Voluntate Dei

Без ложной скромности Кара могла признать, что любит смотреть на Ад из большого панорамного окна, с осторожностью установленного в ее кабинете и зачарованного лучшими магами. Вид отсюда, с верхних этажей, открывался потрясающий — особенно по ночам, когда город светился тысячами огоньков… Гордость — вот что она чувствовала. Гордость и беспокойство. Столица копошилась там, внизу. Жила, дышала. Закрывая глаза, Кара с легкостью могла представить освещенные магическими светильниками улочки, полночные забегаловки, широко распахивающие двери поздним гостям, влекущие вкусным запахом и незамысловатой музыкой, и одинокие запоздавшие экипажи, прогрохотавшие по мостовой… Ад жил в мире — впервые за… сколько, столетия? тысячелетия? Наивно было полагать, что в это время не придется работать. Душой Кара упрямо рвалась на войну, но сражений они не вели, не считая недолгих выездов на случай, если на каком-то из нижних кругов угнездится банда наемников. Они отходили от прежних битв, воспитывали демонят, не знавших разрушительных набегов ангелов, их крестового похода, учились жить спокойно и безмятежно, хотя и много было таких, как Кара, любивших войну, привыкших к тяжести окровавленного клинка… Сегодня ее оружием стала до чертиков неудобная перьевая ручка. — Как тебе? — уточнила Кара у Влада, слишком долго сидевшего в молчании и листавшего наметки указа. Тот как раз забежал на минутку, гаркнув что-то про затворников с порога, запыхавшийся, пока взбирался наверх, встрепанный, живой. — Столько полномочий у Гвардии точно не обрадуют наших Высших, но нужно с чего-то начинать. Когда-то я думала, получится сразу все исправить… — Что ж, мы почти ушли от Средневековья! — Влад весело салютовал ей листом. Похоже, все эти бумажки его ничуть не грузили, а очень даже развлекали. — Ты права, просто так верхушки это не примут. Инквизиторство помогал с составлением, да? О, я его стиль слету узнаю! Да-да, все эти пометки насчет задержания по обстоятельствам любого гражданина независимо от статусности… и легальное насилие… — Раньше оно, видимо, было нелегальным, — одобрительно хмыкнула Кара. — Ян лучше понимает в полномочиях законников из вашего мира… И сам вызвался помочь — кто я такая, чтобы отказываться, верно? Недолго помолчав, Влад потер рога, отложил черновик, потянулся, вставая. Кара прекрасно знала, что на ногах или — того лучше — за каким-нибудь делом Владу думается лучше, но прогулка его закончилась возле мощного книжного шкафа — там Влад умело отодвинул пару тяжелых томиков, пошерудил рукой и выудил почти полную бутылку коллекционного коньяка из человеческого мира. Ее он гордо выставил в середину письменного стола, раздвинув в разные стороны громоздящиеся документы, вытащил из ящика две граненых рюмки. В кабинете Кары он чувствовал себя куда лучше и естественнее, чем она сама. Они звонко чокнулись, но особо пить не хотелось: Кара цедила крепкий коньяк, откинувшись на спинку стула и рискуя вовсе свалиться. Оно того стоило. Выпив залпом, Влад помотал головой и задумчиво изучал этикетку. — Как в Петербурге? — лениво, но искренне расспрашивала Кара, искоса поглядывая на Влада. — Ты так много времени в нем проводишь, я уже начинаю опасаться, что оттуда грянет новый армагеддон… — Да куда там! — успокоил он. — Просто все сразу навалилось… Конец квартала, отчеты, а еще дело никак не распутывается — ну, помнишь, я рассказывал, убийство! Ничего, скоро разберемся, почти что-то нащупалось. И он бросился в торопливые рассуждения, настойчиво пытаясь что-то Каре втолковать, убедить ее или поспорить — не понятно. Уставшая после долгого дня, жмурящая глаза, она молчаливо кивала и запоминала на всякий случай. Больше не наливали, но бутылка красиво поблескивала боком в лунном свете. Кара звякнула по ней ногтем, вслушиваясь в протяжный звук. — Ян совсем увяз? Надо обговорить пару правок, пошли его ко мне на днях, ладно? — миролюбиво попросила она. — В работе, где ж еще. Заебавшийся Ян — просто мужчина мечты, — объявил Влад, играючи переставляя рюмки на столе, чередуя и меняя. — Приходит заполночь, падает мордой в диван и все — в отключку, хоть что делай. Даже готовить не надо… А я, может, старался. — Как бы он не помер с голоду-то, ты там следи, — заботливо забеспокоилась Кара. — Хотя я сама так частенько падаю, никаких сил нет… Изредка Кара задумывалась, говорил ли кто Владу, что эта насмешливо-ласковая ухмылка неизменно появляется на его лице, стоит завести разговор об