За свою долгую жизнь Кара участвовала во многих битвах, поэтому нельзя сказать, что именно эта казалась ей какой-то трудной или хотя бы выматывающей. На границе, когда она видела безногих и безруких солдат, волочащих за собой кишки, но ползущих вперед, в атаку, готовых грызть глотки ангелов зубами, — вот тогда было сложно. Когда она сама, израненная и напоминающая труп, истекающая горячей кровью, бросалась обратно в битвы, выхаркивая напополам с кровью единственно святое для нее имя, — тогда тоже было трудно.
А это… это несерьезно даже. Не битва, а просто свалка из людей, демонов и теней, тянущих к ней свои отвратительные лапы, блестящие живой струящейся тьмой. Нет даже настроения говорить воодушевляющие речи, ей плевать на все, она просто врубается в противника, пытаясь забыться проверенным способом. Меч, секунду назад остро блестевший и отражавший пасмурное петербургское небо, теперь покрывается отвратительной черной, будто нефтяной, пленкой — она только что снесла голову одному из чудовищ.
Спину рвут крылья, она всем телом чувствует тугой воздух, когда быстрым прыжком взметается ввысь, ловко переворачивается в полете, выхватывает из кобуры пистолет. Нет времени целиться, ветер бьет Каре в глаза, у нее не получается выровнять дыхание после рывка — грудь под изодранной в клочья рубашкой часто вздымается. Ни секунды задержки — и она выпускает все пули в изломанную фигуру тени, подкравшейся со спины. Звучат шесть выстрелов, старый добрый револьвер со скрежетом плюется демонической сталью, после чего замолкает окончательно. Кара инстинктивно нажимает на спусковой крючок снова, но слышит лишь сухое щелканье. Приземляется, небрежно отбрасывает бесполезный револьвер назад, под ноги дерущимся, после чего ударом сплеча добивает подстреленную тень.
Вздох, короткий, по-военному быстрый взгляд на воронку в небе. Та отрывисто пульсирует, будто сердце древнего чудовища — оно по сути и есть, поэтому Кара взмахивает легким клинком, примериваясь.
Теней слишком много, они заполонили все небо там, поэтому она не рискует перейти в лобовую, но если бы только был шанс прорываться. Кара взлетает на ближайшую крышу, осматривается сверху. Гвардия держится неплохо — для них такие битвы стали почти обыденностью, и они уверенно держат строй и страхуют друг друга. Но долго им так не простоять.
— Эй, Кара, как там наше небо? — смеется Влад, и камень амулета слегка обжигает ей ухо. — Почему-то у меня нехорошее предчувствие насчет пары сбоев в…
— Справа, идиот! — вклинивается Ян. — Не отвлекайся!
Влад громко ругается на архидемонском, после чего связь вдруг обрубается, и Кара ненадолго глохнет на одно ухо — слишком уж сильна вспышка его крика. Внизу, за пару улиц от нее, взмывают поверх крыш яркие языки жаркого пламени — наверняка какое-то заклинание Войцека, и за них можно в принципе не волноваться, но Кара все равно с легкой тревогой всматривается туда.
И все же… Какие-то сбои… Что Влад, черт его дери, собирался сказать?
Эта мысль начинает мучить Кару довольно сильно, потому она слетает вниз и почти готова броситься туда, где сражаются инквизиторские отряды, но неожиданно что-то отвлекает ее. Что-то — особенно настырное чудовище, напоминающее человеческое существо с культями крыльев за спиной.
Кара легко уворачивается, крутит меч в руке, выставляя его клинком назад, и противник напарывается впалым животом как раз на него, это чувствуется рукой. Ни секунды не размышляя, Кара проворачивает меч, но не находит времени насладиться хриплым криком и потому решительно добивает его, рубя по шее. Тело оседает к ее ногам, и она не может отказать себе в удовольствии двинуть военным ботинком по хрупким ребрам. Брезгливо морщится — с каждым разом эти твари все больше напоминают ангелов, с которыми она сражается всю жизнь.
