***
Ясным июньским утром, когда дружное семейство действительного статского советника завтракало на открытой террасе, как нельзя лучше подходящей для этого, исполнительная Элен принесла письмо главе семейства. - О, это от Виктора Ивановича, милые мои, - произнес Яков, взглянув на обратный адрес и вскрыл конверт. - Что пишет наш старый затонский адвокат? Этот приверженец своего дела? – шутливым тоном спросил Петр Иванович, делая глоток ароматного кофе. - В скором времени Мироновы-старшие приедут к нам. Тесть полагает, что через две недели они уже будут у нас. Письмо датировано прошлой субботой. Сегодня у нас что? Среда? Значит, осталось совсем немного, - улыбнулся Штольман. Никогда бы он не мог подумать, что будет рад собрать под своей крышей все семейство жены. - Как все Мироновы? И Олимпиада? – притворно охнул продолжающий веселиться дядюшка Анны. - Конечно же нет. Только Виктор Иванович и Мария Тимофеевна. - Ну, слава Богу! Когда они приезжают? К середине месяца? - Ближе к двадцатому числу, я полагаю. - Отлично. Тогда в начале июля я со спокойной душой смогу на месяцок отбыть в Париж. Мне там кое-какие дела уладить нужно. - Дядя, может ты нам наконец расскажешь, что за секретные дела у тебя в столице Франции? – спросила Анна Викторовна. - Да, дедушка, расскажи. Вот сколько я тебя помню, ты всегда туда ездишь, но никогда нам не рассказывал зачем именно, - поддержала мать Софьюшка. - Ох, знаете вы как меня уговорить, - ни для кого не было секретом то, что старшую внучку Петр Миронов любил чуть ли не больше своей племянницы. А потому поддался на уговоры двух самых любимых «своих озорниц», как он их часто называл и, чуть помолчав, ответил: - У меня во Франции есть небольшой заработок. Я время от времени делаю переводы книг, рукописей для одного небольшого издательства и сам печатаюсь там под псевдонимом. - Что? Ты пишешь книги? – удивленно спросила племянница. - Скорее очерки. На тему спиритизма, духов и прочего. Я, Аннет, неплохой теоретик. Хоть практик, по сути, из меня и не получился. Так вот. Во Франции сейчас это все еще пользуется определенным спросом. К тому же есть у меня там небольшая квартирка на Монмартре. - Вот в это я поверю сразу, дорогой мой. Зная вашу натуру, я бы удивился, если бы вы останавливались в Париже на любой другой улице, - улыбнулся в усы доктор Милц. - Да, я человек эпатажный и творческий, - прикрыв глаза, Петр Иванович постарался изобразить «эпатажного писателя», чем вызвал дружный приступ смеха у Анны, Софи и Петруши-младшего. - Но я решил, что в мои годы уже неплохо было бы где-то осесть на постоянной основе. И, учитывая все последние события, подумал, что вы не прогоните старого бонвивана из своего теплого, гостеприимного дома, крестник. Не правда ли? - Вы же знаете, Петр Иванович, что мы с Анной и детьми будем только рады, если вся семья соберется под кровом нашего дома, - чуть улыбнувшись, серьезно ответил Штольман. - Вот и прекрасно. Я, конечно, время от времени буду ездить в Париж. Но жить там подолгу уже вряд ли стану. А потому я решил избавиться от жилья там. Тем более, что последние пять лет я сдаю свою квартирку одному молодому и надо заметить весьма талантливому художнику. В последнее время картины его пользуются спросом. Время от времени он спрашивает, не продам ли я ему этот милый уголок уединения, как он прозвал мою холостяцкую берлогу. И вот я дал ему свое согласие. Так что я еду закончить там дела по продаже квартиры. Раз уж у нас зашел этот разговор, хочу вам сказать еще кое-что. Деньги, что я получу от этой продажи, я намерен, так сказать, вложить в общий котел. А именно присовокупить к тем средствам, что получите вы от продажи своей петербургской квартиры. Этих денег нам хватит не только на то, чтобы купить этот дом, но и на покупку небольшого помещения под наше детективное агентство. И у меня есть кое-какие мысли на эту тему. - Петр Иванович, я не могу принять от вас этих денег, - серьезно ответил Яков, глядя в глаза родственнику. - Прости, крестник, но