Voluntate Dei

Ишим Когда начинается война, она не до конца в нее верит, отказывается просыпаться из сладкого сна. Часть ее навечно привыкает к спокойствию за те несколько лет, что они выкупили у ангелов ценой золотой крови и великого пожара; Ишим знает, что весь гудящий Ад сейчас чувствует то же, что и она, словно родной мир сжался и воплотился в ее маленькой душе. Она не хочет снова возвращаться в то ощущение ужаса, когда и на небо-то страшно голову поднять, но идет за Гвардией. Потому Ишим старается цепляться за житейские мелочи, помогает гвардейцам, потому что мало каким советом способна поддержать Кару и Вельзевула: она ничего не смыслит в военном деле. Зато утешить Ишим способна всегда, она привычно улыбается и говорит что-то ободряющее, пока они бегут на Девятый и сражаются за холодный враждебный круг. Наверное, по-настоящему им никто и не сопротивляется… Понемногу устанавливается их повседневность, в которой Гвардия вынуждена ужом вертеться, закрывая границы круга и попутно выбивая с него все войска Люцифера. Здесь уважают грубую силу, потому проблем с бандами не выходит, а куда сложнее — выжить в суровом холоде. Ишим наблюдательна — этого у нее не отнять. Еще когда в ночи они ворвались в Ленвис верхом, когда сияли отблески пожаров и на улицах шли короткие схватки местных с легионерами, она видела, как Ян с Владом как будто оторваться друг от друга не могут. Они и раньше везде мелькали вместе, но сейчас это другое. Они избегают касаний, но стоят так близко, что кажется, не растащить. Им достаточно пары взглядов — и Ишим никогда не видела, чтобы общались глазами по-настоящему, а не в романтических историях, но инквизиторам… нормально. Они общаются точно так же, как и год до этого, но во взглядах, обращенных друг на друга, таится и расцветает что-то слишком нежное и хрупкое для этого круга и этой войны. Но они стерегут свои секреты лучше псов, и Ишим остается лишь гадать по недокасаниям и полувзглядам. Однажды после боя Ишим заглядывает в конюшню: добрая, смирная ее лошадка всю дорогу в Ленвис хромала на заднюю лапу, потому она несет к ней десяток лечебных амулетов, которые выклянчила у медиков. Таверна не спит, шумит после боя, гуляет Гвардия, а Ишим прокрадывается тихонько на задний двор. В конюшне возле стойла бешеного коня Влада звучат негромкие голоса, что-то возится, и Ишим ловко юркает к стене, в тень, кладет руку на кинжал, думает: воры! На нее наплывает страх, но она не может двинуться с места и раздумывает, нужно ли кричать. Ей нужно несколько секунд, чтобы узнать в голосах самого Влада и Яна, и Ишим несмело выглядывает. Может подойти, поздороваться и немного пожаловаться на свою беду, но медлит, чувствует: не то что-то. Они почти шепчутся, стоят там, близко к стойлу, в котором чернеет Владов жеребец, замерли — едва не в обнимку. В неровном свете магических ламп видно, как Влад протягивает вперед ладони, кривясь лицом, и Ишим вспоминает, что его ненароком изранило каким-то заклинанием в последнем бою, который так ярко отмечают далеко от них, в теплых стенах. Отсюда не видит, но Ишим знает, что все запястья у Влада иссечены немилосердно, точно осокой, пальцы изранены, дрожат. У Яна тускло сияет лечебный амулет, намотанный на руку на манер браслета, но он сам касается истерзанных рук Влада, аккуратно оглаживает пальцы, что-то шепчет едва слышно, успокаивает, словно заговаривает боль. И кажется, что это из-за его движений стираются бесследно раны и разглаживается разодранная кожа. А потом Ян мягко подносит руку к губам, касается тыльной стороны ладони, исступленно, но бережно. Влад застывает на месте, неловкий, как дикий грозный зверь, не привыкший к ласке. Улыбается ломко и незнакомо. И так тепло от этой картинки становится, что нельзя объяснить, но холод Ишим больше не покусывает. Ее странно обнадеживает сцена чужой нежности — после всей войны, что она видела. Пряча улыбку, Ишим прокрадывается к выходу. Напоследок замечая, как конь тихо и насмешливо ржет и подталкивает их друг к другу носом — ткнув Яна в спину под лопатками. Кара Ей Ишимка пыталась намекать о чем-то, конечно, но кто бы обратил внимание на сплетни на фоне настоящей, всамделишней войны? Бабский треп. Каждый день Кара едва добиралась до постели, а как вползала в кровать, сразу отрубалась без сновидений, но в полудреме