И тут вдруг и она ощущает эту странную вибрацию в воздухе, о которой говорил ей Влад, и хоть она не обладает ни каплей магических способностей, не почувствовать темную и давящую атмосферу надвигающегося нечто она не может. Замирает, как чуткий зверь, как гончая, готовая взять след сосредоточенно, без единого взрыка броситься за добычей. Кажется, вся ее фигура трепещет в этот момент, жадно ловя эти жуткие, но какие-то знакомые колебания энергии.
Небо будто темнеет, там, среди клокастых туч, неровно грохочет. Кара поднимает голову к небу, позволяя свинцово-холодному ветру скользнуть по ее лицу. Пахнет кровью, едкой гарью и — внезапно — чем-то сладким. Кара чуть хмурится, ассоциация ускользает из усталого сознания, никак не позволяет зацепиться, но вот наконец появляется где-то внутри.
Сквозь привычные запахи войны пробивается нечто вроде привкуса яблочного сидра.
Хрупкое спокойствие застывшего мира вдруг разносится тысячей осколков, разносится с грохотом, громогласным взрывом, вспарывающим действительность слишком легко и с вызовом. С неба прямо в центр сражения падает кто-то; Каре кажется, что это очередная тень, но она быстро понимает, как сильно ошибается.
Это напоминает падение метеорита, и земля содрогается до основания. Она до боли напрягает зрение, глядя в центр той свалки, где перемешались гвардейцы и тени, а в груди Кары что-то словно случайно замирает, но она не придает этому значения.
Она в полнейшем онемении и бессознании смотрит, как встает среди приземистых фигур кто-то крылатый, как гордо и резко вздымает руки кверху и дергает плечами, хлопает крыльями с оглушительным звуком. Тут же во все стороны льется такая первозданная и концентрированная тьма, что даже Каре хочется заскулить и отшатнуться, но она не позволяет себе этой слабости.
Звучит пара резких звуков — этот Падший добивает выживших теней точными выстрелами из пистолета, сосредоточенно и четко, тратя на каждое чудовище по одной пуле, вонзающейся в лобовую кость точно промеж глаз.
И тени лежат — все лежат, и только этот странный человек ступает вперед, точно к ней, легко минуя перекореженные тела. Кара сжимает в руке меч, быстро осматривает этого странного незнакомца. Но почему-то не нападает, только убирает крылья.
Высок, узкие бедра, широкие плечи. Черная кожаная куртка, берцы с развязанными шнурками. Смоляные длинные волосы, прищур темных глаз, легкая усмешка. Сила скользит в каждом небрежном движении, в руке лежит пистолет. Быстро сокращая расстояние меж ними, он выхватывает меч из черной стали, и Кара напрягается всем телом.
— Я тот, кого никто не любит… — напевает он, и бархатистый голос патокой льется в уши. — Я враг Небес, я Зло природы. И, — Он вдруг роняет меч и падает сам на одно колено точно перед ней, поднимая на Кару страшные глаза, улыбается, показывая клыки, почти мурлычет: — Видишь — я у ног твоих!
И тут у нее вмиг кончается воздух в груди, стоит раскатистому голосу отзвучать в застывшем воздухе. Все мысли спутываются и смешиваются, Каре тоже хочется отбросить меч и пасть на колени, и ее показное хладнокровие бессильно ломается.
Она узнает его с трудом, но разве можно было его забыть? После стольких лет она все равно помнит.
И выдыхает потерянно:
— Крис?..
Он смотрит на нее снизу вверх, и в темный глазах ей видятся города в его огне и сотни умирающих и страдающих людей. От его улыбки проходит легкий холод по спине, Кара с интересом прислушивается к своим ощущениям — она никогда такое не испытывала.
— Крис… он мертв, — убедительно заявляет он. — А меня зовут Корак.
И имя его — выстрел в висок.