я уже все решил. Либо ты соглашаешься с моим предложением, либо я покупаю себе небольшой домик на юге Франции и уезжаю туда. - Дядя, что ты говоришь? - Аннет, я просто пытаюсь объяснить твоему упертому фараону, что я уже все решил. Кроме того, я всерьез намерен помогать как могу тебе, Яков, в работе. И в агентстве, которое, как я надеюсь, мы откроем, и в государственной службе. Помнится, когда-то я уже побывал в шкуре твоего филера. И мне, черт подери, понравилось. Я уже не молод, но голова у меня все еще работает. А что касается помещения под агентство, так тут ты не сопротивляйся. Будем как все нормальные люди ходить на службу. Не дело, если к нам сюда начнут приходить люди, которым потребуется помощь. Тут все же дети. И скоро появится совсем маленький человечек. Не нужно тут лишних людей. - Да, в этом я с вами согласен. Я и сам подумывал об этом. Мы тут с доктором поговорили еще про один вопрос. Александр Францевич, может вы сами озвучите ваши соображения? - Да, с радостью. Дело в том, что я намерен вести небольшую частную практику. Совсем без своей работы я не могу. А времени на помощь в агентстве мне будет хватать. А потому неплохо было бы, чтобы приемная моя как врача и рабочий кабинет агентства располагались в одном здании. - Вот это просто замечательно, что вы это сами решили. Я ведь тут уже кое-что разузнал. Так вот. На нашей же улице, там вот в самом ее начале, отсюда не видно, но это не важно, живет один старый доктор. У него рядом с домом устроена приемная. Человек он одинокий, возраст уже не тот, чтоб продолжать одному куковать. И вот он решил продать этот свой небольшой домик с врачебным кабинетом и уехать. По его словам, где-то в Венгрии живет его двоюродная сестра. Недавно она овдовела. И вот она зовет его к себе. По его словам, умирать в одиночестве ему не хочется. И он решил перебраться к ней. А потому домик тут ему не нужен, зато нужны деньги. Думаю, мы втроем вполне можем сходить к нему, побеседовать. Всем от этого будет только польза. Мы обзаведемся рабочим пространством, не зависящим от дома, а старый врач получит возможность уехать к родственнице, - с радостно горящими глазами закончил свою мысль Миронов-младший. - Что думаете, Александр Францевич? – обратился Штольман к старинному другу. - Петр Иванович, вы про доктора Шварца говорили? – поинтересовался доктор Милц прежде, чем ответить Якову. - Да, про него. - Тогда предложение более, чем заманчивое. Я также успел с ним немного пообщаться. И видел его рабочий кабинет. У него все превосходно оборудовано. Я бы не отказался поработать в таком кабинете. У него есть даже секционный стол. - А зачем он ему? - Так Шварц тут в округе лучший врач. Местная полиция с ним сотрудничала одно время. И обращались к нему с просьбами провести экспертизу. Даже на службе у них состоял, чтобы все по закону было. Вот с тех пор и остался столик-то, - пояснил доктор, после чего сделал очередной глоток из чашечки тончайшего фарфора. - Тогда не вижу препятствий. Завтра же навестим этого доктора Шварца и обсудим с ним вопрос о покупке дома. Очень надеюсь, что наших денежных средств хватит, - согласился с доводами Яков Платонович. - Хватит, я как член семьи тоже внесу свою лепту. Есть у меня небольшие сбережения. Вот в дело и пойдут, - уверенно произнес Александр Францевич. - Но… - начал было возражать ему Штольман, но тут же был прерван еще более решительным голосом друга. - Не возражайте. В конце концов, именно там будет мой рабочий кабинет. И вообще, я считаю, что так правильно, - с этим доводом не поспоришь, и Якову оставалось лишь кивнуть в ответ. - Что ж, раз мне не остается ничего, как согласиться, тогда позвольте внести предложение касательно сегодняшнего дня, - промолвил Яков Платонович, окинув взглядом всех за столом, - Раз уж у нас сегодня такая чудесная погода и к тому же выдался выходной, предлагаю съездить на берег Лемана, погулять там. Наш Ефим уже неплохо разбирается в местных дорогах, вот он нас и отвезет на