***
Попрощавшись с женой, Яков Штольман отправился на набережную Мойки, куда несколько лет назад переехала Императорская Охранка. Господину генералу тут же доложили о прибытии действительного статского советника. - Яков Платонович, очень рад, что вы смогли посетить меня прямо с утра, - радушно встретил его господин Варфоломеев, поднимаясь из-за стола. – Чайку? - Спасибо, я только из дома. - Понимаю, завтрак, приготовленный вашей чудесной Настасьей, несомненно, так же прекрасен, как и обеды ее и ужины. Тогда кофе? - Кофе? От кофе я не откажусь. - Присаживайтесь. Думаю, разговор у нас выйдет не самым коротким, - жестом пригласил Петр Александрович, после чего велел вызванному секретарю подать кофе. - Что-то случилось, Петр Александрович? - Не то, чтобы случилось. Но все же. Что ж, начну с главного. Вы прекрасно знаете, сколько мне лет. И так я достаточно много уже послужил на своем месте. Мне посчастливилось дослужиться до высокого чина, продержаться на этом месте гораздо дольше моего предшественника. Но все рано или поздно заканчивается. И срок моей службы подходит к концу. - Вас отправляют в отставку? – понимающе кивнул Штольман. - Теперь это называется проводить на заслуженный отдых. Я не жалуюсь. Но у меня есть обязательства, которые я сам на себя возложил. И есть вопросы, на которые я обязан дать ответы. И вам в том числе. Итак, Яков Платонович, я начну с некоторых пояснений. После чего вы сможете задать мне свои вопросы. Уверен, они у вас есть, - спокойным голосом произнес Варфоломеев, серьезно глядя на Якова. Тот лишь кивнул, подтверждая слова генерала. - Через три месяца я покину свой пост. Кажется, мне даже орден еще один дадут. За заслуги перед Отечеством. На мое место придет человек новый. Кто именно я пока не знаю, но полагаю, что это будет явно не тот, кто является вашим, Яков Платонович, поклонником. Поэтому вам бы тоже не следовало оставаться на том месте, где вы служите последние шестнадцать лет. Вас, конечно, в отставку не отправят, но и работать в столице не дадут. Я как мог прикрывал ваше присутствие. Вы всегда были моим личным агентом, уж простите, что сообщаю сейчас, а не тогда, в 1890 году. Вы должны понимать, что все, что произошло в Затонске зимой 1889 года было прощено вам только лишь потому, что вы выполнили то задание, которое было вам поручено. Более того, я сделал все возможное для того, чтобы вы и в столице остались, и звания вам присваивались по достоинству. Словом, когда-то я чуть не пожертвовал вами, а следующие годы я искупал это. Признаюсь, мне это доставляло радость. За те годы, что мы с вами знакомы, вы стали мне практически сыном. И я, и жена моя – мы оба действительно очень любим вашу семью, ваших детей, наших крестников. Это правда. Дружба, что завязалась несколько неожиданно, поддерживает меня многие годы. Я считаю вас своей родней. А я никогда и никому не позволял никому делать что-то дурное моим родным. Или моим близким друзьям. Я не хочу, чтобы ваша служба была окончена где-нибудь на задворках Империи, куда вас могут сослать. Поэтому я придумал план. И предлагаю вам на выбор два варианта. Первый – вы с семьей едете в Затонск. Там освобождается место полицмейстера. Вы и так знаете, что господин Трегубов совсем скоро выйдет на пенсию. Я могу устроить так, что новым полицмейстером назначат вас. И вы сможете спокойно работать до тех пор, пока не выйдете на пенсию. Вариант второй. Его, признаться, я продумывал гораздо дольше. Итак. Учитывая складывающуюся политическую ситуацию, в скором времени нам могут понадобиться надежные люди за пределами Отечества. Сейчас много сил тратится на усиление наших посольств по Европе. Но спокойно не везде. Я бы предпочел, чтобы, если вы согласитесь, вы уехали в какую-то нейтральную страну. Страну, где будет возможность работать продуктивно, но спокойно, если можно так сказать. Политическая ситуация не только в нашей стране, но и в Европе сейчас не самая простая. Не берусь утверждать, но думаю, что дальше нас всех могут ждать