Он идёт к себе и ложится в кровать. Сон не идёт, а он всё бормочет до боли знакомые слова…
За окном начали появляться блестящие здания Капитолия. Столицу будто сделали из алмазов и бриллиантов. Дома сверкали на солнце, отражая его лучи. Поезд нёсся со скоростью света, поэтому ближе разглядеть не удавалось, но то, что я видела, произвело впечатление. В моей голове совершенно не укладывается, как нищие Дистрикты могут сосуществовать с такой столицей. Выглядит, словно два разных мира. Удивительно, что никто не ходил по улицам. Поток машин около железнодорожных путей был нескончаем, но пешеходов не было видно. Из окон автомобилей виднелись лица капитолийцев. Они были разные, не похожие друг на друга. В белом кабриолете ехала пожилая женщина, волосы которой были окрашены в розово-фиолетовый цвет. За ней двигался спорткар, где сидела молодая пара в одежде из какого-то металла, ну или она просто так выглядела. Никто не выглядел подавленно или оскорблённо, как дома. У всех на лицах были улыбки, скорее всего не напускные. Люди переговаривались, что-то обсуждали, спорили, а не молчали, как это делают в Двенадцатом. Поражало ощущение жизни в Капитолии, жители которого, казалось, ни о чём не беспокоились. Естественно, что у них нет забот. За богачей всё делают безгласые рабы или дети из дальних Дистриктов.
Не успел поезд проехать столицу, как он оказался на перроне, сверкающем на солнце. Здесь мы не особо задержались, но настойчивые репортёры начали приставать уже с этого момента. Надо сказать, это нервировало. Даже после криков ментора никто и не спешил расходиться. От обилия красок пестрило в глазах, количество аксессуаров на людях давило на всё вокруг. Перси взял меня за руку, сжав довольно крепко. Этот жест означал поддержку, но по лицу Джексона было ясно видно, что он нервничает не меньше меня. Мы оба привыкли не привлекать к себе особо много внимания, если вообще привлекать. Калипсо и Хирон встали по бокам от нас и шли так до здания, где мы жили. Оно не могло меня, ценителя архитектуры, не поразить. Белые с серебряным переливы отражали закат, что делало дом будто горящим. Нижние этажи выступили вперёд, чем выше ¬– тем уже. Но после 13 этажа опять начинались выступы, продолжавшиеся почти до самой верхушки. Корпус, как мне сказали, был построен специально для проживания трибутов. По два этажа на Дистрикт.
В моих самых смелых мечтах я не могла представить, что окажусь в таком месте. Вещи были не дешёвые, но не было вычурной роскоши. Как раз наоборот, всё было современно и функционально. Наши апартаменты занимали 24 и 25 этажи. На нижнем находилась столовая, комнаты для Хирона и Калипсо, гостиная. Выше — мои хоромы и хоромы Джексона, ванные, ещё одна гостиная с панорамным окном, сразу привлёкшим мой взгляд. Я рассматривала всё вокруг, в попытках заметить как можно больше деталей и интересных вещей. Воздух был свежий и прохладный, несмотря на то, что все окна были закрыты, а кондиционеров не наблюдалось. Идеальное место для проживания, короче.
Как только мы вошли в апартаменты, нас встретило два человека, представившиеся нашими стилистами. Мужчина средних лет и молодая девушка, не старше лет 20-25. Я ещё раз отметила, какие возможности может дать проживание в столице Панема. Кто не мечтает работать по специальности с, можно сказать, знаменитостями. Есть только одна проблема: не многим повезло родиться в Капитолие. Девушка кивнула Перси и он, вместе с Калипсо, ушёл куда-то наверх. Я, Хирон и мужчина остались в гостиной. К нам подошла девочка моего возраста и жестом предложила сесть. Никто не отказался, может из-за реальной усталости, а может из-за того, что не хотел игнорировать предложение девочки. Склоняюсь к первому варианту, зная, как в столице относятся к прислуге. Никто не хотел начинать разговор. Почему? Лично я стеснялась, а ментор и стилист просто переглядывались и за этим было крайне интересно наблюдать.
— Ну что ж. Приятно познакомиться — Аполлон. Буду твоим стилистом на предстоящих Голодных Играх. — отлично, значит бог стрельбы, пения, поэзии, пророчеств, света, и чего-то там ещё.