современном чудо техники, что зовется автомобилем. - С удовольствием. Говорят, там очень красиво, а мы так там еще и не были, - охотно согласилась Анна Викторовна. - Пап, а можно будет там на лодке покататься? – загорелся идеей Петруша. - Только со мной или дедушкой. - Деда, покатаешься со мной? - Пьер, ты что же хочешь, чтобы я тебя на лодочке как барышню катал? Давай лучше на катамаране. - Да! Это даже лучше. Можно, папа? – снова серо-зеленые глаза сына просяще смотрели на главу семейства. - Можно, если и мама не против, - засмеялся Яков. - Петруша, только вы там поосторожнее, - улыбнулась госпожа Штольман. - Деда, а что лучше надеть для прогулки на катамаране? - Пойдем, посмотрим, что у тебя есть, - Петр Иванович поднялся из-за стола, внук вскочил следом, - Пьер, а есть ли у тебя канотье? - Это шляпа такая соломенная? - Именно. - Нет. Такой нету. - Не беда, я одолжу тебе одну свою. Мы сейчас придумаем нам с тобой потрясающие костюмы, - мечтательно говорил Миронов-старший, заходя в дом. - Софи, а что ты молчишь? – обратилась Анна к старшей дочери. - Мама, а мы с крестным хотели в город сегодня поехать. Мы собирались посетить картинную галерею и после в музей сходить. - Да, Анна Викторовна. Вы не против, если мы с Софьюшкой с вами в этот раз не поедем? Да и места в автомобиле вряд ли на всех нас хватит, - поддержал любимицу доктор. - Нет, мы не против. Желаем вам приятного дня, - улыбнулась женщина. - Спасибо! Я тогда побегу собираться! – барышня Штольман вскочила из-за стола с не меньшей прытью, нежели ее брат несколькими минутами ранее и, поцеловав поочередно мать и отца, вприпрыжку убежала в дом. - А вот вам, голубушка, я советую как следует насладиться прогулкой. Вам вообще лучше побольше гулять, - смотря из-под очков на Анну, улыбнулся Александр Францевич. - Вот этому совету мы и последуем, - вместо жены ответил Яков Платонович и тоже поднялся из-за стола. – Пойду скажу Ефиму, чтобы готовился к поездке.***
Берег Лемана, или Женевского Озера, славился своими красотами как с французской, так и со швейцарской стороны. Виды здесь открывались поистине живописные, а сейчас, в самый период цветения, просто утопал в ярких красках многочисленных цветов. Сразу же по приезде сюда Миронов-младший вместе со внуком умчались в сторону лодочной станции, откуда спустя десять минут с довольными улыбками на лицах отплывали на небольшом катамаране, яростно работая ногами. Одеты оба были в светлые летние брюки, полосаты рубашки, чем-то напоминавшие тельняшки, легкие льняные пиджаки и с соломенными канотье на головах. На шее дядюшки Анны красовался ярко-красный шейный платок. - Аня, а разве мы Пете покупали такую рубашку? – задумчиво спросил Яков у жены, внимательно наблюдавшей за довольным сыном. - Нет. Думаю, это дядя привез. И сегодня, судя по всему, эта тельняшка и была отдана им внуку. - Они сейчас как два сорванца. - Да, что Петр-старший, что Петр-младший. Оба как дети малые. - Пойдем, родная, прогуляемся. А после выпьем кофе вон в той кофейне, - предложив руку жене, улыбнулся Штольман и кивнул в сторону тропинки, идущей вдоль берега среди цветущих клумб. - С пирожными, - кивнула Анна, с довольным выражением лица взяв мужа под руку. - Непременно с пирожными, - засмеялся мужчина. Неспешным шагом супруги двинулись вдоль берега. Яков бережно поддерживал жену, приноравливаясь к ее неспешному шагу. За последние месяцы Анна Штольман поправилась, живот ее уже скрывать или прятать не было никакой возможности. Да и желания такового не было. И женщина, и муж ее радовались и гордились положением, что вызвало это изменение в фигуре. Соседи по улице приветливо кивали им, когда супруги совершали ежедневный моцион. Анна ходила теперь совсем неспешно тяжелой, чуть вперевалку, походкой. Надо сказать, что эта беременность давалась ей чуть тяжелее, чем две предыдущие, но никакого беспокойство это не вызывало у Александра Францевича. Доктор утверждал, что все идет своим чередом, ребенок развивается нормально. А