Наследие яблони или аксиома о бабочках

В голове стоял густой туман. События последних мгновений смазались и совершенно забылись. С глухим стоном он постарался подняться на ноги, но снова рухнул, проскулив что-то невнятное. По правилам жизни все должно было отмереть уже давно. Но он как-то оказался жив. Сколько он был мертв? Год, два? Или намного больше? Не решившись снова подняться и пойти, он пополз. Туда. К ней. Пополз с хрипами и стонами, отхаркивая что-то непонятное. Оставляя за собой огромную линию какой-то гадости. И все это почему-то появилось только сейчас. Всю свою невидимую жизнь он проходил за ней, ухаживая и оберегая. А сейчас…он снова испытывает то, через что прошел когда-то очень давно. Стянулась алая пелена перед глазами. А он все ползет и ползет, как наивный ребенок, через мглу. Его сознание билось в страхе и истерике. Через несколько ползков ему удалось встать на четвереньки и почти получилось подняться полностью. Непослушное тело будто жило своей жизнью. Руки и ноги дрожали, а мышцы словно стали деревянными. — М…милпх… Аннф… Мари-и-и… — стонал он, задыхаясь и плача от мучительной боли. Он снова упал, оставляя на темных стенах окровавленные отпечатки вместе с черной жижой. Собравшись с силами, тело снова поднялось и пошло. Он вывалился в бесконечный на вид коридор, шатаясь, пополз, поковылял дальше. А в голове кричали: «Надо убраться отсюда! Вернуться в свет!» Мир качался, как корабль при шторме. То вытягивался, то налетал, сбивая с ног многострадальную фигурку. Но он идет, карабкается вниз по невидимым ступенькам. Падая. Ударяясь. Разбивая все в месиво. В мышцах — судороги. Телу то ли жарко, то ли холодно. Но он идет. Ползет. Несмотря на слабость и непослушные ноги. Не устояв вновь, он упал, пища, как маленький птенец в гнездышке. И пополз, как огромный, но тощий слизень, оставляя за собой слизь вперемешку с кровью. — Иди ко мне… — мягко говорит голосок. То ли настоящий, то ли выдуманный. — Анн… — смог только произнести он, как тут же харкнул в сторону, кашляя. Пелена лишает его связи с пустым миром. А ощущения, что он жив, сводит с ума, и из его кровавых губ течет вязкая слюна. Как же это страшно понять, что вот ты только что был призраком, шатался за тем, кто дорог тебе, а потом раз! И у тебя вновь тело. Настоящее тело! Живое! Непрозрачное! Алая пелена начала пульсировать, словно подсказывая, что он почти добрался. И вот он снова встает и хромает куда-то, держась за стены, оглядываясь. В глазах поплыло и размыло реальность. Врезавшись в стенку, он заставлял себя подняться и побежать на всех порах на зов этого маленького огонька с голосом любимого и родного человека. Вдруг стена разошлась в разные стороны, и тело с грохотом провалилось в тесную, невидимую комнатушку… Лифт… Он начал подниматься, барахтаться, хватаясь за поручень одной рукой, пачкая зеркало и пол. Огоньки глаз посмотрели в отражение. Он попытался попятиться и выползти обратно, но двери уже закрылись, и кабинка тронулась вниз. Вопль. Переходящий истошный вой. С нотками чьего-то имени. Такого ласкового и нежного. Мелодичный сигнал сообщил, что лифт уже доехал, и дверцы открылись. Он вывалился из него, рыдая и сжимая голову. Ребра запульсировали со страшной силой. И вот он уже вновь хромает дальше, держась ладонью за грудину, тяжело дыша с хрипом. Ребра пульсируют новыми оттенками боли. Алая пелена начинала чернеть. А потом несколько вспышек. — Иди ко мне… — снова сказал ласковый голос. Повышенный метаболизм терзал его. По счастью фигура наткнулась на что-то носом, начиная лизать, а потом впиваясь в это нечто зубами, яростно рыча. Пелена стала проясняться, а к мышцам вернулось немного силы. Уже почти не заваливаясь, он потопал к свету. К небольшому отверстию в стене. Он побежал. Конечно, не так быстро, как раньше, но ускорился он значительно. Свалившись от передозировки адреналина в организме, к горлу подступил ком. Он сморщился, сжав живот двумя руками, начиная снова плакать. Ноги отказывали, но он смог доползти до желанной трещины и просунул в нее руку, расширяя для себя проход. Выругавшись, он выполз. И тело уже лежало на светлом полу. Его окружали такие же белые стены. И картинка начала проявляться, создавая голограмму того места, где ему будет хорошо, пока не придет она. Он тихонько засмеялся, лежа на кровати, держась за ребра. Тело его вновь стало заживать, а по жилам потекла теплая кровь. Как же ему теперь было хорошо… Оставалось только одно, чтобы стало еще лучше…ее присутствие… — Милая… Анне-Мари…