Пирог с вишней

Революция – она как зверь, имеющий неописуемую силу, настолько огромную мощь, что и десятка лет не хватит, чтобы остановить его. Революция порождает приверженцев. Но так же она порождает и глупцов, поверженных собственной свободой, плененных иллюзией равноправия. Арно поправляет крепления у металлического клинка. Он, знаете, сам понять не может, почему люди идут на добровольную гибель, хотя цели революции понимает прекрасно. Это предельно сложно — выбрать позицию, которую будешь отстаивать: вести людей на риск, соответствуя тому, чего они жаждут добиться, за что заступаются; или же наоборот — усмирять их. Француз становится у зеркала, брезгливо осматривая свое отражение. Ему нравится бороться за справедливость, но бунты и беспределы, увы, кроме новых шрамов ничего не приносят. Он накидывает на себя капюшон, сильнее натягивая его поля на глаза. На площади довольно людно — народ толпится у гильотины. Многие из них кричат, активно жестикулируя, толкаясь, желая увидеть происходящее — убийства; а другие лежат в телегах в неестественных позах – обезглавленные; их кровь впитывается в прогнившее дерево и сочится сквозь плитку – те есть командоры, полковники, политики. Ассасин расталкивает плотно стоящих людей, быстрым шагом пробираясь ближе к месту, где негодующих больше всего — нет, нет, он никуда не спешит. Просто.. отчего медлить? Мсье Арнольд де Канн, один из офицеров, — значимое лицо — ухмыляется, давая следующую команду. Очередная голова улетает вниз. Народ ликует; Арно подмечает, что эта ухмылка быстро сойдёт с его лица, как только тот, не думая, распорит его брюхо. Синие мундиры выделяются из толпы, осматриваясь, оглядывая стоящих: ассасину на миг кажется, что они ищут именно его. Английская рапира подскакивает в ножнах, француз держит на готове скрытый клинок — слышится характерный звук, совершенно несравнимый с шумом люднй. Выжидание момента: сердце его бьется быстрее; дыхание сбивается – он подетат к одному из них, всаживая острие прямиком в толстую шею, пытаясь быстро пройти вперёд, оставшись незамеченным — солдат дёргается, пытаясь прикрыть рану; толи от испуга, толи от боли и, потеряв самообладание, медленно оседает вниз. Первое мгновение люди, стоящие рядом, не замечают этого. Лишь потом слышатся удивленные вскрики и паника. Дориан не понимает, почему головы вышестоящих не вызывают такой ужас, как убитый солдат. И почему, - думает он. – Убийство вообще оценивается как нечто обыденное? Народ расступается, другие военнообязанные бегут на помощь мертвому товарищу — Арно успевает расправиться с одним из защитников с мушкетом; он ранит его в грудь, в районе сердца, пока тот поворачивается. Скрежет метала — ассасин вытаскивает оружие из ножен, надеясь не задеть широким движением кого-нибудь из горожан. Рапира с невероятной легкостью входит в горло отвлекающегося солдата, что так же забыл про то, что творится в данный момент, растерявшись; тот также валится вниз. Еще один из тех немногих. Рано или поздно, гибель настигнет каждого человека; фактически, зачем же оттягивать этот момент, ежели он неизбежен? Они все взрослые люди, и смерть.. не так уж страшна. Он достаточно близко к гильотине, у которой и происходят основные действа в данный момент; он всматривается вдаль, ища глазами того самого главнокомандующего, но находит лишь знакомую накидку зеленого цвета – это Ремиль, верный товарищ и пожизненный конкурент. Ассасин кивает Арно, пряча оружие и подавая знак, что пора уходить, пытаясь зарядить револьвер; далее он спускается вниз, теряясь в толпе так же быстро, как и сам Арно — они и без того подняли шуму, чтобы разбираться с остальными. Дориан, развернувшись на невысоких каблуках сапог, неспешно направляется к ближайшему зданию, грубо расталкивая испуганных не на шутку людей, что загораживают ему дорогу. Толпа галдит, не зная, что делать. Синие мундиры, стоящие у гильотины, растеряны. Один из солдатов поднимает тело офицера, что-то говоря другому, и они оба удаляются с площади быстрым шагом. Арно уверен, что через некоторое время разойдутся и горожане, подавив в себе ярость и негодование. Несмотря на всех этих «преданных своему делу граждан», вышедших погалдеть на площади, самые тёмные места (скажем, подворотни, улицы со старыми или разбитыми домами, просто пустые кварталы) все равно полнятся людьми. И если бы только ими! Нормальному передвижению, по мимо патриотов, если оных можно назвать вещью, мешают ещё и другие предметы, служащие средством обороны или же прикрытием – повозки, покрышки, какие-то бочки или специально сооружённые конструкции. На крышах таких препятствий нет. — Весьма не дурно, друг мой! — приветствует Арно товарища, одним жестом скидывая с себя капюшон. – Ты совершенствуешь навыки, да? — Черта-с-два, Арно. Он ушёл! И они все-таки забрали бумаги, — Ремиль хмурится, переводя взгляд с пришедшего француза на небо — по вечерам, когда тучи, нависающие над Парижем, растворяются, становится красиво. — И где искать планы этого Де Канна мы не имеем ни малейшего понятия! — Думаю, тебе стоит сходить на какой-нибудь, скажем, вечер. Понимаешь, расслабиться, выпить бокальчик красного, подышать свежим воздухом. Что скажешь? — Отбрось азарт, — шипит ассасин, глядя на Арно из под полей капюшона. — Если дело не касается твоего мсье де Ля Серра, — он делает акцент на последних словах, — это не значит, что оно не имеет значения и вовсе. Тогда Арно глядит на француза исподлобья, с вызовом, и улыбка стирается с его лица – задел. Он тут же выпрямляется, скрещивая руки у груди: — Речь не об азарте, — спустя мгновение Дориан вытаскивает распечатанный конверт из нагрудного кармана, глядя на товарища с шутливым презрением. — Читай, — он делает паузу. Ремиль протягивает руку, забирая вещицу, и недоверчиво распаковывает его, готовясь прочитать; Дориан приятеля перебивает:  — 17 октября 1793.. около 7 часов вечера, дворец Фонтенбло. Это, кажется, завтра? — Откуда? — Нашел, – он пожимает плечами. – И забрал у посыльного на Хлебном рынке. Интуиция, видишь ли. — А ты, – Ремиль по-доброму усмехается. – Я смотрю, навыки свои уже отточил? —  они оба знают, что соперничеству их конца нет и не будет до первой гибели. — Разумеется, — короткая усмешка. Арно указывает товарищу в другую сторону, отвлекая его на очередную проделку, на которую тот, наверняка, поведётся. — Ты гляди! Ремиль поворачивается, смотря в указанную сторону но, обернувшись, не находит ни Арно, ни конверта, который некогда держал в руках. Он кривит губы, считая, в который раз оказывается проведён товарищем. — Что ж, — выдыхает он, понимая, что говорить ему больше не с кем. — Хорошо тебе подышать свежим воздухом, дружище.