самочувствие Анны, временами вынуждавшее женщину оставаться в постели чуть дольше, чем обычно, легко объясняется не юным уже возрастом и сменой климата, имевшим место быть после переезда. Давно уже из моды вышли тяжелые многослойные нижние юбки, придающие лишний объем, турнюры и корсеты, уступившие свое место более удобным и практичным нарядам с одной лишь достаточно тонкой нижней юбкой и корсажу, и тот можно было не носить, что неплохо скрывалось фасоном платьев, верхних юбок, блуз и жакетов. Яков был этому только рад, ведь теперь не нужно было беспокоиться, что жене станет излишне жарко или душно. Еще немного и кто знает, что они все вообще носить будут?***
Яков и Анна наслаждались тихой своей прогулкой, время от времени о чем-то переговариваясь. Обсудили последнее дело его, связанное с какой-то небольшой кражей в консульстве. Посмеялись на тему того, что даже в таком учреждении случаются преступления. - Аня, ты не устала? – спустя три четверти часа спросил Штольман, - давай вот здесь посидим. Ты отдохнешь немного. Женщина кивнула и села на указанную скамейку, с которой открывался превосходный вид на озеро. - Хочешь чего-то? Давай я тебе принесу воды или лимонада? – приметив чуть в стороне небольшой кафетерий, явно специализирующийся на продаже напитков на вынос, предложив Яков Платонович. - Помнишь, мы в городе пили какую-то вкусную минеральную воду? Спроси, может у них такая есть? А если нет, подойдет любая другая. Только непременно минеральная, - согласно кивнула ему супруга. Быстро купив нужную воду, Штольман хотел уже было вернуться к жене, но встретил неожиданное препятствие в лице рыжего мальчугана лет десяти, неожиданно налетевшего на него и чуть не сбившего с ног. - Молодой человек, вы так не только себя, но и прохожих покалечите, - не удержался от замечания помощник консула. - Извините, я нечаянно, - на Якова смотрел ребенок со смутно знакомыми тонкими чертами лица. Прямой нос, глаза с прищуром, узкий острый подбородок. Этот мальчик явно кого-то напоминал, но Штольман не мог вспомнить кого именно. - Аркадий! Я тебе сколько раз говорила, что вот так бегать по улицам непозволительно! Ты никогда меня не слушаешь. Чуть было человека с ног не сбил. Такой же медведь, как твой отец, - со спины господина Штольмана послышался чуть визгливый женский голос. Медленно обернувшись, Яков увидел приближающуюся обладательницу этого до боли знакомого голоса. Да, теперь понятно, кого мальчик ему напомнил. Тот же нос, те же глаза с прищуром, тот же подбородок. Только волосы не черные как у матери, а рыжие. Видимо, этакой шевелюрой его наградил неизвестный отец-«медведь». - Аркадий, что ты замер? Ты хоть извинился? – женщина подошла ближе, все еще не глядя на мужчину, и резко дернула мальчика за руку, привлекая его внимание. - Простите, матушка, я нечаянно. Я извинился, - потупив взгляд ответил рыжий Аркадий. - Извините, этот медведь вечно норовит сбить кого-то с ног, - женщина наконец взглянула на того, кого чуть было не сбил ее сын и тихо охнула. - Все в порядке, госпожа Нежинская. Как вы успели заметить, я вполне стойко держусь на ногах, - чуть скривив губы в улыбке, скорее похожей на мину от зубной боли, ответил Яков, внимательно глядя на Нину Нежинскую, коей и оказалась мать рыжего мальчугана. - Якоб… То есть, Яков Платонович. Какая неожиданная встреча, - растерянно пролепетала бывшая фрейлина. - Да уж, вас я здесь точно не ожидал увидеть. Давно ли из Иркутска? И с каких это пор политических заключенных у нас отправляют в Швейцарию? – Штольман отметил про себя ту бледность, что появилась на лице Нины Аркадьевны. Не ускользнул от его взора и явно помятый вид бывшей петербургской модницы. Нина Нежинская постарела. Иначе ее вид никак и нельзя было описать. Некогда черные блестящие кудри ее приобрели оттенок припорошенного пеплом угля, некогда бывшего черным, сейчас же ставшего совершенно серым и безжизненным. Не было блеска ни в волосах ее, ни в глазах. Пепел. Во взгляде. На волосах. На самом лице