Кара согласно кивает спустя пару мгновений, нисколько не смущенная. Она тоже давно уже не называется Кариэль и готова вспороть глотку любому, кто окликнет ее так. Да и от Криса, надо признать, мало осталось в этом коленнопреклонном Падшем — Кара помнит выгоревшие почти добела волосы, мальчишечью улыбку и кисловато-горький привкус клюквы.
— Корак… — тянет она, тоже пробуя имя на вкус. Оно ожидаемо ощущается слоем вулканического пепла на губах, обсидианным блеском и холодом, черное с мелкими серыми вкраплениями. Но Каре нравится, как оно звучит. — Пускай Корак, — соглашается она. — Встанешь, может быть?
Не то чтобы ее это смущало, просто Влад из-за спины Корака жестами показывает что-то ехидное и столь же неприличное, интересуясь, где она откопала этого Падшего и кто он ей. Где откопала — да он сам всегда появляется, и Кара всегда знала очень мало о его родном мире. Кто он ей — тут еще сложнее, потому что они оба не видели друг друга с далекого детства. Не враги точно, иначе Корак не подставил бы ей шею — по соображениям Кары, это высшее проявление доверия. С остальным можно разобраться.
Корак тем временем встает быстрым, немного кошачьим движением, выпрямляется во весь рост. Оборачивается, ничуть не удивившись пристальному вниманию гвардейцев, застывших в нерешительности позади, но готовых сейчас же броситься на помощь командору. Влад небрежно чертит защитное заклинание, которое легко можно обернуть в атакующее, а Ян, до сих пор не убравший стилетов, возвращать их в ножны и не собирается. Ну и десяток гвардейцев в черном чуть позади стоит.
— Какие мрачные у тебя ребята, — ухмыляется Корак, с интересом рассматривая Влада. — Все никак не привыкну, что у вас без Сиоанс колдуют. Но твои заклинания меня не убьют, маг.
— Проверим? — зловеще тянет Войцек, между пальцами опасно мелькают яркие искорки будущих заклинаний. — Или ты только с тенями такой храбрый, а?
— Влад, успокойся, — тихо шипит Ян, дергая его за руку и сбивая заклинания.
Кара думает, что зря парень это сделал — Корак тут же обращает на него внимание, присматривается с легкой улыбочкой. Инквизитор слегка ошарашенно отступает, боясь, как бы на него не кинулись, хотя ему-то к таким слегка невменяемым личностям не привыкать.
— А ты будешь гореть вечно, — просто, как радостную новость, сообщает Корак.
Ян словно успокаивается после таких знакомых слов, скромно улыбается в ответ, понемногу привыкая к Кораку:
— Аа, это. Да знаю. — Подумав, инквизитор протягивает руку, приветливо кивает. — Янош Кирай. А тебя, значит, Кораком зовут?..
Падший смотрит на него, как на забавного зверька, путающегося под ногами, но Ян достаточно умен, чтобы не обижаться на свои взгляды. Но неожиданно Корак все-таки пожимает ему руку, тихо хмыкнув что-то себе под нос, из чего можно услышать слова вроде «смерть» и «занятно».
— Имя мое — страх в вязкой тишине! — лихо декламирует он, опять отшатнувшись на шаг, красиво раскидывает широкие черные крылья, явно красуясь перед зрителями.
— Вла-ад? — устало вздыхает инквизитор. — Они все такие, да? Денница, дайте ствол…
— Ярыгин пойдет? — любезно предлагает Корак. — На черном покупал недавно, с курткой. У вас тут люди интересные такие живут…
Он поворачивается снова к Каре, собирается сказать еще что-то, тем же балагурно-веселым тоном, но вдруг морщится, легко касается виска и мгновенно отдергивает руку. Каре с трудом вспоминается, что головные боли мучили и Криса в далекие-далекие времена, но сейчас ему явно хуже чем тогда, на залитых солнцем небесных полянах, и она, к своему ужасу, не знает, что делать. Корак же выглядит так, будто сейчас свалится с ног и уже никогда не встанет.
— Есть тут место, где можно выпить? — собравшись, спрашивает он, но голос звенит, как натянутая струна.