большие перемены. А потому государству будут нужны надежные люди. Не все сейчас это понимают. Но придет время, поймут и те, кто сейчас витает в облаках. Яков Платонович, вы прекрасно видите, что происходит. Никто не знает, не возникнет ли каких неприятных неожиданностей. Поэтому вполне вероятно, что перед многими встанет выбор: служить Отечеству там, или умирать за это Отечество здесь. Мне страшно подумать, что будет, если вы или ваша семья попадет в ту мясорубку, что может начаться при дальнейших волнениях. Рабочие недовольны. Пока их сдерживают. Но если найдется грамотный предводитель, что поведет их за собой, может произойти все, что угодно. - Вы думаете, что в стране возможна революция? - Я не исключаю такой возможности. Но если этого не произойдет, ничего не изменится для вас. Поэтому я бы очень настоятельно рекомендовал вам подумать над моим предложением. Признаться, страну я вам тоже уже присмотрел. Но о ней расскажу только в том случае, если вы согласитесь. Вы подумайте, не спешите. - Я подумаю. - Благодарю. Полагаю, у вас есть масса вопросов ко мне. Задавайте. - Да, вопросы накопились. Но прежде позвольте попросить вас о нескольких вещах. - Конечно. - Прежде всего, мы с Анной хотим пригласить вас с Екатериной Александровной вечером в пятницу к нам на ужин в честь моего пятьдесят пятого дня рождения. Я не очень хотел отмечать, но Аня настояла. Соберутся только самые близкие. А вы правы в том, что вы с супругой уже много лет нам родные люди. Наши дети очень любят вас. Признаться, нам с Анной вы тоже давно не только друзья. У меня с годами выработалась интересная потребность. Мне время от времени очень хочется собрать в нашем доме всех наших родных и близких. Виктор Иванович с Марией Тимофеевной, вы с Екатериной Александровной, Петр Иванович, Коробейниковы, Трегубовы, Александр Францевич. Все давно стали родными. Жаль, Давид Абрамович уже не сможет прийти. Восемь лет прошло, а я никак не свыкнусь с тем, что старый друг моего деда умер. - Сколько ему было? Лет девяносто? - Больше, гораздо больше. Итак, одну просьбу я высказал. - Мы непременно будем. Отвечу и за себя и за супругу. С радостью, Яков Платонович. - Очень рад. И вот, это Анна очень просила передать вашей супруге, - Штольман вынул конверт из внутреннего кармана и протянул его генералу. - Ах, как же я забыл. Катя же передала и Анне Викторовне небольшой пакет. Минутку, - Петр Александрович спешно вышел из-за стола и достал пухлый пакет из внутреннего кармана пальто, висевшего на вешалке. – Никак не пойму, почему они не вызывают посыльного? - Я утром тоже это у Анны спросил. - И что она ответила? - Если кратко, это они нам так доверие оказывают. Ибо больше никому эти послания доверить не могут. - Надо же. Приятно. Вот старик я уже, а ведь приятно, - усмехнулся Варфоломеев. - Петр Александрович, вы обещали ответить на несколько моих вопросов. Пожалуй, я готов их задать. - Я вас слушаю, - вернувшись за стол, генерал вновь посерьезнел. - Элис Лоуренс. Что с ней стало после того, как вы забрали ее из Затонска? И кто она такая на самом деле? - Вы ведь и сами о многом догадываетесь. - Мои догадки – это всего лишь догадки. Но я хочу знать правду. - И все же. Очень хотелось бы услышать и вашу версию. Хотя бы кратко. - Что же, извольте. Девушка, что жила у князя в доме – это не Элис Лоуренс. Не знаю, что произошло с настоящей дочерью полковника Лоуренса, но вряд ли она жива. Думаю, что она же причастна к смерти князя Разумовского. Это не Лассаль. И это не я. И не Нина уж точно. - Вы правы. Вы совершенно правы, Яков Платонович.***