ее. Пепел. Сгорела Нина Нежинская, выгорела дотла, остался лишь пепел. Еще более худая, нежели тогда, когда Яков видел ее в последний раз. Платье по последней моде смотрелось мешковато. Тонкие морщинки прочно залегли в уголках глаз и рта. Не было больше светской красавицы Нины Нежинской. Была бывшая теперь уже политзаключенная, каким-то чудом оказавшаяся здесь. - Последние десять лет я жила на поселении. Заключение мне заменили на поселение в связи с беременностью и примерным поведением. Ну, и старые связи немного помогли, - честно призналась она, внимательно изучая того, кто шестнадцать лет назад перечеркнул всю ее жизнь, арестовав за измену Родине. – А четыре месяца назад мое прошение об освобождении было удовлетворено. Теперь к моим преступлениям относятся чуть иначе. Но условием мне было то, что я уеду из страны. И никогда туда не вернусь. Мы с Аркадием едем во Францию. А здесь мы проездом. В Швейцарии чудные врачи. А мое здоровье сильно пошатнулось в Сибири. Климат, знаешь ли, не мой. Но послезавтра у нас уже поезд. Так что вряд ли мы сюда еще приедем. - И как же понимать ваш отъезд во Францию? Или у нас теперь всех бывших заключенных так щедро спонсируют? – криво усмехнулся Штольман. - Нет, но старые связи мне помогли и тут. Кроме того, у меня есть небольшое наследство от отца. Денег немного, но на первое время нам хватит. А там я что-нибудь придумаю. - Даже не сомневаюсь в этом. Итак, вы с Аркадием вскорости покинете гостеприимную Женеву? - Да. Ах, я же вас не представила. Познакомьтесь. Мой сын – Нежинский Аркадий Львович. А это господин статский советник Штольман Яков Платонович. Мы когда-то давно были знакомы. - Ошибаетесь, давно я уже не статский советник. Но это и не важно. Рад знакомству, молодой человек, - сухо ответил Яков. - Яша, ты решил за минеральной водой в центр Женевы съездить? – послышался голос приближающейся Анны Викторовны, и спустя несколько мгновений к беседующим Штольману и Нежинской присоединилась супруга действительного статского советника. Внимательно посмотрев на собеседницу мужа, Анна чуть нахмурилась, но кивнула в знак приветствия. Взгляд Нины Аркадьевны был прикован к выпирающему животу супруги Якова. - Вас можно поздравить со скорым пополнением в семье? – скривив губы в притворной улыбке, спросила она у Анны Викторовны. - Да и вас можно поздравить с сыном? – в тон ей ответила госпожа Штольман. Обмен любезностями был прерван появлением Петруши, радостно подбежавшим к родителям. - Папа! Мы с дедушкой знаешь сколько проплыли? – начал было сын Якова и Анны, но осекся, едва увидев неизвестную ему собеседницу родителей. - Простите. Добрый день. - Позвольте представить вам, Нина Аркадьевна. Наш сын – Штольман Петр Яковлевич, - с гордостью в голосе произнес Яков. - Как вижу, у вас и наследничек имеется, - вновь скривилась Нина. - Яков, нам пора. Дядя ждет нас в кафе. Думаю, скоро и Софьюшка со своим крестным домой вернутся. Они без нас обедать не станут, - взяв мужа под руку, а свободной рукой обняв за плечи сына, твердо проговорила Анна Викторовна. - Ты совершенно права, драгоценная моя Анна. Петя, беги к дедушке. Скажи, что мы придем через несколько минут. Пусть закажет нам всем кофе и пирожных. Мальчик кивнул и бодро убежал в сторону кофейни. - Просим нас простить, Нина Аркадьевна. Нам пора, - кивнул на прощание Яков, и они с Анной неспешной походкой направились в том же направлении, куда убежал сын. Несколько минут Нина Нежинская смотрела вслед удаляющейся чете Штольман. В глазах ее не было ни боли, ни горечи от встречи. Читалась там лишь неприкрытая зависть. Зависть к чужому счастью, к чужой любви и заботе. - Матушка, я тоже есть хочу, - отвлек женщину от размышлений голос сына. - Идем в гостиницу, наказание мое неотесанное, - недовольно вздохнула Нина Аркадьевна. Она не любила этого ребенка, не хотела его. Как можно любить напоминание об ошибке, совершенной в порыве отчаяния? Как можно любить вечное напоминание о рыжем охраннике, не побрезговавшим интрижкой с заключенной? Одно хорошо, хоть лицом этот ребенок в нее пошел, а не в своего отца-«медведя». И имя она ему дала то, что когда-то носил ее отец. Не называть же мальчика по отцу Аркадием Васильевичем Тютиным? Тем более, что они не то что венчаны не были, но и не встречались больше с тех пор, как узнав о беременности, Нина подала прошение на смягчение приговора. Ну, да ничего. Она еще вырастит из этого паршивца настоящего Нежинского. Научит его всему тому, что умела когда-то сама. Только бы устроиться во Франции.***