Ничего не говоря, протягиваю руку мужчине. Мы киваем друг другу, и стилист продолжает свою речь:
— В этом году мы хотим, чтобы вы выглядели лучше, чем во все предыдущие. — ну, что сказать. В прошлом году наших трибутов нарядили в клоунов, в позапрошлом — в атлетов с голым торсом. Учитывая то, что парень не отличался спортивным сложением, выглядел он не очень, как спортсмен, скорее, как ходячий мертвец в накидке. — Мы с Афродитой, стилисткой твоего соратника, решили сделать акцент на том, чем вы любите заниматься. Или чем занимаетесь в общем, чем хотели бы. Сделать из вас стойких, сильных, привлекательных трибутов.
— Ваши образы, — прерывает Аполлона нетерпеливый ментор. — То такими вас запомнят спонсоры, которые могу спасти вам жизнь на Арене, послав спичек, еды или лекарств. Мы заинтересованы в том, чтобы ты и Перси получили как можно больше шансов на выживание.
— Можно продолжить?
— Давай.
— Спасибо. Сейчас мне нужно, чтобы ты поведала мне как можно больше о том, что тебя привлекает. Ты сейчас, словно чистый лист. Парочка Эскизов у меня имеется, но смотря сейчас на твои глаза, фигуру, сложение, я понимаю, что они не подойдут. Творить начнём завтра, а сейчас — прошу.
Мне становится чертовски неловко. Никто и никогда не просил меня рассказывать о себе, кроме уроков латыни и французского, конечно. Все всегда воспринимали меня как серую массу. Ничего нового, рядовой танцор. Ухватившись за мысль о танцах, решаюсь всё-таки начать рассказ.
— Меня зовут Аннабет, мне 14….
— Это всё мне известно, давай к делу.
— По жизни я танцую. Номера во всех стилях, кроме hip-hop и похожего. Любимый вид — lyrical. Предпочитаю соло и импровизацию, но последнюю мне редко доверяют. Любимы цвет — белый. Хотя нет — серый….
18 hours later
Меня и Перси проводят в специальный загон, где стоят лошади и кареты, на которых мы будем проезжать во время парада. Здесь не надо выполнять трудные элементы, попадать в музыку, но нервничаю я больше, чем перед каким-либо другим событием в жизни. Часы показывают, что у нас в запасе есть ещё 40 минут. Меня одевали рабы, которые поверх костюма одели мне спортивный костюм, по рекомендации Аполлона. Так что свой костюм я ещё не видела. Моему напарнику повезло больше, он знал, что на нём надето. Джексон выглядел как никогда красиво: чёрный костюм с окантовкой цвета чистого-чистого моря, брюки напоминали одежду для джаза, они прилегали плотно к ногам, показывая рельеф тела. Под пиджаком находилась рубашка, в тон с окантовкой, на которой выступал чёрный карман. Чёрные волосы парня были покрыты лаком в три тысячи слоёв, но тем не менее на нём сохранялась причёска «я у мамы вместо швабры», то есть то, что всегда украшало голову Перси. На его ногах были чёрные джазовки с небольшим каблуком. По его словам, он выбрал образ певца-танцора. Не знаю почему. Лучше не спрашиваете — эти его странности не под силу понять обычным смертным.
К нам уже много раз подходили наставники с одним и тем же вопросом: «Всё хорошо?». Начинало бесить, но не скажешь же человеку, о которого зависит твоя жизнь: «Отстань, please. Задолбал уже». В другом конце павильона находились повозки первых Дистриктов, дальше по возрастанию. Я решила походить и прошла до Первого. Там препирались паренёк, примерно моего возраста, может младше, и девушка лет 17-18, которая походила на профи гораздо больше, чем он. Крики этой парочки были слышны повсюду. Из всей этой суматохи я поняла, что они — брат и сестра с фамилией Ди-Анджело. Парня вроде звали Нико, а девушку Бьянка или что-то похожее. Точно не уверена, но ссорились они явно по-крупному. После них никто особо не выделялся, кроме блондина Джейсона из Второго и Пайпер из Восьмого. Эти двое как-то странно смотрели друг на друга. Несмотря на все предрассудки о Дистриктах, Маклин была крайне красивой, с шикарной фигурой и умным, понимающим взглядом. Грейс внешне напоминал сын Зевса. Без понятия откуда я знаю, как выглядят дети верховного Бога, но почему-то мне так показалось. Рельеф у этого парня был виден с первого взгляда. Их стилисты решили не заморачиваться и одели своих подопечных в форму миротворцев с укороченными рукавами и золотыми вставками. За такой прогулкой я не заметила, как прошло время
— Чейз, где ты, Аид тебя побери, шлялась? — подбежал ко мне Перси и поволок к нашей колеснице.
