Voluntate Dei

Если я скажу, что искренне завидую тем людям, которые считают каждый день повтором предыдущего, надо мной искренне посмеются эти счастливчики, чья жизнь напоминает классический треугольник дом-работа-дом. Глупые люди понятия не имеют, как им хорошо. Когда заходишь на кухню, не всегда знаешь, застанешь ты там Влада или горящий телевизор. Или не застанешь кухни вовсе, а Войцек с легкой, почти извиняющейся улыбкой будет убеждать, что все затраты на ремонт он возьмет на себя. Словом, та еще лотерея, от которой зависит, пойдет в бездну твой день или нет. Я ведь уже упоминал степень своего невезения, возведенную коварным Господом в абсолют, и то, что я ни разу нормально не выигрывал в азартные игры? Ну вот и думайте теперь, какова вероятность провести утро за устранением разрушений после работы одного упрямого мага. И вот я осторожно заглядываю на кухню, подумывая, не захватить ли с собой нож. Держать любой острый предмет обратным хватом даже в собственной квартире — эту привычку из меня уже не вытравить. Но сегодня я решаю обойтись без холодного оружия. Влад, лениво развалившись на стуле, прихлебывает кофе и смотрит бодро вещающий что-то телевизор. На первый взгляд выглядит все до того мирно, что я замираю, не веря своему счастью. Спокойное утро, неужели? Если бы Войцек убрал ноги со стола (в военных ботинках, и, слава Деннице, на подошвах нет крови), было бы вообще прекрасно, но кто я такой, чтобы жаловаться? — О, Ян, — улыбается он. Судя по всему, настроение у Влада сегодня весьма радостное, не иначе как смог чего-то добиться со своими рунами. Он залпом допивает свой дешевый кислый кофе, озадаченно смотрит на меня. — Тебе разве сегодня на работу? — Увы, — односложно отвечаю я. — У нас есть что-нибудь съедобное? Влад пожимает плечами, предлагая мне порыться в пустующем холодильнике самому. — В морозилку только не лезь, — вспоминает он, однако от пояснений отказывается. Подумав, я все-таки решаю не смотреть, какую очередную дрянь он притащил. В прошлый раз это были отрубленные человеческие пальцы с гниющими ногтями — то еще, знаете, впечатление, на всю жизнь остается. Из телевизора все бубнят скучным голосом, Влад просит сделать ему еще кофе, и я чувствую себя почти отравителем, когда намешиваю эту растворимую дрянь. В холодильнике обнаруживается только немного колбасы и сыра и загнивающее яблоко. Я усиленно пытаюсь вспомнить, когда я последний раз ходил в магазин. Ладно, бутерброды — это почти безопасно, а хлеб даже не плесневелый. Если я остался жив вчера после тех пирожков с мясом (чьим — не уточнял), мне это не страшно. — Почему паленым пахнет? — подозрительно спрашиваю, уловив неприятный запах. — Ян, очень важно, — трагично объявляет он. — Напоминай мне больше никогда не прикуривать от спичек. Точно, зажигалка же потерялась. Ну, хоть шторы целы, и то хорошо. — Ты маг или кто? — недовольно напоминаю я. Он молчит. Когда часть твоих будней превращается во что-то в стиле этого утра, а в остальную часть ты находишь себя избитым, невыспавшимся и вообще не дома, а на работе, надо начинать задумываться, что ж ты не так делаешь со своей жизнью. — И все-таки, зачем тебе те пальцы? — спрашиваю я, пока заваривается мой чай. — Руки убийцы, — поясняет Влад. — Гримуары кормить. — Они еще и едят?! — ошарашенно выдаю я и с ужасом кошусь на кухонный шкафчик, оккупированный Владом. Как-то раз меня пытался убить один такой, но книги Войцека вели себя более дружелюбно. Я им даже нравился, если судить по довольному урчанию, раздававшемуся, когда я протирал корешки. — Поэтому я говорю: руками не лапай, — отвлекает меня Влад. — Я не убийца, — недовольно замечаю я. Кошусь на зеркало, висящее на