За чашечкой ароматного кофе Яков вкратце рассказал жене, все еще продолжавшей хмуриться из-за неожиданной встречи, и Петру Ивановичу о том, как эта самая встреча произошла. - Так что же, Нина Аркадьевна не только на свободе, но и с сыном теперь? – удивленно спросил последний. - Да. А я-то надеялся, что ей теперь путь из Сибири заказан. Да, прав Варфоломеев. Меняется что-то у нас в стране. Раз политзаключенных на свободу отпускают. И меняется далеко не в лучшую сторону. Аня, ты расстроилась из-за этой встречи? – обратился Штольман к жене. - Да, немного. Но вот сейчас я подумала, и мне ее даже жалко стало. Она ведь мальчика не любит. И фамилия у него ее. Значит, без отца растет. Это грустно. Она ведь нам позавидовала. Ты видел это? - Выбрось ее из головы, родная. Тебе нельзя волноваться. И расстраиваться тоже, - взяв жену за руку, мужчина ласково поцеловал кончики пальцев ее и, перевернув ладошку тыльной стороной, оставил поцелуй и на самой ладони, как когда-то давно на улице Затонска. - Да, время идет, а вы двое не меняетесь, - усмехнулся Петр Иванович, глядя на улыбающуюся племянницу и довольного зятя.***
Спустя час Штольманы и Миронов-младший вернулись домой, где их ждал неожиданный сюрприз. - Мама, папа, дедушка! А у нас гости! – радостно возвестила Софи, выбежав навстречу приехавшим. - Да? И кто же? – спросил Яков, помогая жене выйти из автомобиля. Из дома уже вышел им навстречу доктор Милц, улыбающийся тихой счастливой улыбкой, в сопровождении пожилой женщины, которую он бережно поддерживал под руку. Едва взглянув на лицо гостьи, Анна, всплеснув руками, устремилась к ней. - Дарья Павловна! Как же это? Откуда? – радостно воскликнула госпожа Штольман, обнимая пожилую женщину, на глазах которой искрились слезы радости. Дарья Павловна Молостова чуть отстранилась от Анны, внимательно осмотрела ее и вновь обняла. - Голубушка моя, Анна Викторовна. Как же я за вас рада. За вас, за Якова Платоновича. Мне писали, что вы поженились, потом что детки у вас родились. Что из России уехали. Но я и не знала, что у вас скоро еще прибавление. Поздравляю, душенька моя! Спустя полчаса, сидя за столом всей дружной компанией, Штольманы, Миронов, Милц и Молостова вели радостную беседу, из которой каждый узнавал что-то новое о другом для себя. В частности, доктор с Софи поведали историю встречи с госпожой Молостовой, а сама Дарья Павловна рассказала как жила последние годы. Оказалось, что пять лет назад сестра ее, Екатерина фон Ромфель, скончалась в клинике для душевнобольных в Вене, куда ее пришлось поместить, ибо Екатерина Павловна начала представлять явную угрозу уже не только себе, но и окружающим. Дарья Павловна долго не соглашалась с мнением врачей, следивших за состоянием баронессы, но после того, как та чуть было не заколола ножом горничную, согласилась. В клинике женщина провела шесть месяцев, по истечении которых умерла. После смерти сестры, госпожа Молостова, продавшая лет семь назад родовое поместье свое ради лечения сестры, была вынуждена уехать из Вены, где все напоминало о трагедии ее семьи. На Родину возвращаться было некуда. Благо, средства от продажи еще остались. И вот она решила поехать в Женеву, где, как она слышала, живет немало русских. Дарья Павловна надеялась попробовать устроиться к кому-нибудь из бывших соотечественников экономкой. Денег оставалось немного, ей бы хватило на скромную жизнь и так, но прожить остаток жизни в одиночестве ей просто не хотелось. Вдоволь