— Погулять уже нельзя человеку.
— Нашла время, — не оборачиваясь кидает он.
По возвращении в нашу зону подходит Аполлон, который говорит мне снять куртку и штаны, чтобы посмотреть перед выездом свой костюм. Я в предвкушении сдёргиваю с себя верхнюю одежду и застываю на месте. Такого костюма я ещё никогда в жизни не видела. Ткань цвета морской волны приятно прилегала к телу. Так вот почему они выбрали такой цвет рубашки для Перси. Широкая бретелька топа закрывала одно плечо, второе же было голым. Верх доходил мне до нижнего ребра, дальше живот был открытым. Сзади топ и юбку соединяла широкая полоска ткани. Юбка была неровной, удлинённой в правую сторону. Там же находилась полоса цветов такого же цвета. Весь костюм покрывали стразы, причём хорошие, не поддельные. Капитолий явно предложил неограниченный бюджет. Мои волосы были собраны в French twist c цветком на левой стороне. На ногах — обычные полупальцы, в которых было довольно привычно.
За реакцией Перси наблюдать было бесценно. Сначала он застыл, как я. Потом начал ходить кругами вокруг меня, дальше опять застыл с открытым ртом и пошёл дальше. Я еле сдерживала смех от его поведения. Не успев налюбоваться собой, мне приходиться прерываться, так как нас зовут. Колесница не оказалась высокой, так что я забралась без особой помощи.
«The Arena» Lindsey Stirling
Колесницы ехали одна за другой по порядку. Начиная спорящей парочкой, заканчивая нами. Толпа ликовала, а нам оставалось лишь лицезреть себя в огромных экранах. Мы показались последними, и, если до этого люди просто кричали, поддерживая трибутов, то нас все перешли на достаточно громкий ор. В какой-то момент Джексону пришло в голову взяться за руки и поднять их вверх. Объяснение: «Люди нас полюбят». И в первый раз за время нашего знакомства он оказался прав. Все камеры направили на нас, ведущий говорил только о нас. Наша пара смотрелась старше всех остальных, несмотря на то, что я была одной из самых младших. Хирон мог не сомневаться ¬– спонсоров мы привлекли. Но как-то нечестно выставлять нас напарниками, а потом выбросить на арену смертельными врагами.
«Аннабет! Персей!» — раздаётся отовсюду. Все ждут моих эмоций. Кто-то бросает мне алую розу. Я ловлю её, подношу на мгновение к лицу и в ответ шлю воздушный поцелую. Сотни рук взмывают вверх, словно можно его поймать.
Все экипажи выстроились, образовывая полукруг так, что мы с Джексоном оказались в самом центре. Перед нами возвышалась трибуна, на которой сидел президент — Дионис Сноу. Я много раз его лицезрела его лицо по телевизору, но в живую — никогда. Именно ему все жители Панема должны быть «благодарны» за то, как они сейчас живут — не лучшим образом, в неравенстве и дискриминации, в нищете и голоде, повезло только гражданам Капитолия и первых Дистриктов.
Во время гимна камеры мельком облетают всех трибутов, чтобы снова возвратиться к колеснице 12-го Дистрикта и следить за ней, пока она совершает финальный объезд площади и исчезает в воротах.
Едва он закрываются, нас окружает толпа стилистов, тараторя поздравления. Другие трибуты бросают на нас далеко не добрые взгляды. Подходят Аполлон и Афродита и помогают нам слезть с колесницы. Я замечаю, что до сих пор крепко сжимаю руку Перси, и с трудом разжимаю ладонь.
— Спасибо, что не отпускала меня. Я всё время боялся, что упаду с этой штуковины, — тихо говорит Джексон.
— Серьёзно? Уверена, никто ничего не заметил.
— Знаешь, рядом с тобой меня вообще никто не заметил.
Улыбка Перси кажется такой искренней, что я невольно чувствую к нему ещё немного большую теплоту.
