Voluntate Dei

Впереди что-то еще грохотало. Горело. Отсюда Влад чуял запах паленого мяса — легиона, устилавшего поле перед Дитом десятью тысячами павших солдат. Все было отмерено с ужасающей честностью, однако мера была положена не тому, кто стоял перед ним. Что стояло. Может, это была последняя воля Яна, утонувшего в чернильном мраке. Спасти их души, отбить накативший на беззащитный город легион. Он всегда был честным, и он любил их больше себя. Но в существе, стоявшем перед Владом, не было ничего от Яна, и это пугало сильнее всего — это не позволяло просто скорбеть, забившись в угол, скуля от ужаса. Он не думал, что мертвые сердца могут так болеть. Всадник носил лицо Яна, точно маску, и это было его незавершенное дело. — Это абсурд, вранье: череп, скелет, коса, — с трудом выдавил Влад. Говорить было сложно, глотку драло. — Смерть придет, у нее будут твои глаза. Глаза. Хрустальные, чистые. Точно петербургское небо в солнечный день, когда хочется, смеясь, носиться по мостам… Такие пустые и безучастные. Лицо Смерти осталось бесстрастно. Это не Ян, твердил он себе, это не Ян, он всегда тонко-таинственно улыбался, когда Влад что-то захлебчато декламировал, чуть наклонял голову, как будто желая лучше слышать. Оно стояло напротив, неподвижно и не живо. Сошедшая с постамента статуя. Сквозь апатию потери пробивалась яркими всполохами ярость. — Тебя ведь что-то связывало с ним, — промолвил Всадник, безмятежно взиравший на дымные клубы на горизонте. Словно размышлял, какая назавтра будет погода. — Но оставь это — человек уже стал одним из Меня. Ты ничего не изменишь. — Я знаю, — негромко согласился Влад. За что же он был маг — чтобы видеть, что там, на изнанке, зияет огромная черная дыра, в которую рухнул его Ян? Человек бы надеялся, тешил свою глупую мечту, что сможет разбудить, вытащить, вытянуть через неокрепшую броню едва вернувшегося Всадника… Он — знал. Знание падало тяжело, как огромный валун, застилающий небо. Ни спрятаться, ни уклониться. Владу казалось, мир подходил к концу. Еще как будто слышалась бойня — плакала изнанка, напоенная болью. Следы заклинаний жестоко распахивали землю, будто отпечатки лап громадного чудовища. Небо набрякло, потемнело. Всего лишь гроза, — подумалось Владу, но он тут же помотал головой. Ад приветствовал возвращение Всадника, простирал перед ним кроваво-красную дорожку. Они все чувствовали, как где-то незаметно сдвинулся, поскрипывая, их бедный мир — почувствовав эту опору. Где-то за спиной безумно выла Кара, вцеплялась ему в плечи, царапаясь, пыталась не пустить под стены, к Нему. Когда дело доходило до расставания с близкими, они все становились страшными эгоистами, хотели приковать их самыми крепкими цепями. Когда-то Влад держал ее в Раю — Кара едва не упала на меч, видя раненую Ишим… Он усмехнулся. Всадник ничего не понял. Ян сразу бы уловил мысль. Но Влад не мог его отдать. Позволить Всаднику и дальше носить это лицо, эти глаза, затрепать в бесполезных битвах, иссечь магией и сталью. Не мог отпустить убивать этими тонкими хрупкими руками. Он не сберег Яна — так обязан был его похоронить. — Ты, знаешь, очень прав. Нас многое связывало, — просипел Влад. Может быть, рука дрожала, но он нашарил револьвер в кобуре на поясе. Влад носил его с самого начала революции — не хотел быть беспомощен, безоружен. Ваше слово, товарищ Маузер… Всадник не пошевелился. Даже не усмехнулся: его не убить даже заговоренной пулей, так к чему этот пустой фарс? Нити контракта еще целы были. Чудом держались, осиротевшие, но не отмерли вместе с Яном. Может быть, крупица его души еще сияла, и Влад тихо поблагодарил его за это упрямство и взмолился на него. Нити натянулись, приковывая. Серебристые, острые, как леска. Способные резать мясо на лоскуты. Всадник вздрогнул, почувствовав. Было уже поздно. Дуло револьвера ткнулось Владу в висок. Грохнул выстрел. Они падали одинаково — точно перед Владом поставили зеркало.