— Идем, — быстро соглашается Кара, зная, что им нужно многое обсудить. — Есть одно.
***
Небольшой бар, располагающийся около инквизиторского офиса, давно стал местом их собраний, каждую битву пережившие ее выпивали здесь за победу и за павших товарищей. Несмотря на всеобщую эвакуацию из города, хозяин этого бара работал исключительно для них, в любое время суток, и Кара была ему весьма благодарна. Что еще бы она делала с толпой измотанных людей и демонов, которым нужен теплый угол и хорошая выпивка?
Пахнет пивом и табаком, люди шумно говорят, тихо играет старый рок. Их здесь знают, поэтому Кара без проблем оставляет меч у двери.
В этот раз она садится подальше от остальных, за стол у стены. Пока Кара исчезает поздороваться с хозяином и заполучить чего-нибудь выпить, Корак с интересом оглядывается по сторонам, рассматривая бар — хотя, кажется, внимание его привлекает и молоденькая официантка в короткой юбке, вьющаяся около инквизиторов. Потом отвлекается немного, вытаскивает из кармана какую-то баночку с таблетками, глотает сразу несколько. Выражение лица его медленно меняется, будто светлеет, да и дышит Корак явно ровнее.
Когда Кара возвращается с коньяком, он с интересом присматривается к двум инквизиторам, тоже предпочитающим отсесть подальше от повеселевшей толпы гвардейцев. Ян курит, Влад рассказывает ему что-то, улыбаясь и часто жестикулируя, на некоторых моментах Кирай устало вздыхает, но не просит его замолчать. Каре часто кажется, что у инквизитора просто ангельское терпение, но из ее уст это звучит скорее оскорблением.
— Чем он тебя так заинтересовал? — спрашивает она Корака, разливая коньяк по рюмкам.
— Парниша Смерть убил, — задумчиво говорит Падший. Вид у него, правда, невеселый, словно он серьезно этим обеспокоен, но старается не показать это. Снова присматривается к инквизитору, кивает: — Интересный он. Я бы сказал, ему суждено убить Всевышнего, хотя он хочет этого меньше всех в Гвардии. Обожаю такие насмешки судьбы.
Молчит немного, пьет на пробу, но вроде бы местным коньяком остается доволен.
— Помрут оба, — замечает, снова кивая на Влада и Яна. — И знают это прекрасно. Ну, это наиболее вероятный вариант. Может, получится как-то выкрутиться.
— Ты видишь будущее? — лениво спрашивает Кара, заранее зная ответ, потому задает следующий вопрос, не дожидаясь ответа: — Тогда, в детстве, ты знал, что со мной станет?
— Конечно.
Кара с приятной ностальгией вспоминает те светлые времена, когда они вместе валялись в высокой душистой траве и делили на двоих корзину клюквы. Она сама не знает, сколько лет назад это было, но видения все равно яркие — она хотела их сохранить. Когда ей выдирали перья по одному, она цеплялась и за них: за улыбку Криса, за разговоры ни о чем, за неторопливо текущее время.
А Крис смотрел на нее и видел, кем она станет.
— Ты мог предупредить, — неожиданно горько говорит Кара.
— Чтобы ты не пала? Чтобы осталась на Небесах, которые ненавидела? Чтобы стала не собой, а кем-то другим, не перевернула судьбы всех этих людей? Ты подняла Ад на войну, ты взяла родной Рай штурмом, какого не видели с начала времен, Исход ощутили даже в моем мире. Если бы я предостерег тебя, ничего этого не было. Кара, путь, который ты прошла, просто поразителен. То, что ты делаешь, как ты это делаешь — ты творишь то, что все считали невозможным. И я упаду перед тобой на колени снова, но и это не выразит того, как я рад, что мы были знакомы.
Она пораженно молчит, и эту неловкую паузу прерывает как нельзя кстати появившаяся Ишим. Демоница с любопытством кивает Кораку, присаживается на стул возле Кары, подвигается ближе.
— Когда мне рассказывали про сумасшедшего Падшего, я думала, речь о тебе, — говорит ей демоница.