Прямо после парада, который закончился в 12 часов дня, нас ведут переодеваться на интервью. Ну как переодеваться — сменить полупальцы на туфли. Стилисты в один голос сказали, что мы неотразимы и в своей одежде. Нас вновь разделяют, но потом всех трибутов выстраивают в очередь из 24 человек, начиная с Бьянки Ди-Анджело, заканчивая Перси Джексоном. Я — предпоследняя. Все по очереди проходят на съёмки, где у каждого спрашивают стандартный набор вопросов. Всё действо ведёт Цезарь Фликерман, на счёт которого у меня был только один вопрос: он вообще стареет. За все Игры, что я смотрела, ведущий не обзавёлся ни одной новой морщиной на лице. Как так-то?
Трибуты говорят одинаковые вещи, немного распыляя их личной информацией. На пятом Дистрикте мне стало конкретно так скучно. Да что там, я стала засыпать уже после Джейсона, который приехал их Второго. Вот так, стоя подпирая стену, я дождалась своего выхода.
— Итак, дамы и господа. Переходим к last, but not the least Дистрикту-12! Поприветствуйте, Аннабет Чейз!
James Newton Howard «End Titles»
Под ликование толпы я прохожу на кресло рядом с ведущим. Цезарь садится на колено и целует мне руку. Надо сказать, я смущена. Ни один мужчина не проявлял ко мне таких чувств раньше. Все замирают в предвкушении моего интервью. Слышно даже, как гудит лампа на потолке. Как только проходит минута, Цезарь начинает.
— Аннабет, Капитолий, должно быть, немало отличается от Дистрикта-12. Что тебя здесь поразило больше всего? — спрашивает ведущий.
В моей голове, ни с того, ни сего, всё перемешивается. Я ничего не понимаю, слова вылетели из головы. Никогда раньше мне не приходилось в открытую, перед всеми отвечать на вопросы, не касающиеся школьной программы, так что простой вопрос завёл меня в ступор. Я выискиваю в толпе глазами Хирона, и он мне одобрительно кивает.
— Архитектура, — выдавливаю я. — Тут всё просто, будто не из этого мира. Наши простые монолитные дома не сравнятся с постройками Капитолия. Я не могу понять, как архитекторам удалось сочетать модерн и классицизм, ионические колоны с современными автоматическими дверьми. Это за гранью моего восприятия.
Зал одобрительно хлопает. До этого все клишировано говорили о еде, одежде или парфюме. Наверное, мне не стоило слишком выделяться, но раз уже пришлось говорить правду. А что мне скрывать? Свою любовь в архитектуре? Это не под запретом, любить то, что нравится.
— Знаешь, — начинает Цезарь, — Мне кажется все заметили твой необычный костюм. С чем он связан?
— Тут «спасибо» нужно сказать моему стилисту — Аполлону, — он встаёт, зал громко хлопает, — без него я бы осталась пустым местом. Это сочетание цвета морской волны и цветов с моими волосами. До сих пор не могу поверить, что ношу его! С чем связан? С моим Дистриктом, конечно же. Мы работаем в entertainment, а я — танцор. Вот и всё.
— Твой напарник?
— А у него просто раздутое эго и синдром выглядящего потрясно парня.
— Ты сказала что-то про танцы, верно? Не можешь продемонстрировать нам что-либо?
Я неуверенно встаю с кресла и выхожу на центр сцены. Туфли только мешают, так что их предусмотрительно снимаю. В голове много идей, но лучше всего мне всегда удавались повороты. Толпа опять затихла. Делаю preparation и встаю в позу, готовясь дать force на большое количество фуэте. Начинаю с медленного темпа, постепенно переходя на быстрый. Цезарь громко считает в микрофон. После 15 я уже перестала следить и отдалась танцу, пусть и такому маленькому. На 30-м повороте нога слетает и приходится заканчивать серию пируэтами. Встав в финальную позу, я понимаю, что люди ликуют. Мало кто умеет делать такое. Я делаю поклон и возвращаюсь обратно на место.
— Вау, это просто нереально. Голова не кружится? — спрашивает Фликерман, поднеся голову к моему уху.
— Нет.
— Отлично, — резко кричит он. — Спасибо! Аннабет Чейз 12-й Дистрикт!
Звучит сигнал и на помост входит Перси. Я убегаю за сцену. Дальше, прорвавшись сквозь толпу персонала, бегу в гостиную с панорамным окном и сажусь на подоконник. В голове появляется чувство deja-vu, которое хочется забыть. Ведь на Играх перед, своей смертью, Люк тоже делал фуэте. Не могу забыть те 56 поворотов, во время которых у меня останавливалось дыхание.
We shall this day light such a candle,
by God’s grace, in England,
as I trust shall never be put out.
