Повороты судьбы

Я зажала рот руками, в попытках не закричать. Сердце начало биться чаще. Почему он написал это мне. Может это не он вовсе написал, а если он, то откуда он знает эти строчки?.....

Писалось под "Rise" One Voice Children's Choir/ Katy Perry

Весь оставшийся месяц я была словно не в себе. То есть я была очень в себе. Внутри там, глубоко. Почти ни с кем не общалась, ела меньше обычного, да и спала меньше. По 3-4 часа за ночь. Что со мной, спрашивается. Ответ: я абсолютно без понятия. Прям вот вообще не знаю. Были конечно редкие разговоры с Эвелин, но она была на работе во 2 Дистрикте почти всё время. Из-за того, что скоро Игры работать им приходилось в 100 раз больше, чем обычно. Вследствие чего уезжала подруга в понедельник рано утром, а возвращалась поздно вечером в субботу. Всё воскресенье им давали выходной. Довольно жёстко, но в принципе ничего. Терпимо. Нам в воскресенье тоже давали выходной, так что я бесцельно слонялась по двору, стадиону, в попытках найти хоть кого-нибудь, кто способен поднять настроение. А усугубляло положение ещё и то, что завтра Жатва. Шикарно, ничего не скажешь. В принципе, у меня остался один день до отправления на Игры. Почему я уверена, что меня выберут? Не знаю, просто чутьё. Может не выберут, может я решусь и пойду добровольцем. Кто знает. Только Боги, наверное, хотя кто сказал, что они вообще существуют, а если они есть, то почему они, чёрт возьми, не помогают, когда это нужно? Вот и будь после этого верующим человеком. (Я им не являюсь) На счёт Игр у меня вообще в этом году смешанные чувства. С одной стороны, очень хочу попасть, с другой понимаю, что иду на самоубийство. Профи из первых двух дистриктов прикончат меня, не успею я сойти с пьедестала. Но я ведь могу дать им отпор? Наверное. Утро этого воскресенья было супер-жарким. Просто до невозможности. За всё лето температура не поднималась до 90 градусов, а теперь вдруг решила. Причём в последний день моей точной свободы. Назовём это так. Из-за такой жары находится на воздухе было просто невыносимо. Весь день я тупо ходила кругами по комнате и ждала пока Эвелин проснётся. Когда я поняла, что случится это явно нескоро, (Из Капитолия она приехала примерно в 4 утра, а сейчас плюс/минус 12) то решила просто пойти гулять по корпусу. Выйдя за дверь, я поразилась одному факту: было абсолютно тихо. Не было слышно ни стука мяча о пол или площадку, ни топота ног, ни голосов, ни пения, ничего. В коридоре не было ни души, пусто и грустно. Я пошла в направлении тренировочного зала, так как никуда больше идти не хотелось. Ноги сами несли в то место, где я проводила больше всего времени в день. Там обычно прохладно и можно полностью погрузится в себя без опасений, что тебе начнут задавать лишние вопросы. Там тело и душа вместе кричали: «Я не просто выживу, вы ещё увидите мой успех!». Идти было трудно от жары. Мой топ для тренировок уже давно промок, но это было единственное, что можно одеть в жару. Мало того, я шла босиком. Вообще, этого делать нельзя, но сейчас всё можно. Никто не спросит, всем жарко, все тебя поймут. До зала надо преодолеть несколько холлов и лестниц, потом коридор дирекции и ещё пару дверей по соседству. Дальше уже ничего нет. Только зал огромных размеров с окнами во всю заднюю стену и таким же зеркалом, которое, кстати говоря, полнило. Да, мы замечаем всё, даже такие вот мелочи. Быстро насколько возможно, пробежав, все переходы, ходы и прочее, я наконец-то попадаю в личное святилище. Тут случаются как по истине магические вещи, в роде новых постановок и чистых прогонов, так и ужасные: наказания за лишний вес, прогоны по 20 тысяч раз, ошибки, падения. Ну, мы все учимся падая, так что последнее не очень-то и страшно. Распахиваю дверь, и прохладный воздух зала веет в лицо. Тут стоят кондиционеры, и это уже хоть какой-то плюс этому месту. Всегда любила запах зала, станка, пола, пальцев, полпупальцев, реквизита, да и тренировок в общем. Одногруппники за спиной зовут меня «Чёртовым мазохистом». А мне что? Мне пофиг. Пусть мазохист. Только попав в зал понимаю, что хочу начать тренироваться. Понимаю, что делать повороты босиком будет жутко больно, но всё равно встаю в начальную позу нового номера. Музыка начинает играть внутри меня, и я просто не могу остановиться. Мне всё равно на ошибки, без разницы помню ли я движения. Я