Сев поудобнее, генерал Варфоломеев начал свой рассказ. - Госпожа Курочкина действительно держала в той каморке дочь полковника Лоуренса – Элис. Девочка не смогла вынести того нечеловеческого обращения, что долгие годы терпела от своей мучительницы, и действительно сошла с ума. Вот только сбежала она не сама. Дело в том, что когда-то я сам занимался делом о шпионаже, в котором одной из ключевых фигур выступал полковник. Я знал, что у него есть дочь. Знал, что после гибели Лоуренса, девочка пропала. Были у меня определенные подозрения, но подтвердить я их не мог. Курочкина сама выдала себя. Она вышла на связь с Разумовским. Именно из-за ее неосторожного письма князь той зимой приехал в Затонск. Я не могу с достоверностью утверждать, что в том послании было, но уверен, что эта женщина пыталась шантажировать Разумовского. У меня был свой человек, имевший время от времени доступ в дом к Курочкиной. Он-то и доложил мне, что в каморке в подвале она содержит умалишенную девушку лет пятнадцати. И тогда у меня созрел план. Курочкина мешала. Ее нужно было нейтрализовать, дневник забрать, девушку освободить. Но при этом еще и сделать все для того, чтобы поблизости от Разумовского оказался свой человек. Несколько месяцев ушло на то, чтобы подготовить мнимую Элис к той операции, что я придумал. Мои люди нашли более-менее подходящую по годам и внешности девушку, подготовили ее, ведь ей необходимо было сыграть роль сумасшедшей. Когда все было готово, девушка была отправлена в Затонск. Конечно, тайно. Я успел вовремя. Курочкина отправила очередное послание князю, после которого тот спешно приехал в маленький провинциальный городок, ставший средоточием чуть ли не мирового зла. Но я ошибся. Я жестоко ошибся. Вы знаете, Яков Платонович, за свою жизнь я ошибался всего несколько раз в отношении того, что касается моей работы. Две ошибки чуть было не стали роковыми. Первая – это то, что я чуть было не пожертвовал вами, вашей жизнью и судьбой Анны Викторовны, которая без вас вряд ли осталась бы прежней, если бы вообще осталась жива. И второй – это как раз тот случай, когда я недостаточно проверил девушку, которой было суждено сыграть роль Элис Лоуренс. Имя ее я вам называть не стану, вы уж простите. И потом, это уже и не важно. Для удобства назовем ее Олей, хорошо? Так вот, Ольга должна была проникнуть в дом Курочкиной, обездвижить ее, освободить настоящую Элис, найти дневник и передать девушку и пакет с дневником моему человеку, ожидавшему ее неподалеку от города. На следующее утро она уже заняла бы место Элис. Курочкину нашли бы, вызвали доктора. А там дело за малым. Ее просто под любым предлогом перевезли бы в больницу в Петербург. Тут мы ее должны были подлечить, после чего она наверняка очень охотно дала показания против Разумовского. С ее показаниями и дневником полковника нам бы не составило большого труда привлечь к ответу не только Разумовского, но и некоторых других высокопоставленных лиц. В том числе небезызвестного вам Кромвеля. И тогда жертв было бы гораздо меньше. Но все пошло совсем не так. Причину этого я смог узнать далеко не сразу. Забегая вперед скажу, что эта наша Ольга была не такой уж случайной фигуранткой нашего плана, каковой казалась изначально. Лишь только тогда, когда я забрал ее в столицу после вашего исчезновения в конце 1889 года, я смог добиться от нее признания. Она была дочерью двоюродной сестры господина Шляхтского Семена Никифоровича, также известного под именем Кромвель. Вот так все просто. А потому и действовала она не по моим указаниям, а по указаниям именно его. Но девушка оказалась непроста. Она решила сыграть свою партию, обвести вокруг пальца и меня, и своего двоюродного дядюшку. Ольга пыталась найти дневник у Курочкиной. Но она просчиталась и выпустила настоящую Элис из ее темницы раньше времени. Пока Ольга осторожно искала нужные бумаги, умалишенная девушка начала громить все вокруг, чем вызвала дополнительный шум в доме. Курочкина, что лежала в это время без сознания, застонала. Ольга схватила первое, что попалось под руку – кирпич, принесенный ею же до этого из подвала, которым она уже разочек успела приложить неудавшуюся шантажистку по голове, и повторила свой удар, оказавшийся смертельным. После чего она уже не задумывалась ни о каких последствиях. Не найдя дневника, она как могла вывела из дома Элис Лоуренс и силком отвела ее в лесочек, где передала моему человеку. Сама же в дом Курочкиной