иногда слышала, как встревоженная Ишим говорит о чем-то, и ответственно мычала в ответ. Лучше других она понимала, как непривычна демонице военная жизнь, поэтому старалась потакать ей во всем, и так не способная вовек расплатиться за то, что Ишим последовала за ней в самый низ Ада. Так вот, имена инквизиторов там тоже проскакивали, а еще Ишим запиналась, смущалась и краснела, что понять ничего невозможно. И в голове Кары это надолго не задерживалось. Инквизиторы точно были в порядке — ни о чем ином она не беспокоилась. С недавних пор они выглядели даже получше, чем вся остальная Гвардия. Однажды, собираясь немного проехаться с небольшим отрядом до деревеньки где, как говорили, видели дезертиров из легиона, Кара быстро взлетает наверх — к небольшой чердачной комнатке, где разместились инквизиторы. Не может дождаться внизу, да и они как-то медлят. Дверь поддается, не запертая, только вспыхивает какой-то магический символ на косяке, однако Кару он пропускает запросто. Света нет, и в коридоре крайне трудно что-то разглядеть, но Кара напрягает ангельское зрение и пытается, чувствует — что-то неладно. Нервов она за последние недели столько истрепала, что на век не хватит. Первое, что она видит: Ян, сидящий на каком-то кривом комоде, а Влад перед ним — на коленях. Вроде как, страшно занят, а Ян довольно улыбается и облокачивается на стену. Вспыхивает свет. Это Кара случайно дергает за переключатель, не в силах ни слова вымолвить, и теперь нет шансов просто сбежать — что ж, сама виновата. Они шарахаются в разные стороны, что спустя мгновение Кара готова поверить, что увиденная картинка — от усталости. Но инквизиторы переглядываются дико, словно спорят, а она не слышит. — Это прозвучит охуенно нелепо, но ты не подумай, я шнурки ему завязывал, — быстро заявляет Влад. И Ян, совершенно приличный, одетый к выезду в мундир без погон (разве что, ужасно смущенный и раскрасневшийся), кивает рывком, спрыгивает с комода, но тут же почти падает, наступив на собственные шнурки. В легком онемении Кара смотрит на его берцы: на одном ботинке шнуровка идеальная, крепкая, чтоб в бою не слетел, а на другом — невнятные морские узлы и длинные завязки волочатся по полу… Спотыкаясь, Ян почти падает, но Влад успевает его подхватить, и делает он это настолько обыденным, правильным жестом, уверенно обхватывая рукой за пояс и терпеливо позволяя выровняться, что Кара гадает, как это она раньше-то этого не замечала. Глядя на ее лицо, Влад хочет сказать что-то еще. Неловкость буквально ощущается в воздухе, и вид у всех троих такой, будто Кара их за чем неприличным застала. Ведь на деле — пустяк, ерунда какая… — Я бы еще чисто по-человечески поняла, если б вы трахались, но с каких пор ты кому-то шнурки завязываешь? — выдает Кара, не подумав — все еще в шоке. Влад отворачивается, кашляет. На самом деле она рада. Действительно рада, потому что помнит время, когда Влада выворачивало от бессмысленности своего существования, когда ему некуда было идти. Если он счастлив тем, что мучается с шнурками своего инквизиторства — пускай. Она будет счастлива тоже. Потому Кара спешит сгладить все, перевести в шутку: улыбается, подходит, хлопает по плечу и негромко рассказывает о деревеньке к востоку. Она каждым движением кричит, что все нормально, и они медленно расслабляются, перестают глядеть так загнанно. — Жду вас внизу, не задерживайтесь! — Кара у двери машет рукой, улыбаясь, и ей так легко и спокойно на душе. Ненадолго она оглядывается и снова смотрит на левый ботинок Яна, на мятые, словно пожеванные шнурки: видно, попытки самому справиться. — Удачи! — хохочет она, скатываясь вниз. Спустя каких-то минут десять Кара наблюдает, как Влад отходит к магам, ненадолго отлепляясь от Яна, и она ловит себя на мысли, что вид его, одинокого, курящего в сторонке, чтобы на других дым не летел, непривычен. Потому Кара решительно подходит ближе, желая разделить с ним студеный воздух, пропахший едким табаком, и пару-тройку тайн. — И давно? — шепотом спрашивает она, чувствуя себя нелепо — точно в человеческом фильме про шпионов. — Мне теперь кажется, всегда так было, — растерянно говорит Ян. — Хотя на самом деле — сколько там, недели три? Как все это началось. Может, мы не позволяем друг другу сойти с ума… Кара кивает; ей тоже иногда кажется, что война длится целую