одна, в зале, танцую. Что ещё надо мне на данном этапе моей жизни, чтобы быть счастливой? Делаю tombe pas de borree, прыгаю прямой с прогибом, дальше пирует с прямой ногой, 5 фуете и колесо без рук. Вдруг резко ноги подкашиваются, и вся идиллия прерывается. Боль резкая, в плече, колене, лодыжке и правой лопатке. Перед глазами всё чернеет, и я падаю прямо с арабского сальто на пол. Крик внезапно и незапланированно вырывается из горла. Последнее, что я слышу перед потерей сознания – это звук открывшейся двери. – Послушай, мы не можем оставить её здесь в таком состоянии. Кто-нибудь да заподозрит неладное, если она не придёт на поезд вечером или на ужин. – Ужин она пропускала часто, ну, по крайней мере за этот месяц. – Но не перед поездом же! – Эвелин, хватит. Как только мой разум выхватывает из разговора имя подруги, глаза открываются, и я вижу двух людей, взволновано ходивших по комнате. Комната вроде моя, но как я сюда попала. Сознания потеряла же в зале. Или нет? Я уже ни в чём не уверена. Но интуиция подсказывала, что дела идут не так, как планировалось. Стоп. Почему в НАШЕЙ комнате ПЕРСИ? Почему этот идиот здесь? Звук открывшейся двери, я в комнате. Неужели это был он? Нет, ну это не важно. Главное – мой крик был настолько громким, что кто-то его услышал. Вот моя проблема на данный момент. Хотя, если подумать, проблем у меня намного больше. Что делать, если меня выберут, а я с перевязанной ногой. Да тут о беге речи и не идёт! А если сейчас уже и не день перед Жатвой, а после? Кого выбрали, почему не заметили моего отсутствия? Хотя нет, это абсурд, я не могла провести без сознания больше двух-трёх часов. Максимум 5. Если Эвелин говорила Джексону про ужин, то значит его ещё не было. Следовательно, сейчас не больше 18 часов. Поезда тоже не было. Ок, мои шансы попасть на Игры всё так же велики. Отлично. Пытаюсь медленно подвигать рукой и задеваю чьё-то тело, скорее всего, сидящее на моей кровати. Он/она двигается в сторону и проводит рукой по краю моего лица, попутно смахивая прилипшие от жары пряди. – Джексон, всё нормально. Она тут, с нами. – голос Эвелин меня сразу успокаивает, а вот от слова «Джексон» я настораживаюсь. Ещё раз спрашиваю, почему он тут. Кто его пустил. Ну не Эвелин же, у неё вроде здравый смысл ещё присутствует. – Ок, значит всё хорошо. Теперь нам не придётся нести за это тело ответственность, – сарказм у него шикарный, конечно. Парень подходит ко мне и садится рядом. – Привет. Вот мы и снова встретились. Лично я поражён. – Ага, я тоже, – всё, на что меня хватает. – Ты никогда не была многословной. – отворачивается он. – Повтори-ка! – Что такого, Чейз? Я всего лишь констатировал факт! – тут меня ни с того не с сего переклинивает. Встаю, героически наплевав на боль в ноге, чуть ли не подбегаю к нему. Мы вместе подходим к стене рядом со шкафом. Разница лишь в том, что Джексон пятится, а я иду передом, держа руку около его горла. Я могу быть эффектной. Что сказать. Таким образом прижимаю парня к стене. – Не помню, где я это услышала, и кто это сказал, но запомни: я не стану договариваться, я буду бороться, и я преображусь. – угрожающим шёпотом произношу перед его лицом. Мои глаза находятся где-то на уровне его губ, так что скорее говорю всё парню в шею. – Ты с ума сбредила? Я тут, понимаете ли, её тащу один, на себе, за тридевять земель, накладываю почти что швы, ты кстати о чём думала, делая это сальто на мокром полу, а она мне угрожает. Давай так. – во время своего монолога Джексон отходит от меня к двери. – Спасибо, Перси, ты так помог. И дверь за ним захлопывается. Я морально опустошена. Вроде понимаю, что не то сделала, но тем не менее откуда-то у меня взялась злость. Не понятно даже на что. Мы с ним никак не контактировали последнее время, но если парень заметил, что на ужине я появляюсь редко, то это значит, что он за мной следи, что ни есть хорошо. Внезапно силы меня покидают, и я облокачиваюсь на подоконник, подвернувшийся под руку. Вспоминаю, что именно тут впервые увидела Джексона и назвала «загадочным незнакомцем», тогда он поразил меня. Сейчас – возможно тоже. Ладно признаю, поразил в самое сердце. В дали слышу гудок паровоза, который повезёт нас вечером на Жатву в центральны город 12-ого. Зион – название города из книги, Библии вроде, но у нас так называется главный город, там больше всего людей