возвращаться не стала. На следующее утро ее нашли горожане и передали в больницу для душевнобольных. Она успешно начала играть роль сумасшедшей Элис. Не знала Ольга, что пока она освобождала в подвале настоящую дочь полковника, в дом вошла Анна Викторовна, нашла живую еще Курочкину и дневник, который после передала вам. О том, что было дальше вы знаете и без меня. Мнимая Элис очень скоро оказалась в доме князя. Вошла в доверие к Анне Викторовне и доктору Милцу. Даже чуть было не свела все ниточки, ведущие к английским шпионам, что тянулись к ней, как это оказалось, к многострадальному Александру Францевичу. Собственно и князя-то убила она. Он просто начал очень ей мешать. Мешать исполнить ее собственный план, который был так прост и незамысловат. Ей всего-то нужны были его деньги и парочка нужных документов из той самой синей папки, что вы передали на хранение своей будущей тогда еще супруге. Да, не удивляйтесь, я это подозревал. Правда, мысль эта закралась мне гораздо позже. Уже когда вы вернулись в страну. Но это и не важно. И даже хорошо, что документы были у Анны Викторовны. Ведь Ольга искала их на вашей квартире. Откуда она о ней узнала, я сказать не могу. Просто не знаю. Но думаю, что ее природная хитрость и гибкий ум сыграли в этом немалую роль. Или она просто проследила за вашими филерами. Ведь они наверняка приходили на ту квартиру в то время, когда лже-Элис бродила уже по Затонску без опеки доктора Милца, Анны Викторовны или еще кого-либо. Штольман кивнул в ответ на последнюю фразу Петра Александровича, подтверждая его догадку. Варфоломеев продолжил. - Настоящая Элис Лоуренс после такого неподходящего похода в лес заболела и умерла спустя неделю. Пневмония. Ольга не дала ей даже шаль, чтобы девушка, чей организм и так был ослаблен тем образом жизни, что она была вынуждена вести, могла бы хоть немного укрыться от мороза. К сожалению, от нее не удалось ничего узнать. Она пролежала неделю в беспамятстве, после чего тихо умерла. - В это время Анна уже видела ее дух. Она говорила мне тогда, что, должно быть, видит девочку потому, что та не в себе. - В чем-то ваша супруга была права. Что касается князя, то он ей просто начал мешать. Ей нужны были деньги и бумаги. И она решила заполучить их любой ценой. Потому и применила испытанный однажды способ, а именно ударила камушком по голове дражайшего господина Разумовского. - А записка? Ведь я не получил записки от него о времени окончания нашей дуэли. - Так он ее и не собирался отправлять. Велел лакею передать, а тот решил, что сможет это сделать утром. Вот и все. Счастливый случай, что вас там не было, Яков Платонович. Иначе убийство князя приписали бы на вашу совесть. - Его и так пытались списать на меня. - Уваков? Бросьте, я-то всегда знал, что вы тут ни при чем. Ничего бы не было. А вот если бы вы в тот момент оказались поблизости, никто не скажет наверняка, не последовали бы вы вслед за князем. Лже-Элис оказалась девушкой весьма отчаянной. Могла и вас по темечку тем же камушком приложить. Или же вас увидели слуги, на свидетельстве которых было бы построено обвинение. А в этом случае мне было бы гораздо сложнее помочь вам. Вот и все, пожалуй. - Что с ней стало? - Яков Платонович, зачем вам это? - Вы обещали ответить. И еще. Как так вышло, что смерть князя не повлекла более никаких последствий? - Смерть Разумовского по всем официальным документам проходит как несчастный случай. Вышел человек рано утром прогуляться, поупражняться в стрельбе на любимых пистолетах. А ведь зима, холодно, гололедица. И вот такая неприятность приключилась – поскользнулся он, представляете? И упал так неаккуратно. Как раз головой на лежащий рядом булыжник. И смерть его была быстра и тиха, как сказали бы поэты. Несчастный случай. А Ольга была очень тихо, без лишний огласки, осуждена за кражу, что произошла в одном из домов Петербурга как раз в то время. Приговорили ее к каторге. Пять лет дали. Но вы же понимаете, пройти по этапу зимой девушке не так и легко. Там