вечность, хотя на самом деле никто даже месяц на календаре перевернуть не успел. А потом она почему-то обнимает Яна, устало гладит его по спине. Вроде как, семья теперь по-настоящему, но Кара не особо понимает, как это работает. Они достаточно далеко от всех спрятались, чтобы позволить себе замереть. От Яна пахнет горечью, и полынные нотки Кара точно привыкла вдыхать, когда — изредка — обнимает Влада, но сейчас она довольно улыбается. Чувствуется, как спина у Яна становится чуть менее напряженной и прямой. — Обидишь Влада, и я тебя сожру, — ворчит она несерьезно, но по ответственному взгляду сине-серых глаз понимает, что Ян это за шутки ни на минуту не принимает. На правах родственника Кара отбирает у него сигарету и докуривает, довольно обжигаясь дымом — это особенно приятно, когда вокруг холод, что зуб на зуб не попадает, и начинается снегопад. Ройс и Дир — Вот Влада тоже эти ебучие клопы по ночам жрут, а ты говоришь, я параноик! — восклицает Дир, когда они спускаются вниз, в просторный зал, где раскиданы кривенькие, но крепкие столики. Влада они находят в углу; вид у него какой-то потрепанный, и ворот рубашки он поправляет, когда радостный Дир пытается что-то еще сказать. Двигается на лавке, освобождая им немного места, и придвигает пару мисок с жидкой кашей. — Устал, да? — сочувственно пристает к нему Дир. — Целый круг закрыть, еще бы! А крепко границы стоят, уже пару дней никаких легионеров, зря выезжаем охранять… — Столько дней спокойно, а ты такой уставший, — задумчиво тянет Ройс. Диру, кажется, не до того: он уже наворачивает кашу, о чем-то болтая. Жизнерадостный такой, громкий; Влад тоже чуть морщится, но благосклонно слушает. И голова у него забита совсем другим, проблем и без того хватает, Диру надо думать и о поисках своей названой сестры, и о войне, и о том, как бы Кара не прознала, что он покушение на нее готовил: она нынче нервная, головы с плеч летят. Некогда ему думать, с чего Влад такой странный. А в неожиданно возникшей передышке Ройсу нечем заняться, и он рассматривает Влада, пока ест. Знает, что даже такая жидкая каша ценна, потому смакует и медлит, как и остальные солдаты, которых в полутьме таверны можно различить. У него достаточно времени, чтобы изучить Влада, усталого, но какого-то слишком счастливого. Прямо светится изнутри. Тут рядом возникает и Ян с несколькими большими кружками — в них плескается местный травяной сбор, который по вкусу напоминает чай, но бодрит лучше крепчайшего кофе. За переменой на лице Влада следить любопытно — за мягкой, не свойственной ему улыбкой, которая мелькает, точно последний луч солнца. Он тянется за своей кружкой, касается случайно, украдкой, запястья Яна, но держит руку явно больше нужного, а после прячет довольную улыбку за широкой кружкой, отпивая горячего. Сам Ройс следит за ними внимательно, чувствуя себя невесть каким детективом. А все равно долго глядеть не может: и неудобно как-то глазеть, и чужое счастье слепит глаза — такое спокойное, домашнее и ласковое. — Вы двое вместе, да? — спрашивает он, улучив момент, когда разговоры о положении войск примолкают. Вряд ли такой вопрос кто-то ожидает, но Влад только отмахивается, снова вернувшись к карте, вытащенной из валявшейся под столом сумки, и оставляет Яна самого справляться с вопросами. Наверное, есть в этом хитрый умысел, потому что инквизитор совсем несчастно озирается. Как будто побаивается чего. — А раньше что, нет? — так искренне изумляется Дир. — Я как в Гвардию пришел… Ой. Влад хохочет, мотая головой. — Демоны, — объясняет он Яну. — Говорил уже, они без предрассудков, а в чем-то очень даже наивны, как наш друг Дьярвир. — Заткнись, — ворчит Ян, озираясь смущенно. — Говорил он. Неприлично всем объявлять, сейчас у Гвардии куда больше проблем, чем обычно, которые нужно срочно решать. — Мы ж семья, инквизиторство, надолго твоих тайн все равно не хватило, — вздыхает Влад и тянется к нему, чтобы довольно коснуться губами виска. — Они видят больше нас самих, когда нужно: хоть Дира послушай. Он иногда что-то дельное говорит. Ян аккуратно пинает его под столом, и Ройс понимает с искренним облегчением: все и правда по-прежнему. Вздохнув, он возвращается к остывшей каше, а потом вместе со всеми склоняется над картой, в которой вдохновенно черкает Влад. И кажется, что — ненадолго — все хорошо.