стене, словно желая удостовериться, что по-прежнему выгляжу адекватным человеком. Усталое лицо, нижнее веко правого глаза нервно дергается… Твою мать. — Не убийца, конечно, — хмыкает Влад. — Ты белый и пушистый. Особенно по сравнению со мной. Он начинает говорить что-то о своих книгах, и через некоторое время я окончательно теряюсь, зная, что болтовня Влада обладает странным усыпляющим действием, а потом я ловлю себя на том, что что-то киваю на его рассуждения о Кумранских рукописях — что это вообще такое, я пропустил? Но прерывать его я не рискую. — В голодные годы сдам тебя в университет лекции по истории читать, — решаю я. — А сейчас какие? — ехидно переспрашивает Влад, когда с отчаянием заглядываю в холодильник. — Зарплата в конце недели вроде как. — Дожить бы, — философски вздыхаю я. Тут Влад неожиданно прибавляет звука телевизору, в котором мелькает Кара. Судя по краткой сводке, командор опять творила нечто незаконное, и казалось, что она просто хотела взбесить крестоносцев своими громкими словами, чтобы выманить их из нор. — Что она говорила? — переспрашиваю я, пропустивший большую часть репортажа. — Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь, — нараспев говорит Влад. — Иоанн, глава десятая, стих… в районе четырнадцатого. Безбожник, на память читающий Библию, — вот какое у меня развлечение по утрам. Это ведь даже слегка забавно было бы, если б его слова не отдавались пугающим эхом в углах. — Она сумасшедшая, да? — обреченно вздыхаю я, кивая на командора. — Все мы тут сумасшедшие, — не спорит Влад. — Иначе ничего этого не случилось бы, если б мы и правда были покорными овцами. — Ты же ненавидишь Бога, а читаешь Его слова. — Это только красивые фразы, — пожимает плечами Влад, — и писали их люди. А народ ведется только на красивое, не так ли, господин инквизитор? А настоящая мудрость — она же не там совсем. И говорить у него получается со всей убежденностью, на которую способны только безумные фанатики. Не рухнуть в ту же пропасть, послушав его немного, довольно сложно, и я знаю, что уцепиться за край у меня не получается. — Иногда мне кажется, что ты под кайфом, — честно признаюсь я. — А? — удивленно переспрашивает Влад. — Нет. Не люблю совершенно, мне надо чувствовать свои мысли, а не путаться в них. Но спасибо за лестное мнение. Покаянно извиняюсь — и правда сложно представить Влада, пытающегося забыться в наркотиках, не тот он человек. Он довольно кивает, добавляет, что мертвому уже ничто так не вставляет, потому даже если бы он решил найти себе что-нибудь для расслабления, эффект был бы не тот. — Мне уже обыскивать квартиру? — спрашиваю я. — Ага, — согласно кивает Влад. — На то, чтобы найти чистую рубашку, у тебя десять минут. Если, конечно, ты не собираешься заявиться на работу в этой футболке. — Не хочу на работу, — обреченно вздыхаю я. — Огнев опять орать будет — он в конце месяца злее обычного. — Но ты же хороший мальчик и закончил отчет? — Иди ты… — отмахиваюсь я. — На дежурство оставаться, точно, вспомнил… Опять всю ночь мерзнуть. Жизнь слишком несправедлива. — Ты хоть еще живой, — подбадривает Влад. — Поверь, в смерти несправедливости больше. Так что иди на работу и не ной. Тоже мне каторга, пару часов улицу посторожить. И спорить с ним у меня нет сил, я просто смотрю в окно, где солнце уже проглядывает сквозь облака. Спустя час будет очень даже тепло, кажется. Да и вообще… день-то хороший, чего я, правда… — Сигарет мне купишь? — просит Влад. — А я взамен обещаю ничего не уничтожать тут. — Ладно, — соглашаюсь я, зная, что его обещание с большей вероятностью выполнено не будет. Но и день сегодня хороший, и я добрый… где-то глубоко в душе… так что почему бы и нет?