— Ну что вы, любезная, — на лице Корака расцветает сладкая улыбка. — Это лишь я, ваш покорный слуга. Мне имя Корак… или Оиален, скажем… или любое, коим вы меня назовете. Рад приветствовать вас, хоть и неподобающим образом — поверьте, если бы мы встретились в другом месте, я бы поклонился и поцеловал вам руку, впрочем…
Он хочет привстать, перегнуться через стол, но Кара улыбается ему, тихо, но твердо замечая:
— Корак, она моя.
Поняв это, он легко отступает, чуть вальяжней устраивается на стуле, потеряв необходимость в этом представлении. Наливает себе еще, выпивает почти залпом.
— Я всего лишь хотел продемонстрировать манеры — прекрасная демоница явно считала меня безумным варваром, — пожимает плечами Корак. — Но рад видеть, что вкус на женщин у нас похож. Какая милая девочка, я даже слегка завидую.
Он солнечно улыбается Ишим, которая чуть смущается такого внимания и прижимается к Каре. Та мурчит ей что-то на ушко, поигрывая с кисточкой хвоста демоницы.
— Я не отвлекаю? — тревожно спрашивает Ишим. — Вы о чем-то важном говорили.
— Нет, солнце, сиди, — уверенно заявляет Кара. — Корак, ты как, не против?
— Ни в коем разе.
Он без тени беспокойства рассказывает, как его вышвырнуло из Восьмого в этот мир, как он узнал, что Кара тоже здесь, как решил навестить ее. Смеется слегка наигранно, поигрывает пустой рюмкой, громко разоряется, что привет, который он передавал, так и не дошел до нее. И Каре кажется, что он был рядом всегда, словно и не было тех пары тысяч лет, словно они оба не уничтожали миры и не вырезали столько людей. Они оба слегка безумны, но проблема не в этом, а в том, что им это нравится. Они привыкли так жить, и это их сближает.
Вот только время уже не то, только у них у каждого за спиной стоит столько ужасных вещей, что они не любят закрывать глаза, зная, сколько воспоминаний таится во тьме.
— Ты хочешь убить Бога, — говорит Корак, и это не вопрос. — Его нельзя убить. Невозможно.
— Ты только что говорил…
— Я говорил то, что видел. Но насколько это реально?
Кара ловит его интонацию, целует Ишимку в висок и говорит:
— Милая, иди прогуляйся, ладно?
Та ничуть не обиженно кивает и быстро исчезает, мелькает около Яна с Владом — те перехватывают ее, тянут за свой стол. Кара быстро отворачивается — ее демонице будет не очень приятно, если она будет столь неприкрыто следить за ней, да и на инквизиторов можно положиться.
— Ты знаешь обо мне все, да? — посмеивается Кара. — Это немного пугает.
— Я ведь не мог о тебе забыть, — убежденно говорит Корак. — Я обещал, в конце концов. А про Бога… Не знаю, как к этому отнестись. Его не существует, как по мне. Конечно, может, и есть какое-то вечное существо — черт с ним, тут ни один из нас не может быть уверен, но образ создали мы сами. Наши мысли, наши страхи — это стало Богом… Мы наделили Его всем: и плохим, и хорошим. Для тебя плохого оказалось больше, для всех, кто идет за тобой, — тоже. Ты обижена на весь мир, хочешь уничтожить что-нибудь вечное, чтобы заявить во всеуслышанье, что тебя не сломить. Но не глупо ли сваливать все на Бога?
— Тебе бы проповедовать, — недовольно ворчит Кара. — Я знаю, как это выглядит со стороны. Я знаю, куда их веду. Ты хочешь, чтобы я признала, что живу войной? Да, это так. Но…
Она поворачивается, долго смотрит на то, как Ишим под одобрительные крики толпы учит Яна кидать нож с тремя оборотами.
— Я не могу жить в мире даже с ней. Мне все время казалось, что сверху надо мной смеется Бог, когда видит, как я изнываю от осознания того, что не могу ничего изменить. А потом я уничтожила Рай — что же, этого мне показалось мало. И что, ты будешь меня осуждать?