половина осужденных до Иркутска не доживает. Она оказалась в той самой половине. Кстати, умерла на самом деле от банальной пневмонии. Вот так бумерангом жизнь ей вернула долг, что возник в ее судьбе в тот день, когда от пневмонии умерла настоящая дочь полковника Лоуренса. - Про Себастьяна Фурье рассказать не хотите? – невесело усмехнулся Яков Платонович. - Да вы, как я погляжу, и сами про него все знаете. Ну, или основное. Да, наш пресловутый убийца Жан Лассаль был моим человеко. Тем самым, что сверхсекретно работал в Затонске. Вы его видели? - Видел. В Париже. Уже без малого семнадцать лет прошло с тех пор. - Знаете, а ведь он мне недавно написал. Я удивился. Не думал, что господин Фурье еще когда-нибудь даст о себе знать. Он живет где-то под Парижем и нянчится уже с правнуками. Я даже рад за него. Странная судьба у человека. Думаю, он сполна за все уже заплатил. - Я знаю, что когда-то он не стал выполнять приказа Нежинской убить Анну. Я благодарен ему за это. Но я знаю и причину. Я не могу сказать, что испытываю к нему теплые чувства. Но и ненависти уже давно нет. - Я не знал, что Нина Аркадьевна приказывала убить Анну Викторовну. - Никто не знал. - А вы не хотите спросить про бывшую фрейлину? Раз уж у нас с вами такое утро вопросов и ответов образовалось. - Нет, Петр Александрович. Мне это неинтересно. Мой интерес к этой особе пропал очень давно. И я не имею ни малейшего желания что-либо знать о ней. - Тогда у меня все. Я рассказал вам все. Может и не очень подробно, но это лучше, чем та тишина касательно данного вопроса, что была меж нами все эти годы. Я надеюсь, вы не перестанете считать меня другом? - Нет, Петр Александрович. То все дела давно минувших дней. Если и были меж нами какие-либо разногласия и недомолвки, я их простил и забыл еще в тот день, когда мы с женой приняли решение позвать вас в крестные нашему сыну. - Благодарю вас, Яков Платонович. - Итак, в субботу вы с Анной ждем вас с супругой к нам. Я посоветуюсь с женой и непременно дам вам ответ касательно того предложения, что вы мне высказали в самом начале беседы. - Буду ждать вашего решения с нетерпением. Всего хорошего, Яков Платонович, - Варфоломеев пожал руку действительному статскому советнику, и тот покинул кабинет. Мужчине было над чем поразмыслить.***
Вечером Штольман за ужином вкратце рассказал обо всем, что узнал от генерала, Анне. Женщина слушала внимательно, а после глубоко задумалась. - Что ты думаешь обо всем этом, Аня? И нужно принимать решение. Ты бы хотела вернуться в Затонск? Насовсем? – по окончании рассказа спросил ее Яков. - Нет, Яша. Я думаю, будет лучше, если ты примешь предложение Петра Александровича, и мы все вместе уедем за границу, - после нескольких минут размышлений, во время которых Анна Викторовна вспомнила встречу с отцом Григорием прошлым летом, и все сказанные им слова, ответила она. - Ты уверена? – удивился мужчина. Он не горел желанием переезжать в Затонск, но не был уверен, что жена согласится покинуть Родину, возможно, навсегда. - Совершенно уверена. Как знать, может со временем мы и родных наших убедим переехать к нам. Так будет лучше. Ты и сам это прекрасно понимаешь. - Да. И я думаю, что там я действительно смогу еще быть полезен своему Отечеству. Долг мой – служить Отечеству. И ведь Варфоломеев прав. Я служу не столько Императору, сколько именно стране. Вот ей я и хочу служить, пока сил на то хватит. - Тогда в субботу ты можешь спокойно дать ответ генералу. Думаю, он обрадуется. Кстати, у меня есть для тебя небольшой сюрприз. Но я рассажу о нем тебе только после того, как ты дашь ответ Варфоломееву, - при этих словах глаза женщины загорелись радостным огнем. - Хорошо, родная моя. Вот сколько лет уже прошло, а ты для меня все такая же, какой была в далеком 1888 году, когда чуть не сбила меня на своем велосипеде. Я постарел за эти годы, Анечка. Но рядом с тобой мне всегда будет не больше сорока, - с любовью глядя в глаза жены, ласково проговорил Штольман. - Поверь мне, ты ничуть не постарел. И выглядишь ты практически также, как восемнадцать лет назад. Только чуть поседел. И все, - Анна поднялась из-за стола и, подойдя к мужу со спины, ласково обняла его за плечи, окружив кольцом своих рук и прижавшись щекой к поседевшим кудрям его. Яков положил ладонь на замочек, что образовали нежные ручки жены, и, чуть притянув их ближе к лицу, любовно поцеловал ее запястья.***
