрактном, то удержать его было проще, путём вспоминания и собирания его образа, придавая ему текстуру, запах, размеры и характеристики, которые соотносимы друг с другом и гармоничны. В конце концов, мерцающие львы и деревья стали надоедать девочке, и она решила закончить эти выматывающие сознание упражнения. Словно выныривая с большой глубины, девочка открыла глаза и стала быстро и глубоко дышать. — Так увлеклась, что дышать забывала? — нервозно, но ласково проскрипел голос Павлы. — Паля, там трудно. Там ничего нет и всё нужно плидумать, чтобы было. А оно исчезает, когда начинаешь плидумывать ещё длугое, потому что одному быть скучно. — Такие же ребята, как ты, только постарше, умеют делать из этого почти такое же, как ты видишь. — Как боженька? — неосознанно теребя нательный крестик. — Нет. Боженька придумал то, чего никогда не было, а они могут только то, что есть. — Тётя пала, это тлудно быть боженькой, и тлудно так делать, так вот всё плидумать, потому что голова очень болит потом. Они, лебята, не боженьки, но они очень холошие гении, у них сильно лаботает голова, — вполне серьёзное заявление было подслащено детской улыбкой и игривым смешком. *** В этом помещении было хотя бы тепло… Дима сидел, привязанный к стулу, лицом к большой ванне, в которую Римма кидала розовые лепестки. Дверь тихонько отворилась, вошла Госпожа, ведя за собой Тузика на поводке. В вышеупомянутую ванну ему приказали залезть первым, следом, скинув лёгкий халат, в ароматную воду погрузилась Госпожа, а Римма встала позади неё и массировала спину. —Хорошо-то как… Мать-перемать, Римма… У тебя такие мягкие руки, — млея от удовольствия, доставляемого массажем, Юля сжимала пальцами растрёпанные волосы Тузика. — Ну, иди сюда… — её голос — парное молоко. Мыслей о неподчинении даже возникнуть не могло. Тузик послушно прильнул к ней, тонкие пальчики тут же побежали по его спине. Голова легла на плечо парня. Римма подала Госпоже кусочек полупрозрачного глицеринового мыла. — Лапочка, Тузяфэчка, — Юля наклонила голову в сторону и заурчала от удовольствия. — Как же я тебя обожаю! — подалась вперёд, выгибая спину, уже не в силах сдерживать свои порывы нежности, резко дёрнула Тузика за волосы, так, что тот запрокинул голову. — Уууууу… — Юля легонько царапала кадык парня. Хихикнула, выливая ему на голову ковш горячей ароматной воды. — Я сейчас разрыдаюсь от няшности, как водичка мило стекает по лицу моего пёсика, — коснувшись пальцем кончика его носа. Юля чуть высунула язык и потянулась к губам Тузика, но, видимо, передумав, остановилась в нескольких сантиметрах от цели. — Ммм… Лучше госпожа не будет целовать Тузика, а подождёт, пока тот очень ласково её об этом попросит. В глазах парня смирение смешивалось с удивлением, иногда даже проскальзывал страх. Юля долго смотрела на него с большим интересом и участием, до того момента, когда всё чувства исчезли с её лица, она резко подалась назад, разжав свои железные объятья, и облокотилась о бортик ванны. Сквозь прищур проскользнула искорка озорства, глаза цвета зелёного чая, словно оценивая, уставились на стоящую в стороне Римму. — Тузичек? Скажи, тебе нравится Римма? Оба раба замерли, Тузик залился краской, и если бы не его истощённая бледность, это даже могло стать заметным. — Молчи. Не отвечай. Знаешь, мне гораздо приятней смотреть как ласкают друг друга два хорошеньких мальчика, чем чувствовать себя бедным родственником на празднике жизни натуралов, но знаешь, мне уже наскучила твоя роль пристающего. Я хотела бы увидеть, как Рекс обсасывает твои медовые сосочки и гладит твою сахарную попку, — её глаза уставились прямо на Диму, полные раздражения. — Но наш дорогой гость, видимо, ещё не понял, какие тут у нас порядки, и ведёт себя как гордый идиот, так что сегодня ты можешь воспользоваться великодушием своей Госпожи и выбрать самостоятельно сценарий представления, в котором тебе предстоит учувствовать. Чего ты хочешь, раб? Тузик посмотрел на Римму, что сохраняла на лице всё то же каменное выражение, подавая парню из-за спины простой знак из одного пальца, означавший «Попробуй только, уёбище!». Сейчас можно взять этот запретный плод, который по своей воле никогда бы не дался в руки, но… стоила ли того вся его покорность, терпение и ожидание того дня, когда можно будет свершить свою сладкую месть и подать это блюдо абсолютно холодным, под слоем инея, своей бывшей госпоже… — Я хотел бы только одного — мою Госпожу, — розоватые глаза взглянули уверенно прямо в расширившийся правый зрачок госпожи. Та несколько мгновений даже не могла сдержать удивления. — Х—хорошо! Но только у меня два маленьких условия. — Всё, что угодно, моя госпожа. — Первое — ты помоешься как следует, и второе — мне должно быть приятно. Ты сможешь удивить меня, маленький? — Я приложу все усилия. — Ну, все-то не надо. Получай удовольствие. Юля выбралась из ванны и улеглась на бортик. — Римма, вымой его. Девушка вздохнула с облегчением и принялась намыливать Тузика.