— Когда этот мальчишка застрелит Бога… что будешь делать ты?
Кара не находится с ответом. Она никогда не думала, что именно Ян Кирай, волей случая или стараниями Влада затащенный в их мир, сможет выстрелить во Всевышнего, но Корак, похоже, не ставит это под сомнение ни на секунду.
И она правда не знает.
— Может, перебраться в твой мир, а? — весело предлагает она. — Я найду, чем там заняться.
— Когда ты поймешь, что бросать вызов больше некому, ты сойдешь с ума.
Кара смеется в голос в ответ на эти слова, привстает, склоняется к Кораку и скалится ему в лицо:
— Я и так безумна. Я хочу войны, понимаешь? Хочу сражаться просто так, просто с кем-то, лишь бы был шанс держать меч в руках и убивать им врагов. Наш мир устроен так, что война непрекращаема, пока по крайней мере двое ее хотят.
— Но ты кричишь именно о Боге.
— Но Его я ненавидела с самого начала. Я все это время сражалась против него, когда уничтожала Его любимых детей. Если придется сжечь и этот мир, чтобы лишь Господь пришел и взглянул в мои глаза, я сделаю это. Он существует, я знаю, каждый ангел это знает, да только их учили любить Его, а я сама научилась ненавидеть самой яркой ненавистью из всех существующих.
И ее почти трясет, когда она говорит эти злые и дерганные слова, когда они слетают торопливой скороговоркой с губ. Корак тоже поднимается, и их лица на одном уровне. Кара думает сейчас они бросятся друг на друга, и у нее слегла ноют сбитые костяшки.
Но Корак неожиданно шепчет ей:
— Я знал, что из тебя выйдет хороший воин, птичка моя.
И ей хочется упасть.
***
Они вдвоем сидят на крыше, смотрят в небо. Оно непривычно чистое, а луна слегка режет глаза. Кара прикуривает, выдыхает дым с наслаждением, без слов предлагает Кораку пачку.
— Мм, нет, я не курю, — тянет он.
Корак лениво касается ее волос, ворчит:
— И зачем остригла?
Кара ехидно хмыкает что-то насчет того, что еще пара таких заявлений, и она оттаскает его за волосы. Хотя Кораку идет, ничего не скажешь, хоть она и лучше помнит его со светлыми.
Корак сидит рядом, слишком настоящий и живой. Руки у него теплые, пахнет яблоком, нашептывает себе что-то вполголоса. Думая о чем-то своем, Кара расправляет крылья с тихим шорохом, и время ненадолго замирает. Корак утыкается носом в жесткие черные перья, проходится по ним рукой, и так они и сидят некоторое время.
— У тебя были очень красивые крылья, — горько вздыхает он.
— Я хотя бы могу летать. Если у меня отнимут небо, я погибну.
Пальцы осторожно скользят по крылу, и у Кары ноют лопатки. Слишком больно, но она просто не может убрать их и сделать вид, что ничего не было. Она вдруг рывком встает, протягивает ему руку. Черный силуэт на фоне луны, и только огонек сигареты тлеет в полутьме.
— Ты ведь ненадолго тут? — спрашивает она.
— Скоро уйду. Мне… надо.
— Ну тогда сейчас, — решает она.
— Что?
— Ты обещал полетать со мной, помнишь? Прежде, чем исчез тогда.
Кара слегка взмахивает крыльями, предлагая ему все небо, уж не меньше. И Корак порывисто вскакивает с места, хватает за руку так твердо и уверенно, что она не вырвалась бы. Но Кара и не хочет.
— Что бы ни было потом, — уверенно говорит она. — Я живу мигом, Корак. Или может, ради него. Этого самого момента. Прости меня за то, что встретил не ту добрую девочку, а полусумасшедшее чудовище. Прости.
— Не извиняйся, — улыбается он. — Все мы меняемся. Но свои обещания я помню.
И они рука об руку взмывают в небо.