инквизиторе. Не стала спрашивать и в этот раз: она ему шла, в конце концов. В последние годы Влад выглядел живее, чем когда-либо, и дело было вовсе не в остро отточенных обсидиановых рожках и колотящемся сердце. Себя она тоже нередко ловила на удивительно мирном и благостном настроении, вот как теперь, когда наблюдала за Владом, с удовольствием отмечая, что он наконец нашел свое место — на сложной службе в Инквизиции Петербурга. — Влад, это она, да? — спросила задумчиво. — Ишимка? — Он обернулся, героически заслоняя собой коньяк и готовясь отражать атаку разъяренной демоницы. — Да не идет вроде, не кипешуй. Пока гуляем. — Старость, — веско произнесла Кара. — Пришла, родимая. Я даже начала пить коньяк! — Можешь отдать его мне. — Влад выразительно подмигнул. — Мы замечательно поладим, я точно знаю… Инквизиторство может быть немного против, но я поделюсь. Впиши там что-нибудь про недопустимость взяток должностным лицам… Глухо заворчав, левой рукой Кара нацарапала что-то на подвернувшемся клочке бумаги, отпихнула его в сторону, успокоилась. Почти легла на стол — ткнулась лбом в руку. Совсем недавно — по ее бессмертным меркам, конечно же, — она не смогла бы представить такую картину. Мирную, домашнюю, размеренную. Ведь они столько сражались, неужели не заслужили немного отдыха?.. — Поспи, Кара, слышишь? — мягко посоветовал Влад, подло хмыкнул: — Уже один глаз закрывается, я ж все вижу. — Какой ты… взрослый и ответственный! — с тоской выговорила Кара. — Отъебись, сама ты дряхлая. Я отлично сохранился! Когда Кара ставила кожаный диванчик в угол кабинета, она точно знала, что придется на нем ночевать, как есть чувствовала. Достаточно широко, чтобы вольготно разместиться вдвоем. Кожа приятно поскрипывала, пока она возилась, подобрав босые ноги — скинутые ботинки стояли рядом. Привалившись к теплому боку Влада, Кара задышала спокойнее, чувствуя, как близок глубокий сон, вслушиваясь в мерное биение его сердца — прижалась ухом к груди. От него пахло горечью и дождливым городом. Щелчком пальцев Влад погасил свет, оставив только янтарные отблески в окне, — точно кипящее золото, драгоценное, движущееся… — Не говори инквизиторству, чем мы занимаемся, а я не скажу Ишимке, — смешливо предложили Каре. — Неприлично спать с товарищами. — На товарищах. Ты удобный, но сейчас я отобью тебе почки… — пригрозила Кара, отворачиваясь, чтобы Влад не рассмотрел по-детски широкую улыбку на ее лице. Улыбаться городу было куда привычнее и достойнее. — Как же я буду с тобой пить?.. Рубит? — Угу… Влад? — позвала она, вслепую потянув за рукав. — Скажи, а ты вот счастлив? Кара не старалась отсчитывать секунды: все равно запуталась бы в цифрах, настолько сильна была усталость, опустошающая голову. Но молчал он достаточно долго, чтобы всерьез начинать беспокоиться. Усилием воли Кара разлепила один глаз. — Ты задумался? — удивилась она. — Нет, не в этом смысле, я… — Влад махнул рукой. — Понимаешь, я всегда думал, что счастье — это что-то совсем мимолетное, призрачное. Что ощущаешь только мгновение — потому оно такое ценное, потому про него так много говорят, пишут, спорят… Лови момент и все такое. А тут, если вдуматься, я живу так уже добрых пятнадцать лет. Работаю с Яном, служу в Гвардии. Когда счастье становится каждодневной рутиной — оно считается? — Думаю, да, — посомневавшись, согласилась Кара. — Я ведь тоже не слепая, вижу. Ты никогда не был таким… спокойным? Человечным? Обычным, я имею в виду. По-хорошему. Настоящим… — Боялся этого больше всего: стать как все. Никак не мог представить себя в старости, не мог поверить, что доживу… Да я и не дожил. А все равно боялся, я был наглым мальчишкой, который считал, что у него есть все время, весь мир. Не я первый, не я последний… Говоря, Влад устало закрывал глаза. И Каре, самой чудом сохранявшей рассудок, захотелось немедленно его встряхнуть, чтобы он договорил, ведь это показалось таким важным и необходимым — просто выговориться. — Я не хотел бы, чтобы это заканчивалось. Только не теперь, когда я понял, что жить можно не только скорбью по ушедшим или яростью. Он всегда был рядом — вечный товарищ, брат не по крови. Часть его Кара воспитала сама, опасную, скалящуюся волчьими клыками и отпугивающую жестокой сталью глаз, другую — Влад вытянул сам из чудом сохраненного сердца. Ту, что жила, дышала рядом с ней, обнимая за плечи, — так теплее… — А ты? — коротко спросил Влад. — И я, — просто согласилась Кара, окончательно засыпая на его плече.