Voluntate Dei

Если бы Кару спросили, за что она любит Влада Войцека, лучшего товарища, брата не по крови, она бы непременно отшутилась как-нибудь, брякнула бы что-то в своем стиле, ядовитое и ехидное — чтобы сам Влад, любящий язвить, ей по-настоящему гордился. Так она думала когда-то, но и не подозревала, что однажды действительно придется отвечать. Кто будет настолько смел, чтобы спросить у нее что-то столь личное? И вот, когда ей задали вопрос, Кара зависла на мгновение, выдала невразумительное ворчание, попыталась увильнуть, а потом впала в долгое, задумчивое молчание. Сидевший напротив Вирен терпеливо ожидал, почесывая затылок и рассматривая Кару; в таком смятении он ее не видел ни разу. — Ребенок, а тебе зачем? — наконец спросила Кара; она решила, что должна перейти в наступление, раз сама не способна наскрести во вмиг опустевшей голове ничего разумного. Этим вечером Вирен сидел у нее, делал домашку, ничем не мешал Каре, которая сама зарылась в бумаги — уже глаза начали ныть, а спину поламывало, поэтому она решила отвлечься, откинуться на стул. И тут Вирен, заскучавший за штурмом математики, огорошил ее вопросом. — А… Что у тебя тут? — спросила Кара, вскочив со стула и двинувшись к Вирену. Он сидел на диване в углу, придвинул к себе стеклянный журнальный столик, на котором художественно раскинулись учебники, тетрадки, россыпь ручек и заготовки для шпаргалок. Вирен же сердито рассматривал исписанные страшноватыми формулами клетчатые листы, лежа на мягкой кожаной спинке. — Не, малой, я в этом ничего не понимаю, — заключила Кара, полистав тетрадь. — В мое время за умение считать чуть ли не сжигали. — Ты ж в Раю росла, — напомнил Вирен. — Да, а там учили сражаться, а не решать сложные задачи. Я ведь сразу в военную гимназию пошла. А то немногое, что успели вбить в мою бедную голову, я за столько веков подрастеряла. Они посидели рядом — Вирен вздохнул, привалился к плечу Кары, уютно прижавшись и засопев. Подумалось, сейчас его сморит окончательно, но Вирен все-таки требовательно подергал ее за рукав и скосил глаза. — Так что? — спросил он. — Зачем тебе приспичило? — У Влада скоро день рождения! — радостно улыбнулся мальчишка. — Мне Ян сказал, у людей праздник такой, они его каждый год… — Увидев, как Кара нетерпеливо помотала головой, Вирен понял, что она и так знает про людские традиции, но ни капельки не расстроился и зачастил еще оживленнее: — Он всегда грустит перед днем рождения, отмечать не любит, а я решил ему альбом подарить! С картинками… — Фотографиями? — предположила Кара, вспомнив, как недавно маги пересобрали человеческий фотоаппарат, чтобы он работал в пронизанном сложной магией Аду, и как она сама пыталась сладить с неудобным полароидом, фотографируя троицу из Влада, Яна и сияющего Вирена… — Да, точно! — согласился Вирен. — День рождения — это здорово! — протянул он. — День, в который тебя все любят. — Мы же его круглый год любим, — растроганно улыбаясь, напомнила Кара. — Вот! — кивнул Вирен. — И вот под нашими фотографиями напишу — за что! Чтобы Влад открывал, и ему было приятно… И чтобы он никогда не забывал. Фотографии — пойманный момент, украденный у вечности. Жаль, что раньше такого не придумали: Кара хотела бы сохранить у себя лица многих потерянных товарищей, навсегда ушедших друзей. Чтобы всегда они были рядом… Вздохнув, Кара кивнула сама себе, радуясь выдумке Вирена и умиляясь его заботе. Вряд ли он, правда, задумывался, как хрупки их жизни, ежедневно рискующих, готовых всегда кинуться в бой, но ей приятно было, что мальчишка так захотел порадовать Влада. — Сам придумал? — заговорщически спросила Кара. — С Белкой, — пробурчал Вирен. — Это коллективная идея. С улыбкой Кара за ним наблюдала, за нескладным демоненком, угловатым, долговязым. Вроде бы ничего необычного, таким она видела его каждый день с тех пор, как Гвардия пригрела спасенного сироту. А теперь замечала, как Вирен тоже вытянулся немного, рожки подросли; может быть, и зря демоны не отмечали дней рождений. А еще она рада была видеть, как он привык к ним, как влился в семью… — Пиши давай, — скомандовала Кара, и Вирен радостно кинулся к столику, схватил тетрадь для черновиков и ручку за какую-то секунду, что она невольно поразилась такой проворности. — Значит, люблю его за то, что Влад честный человек, верный. Люблю, когда он добивается справедливости любой ценой… Что от затей своих безумных не отступает, пока не выполнит — он-то всегда до цели дойдет. И люблю за то, как он бережет своих родных. Стоило ей замолчать, позади послышались шаги. — О чем секретничаете? — с любопытством спросил Влад, аккуратно прикрывая за собой дверь. Кара и не заметила, как он зашел, потому инстинктивно напряглась, приготовилась кинуться — защищать ребенка, но узнала его и разулыбалась. С ликующим вскриком Вирен слетел с дивана, запрыгал вокруг Влада, носился там, смеша его, — редко когда Кара видела Влада таким счастливым и беззаботным, как в тот момент, когда он пытался отловить непоседливого демоненка. — О! Ты Кару за что любишь? — назойливо спросил Вирен, будто желая что-то проверить. — За то, что сидит с тобой, чучелом, пока мы на работе, — фыркнул Влад, но наткнувшись на что-то серьезное и взрослое в его глазищах, смутился, пожал плечами, и Кара чуточку мстительно предвещала, что Влад тоже замрет, но он неожиданно бодро и открыто заявил: — За то, что она всегда рядом, готова откликнуться и поддержать каждую мою затею. И что ради меня и любого из нас — тебя тоже, мелочь! — она пойдет на все, нарушит любые приказы. А зачем тебе? — Нет, просто так, — беззаботно улыбнулся Вирен и тут же умело отвлек Влада: — У Кары так классно! Она мне дала ножи покидать… — А Ян не дает, — растерялся Влад; он — как и любой в Гвардии — совсем не умел быть хорошим родителем, но из кожи вон лез и старался все делать правильно. Проворчал шутливо: — Смотри, научишь плохому. Влад Войцек в роли родителя — самое беспомощное и поразительное, что Кара видела в своей гребаной жизни, и за что еще его было любить, как не за это?.. Он подошел, быстро обнял Кару, похлопал по спине; пах кожей куртки и питерским дождем. Она улыбнулась, пряча лицо у него на плече, подмигнула Вирену, что стоял за Владом, изловчилась ему большой палец показать, и ребенок радостно просиял, сдерживая хихиканье.