она и так хлебнула этого одиночества. - Когда-то меня звал замуж один замечательный человек. Если бы вы только знали, как я жалела потом, да и жалею сейчас, что я его отвергла. Я думала, что он мне лишь друг. Но я ошибалась. А теперь уже поздно. Я постарела, - грустно вздохнула женщина, бросив взгляд на Александра Францевича. Тот задумчиво посмотрел на нее, а Дарья Павловна продолжила рассказ. По прибытии в Женеву, она решила немного осмотреться в городе. К тому же, ей было интересно посетить и интересные для нее места, одним из которых стала и картинная галерея. В этой самой галерее она обратила внимание на юную девушку, внешне сильно напоминавшую ей одного затонского полицейского. Когда же девушка стала что-то радостно говорить подошедшему к ней пожилому мужчине, которого она звала не иначе, как «крестный», Дарья Павловна решилась подойти. Ведь она безошибочно узнала в крестном девушки старого знакомого – доктора Милца. - Да, вот так все и было. Мы с Софи стояли возле одной из картин ставших нынче в моде импрессионистов, как с нам подходит женщина и ласково так говорит: «Добрый день, Александр Францевич». Признаться, я чуть дар речи не потерял. Но очень быстро пришел в себя. А после уже мы с Софьей Яковлевной взяли на себя смелость пригласить дорогую Дарью Павловну в гости, - улыбнулся в усы доктор.***
Ближе к ночи, когда домочадцы, наконец-таки, разошлись по спальням, одна из которых была отведена и Дарье Молостовой, которую Анна Викторовна категорически отказалась отпускать в гостиницу, настояв на том, чтобы та осталась погостить у Штольманов, Яков Платонович с доктором Милцем сидели в кабинете хозяина дома за рюмкой коньяка. - А помните ли вы, доктор, один наш разговор, что мы вели с вами вот так же одним памятным вечером? – нарушил тишину Яков. - Помню, ЯкПлатоныч, - тихо вздохнул старый врач. - Тогда вспомните и то, что я вам в конце разговора сказал. И подумайте над тем, что Дарье Павловне совсем не стоит идти в экономки в чужой дом. - Вы думаете, она согласится? - Я думаю, она точно вам не откажет. И еще я думаю, что предложи вы ей пожениться лет так двадцать назад еще раз, она бы и тогда согласилась. Время, дорогой доктор, бежит неумолимо быстро. Не теряйте то, что вам еще предоставляет жизнь. - Не хочу стеснять вас. - Мы с вами это обсуждали. Впрочем, если вы обзаведетесь супругой, могу предложить вам один вариант, который, полагаю, устроит всех нас. - Какой? - Ну, мы же все равно покупаем домик старого доктора Шварца? Я так понимаю, там места хватит и под кабинет для агентства, и под приемную врача. Останется пара комнат и для семьи врача, что там будет принимать больных. - ЯкПлатоныч, дорогой вы мой, я вам по гроб обязан буду, - тихо произнес Александр Францевич. - Ничего вы мне не обязаны, что вы говорите? Завтра сходим с вами, осмотрим дом. Прикинем, как и что лучше там устроить нужно будет. Разговор мужчин прервала Настасья, после краткого стука вошедшая в кабинет. - Яков Платонович, там человек из консульства, -произнесла женщина. Быстро выйдя в прихожую, Яков увидел секретаря консула – Дениса Ивановича Нестерова. - Денис Иванович, чем обязан столь позднему визиту? Что случилось? – прекрасно понимая, что без веской причины позднего вторжения в дом не было бы, спросил Штольман. - Простите, Яков Платонович. Но до утра никак нельзя ждать. Убийство в консульстве. Вас срочно требуют. И господин консул сказал, что если доктор Милц согласится, его бы хотели тоже попросить о помощи. Как проверенного лично вами человека. - Ждите нас в автомобиле. Мы выйдем через десять минут, - кивнул Штольман и устремился за доктором в кабинет. Спустя десять минут, предупредив еще не уснувшую жену, что будет поздно, Яков Платонович в сопровождении Александра Францевича, садился в автомобиль консульства. Легкий хмель от выпитого за ужином и за беседой коньяка успел испариться. Он, Яков Штольман, снова почувствовал себя в привычной среде. Он снова едет на место преступления. Он снова едет работать.