В пятницу 26 января 1906 года в просторной квартире на Невском собрались самые близкие друзья и родственники семьи Штольман. Приехали из Затонска Виктор и Мария Мироновы, из очередной поездки куда-то в Европу вернулся Петр Иванович. Приехали семейства Коробейниковых и Трегубовых в полном составе. С радостью в Петербург прибыл и Александр Францевич. Наконец, в дверной звоночек позвонили и чета Варфоломеевых. Все собравшиеся с радостью и удовольствием поздравляли хозяина дома и главу семейства Штольман с пятьдесят пятым днем рождения. Дети именинника подготовили особенный подарок отцу: при содействии Андрея Коробейникова Петей и Соней была разыграна небольшая сценка, рассказывающая о том, как восемнадцать лет назад познакомились их родители. Примечательным было то, что Софья, так похожая внешне на отца, играла именно его роль, а Петя, похожий на матушку, роль молоденькой Анны Викторовны. Андрей Коробейников изображал Антона Андреевича. - Папа, тебе понравилось? – радостно подбежала любимица отца к Штольману и повисла у него на шее. - Очень, девочка моя! Особенно тот момент, когда я в твоем исполнении стоя на одном колене делал предложение Анне спустя десять минут после того, как она, так мастерски сыгранная Петей, чуть было не пришибла меня какой-то дубинкой. Вообще-то там был велосипед. Да и с предложением я тянул еще пару лет, - смеясь ответил Яков, чуть приподнимая любимую дочь над землей и кружа на одном месте. - Откуда вы взяли такую забавную историю нашего знакомства? – смеясь обняла сына Анна. - Нам дедушка Петя рассказывал, - честно признался мальчик, смущенно принимая ласки матери. Петр Штольман очень стеснялся подобных проявлений чувств на публике. А тут был и его крестный, чей авторитет был на третьем месте для него после родителей и обоих дедушек. Когда всеобщее веселье было перенесено за праздничный стол, и все собравшиеся расселись по своим местам, в столовой загалдела такая многоголосица, что Щтольман лишь диву давался, что сейчас получает истинное удовольствие не только от созерцания всего этого, но и от участия в общем разговоре. Софьюшка спешила что-то поведать своим крестным об успехах в учебе, параллельно выясняя у обожаемого ею Александра Францевича об особенностях проведения вскрытия тел, найденных утопшими. Петруша азартно спорил с Петром Александровичем, позабыв о недавней робости, на предмет особенностей построения русских войск во время Отечественной войны 1812 года. Мальчик очень интересовался историей. Мироновы-старшие что-то активно обсуждали с четой Трегубовых, а Анна Викторовна беседовала на английском с Андрюшей Коробейниковым. Мальчик всерьез занимался языком и всегда был рад поупражняться в речи с тетушкой Анной, как он ласково называл жену своего крестного. Сами же Коробейниковы с улыбкой слушали то, как их сын изъясняется на хорошем английском. После праздничного стола все снова переместились в гостиную, куда Настасья подала кофе и коньяк. При выходе из столовой Яков чуть задержал Варфоломеева, вполголоса сообщив ему о решении принять предложение уехать на службу за границу. Петр Александрович искренне обрадовался этому решению. - Дамы и господа, а вы слышали, что все большая шумиха поднимается вокруг «святого старца» Григория Распутина? – неожиданно спросил Петр Иванович Миронов, осушив которую уже рюмку коньяку. - Ой, Петр, перестань. Пусть говорят, - поморщился брат его. - А мне интересно как он выглядит. Кто-нибудь его видел? – спросила Полина Коробейникова. - Да в газете сегодняшней портрет его есть, - Петр Миронов выудил откуда-то последний выпуск газеты и протянул его супруге Антона Андреевича. - Ой, а он точно обладает мистическими способностями? Странный он какой-то, - Полина Николаевна, взглянув на изображенный там портрет, протянула газету Анне Викторовне. Лишь только взглянув на напечатанное там фото, госпожа Штольман тут же узнала того самого отца Григория, что беседовал с нею в июне прошлого года. - Обладает, Полина Николаевна, я вам могу это совершенно точно сказать. И немалыми, - задумчиво произнесла она.***