живёт. Ехать до него от нас довольно долго, а поезда нельзя назвать скоростными, даже с большой натяжкой. В нём и проводится ежегодная церемония Жатвы и, заодно, перепись населения дистрикта. Находится в Зионе крайне неприятно. Улицы хоть и чистые, но с запахом каких-то медицинских средств. Их там что, моют как-то специально? Не суть. – Аннабет, подойди и ляг, – доносится строгий, я бы сказала приказной, голос подруги, – тебе сейчас не надо бы ходить. После её речей таким тоном всегда чувствую себя виноватой. Маленьким ребёнком, которого поймали на краже печенек. Не люблю её такой, но Эвелин заменила мне мать, а как можно не любить мать? Вот, сама себе уже противоречу! Докатилась. – Бет, давай. Не стой тут. У нас час до ужина. А перед ним надо ещё привести себя в порядок и замаскировать бинты на ноге. Come on. Сейчас ты должна лечь, а думать пока буду я. Согласна? Отлично. Дальше ничего особенного не было. Мы оделись, Эвелин сделала мне две обратные косы, красиво ложившиеся на плечи, мы придумали что делать с повязкой на ноге. Я просто надела свои туфли и платье, вместо юбки, которую планировала. Вместе этот комплект скрывал ноги полностью. Ходить, не хромая, уже получалось, так что будем надеется, никто ничего не заметит. На подруге было одето форменное платье и туфли, которые остались ей от матери. Моё же было синего цвета. Быстро спустившись на ужин, мы сели в дальнем конце столовой за стол на двоих. Еды было немного: вода, чай с мятой и кусок варёной рыбы, чёрт знает какой. Ну хоть что-то есть. Нормально, где наша не пропадала. До поезда без приключений добраться нам не удалось. По дороге я упала, наткнулась на Джексона, который сунул мне в руку клочок бумаги, наспех скомканный и влетела в миссис Доддз. Она на меня немного поорала, а потом, сказав, что у неё много дел, ушла. В поезде было душно и нереально жарко. Мы сидели по двое, лицом по направлению движения. В сидячем положении нам предстояло провести ещё, примерно, часов 8-9. С 21.00 до 5 утра. На середине пути не выдерживаю и смотрю, что написано в записке. Текст меня удивил: «Я знаю исход Жатвы, if we burn, you burn with us». Значение первой фразы понятно, а вот что значит вторая я не знала. «Если мы горим, вы горите с нами». Смысл явно скрыт от глаз, иначе его не надо было бы шифровать. Я показала записку Эвелин, но она лишь отмахнулась и заснула. Меня начало клонить в сон только тогда, когда часы на стене состава показывали 2:34. До этого момента я просто мечтала, смотрела в окно, думала над смыслом послания от Перси. Кстати, я узнала, что его зовут Перси. Он сам мне это сказал, так что удивляться тут попросту нечему. В 3:56 я провалилась-таки в царство Морфея и спала до самого приезда. Когда мы были в Зионе всех от 12 до 18 отделили от остальных и повели в какой-то павильон. Понять, что к чему и куда мы идём было невозможно. Я просто шла за толпой. Тут выделяться не надо. Надо слепо подчиняться приказам, не то попадёшь в руки миротворцев. Меня до сих пор смешит значение этого слова. В месте, куда всех согнали, катастрофически не хватало места. Кто-то сидел на полу, кто-то спал на плече товарищей по несчастью. Я стояла у стены, облокотившись на неё, и повторяла про себя: «If we burn, you burn with us». Почему-то хотелось добавить в начало: «But do you see that? Fire is catching…». Откуда я знаю эти фразы, я без понятия, но они глубоко въелись в мою голову. Настолько глубоко, что выкинуть их оттуда было уже невозможно. Мои размышления прервали поползшие по толпе teenage-еров переговоры. Там отличались слова: открыли., начали, пошли. Глаголы движения и глаголы начала. Видимо, церемония уже началась, и все были в предвкушении, но до жути боялись. Даже эти разговоры стихли, когда мужчина-миротворец в начале павильона прокричал: – Всем построится в колонну, приказы выполнять и ни с кем не говорить. Церемония Жатвы объявляется открытой. И все, кто стоял/сидел/лежал впереди меня начали двигаться. Медленно, толкаясь, но процесс пошёл. Жатва впереди, назад уже дороги нет. I won't just survive Oh, you will see me thrive Can write my story I'm beyond the archetype I won't just conform No matter how you shake my core Cause my roots, they run deep, oh P.S. Имеется в виду 90 градусов по Фаренгейту, что по Цельсия равно 32,5 градуса. Пальцы - жаргонное название пуант у танцоров.