Гости засиделись допоздна. Все Мироновы и доктор Милц оставались еще на неделю в Петербурге, а потому гостевые спальни в квартире на Невском очень быстро обрели своих хозяев. Петр Иванович уехал к себе, предложив имеющуюся у него гостевую комнату Трегубовым. Полицмейстер с супругой планировали вернуться в Затонск через пару дней. Семейство Коробейниковых хотели отправиться в гостиницу, но Яков Платонович настоял на том, что имеющихся у них в доме комнат хватит и на семью его друга, если только Петя не будет против разделить свою комнату с Андрюшей. Мальчики дружили с самого детства, а потому никаких сложностей не возникло. Глубоко за полночь в доме Штольманов воцарилась тишина. Пройдя в спальню, куда несколькими минутами раньше уже ушла Анна, Яков тихо подошел к стоящей в задумчивости у комода жене и обнял ее за талию, опустив голову к ее шее. - Анечка, ты устала сегодня? Спасибо тебе, родная, за такой чудесный праздник. - Яша, у меня же есть для тебя сюрприз. Признаться, я немного и сама не ожидала. Но я очень надеюсь, что ты обрадуешься, - чуть запинаясь и смущаясь произнесла Анна, поворачиваясь лицом к мужу. - Родная моя, я не знаю, что такого должно произойти, чтобы ты так волновалась. Рассказывай про свой сюрприз, - ободряюще улыбнулся Штольман, обнимая жену. - Яша, дело в том, что … Я не знаю как сказать. Понимаешь, я не была уверена. Ведь уже столько времени прошло, и ничего. Уже и Соня выросла почти и Петя совсем скоро юношей станет, - сбивчиво начала Анна. - Аня, что такое? Ты сейчас пугаешь меня. - Яша, у нас еще ребеночек будет. Я думала, что уже больше не получится. И поэтому долго сомневалась. И вот сегодня точно узнала. Яша, у нас с тобой скоро родится еще один малыш. Еще один маленький Штольман. И он родится уже не здесь, а там, куда мы все переедем, - краснея договорила Анна. Несколько мгновений Якову понадобилось на то, чтобы осознать тот факт, что в пятьдесят пять лет от роду он снова станет отцом. Когда же осознание окончательно пришло к нему, на лице его отразилась такая гамма чувств, что человек незнающий испугался бы за душевное состояние его. - Аня! Анечка моя! Родная моя, любимая, драгоценная! – горячо заговорил Яков, покрывая лицо, шею и руки жены поцелуями. Спустя еще мгновение мужчина опустился на колени перед женой и прижался лбом к животу ее, пока еще ничем не выдававшему интересного положения. - Яша, ты что? - Аня, родная моя. Такой подарок. И когда? Когда я думал, что скоро стану совсем уже стариком. Я и не надеялся уже. Я радовался, что судьба подарила нам двоих чудесных детей. Но то, что Господь Бог и ты одарите меня таким счастьем! Я даже и не думал, я не мечтал. Любимая моя, за какие заслуги мне такое благословение? Такая награда? – Штольман поднялся на ноги и нежно обнял жену. - Я люблю тебя, Яша. Всем сердце. Всей душой. Без тебя не было бы и меня. А с тобой я расцветаю с каждым днем, с каждым годом. И свидетельство тому наши дети. Яков бережно подвел жену к кровати и уложил ее, сам не раздеваясь лег рядом и ласково прижал ее к себе. Ни он, ни она не могли бы сказать, сколько времени они провели вот так – лежа на супружеской кровати в вечерних нарядах просто обнимая друг друга и нашептывая слова любви и нежности. Но для обоих время остановилось. Не было ничего и никого. Только они двое, их всеобъемлющая любовь и нежность. И маленький человечек, что совсем недавно зародился в утробе женщины от слияния двух любящих друг друга людей, двух половинок, как подтверждение не только их любви, но и небесного благословения их союза.